Все стихло в тот самый момент, когда Мирон уже почти решился снова ринуться в бой. В наступившей тишине не было слышно ничего. Ни визга, ни смеха, ни шепота лощины, ни рыка Цербера, ни собственного Миронова дыхания. Мир погрузился в глухую, космическую какую-то тишину, в которой Мирон барахтался, как барахтается в невесомости вышедший в открытый космос астронавт. Вот такие одновременно удивительные и дикие были у него ощущения.
А потом из тумана вынырнул Цербер. Он встал перед Мироном, широко расставив лапы, словно предчувствуя, что Мирону захочется посмотреть, заглянуть за полог. Ему и хотелось! Интересно же выяснить, с кем он воевал почти вслепую.
– Мне нужно увидеть. – Мирон сделал шаг к Церберу, в твердой решимости обойти призрачного пса.
Не получилось обойти. Цербер двигался куда стремительнее и куда решительнее, не позволяя Мирону продвинуться ни на сантиметр. Цербер не брезговал даже применением запрещенных приемов, и каждое его прикосновение отдавалось жгучей болью уже не только в шраме, но и во всем теле.
– Так, стоять! – Взмахом руки Мирон остановил замах огромной призрачной лапы. – Я сдаюсь.
Цербер замер, но в мельтешении красного в его пустых глазницах чудилось настороженное недоверие.
– Ты не хочешь, чтобы я видел? – спросил Мирон, стирая с задней поверхности шеи горячее и липкое, на поверку оказавшееся его собственной кровью.
Цербер мигнул один раз.
– Боишься за мою психику?
Цербер мигнул трижды и клацнул челюстями.
– Приплыли… – Интересно, насколько глубокая рана? Насколько глубокая и насколько опасная? – Ты ж, вроде, знаешь о вампирах? – спросил Мирон.
Цербер мигнул утвердительно.
– Это меня вампир того?.. – Мирон посмотрел на свою раскрытую окровавленную ладонь.
Цербер снова мигнул.
– И я теперь тоже того?..
Цербер мигнул трижды, и от сердца отлегло. Почти.
– Ты уверен?
Утвердительная и, кажется, издевательская вспышка в ответ.
– Не перекинусь, не буду носиться по городу, как полоумный зомби? Не явлюсь к Ба в полнолуние? – Все-таки для надежности было бы нелишним получить что-то большее, чем обещание призрачного пса. Но пока придется довольствоваться тем, что есть.
Цербер мигнул дважды, снова клацнул челюстями, красноречиво намекая на то, что им нужно уносить ноги. Ничего! Мирон вернется сюда позже, при свете дня. Если потребуется, прочешет всю дикую половину парка, а пока нужно постараться запомнить хоть какие-нибудь ориентиры.
Ориентир выплыл из тумана на сто тридцатом по счету шаге. Водонапорная башня казалась то ли стволом гигантского дерева, то ли ногой гигантского животного. Это ж как разбушевалась у него фантазия! Мирон сделал мысленную зарубку, теперь он точно знал направление предстоящих поисков и примерно знал расстояние. Уже хоть что-то.
Цербер покинул его на подступах к дому, ушел по-английски, даже не мигнул на прощание, а Мирон, воровато оглядываясь по сторонам, прошмыгнул сначала в дверь запасного входа, потом в коридор, а потом и в ординаторскую. Ординаторская ожидаемо была пуста, не было в Гремучем ручье дураков, готовых приезжать на работу за несколько часов до ее начала.
Первым делом Мирон направился в санузел, где в ярком электрическом свете изучил свое отражение. Отражение выглядело взъерошенным, малость напуганным и слегка окровавленным. Мирон стащил с себя футболку, куском бумажного полотенца стер кровь с шеи. Рассмотреть рану не получалось, но получилось ощупать. Рана оказалась длинной и довольно глубокой царапиной. Еще одна царапина ощущалась на голове, под волосами. Ничего страшного, если не думать о той твари, которая оставила на нем эти метки. Если не думать о возможном инфицировании. Тут фантазия Мирона сплелась в экстазе с его клиническими знаниями и принялась выдавать на-гора одну версию страшнее другой, начиная бешенством и заканчивая вампиризмом. Чтобы прийти в себя, Мирон сунул голову под струю ледяной воды. Холод помог, привел Мирона в тонус. Так что, вытирая волосы полотенцем, он чувствовал себя уже почти нормально. И щекотка в солнечном сплетении исчезла окончательно, оставив после себя ноющую, голодную боль.
Испачканную кровью футболку Мирон застирал, как умел. До конца дня она обязательно высохнет. А до этого у него есть униформа. Он вернулся в ординаторскую, переоделся в рабочую одежду, повесил футболку на вешалку и сунул в дальний угол шкафа. Теперь, когда следы заметены, а нервы почти спокойны, можно сделать вид, что это самое обыкновенное утро, и испить чашечку кофе.
Кофе в ординаторской был хороший, кофемашина отличная. К кофе полагались шоколадки, печеньки и завакуумированные бутерброды. Мирон взял сразу и первое, и второе, и третье. Сделал себе двойной эспрессо и плюхнулся в кресло дожидаться начала первого трудового дня.
