– Помогу, – отозвалась она.
– Что попросишь взамен?
– Что попрошу, то и дашь. Сочтемся, старик.
– Хорошо. – Он кивнул и снова открыл глаза. – Что попросишь, то и дам.
– Там есть вода? – спросила албасты. Из рукава платья она достала костяной гребень и принялась расчесывать им свои волосы.
– Где?
– Там, где твои дети.
– Там есть река. Наверняка, есть колодец прямо в усадьбе.
– Еще. – Албасты выглядела задумчивой. – Где еще там есть вода? Где-то совсем рядом. Думай, старик!
Он подумал.
– Там есть вода. Я расскажу тебе все! – сказал решительно.
Она улыбнулась в ответ. Самой обычной человеческой улыбкой улыбнулась. Почти человеческой…
Август подумал было, что сумел бы довести ее вот такую до Горисветово на телеге, но тут же отбросил эту мысль. Даже если возничий не почувствует подвоха, то лошадь непременно почует. Звери всегда острее людей чуют нежить. Это во-первых. Было еще и во-вторых. В случае с албасты действовать нужно по плану, который придумал не он и даже не она сама. У Тайбека однажды получилось, значит, получится и у него. Надо лишь отыскать зеркало.
Сказать по правде, искать ничего не придется, все серебряные зеркала, которые они с Тайбеком использовали той ночью, когда маяк на острове зажегся в первый и последний раз, Август потом собрал и спрятал в надежном месте. Это были не совсем зеркала, а гигантская чешуя озерного змея. Той твари, чье огромное сердце до сих пор бьется в пещере под Стражевым Камнем. Той твари, которую албасты ненавидела так же сильно, как и сам Август. Змея больше нет, но чешуя по-прежнему оставалась столь же прекрасной, сколь и смертоносной. Не в ней ли причина того, что он, Август Берг, до сих пор не может обрести покой ни в этом мире, ни в том? Той ночью, когда маяк зажегся в первый и последний раз, Август совершил непоправимое – заглянул в одно из зеркал…
Но теперь уже что? Снявши голову, по волосам не плачут. Теперь он один из немногих живущих на земле, кто может справиться с этакой темной силищей, кто может помочь албасты оказаться в любом месте, где есть вода.
Серебряное многогранное зеркало Август бережно завернул в холстину, сунул в саквояж, туда же положил серебряный нож с костяной рукоятью.
– Ну, я пошел? – сказал, глядя в сгустившуюся в маяке темноту.
– Иди, старик, – отозвалась темнота голосом албасты.
Мужичок не обманул. Хоть он и был уже снова изрядно пьян, но дожидался Августа в означенном месте.
– Быстро вы, ваше благородие! – сказал он заплетающимся языком. – Вертаемся?
– Вертаемся! – Август с кряхтением забрался в телегу, с максимальным удобством разместился на куче сена.
Захотелось вдруг спросить, а не осталось ли у его возницы еще хоть немного самогону, но Август себя пересилил. Этой ночью ему была нужна ясная голова. Напиться можно и потом, когда дело будет сделано.
То ли от нетерпения, то ли от того, что Август бодрствовал, обратная дорога показалась ему невыносимо долгой. Она и была невыносимой долгой. Август начал это понимать, когда над их головами сначала сгустились сизые сумерки, а потом и темнота. Время оказалось ненадежным союзником, оно подвело Августа еще до того, как он вступил в битву. Уже на середине пути, Август начал понимать, что опаздывает. Нет, он с убийственной ясностью понял, что уже опоздал…
В довершение всех бед возница, окончательно протрезвевший к концу пути, наотрез отказался везти его к Горисветово, высадил на окраине села, махнул рукой в сторону исчезающего в темноте подлеска, за которым, как помнил Август, скрывался спуск в овраг. Дальше он шел своими ногами. Не шел, а бежал, чертыхаясь, налетая в темноте то на корни, то на ветки. Он бежал, не чувствуя ничего, кроме решимости и отчаяния, не обращая внимания на боль в разбитых коленях и глубокие царапины на лице. Время перестало быть ему другом, но у него оставался еще один самый последний союзник.
Август упал на колени на берегу небольшого затона. Штанины тут же пропитались холодной водой, которая немного уняла боль в суставах. Задыхаясь, дрожащими руками он вытащил из холстины серебряное зеркало, зашвырнул его как можно дальше в затон. В голове зазвучал хриплый голос Тайбека: «К воде ходил, воду кровью поил». Значит, и он напоит. Чтобы уж наверняка, чтобы никаких сомнений! По раскрытой ладони он полоснул серебряным ножом безо всякой жалости, даже боли не почувствовал, стоял истуканом, наблюдая, как капли почти черной крови стекают по пальцам, падают в холодную воду затона. Он все сделал правильно, как разумел, так и сделал. Оставалось только ждать. Это было самым тяжелым.
Очень долго ничего не происходило, так долго, что Август потерял надежду. А потом темная вода затона замерцала ровным серебряным светом, который шел откуда-то из самых недр. Свет делался все ярче и ярче, заставляя воду вскипать и идти пузырями. Словно бы со дна затона поднималось неведомое чудовище.
