Сейчас дядя находится во главе войска вятичей на пути в Смоленск, столице кривичей. Эса с Агой, Соколом, Забавой и свой малой дружиной, выдвинулась раньше, чтобы проникнуть в город. Предполагалось, что в случае успеха или неудачи, Эса под покровом ночи откроет ворота надвигающемуся войску.
Математически силы примерно равны. Радомысл ведет полуторатысячное войско против тысячи смоленской дружины и тысячи ополченцев. На стороне дяди внезапность и, возможно, открытые ворота, а на стороне Олега и Рогволда – высокие стены. Через пять-шесть дней он будет у стен Смоленска. Взятие в осаду будет сигналом Эсе для начала падения голов вельмож города. Пара дней отводилась на взятие города и переговоры с населением. После чего срок найма ходотова войска заканчивался. Дядя становился князем Смоленска и присягал на верность Радомыслу. Войско Ходота должно было появится через десять дней после взятия Смоленска. Таким образом, при самом удачном раскладе, новости оттуда придут не раньше чем через три недели.
– Мда, – я был потрясен.
– Эса – замечательная девушка, – зачем-то обронила Милена, опустив взгляд.
Вот как их понять, этих женщин? Тут крупномасштабный конфликт из-за меня, а она признаки ревности проявляет.
– Она – мой верный помощник и друг, как и я для нее, – решил я все же расставить все точки над «i», – Ничего интимного между нами быть не может, дабы не нарушить нашу дружбу.
Мой ответ ее, я надеюсь, удовлетворил, так как она вскочила и начала одеваться. Милена успевала и быстро привести себя в порядок, и вслух спланировать свой день. Я узнал, что она собирается меня накормить завтраком, потом сказать родителям о моем хорошем самочувствии, потом снова накормить, после – позвать Аршака, чтобы он скрасил мое выздоровление дружеской беседой, а потом снова покормить. Судя по всему, я должен был стать ее питомцем-хомяком, которого она будет кормить, кормить, кормить и снова кормить, пока не лопну.
К счастью ее планирование не смогло продвинуться еще дальше, так как я попросил ее сначала позвать Аршака, а потом только планировать день. Ей хотелось мне сказать что-то нелестное, но она сдержалась и кивнула. Через пару минут, как она вышла, на пороге появился Джуниор.
– Проходи, Аршак, – я приглашающее махнул.
– Я рад, что ты идешь на поправку, Ларс, – озабоченно хмуря брови, обронил Джуниор, присаживаясь на стул возле кровати.
– Ты чем-то расстроен?
Аршак будто намеренно старался не смотреть в глаза. Он оглядывал все, кровать, окно, стол, стулья, но не на меня.
– Да, – он все-таки посмотрел в мою сторону, – я попросил Эсу, чтобы она пощадила отца, если встретит его.
– И?
– Она обещала, что постарается.
– И? Чего из тебя клещами все тянуть? – усмехнулся я.
– Что – и? Ты же знаешь ее, она может и сохранит ему жизнь, но предварительно его может пытать будет! – выдал он свои сокровенные страхи.
– Зря ты так на нее подумал. Если она обещала постараться его не трогать, значит, она действительно его не тронет, если он сам не напросится, – чуть задумавшись, сказал я ему.
– Ты просто не видел, что она сделала с этим стрелком, который тебя подстрелил, – Аршак подскочил и стал шагать по комнате.
– А тебе, что жалко его? – поддел я его.
– Нет, – он остановился и будто выплюнул, – но человек не должен испытывать такие муки.
– Человек – это вообще такая тварь, которая живет для того, чтобы причинять боль другим, – я завелся, – ты думаешь, что никому не причинил боли? Думаешь, твои поступки всегда праведные? – я чуть привстал, – Помнишь тот день, когда ты в последний раз виделся с отцом? Ты тогда решил не прощаться с ним и с гордо поднятой головой ушел, не обняв его на прощание. Думаешь, ему не было больно от этого? Думаешь, что он с легким сердцем отпустил тебя? Я видел, как он в спину перекрестил тебя по-христианскому обычаю, благословляя твой путь. Да ему ничуть не меньше было больно, чем тому стрелку, который страдал от рук Эстрид. Только боль была разная. Тут не поймешь даже что больнее: когда родной сын, которого ты бережно брал на руки еще младенцем, отворачивается от тебя, не считая достойным даже взгляда, причиняя невыносимые душевные муки, либо какие-то физические пытки того лучника. Как думаешь, что больнее? – на последних словах я уже значительно поднял голос на Аршака.
Парень застыл и по-новому взглянул на меня. Я сам замер и задумался о том, почему так реагирую. Может быть потому, что со своим отцом я не успел попрощаться. Может, поэтому свои переживания я переношу на Аршака?
Так и есть. Когда отца не стало, я сначала не понял своих чувств, только позднее, спустя пару мгновений, внутри будто что-то сломалось. Рухнул целый мир, целый остров. Часть меня была безвозвратно утеряна. Все как в мультфильме «Головоломка»[9], где в голове главной героини по имени Райли есть несколько базовых воспоминаний, каждое из которых является основой для островков, характеризующих стороны личности Райли. Так у меня было с отцом. Целый остров воспоминаний и мыслей об отце, о его словах и поступках существовал только тогда, когда был жив отец. С его смертью, остров будто рухнул в пропасть, и это место стало черной дырой, полным «ничто». Я будто потерял важную черту или особенность своей личности. Отвратительное чувство.
– Прости, Аршак, – прошептал я, – не хотел тебя обидеть.