Если не считать утреннего происшествия, день выдался вполне спокойным, наполненным знакомством с персоналом и всякой бумажной волокитой. Никаких операций на этот день запланировано не было, поэтому как-то так вышло, что уже после обеда Мирон был предоставлен сам себе.
Решение пришло сразу, его даже не нужно было вынашивать и взращивать. Мирон должен был окончательно убедиться, что те девочки в водонапорной башне – это всего лишь плод его воображения или, на худой конец, призраки. Ну, и обследовать место, где на него так вероломно напали, было бы нелишним. Перед тем, как отправиться на разведку, Мирон заглянул во флигель. С одной стороны, ему хотелось убедиться, что за Лерой хорошо ухаживают. С другой – что Цербер несет свою вахту у ее кровати, не станет путаться под ногами.
За Лерой ухаживали хорошо. В почти домашнем интерьере выглядела она скорее спящей, чем больной. Утром ее навестил инструктор лечебной физкультуры, а ближе к вечеру должен был зайти физиотерапевт. Ну и Семеновна бдела, делала все от нее возможное, чтобы обеспечить своей подопечной максимальный комфорт. Цербер тоже был на месте: лежал возле окна, положив черепастую голову на передние лапы. Что же такое здесь произошло минувшей ночью? Уж не то ли, что и с ним в парке? Что, если во флигель попытался забраться упырь? Позарился на легкую добычу, так сказать.
Сама вероятность того, что по территории усадьбы могут шастать упыри, не позволяла Мирону расслабиться. Наоборот, она заставляла задуматься о том, правильно ли он поступил, определив Леру в Гремучий ручей. Да, ее охраняет Цербер, но Цербер всего лишь призрак. Какой максимальный ущерб он может нанести живому человеку? Легкий дискомфорт и сиюминутную боль? Или с упырями история совсем другая? Ведь как-то же удалось Церберу отогнать от Мирона ту тварь. И судя по всему, твари встреча с Цербером очень не понравилась.
Ладно, разбираться с возможностями призрачного пса он будет позже, а пока нужно разобраться с тем, что можно увидеть собственными глазами и пощупать собственными руками. Нужно обследовать дикий участок парка при свете дня. Ведь при свете дня упыри должны прятаться по своим норам?
Мирон неспешной походкой шел по парковой дорожке. Привлекать к себе ненужное внимание не хотелось, а несущийся, сломя голову, врач непременно бы его привлек. Поэтому приходилось изображать праздность. Хотя бы на культурной половине парка.
А на культурной половине парка жизнь била ключом. По дорожкам парами и в одиночку прогуливались гости. Лица некоторых из них закрывали золотые маски. Под такими вот личинами скрывали свои истинные лица знаменитости, приехавшие в Гремучий ручей за молодостью, красотой и стройностью. Именно по этой причине в усадьбе не было видеокамер. Администрация свято блюла право своих гостей на приватность. Даже в больничных картах не было ни фамилий, ни имен. Каждому пациенту присваивался индивидуальный номер, а дальше он уже сам решал, открывать свою истинную личность остальным гостям или оставаться инкогнито.
К примеру, Астра не скрывала ни лица, ни рода занятий, по территории усадьбы прогуливалась с гордо поднятой головой, от остальных пряталась только тогда, когда собиралась перекурить. Вот и сейчас она, похоже, собралась нарушить режим. Причем, дважды.
Мирон заметил ее стоящей у ствола старой липы. В одной руке у Астры была сигарета, а во второй запрещенный в Гремучем ручье телефон. Запрет на интернет и любые средства связи был одним из условий не столько физического, сколько ментального детокса. По всему выходило, что Астра нарушила оба детокса разом.
Чтобы не помешать разговору и не нарушить ее приватность, Мирон сначала замедлил шаг, а потом и вовсе остановился, раздумывая, как бы половчее обойти Астру, не привлекая ее внимания. В конце концов, у него тоже было право на приватность.
Он бы что-нибудь придумал, нашел обходной путь, если бы вдруг не напоролся на острые и колкие нотки в медовом голосе Астры.
– Да, я уверена. – Мирон не мог видеть ее лица, но видел напряженную спину и облачко сигаретного дыма, сплетающегося над ее белокурой головой в призрачную диадему. – Он проявляет активность. Весьма опасную активность.
Подслушивать было нехорошо, но то, как она говорила, и то, что она говорила, заставляли Мирона затаить дыхание и слушать. Астра тоже слушала своего собеседника. Наверное, он сказал что-то, что ей не понравилось, потому что она рассмеялась чуть раздраженным смехом, глубоко затянулась сигаретой и вместе с облачком дыма выдохнула слова:
– Нет, у меня нет других версий, я почти уверена. Да, я вполне могу решить эту проблему самостоятельно. Надеюсь, ты не сомневаешься в моих способностях?
Наверное, то, что на сей раз ответил ее собеседник, Астре понравилось, потому что смех ее сделался звонким и немного легкомысленным.
– Не бери в голову, проблема пустяковая. Ага, потеряла сноровку, но все в наших руках, мон шер! – И почти сразу за этим уютным «мон шер» последовало жесткое: – Я думаю, его нужно убрать.
Внутри у Мирона все заледенело и покрылось колючей коркой, а в солнечное сплетение уже во второй раз за сегодняшний день впились острые невидимые коготки.