Оно и поднималось. Сначала на поверхности появились серебряные змеи. Они извивались, вертели треугольными мордами, тянулись к берегу. А потом из воды вышла албасты. На глазах у Августа уродливая старуха превратилась в юную красавицу. В иное время он бы, наверное, залюбовался тем, как мокрое платье облегает все изгибы прекрасного девичьего тела, но время закончилось. У него остался лишь один союзник.
– Долго ты, – сказал он, с нетерпением наблюдая, как албасты выжимает из мокрых кос воду.
– Как могла, старик! – Кажется, она наслаждалась. Как наслаждаются путешествием самые обыкновенные юные девицы. – Пока нашла путь, пока увидела свет. У тебя дурная кровь… – Острым языком албасты облизала пунцовые губы. – Дурная и горькая, как осина.
– Переживешь, – сказал он устало.
– Не переживу. Я мертва. – Она усмехнулась, потрясла головой. Капли воды с ее мокрых волос полетели во все стороны. Несколько упали Августу на лицо, и в тех местах он почувствовал боль, словно это были капли расплавленного железа. – Дальше я сама, старик. Ты мне больше не нужен.
На мгновение Август испугался, что албасты, сорвавшись с невидимой цепи, которая приковывала ее к Стражевому камню, бросит его одного на дне этого сырого оврага.
– Не брошу, старик! – сказала она, оборачиваясь через плечо. Снова прочла мысли?
Он вздохнул с облегчением, но облегчение это длилось недолго…
– …Вы опоздали, – послышалось за его спиной. – Уже слишком поздно!
Август развернулся всем своим толстым, неуклюжим телом, подслеповато моргая, уставился на Лизоньку. Тут, вдали от Свечной башни, тельце ее было почти прозрачным, едва различимым.
– Лиза… – выдохнул он, хватаясь за ноющее сердце.
– Вы опоздали, мастер Берг, – с упреком в голосе повторила она, наблюдая, как к подолу ее ночной сорочки тянется серебряная змея. – Одного из них уже не спасти.
Лизонька перевела взгляд со змеи на албасты, которая снова перекинулась в уродливую старуху.
– Не пугай ее, – прохрипел Август, обращаясь к албасты. – Не надо.
– Она не боится, старик, – отозвалась та.
– Я не боюсь. – Лизонька кивнула, а потом запрокинула голову к черному ночному небу.
Август тоже запрокинул да так и замер, не в силах пошевелиться от увиденного…
В небо рвался белый сноп света. Этот свет не мог произвести ни один осветительный прибор. Не в человеческих силах создать такое чудо. А воздух на дне оврага словно бы сгустился, завибрировал, как мириады туго натянутых струн, запахло воском, полынью и ладаном. Сияющий столб качнулся из стороны в сторону, словно пламя гигантской свечи от дуновения ветра. Лицо Августа обдало холодом.
– Что это? – прошептал он.
– Это Светоч, – отозвалась Лизонька.
– Какой Светоч? – В горле пересохло так сильно, что даже дышать стало больно. Август нагнулся, зачерпнул воды прямо из затона, сделал большой глоток, остатки плеснул себе в лицо.
– Светоч тьмы, старик. – Албасты тоже смотрела в небо. Ее ноздри жадно раздувались, словно у хищника, почуявшего кровь раненой добычи. – Мы и в самом деле опоздали.
– Вы его не спасли. – Лизонька коснулась рукой змеиной головы. От этого касания тело ее сделалось чуть более плотным, как будто змея поделилась с ней какой-то особенной формой материи, не-жизнью поделилась.
Август в отчаянии замотал головой. Он проделал такой длинный путь! Он взял себе в союзники бесчувственную нежить! И он опоздал… Потерял еще одного ребенка… Скольких детей он уже потерял?..
Он бежал по топкому берегу реки, прихрамывая, падая и вставая. Он бежал, не оглядываясь и не думая ни о чем, кроме своих потерь. Он опоздал, но в его силах сделать хоть что-нибудь! Хотя бы умереть достойно!
По склону оврага Август взбирался на четвереньках, цепляясь руками за торчащие из земли корни, рыча от ярости и бессилия. Взгляд его был прикован к столбу света. В свете этом ему чудилось метание теней. В ушах помимо гудения невидимых струн теперь стоял душераздирающий крик. Детский крик…
Он ворвался в распахнутые настежь ворота, не таясь, побежал по парковой дорожке прямо к Свечной башне, своему приемному нелюбимому ребенку. Вдоль дорожки едва различимыми стражами стояли тени. Не призраки, не такие, как Лизонька – другие. Он сразу понял, кто они.
Светочи… Светочи тьмы, тьму из себя исторгающие, тьмой питающиеся. Неприкаянные души тех, кого забрала Агния. Где-то среди них был и Леонид. Вот только не понять, которая тень – он, потому что Агния питалась и душами тоже, высасывала их до донышка, уничтожала сами проблески света, превращая их в сгустки чистейшей, концентрированной тьмы.
Они ему не мешали, не заступали дорогу, не пытались остановить. Темные силуэты, больше похожие на черное пламя свечи, чем на человеческие фигуры, были ему немым укором и наказанием. А крик в ушах делался все сильнее и сильнее.