Он и нашел убийцу. Вот только не Лёхиного…
Следователь Самохин позвонил Фросту вечером. Этот поздний звонок отвлек его от очень важного дела, заняться которым нужно было еще несколько дней назад. Сегодня Фрост снова не уехал на ночь в Чернокаменск. Впрочем, и в отведенной ему комнате он тоже не остался. У него были дела и планы, он открыл свою собственную охоту.
От дел и охоты его отвлекала лишь Мирослава. Фрост видел, как она вышла на подъездную дорожку. Он специально занял позицию, с которой была видна дверь. Дверь и окна Мирославиной квартиры. Это на тот случай, если бы ей вздумалось выбраться через окно. Но она вышла через дверь, постояла пару мгновений на крылечке, а потом сбежала вниз на дорожку, ведущую к оранжерее и бассейну. Фрост проследил за ней взглядом, сунул в карман ветровки смартфон и, крадучись, кружным путем направился следом. Лучи закатного солнца золотили космы первого сентябрьского тумана, но было еще светло. Достаточно светло, чтобы Фросту приходилось соблюдать осторожность.
Мирослава вошла в оранжерею, но пробыла там совсем недолго. Из дверей оранжереи она вышла уже вместе с Лисапетой. Пару минут они о чем-то тихо разговаривали, а потом ступили на освещенную рыжими фонарями парковую аллею. Какое-то время Фрост отчетливо видел их силуэты, а потом все укрыл туман. Фрост постоял несколько минут в раздумьях, решая, как действовать дальше. Аллея шла широкой дугой, одно из оснований которой упиралось в площадку перед входом в главное здание. Если дамы решили совершить променад, то они неизбежно выйдут либо обратно к оранжерее, либо к центральному входу. Вряд ли они захотят прогуляться по вечерней росе по неосвещенным уголкам парка. Значит, дожидаться их нужно в том самом месте, которое он изначально выбрал как наблюдательный пост. Это была небольшая, густо увитая плющом беседка. Здесь можно было включить экран смартфона без опасений быть замеченным. Отсюда хорошо просматривался и центральный вход, и дверь, ведущая к Мирославиной квартире.
Никто не заставлял Фроста следить за Мирославой. Более того, у него появилась идея, осуществлению которой как раз изрядно мешала эта слежка. Приходилось распылять внимание, делать два важных дела сразу. Но так ему было спокойнее. Оба Горисветовых уехали из усадьбы еще два часа назад, и это внушало Фросту надежду на то, что эта конкретная ночь пройдет более или менее спокойно. Детей в школе больше не осталось, а семейка упырей свалила к чертовой матери. Сейчас главное, чтобы Мирослава не наделала глупостей. Собственно, потому Фрост и занял свой наблюдательный пост.
На самом деле ему хотелось другого! На самом деле ему не хотелось прятаться в парке, словно он был чертовым ниндзя. На самом деле ему хотелось провести эту ночь рядом с Мирославой. Если не вместе, то хотя бы рядом. Но, наверное, у них ничего не получится. Разбитую чашку не склеить. А их чашка вдребезги разбилась тринадцать лет назад. Она была красивая, они вместе расписывали ее яркими цветами и птицами, а потом она раскололась на мелкие кусочки. Они тоже в каком-то смысле раскололись на мелкие кусочки. Разница между ними была лишь в том, что он все помнит, а Мирослава мучительно пытается вспомнить. И ему не хочется, чтобы она вспомнила, потому что в этом случае острых осколков станет еще больше. Фрост в этом почти не сомневался. В этот конкретный момент, сидя в засаде в увитой плющом беседке, он руководствовался одним единственным правилом: делай, что должно, – и будь, что будет!
Телефон, поставленный на беззвучный режим, завибрировал в тот самый момент, когда Фрост, кажется, нащупал то, что искал весь вечер. Он чертыхнулся, но раздражение тут же уступило место тревоге, потому что звонил ему старший следователь Самохин. А следователей, хоть старших, хоть младших, сходу можно было записывать в вестники дурных вестей.
– Ты где? – спросил Самохин, опуская ненужные условности в виде приветствий. Голос его звучал сипло и, кажется, взволнованно.
– Я в Горисветово. – Про засаду и самодеятельность Фрост решил не распространяться.
– Хорошо! Мирослава с тобой?
Это был как минимум странный вопрос. Как минимум странный, как максимум тревожный.
– Нет.
В трубке витиевато выругались.
– Что случилось? – спросил Фрост, чувствуя, как сердце срывается в галоп.
– Не могу ей дозвониться. Абонент вне зоны действия! Вот что случилось! – В трубке снова ругнулись. – Я же велел вам быть на связи!
Прежде чем ответить, Фрост глянул на наручные часы.
– Я видел ее меньше часа назад, с ней все было в порядке.
– Где? С кем ты ее видел? – В голосе Самохина почудилась тень облегчения.
– В парке с Лисапетой. Лизаветой Петровной.
– Хорошо! – Облегчения стало чуть больше, а тревоги чуть меньше. Это и в самом деле было хорошо. – Найди ее, парень! Найди и никуда от себя не отпускай! Я уже еду к вам.
– Что случилось? – спросил Фрост. – Вы что-то узнали? – Подумалось, что старший следователь Самохин сделал то, что все это время пытался сделать он сам. – Вы выяснили, кто убил Леху?