– Нет, все правильно, – Джуниор пристально смотрел на меня, – ты прав. Я ничем не лучше Эстрид. Порой слова могут ранить сильнее, чем пытки, – он задумался, – поэтому, если Эстрид обещала что-то, то она выполнит это.
Джуниор слегка улыбнулся, даже плечи немного расправились. Видно, что ему полегчало, будто камень с души упал.
– Я давно перестал подозревать Эсу в плохих поступках, хотя поначалу не доверял ей, – чуть расслабившись, произнес я, – она своими поступками доказала, что ей можно доверить даже душу.
Аршак кивнул. Он вернулся и сел на стул.
– Почему же ты женился не на ней, а на дочери Ходота? – скороговоркой, будто стыдясь вопроса, спросил Джуниор.
– Потому что не на каждом друге нужно жениться, – не задумываясь, ответил я, – вот ты и Сокол тоже стали мне друзьями, так что же жениться на вас?
– Так это же понятно, мы мужского пола, – начал возмущаться сравнением византиец.
– Это единственная разница? – поддел я его.
Аршак задумался. Видно до него дошло, на сколько мне близка Эса. По сути, использование дружеских чувств Эстрид в своих корыстных целях можно рассчитать, как предательство.
– Кажется, настала моя очередь просить прощения, – произнес Аршак.
Мы рассмеялись. Искренне и от чистого сердца.
Смеяться мне в ближайшее время не следует – подсказала моя занывшая рана. Аршак подскочил в попытке мне помочь. Мое поморщившееся лицо стало словно сушенный инжир – а это мне Джуниор сообщил.
Мы еще поговорили о моем везении на этих покушениях и договорились учить латынь каждый день после обеда. Не успел уйти Аршак, как в спальню зашла Милена с подносом еды. Мое предположение об откармливании меня, как питомца-хомяка, было не верным. Меня хотят откормить как свинку на убой. Как еще воспринимать гору еды, которую с трудом затащила жена? И это еще завтрак.
С трудом отбившись от грозной жены, сетовавшей на мое клевание, я смог отстоять свое право не быть кабанчиком к моменту приезда дяди.
В течение двух недель я постепенно шел на поправку. Я стал ходить и делать не тяжелые упражнения. Вечерами я и Милена ужинали с Ходотом и Рогнедой. Тесть с тещей оказались замечательными в быту людьми, что удивительно.
Милена меня не разочаровала. Мы по-настоящему сблизились. Она вначале пыталась прощупать мою оборону в плане питания, при этом сама ела словно птенчик. Но мне удалось убедить ее, что муж-боров не сможет выполнять супружеский долг из-за обширного брюха. Да, не очень убедительный довод, но «прокатило». Мы часто разговаривали о том, что происходит в Смоленске. В эти минуты мне безумно хотелось, чтобы интернет и телефон были у меня здесь и сейчас. Но оставалось только ждать. Это время – эпоха «ждунов». Милена в такие моменты рассказывала интересные истории из обычаев своего племени. Она стала моим «интернетом». Я поведал ей подробности вражды между мной и Гунульфом. Рассказал об Умиле и Руяне, Гостомысле и даже о своем желании пойти походом на Царьград.
С учетом того что я женился, обрел верных друзей и родственников, у меня все меньше желания покидать будущую Русь. Но у меня не выходит из головы Рюрик. Я-Ларс – это огромнейшее препятствие для возникновения Руси и ее первой династии правителей – Рюриковичей. Если у Радомысла получится все гладко, то уже сейчас на севере будущей Руси будет огромнейшее прото-государство, состоящее из Хольмграда-Новгорода с князем Гостомыслом и главой этого союза, князем Смоленска, князем Кордно, князем Пскова, князем Ростова, князем Мурома и князем Белоозеро. По территории – это огромное государство сравнимое с современной Польшей или Германией.
Мне пришла в голову идея. А почему бы не создать это государство, которое буквально падает тебе в руки, с учетом моего послезнания? Ну чем Рюрик лучше меня? Он же только через лет тридцать будет призван на княжение. Может быть я до того момента и не доживу даже? Чего мне так напрягаться и плыть в Византию? Когда у меня родилась идея сфабриковать покушение и «убиться», чтобы спокойно направиться в Константинополь, то я не мог даже постоять за себя. У меня не было жены. Не было Эсы и Аршака, Сокола и Аги. Да я Гостомысла сейчас начал воспринимать, как родителя. А сколько сил в меня вложил Радомысл? Его уроки дипломатии мне многое дали.
Я не знаю, что делать. Я не уверен в том, что смогу взять такую ношу как управление Русью. Как так у других попаданцев получалось легко и просто решиться переписать историю на свой лад. Может из-за того, что они в корне были разочарованы тем, в какое место привели правители России в их современности, им легче было переписать все. Ведь хуже уже не будет. А у меня? Я же не особо обращал внимание на политику в двадцать первом веке. Да у нас был правитель, приклеенный к трону, но ведь не самодур же и не пьяница. Да, хотелось бы жить лучше, хотелось бы жить и наслаждаться жизнью, а не перебиваться от зарплаты до зарплаты. И это еще я с инженерной зарплатой не мог похвастаться достатком, а что говорить о тех, кому не повезло найти достойно оплачиваемую работу по душе? Все очень сложно и зыбко в том времени, которое я покинул. Я даже начал получать удовольствие, что перестал быть человеком двадцать первого века и стал ассоциировать себя Ларсом. Сыном легендарного Гостомысла.