– Садись, Ларс! Смотри какой красивый бой, – кивнул он на разведчика и князя.
Я сел на указанное место. Противники застыли. Они двигались так стремительно, что мой интерес мигом пробудился. Поединщики стояли десятки секунд, потом за мгновение они обменивались стремительными, еле заметными глазу, ударами. Приходилось напрягать зрение. Я даже старался не моргать, чтобы не пропустить начало удара. Перерывы между ударами стали сокращаться. Спустя пару минут бой превратился в сплошное мельтешение. Оба бойца за считанные миллисекунды принимали решение по рисунку боя. Каждый замах плавно перекатывал в следующий. Каждый парированный удар скользил и превращался в замах следующего удара. Это было потрясающе красиво. Наблюдая за ними, я понял, насколько я слаб по сравнению с настоящими бойцами.
– Вижу по глазам, ты теперь знаешь к чему нужно стремиться, – обронил Радомысл, приложившись к горлышку кувшина.
– Это невероятно, – прошептал я растерянно.
– Ты не расстраивайся, – ухмыльнулся дядя, – таких, как они – единицы. У нас, у словенов, остался только Сокол. Был еще Сигурд, твой брат, – Радомысл горько вздохнул, – а отец твой стар уже. У вятичей Ходот единственный такой мастер.
Бой прекратился. Сокол стоял с поднятыми руками, признавая поражение. Князь, дыша как паровоз, обнял учителя, благодаря за бой. Ходот направился в баню, смывать пот. Сокол сполоснулся в стоящей рядом бочке. Учитель шел к нам уставший, но довольный.
– Поддался? – тихо спросил дядя Сокола.
– Только в самом конце, когда он стал уставать, – ответил улыбающийся учитель.
О как! Даже здесь работает высокая политика. Вот только зачем подыгрывать главе вятичей в такой мелочи, как тренировочный поединок – не ясно. Дядя заметил мое озабоченное выражение и решил провести урок дипломатического искусства. Словенам нужно максимально расположить к себе Ходота, так как подтвердилась причина отсутствия вятичей на совете в Хольмграде. Гунульф предложил огромную сумму за простой нейтралитет вятичей в войне с ним. Это сообщил сам Ходот. Более того, эта сумма может исчезнуть с казны вятичей. Князь уже целый месяц находится под угрозой набега Хазарского каганата. Послы кагана потребовали сопоставимую сумму, которую предлагал Гунульф за нейтралитет. Ходот находится в безвыигрышном положении. С одной стороны ему предлагают деньги за ничегонеделание, с другой стороны могущественный сосед требует дань в том же размере, которую дают подкупающие. А есть еще и третья сторона – словены, являющиеся с сегодняшнего дня союзниками и родней. Эта сторона воюет с подкупающей Ходота стороной. Незавидная участь у князя.
Если честно я не вижу проблемы. Пусть берет взятку и отдает дань. На сколько я помню, Хазары – мощное государство, которое только Святослав смог разбить, сравняв с землей столицу Итиль. А мы как-нибудь и без официальной поддержки вятичей справимся. А не официально – пусть дает половину своего войска, а сам сидит здесь и мельтешит перед гостями, якобы он здесь с войском.
Все это я предложил дяде. Он с интересом посмотрел на меня.
– Именно это я и хотел предложить князю.
– Я – хороший ученик, – хмыкнул я, – твои уроки не пропали даром.
Дядя с Соколом посмеялись над моей "скромностью". Ага улыбнулся. Радомысл сказал, что через пару дней мы направимся из Кордно домой. Обратный путь будет лежать через Ростов, столицу наших союзников, племени меря. Радомысл опасается афишировать то, как мы вернемся в Хольмград из-за большого количества врагов Гостомысла и его наследника – меня. В Ростове мы сядем на нашу ладью и по реке вернемся в словенскую столицу.
Дядя попросил Ходота послать вещи Милены через торговцев, которые идут в Хольмград через Смоленск. Вопреки традициям, Ходот не собирается ждать моего первенца и передает приданное дочери сейчас, не дожидаясь рождения внуков.
Сокол пошутил про мой неудавшийся «брак, вопреки воле отца». Дядя поддержал его и эти двое поржали. Даже Ага, предатель, присоединился к их гоготу.
Пока они ржали, что-то меня стукнуло в грудь. Перед глазами поплыло все. Вдыхать стало тяжело. Я не мог надышаться воздухом. Катастрофически не хватало кислорода. Вокруг начался шум. Сокол и дядя что-то обеспокоенно кричали.
С превеликим трудом раскрыв слезящиеся глаза, я заметил торчащее из груди древко стрелы. Черное оперение подрагивало от сердцебиения. Что-то не везет мне на стрелы в этой жизни. Ага загородил собой солнце. Голова шла кругом. Мне хотелось отключиться, чтобы избавиться от нестерпимой боли в груди. Мозги лихорадочно искали объяснение моему состоянию. Неужели опять покушение? Что, закончилась моя эпопея в этом веке? В этот раз удачно они меня.
Да хрен вам! У меня есть воля. Есть желание жить. Есть друзья. Есть семья. Я – Ларс, в конце концов! Я сын Гостомысла, величайшего и легендарного человека. И может быть душа в этом теле человека из 21 века, но кровь в жилах течет гостомыслова. Кровь у меня словенская. Я – воин. Я – буду жить.