Какое-то время в трубке царило напряженное молчание, а потом Самохин сказал:
– Я выяснил, кто пытался убить Мирославу! Артем, слушай сюда и делай в точности то, что я тебе скажу…
Фрост слушал Самохина уже на бегу. И с каждым сказанным словом ему все сильнее хотелось заорать в трубку: «Этого не может быть!» Но Самохин стоял на своем, а сам он должен был убедиться, что Мирослава в безопасности.
Фрост ошибся и в своих надеждах, и в своих предположениях. Он надеялся, что этой ночью все они получили короткую передышку, а этой ночью Свечной человек мог снова выйти на охоту. И Мирослава подпустит его к себе без малейших опасений. Вот единственное, в чем Фрост не сомневался. Он допустил чудовищный просчет, но, вероятно, все еще можно исправить, если прямо сейчас найти Мирославу!
На аллее никого не было. В свете фонарей она отлично просматривалась на всю длину. Оранжерея оказалась закрыта на замок, свет в ней не горел. Наверное, Лисапета вернулась к себе. Вот только каким путем вернулась, если он держал в поле зрения оба входа в главное здание и был уверен, что ни Мирослава, ни Лисапета не могли пройти незамеченными. Это в том случае, если они решили вернуться домой. А если, вопреки здравому смыслу, захотели прогуляться по ночному парку?
Как бы то ни было, а квартиру Мирославы Фрост все равно проверил. Она была заперта и, насколько он мог видеть сквозь окно, пуста. Но он решил идти до конца, обмотав руку косухой, он разбил стекло и влез внутрь. На беглый осмотр ушло всего пару секунд. Никого! Значит, искать Мирославу нужно в другом месте. Сейчас, как и тринадцать лет назад, все дороги в Горисветово вели к Свечной башне. Фрост очень надеялся, что не ошибся на сей раз.
Оказалось, ошибся старший следователь Самохин, а он с самого начала был прав!
Дверь, ведущая в Свечную башню, была приоткрыта, кто-то оторвал запечатывавшую вход полицейскую ленту. Фрост бесшумно проскользнул в образовавшуюся щель и замер, прижавшись спиной к холодной каменной кладке, давая глазам окончательно свыкнуться с темнотой.
Оказалось, ему не нужно зрение, сейчас ему было достаточно слуха и обоняния. В башне едко пахло бензином, а сверху доносились голоса. Два голоса и один почти вой. С голосами он разобрался сразу: это были Славик и Мирослава. Но мозг отказывался анализировать вой, Фрост даже не мог решить, человеческий он или звериный. К этим трем голосам примешивался не то гул, не то свист. Пока Фрост носился по усадьбе в поисках Мирославы, погода стремительно менялась. Поднявшийся ветер безжалостно рвал в клочья туман. Он же аккомпанировал тому существу, что выло на смотровой площадке.
Фрост сделал осторожный шаг к лестнице. Можно было не опасаться, что его услышат в этой какофонии звуков, но он все равно не хотел рисковать. Он ступал со ступеньки на ступеньку, борясь с острым желанием обернуться. За его спиной кто-то был, кто-то так же осторожно поднимался по лестнице. А в его голове набирал силу пока еще тихий голос, почти шепот…
– Раз, два, три… – На четвертой ступеньке Фрост споткнулся, пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть.
– Четыре, пять… – На пятой закружилась голова, но стена все еще казалась надежной опорой.
– Я иду искать. – Захотелось обернуться. Просто, чтобы убедиться, что позади никого нет.
– Кто не спрятался, тот мертв… – Все-таки он обернулся, самым краешком глаза заметил то ли тень, то ли движение.
– Вы все мертвы, мои детишечки… – И тихий смех из ниоткуда.
– К черту! – Не сказал, а подумал Фрост. – Пошла к черту, тварь!
Дальше он поднимался, уже не оборачиваясь и не прислушиваясь к шепоту за спиной. Или в своей голове. Теперь он прислушивался лишь к тем звукам, что доносились сверху. С каждой преодолённой ступенькой голоса становились все отчетливее, а картина все яснее. Яснее и ужаснее. Ужас забивался в ноздри ядреным бензиновым духом, рвался в уши истеричным визгом обреченного на смерть живого существа.
Кто не спрятался, тот мертв. Этой ночью они все плохо спрятались. Очень плохо…
Фрост замер у люка, ведущего на смотровую площадку, несколько мгновений постоял недвижимый, дожидаясь, когда восстановится сбившееся дыхание, а потом осторожно выглянул из люка.
Выход на смотровую площадку находился не в центе, а в стороне, он был частично скрыт массивной металлической опорой, поэтому у Фроста была возможность увидеть все в деталях, оставаясь при этом незамеченным.
Первым делом он отыскал взглядом Мирославу. Она сидела у противоположного края площадки, прикованная наручниками к одному из прутьев ограждения. На лице ее застыло недоумение пополам с ужасом. Наверное, такое выражение появляется на лице всякого нормального человека, столкнувшегося с чудовищной, не укладывающейся в голове несправедливостью. Но хуже, чем Мирославе, сейчас было другому существу, тому, кто выл и метался в запертой клетке. Фросту понадобилось несколько мгновений, чтобы признать в нем Валика Седого. Его одежда была влажной, мокрые волосы липли к лицу, лезли в глаза. От клетки шел запах бензина, а рядом с ней валялась пустая пластиковая канистра.