Кровь прилила в лицо. Я закашлялся, но вдохнуть воздух получилось. Черная пелена слегка прояснилась. Я видел обеспокоенное лицо дяди. Вокруг меня было много людей. До меня донеслась грубая брань. Матерились смачно, от души. Голос был женский. Я увидел лицо Милены и Эсы.
– Если ты меня сделаешь вдовой, то я тебя достану даже в Ирие, – со слезами на глазах прокричала мне в лицо жена, обхватывая его ладонями.
– Ты должен жить, – ткнув пальчиком в мое лицо, прорычала Эса, – смерть не освобождает тебя от клятвы.
Она скрылась. Зная Эстрид, она побежала за лучником. Мстительная у меня подруга.
Милена что-то шептала. Меня поволокли в дом. Дальше мой разум воспринимал действительность какими-то вспышками, слайдами.
Вот я в спальне. Рядом в кресле спит Милена. Солнце светит в глаз. Мое мычание разбудило жену. Она вскочила и дала мне попить. Свет потух.
Я снова в спальне. Милена с кем-то общается. Слышу голос Эстрид. Они что-то обсуждают. Краем сознания отмечаю, что они сдружились. Свет потух.
Я просыпаюсь от того, что у меня жар. Кажется, что у меня горячка, но что-то не правильно во всем этом. Прислушавшись к ощущениям и повернув голову, вижу спящее лицо Милены. А жар этот не из-за температуры от ранения. Жар из-за голого тела супруги. Организм, видимо здоров, раз "мачта" корабля реет над морем из одеяла.
Прислушавшись к ощущениям, я почувствовал дискомфорт при вдохе. Кажется, стрела прошла между ребер и пробила легкое. По первичным ощущениям кости целы. Залюбовавшись на спящую девушку, я не заметил, как она проснулась. Улыбка украсила ее совершенное личико.
– Ты очнулся, – прошептала Милена, – наконец-то.
Она еще пару секунд смотрела на меня. Ее зрачки постепенно увеличивались. Это было так интересно. Раньше я такое видел только у кошек, увидевших добычу.
Милена вскочила. Одеяло соскользнуло с ее плеч. Она сидела в постели, опираясь на локоть и обнажая бюст. Мне открылось приятнейшее зрелище. Глаза сами опустились вниз. Девушка, заметив мой взгляд, смутилась и резко потянула одеяло на себя, оголив мою перетянутую чистой тканью грудную клетку. Грамотно меня перевязали, словно эластичными бинтами. Хмыкнув, я попробовал встать и одеться. Ойкнув, девушка вскочила и, не обращая внимания на свою полную наготу, потянула меня назад, грозя страшными карами за ослушание.
– Ларс, ты только проснулся, а собрался уже куда-то идти, – ворчала супруга, – вот подожди, вернется Эса, она устроит тебе взбучку.
– Откуда вернется? – я подался ее уговорам и лег на место.
Действительно, рановато мне вставать. Об этом мягко намекнула режущая боль под ребрами.
– С похода на Смоленск.
– Не понял, – я удивленно обернулся к ней, – Зачем?
Милена успела накинуть на себя мою рубашку, подвернувшуюся под руку, и села рядом со мной, поджав ноги под ягодицы.
– Она поймала того, кто стрелял в тебя, – пояснила жена.
Оказывается, в меня стрелял подручный Рогволда, бывшего воеводы князя смоленского. Пока я целых пять дней был в отключке, Эса и дядя развернули бурную деятельность. Лучник, стрелявший в мою тушку, был пойман к вечеру того же дня. Эса развязала ему язык в присутствии дяди и новоиспеченного тестя. Способы, которыми пытали несостоявшегося убийцу, впечатлили даже Радомысла и Ходота. Стрелок, захлебываясь слезами и кровью, поведал интереснейшую историю. Под давлением местной элиты, князь Олег простил воеводу и принял его обратно. Рогволд заплатил виру. Народу же поведали, что я, Ларс, оговорил воеводу. Говорят, дядюшка был в таком гневе, что собирался лично вызвать на суд Богов Олега.
Когда дядя успокоился, он созвал совет из Сокола, Ходота и Эсы. Олег, еще до поражения в той злосчастной морской битве, из которой я еле выбрался, считался равный словенам по силе союзником. А уж после битвы с Гунульфом, он стал еще сильнее, поэтому союз со словенами ему не особо и выгоден. А если Гунульф и ему предлагал звонкую монету за нейтралитет, то все становится на свои места. Войска у столицы кривичей достаточно, чтобы отбиться от словенов. Если учесть расположение Смоленска и Хольмграда, то вырисовывается принеприятнейшая картина, в которой Гунульф может воспользоваться оттягиванием словенского войска на юг, к кривичам, чтобы самому с севера осуществить набег на Хольмград. Думаю, что дядя прекрасно понял сложившуюся неприглядную ситуацию. Поэтому, когда Эса предложила нанять войско Ходота на две-три недели, чтобы осадить Смоленск, то дядя сразу согласился с предложением. Эса же бралась перебить всю знать и верхушку управления города, чтобы посеять панику и облегчить переговоры по сдаче Смоленска.
Дело оставалось за Ходотом. Даст ли он свое войско в наем? Тесть не разочаровал. Он, правда, вытребовал для себя половину смоленского войска к себе в бесплатный наем на полгода, чтобы отразить набег хазаров, раз вятичи не будут данниками каганата. Хитрый Ходот умудрился выжать максимум из сложившейся ситуации. Радомысл, являясь официальным лицом Гостомысла, рискнул и согласился на ходотовы условия.