Я взирал на всех присутствующих и радовался тому, что мне удалось вжиться в местное общество. Моя решимость переписать историю по своему разумению укреплялась с каждым днем. Мой характер за это время изменился существенно. Не знаю что этому послужило виной. Возможно, я перестал бояться. Я перестал бояться нарушить ход истории. Я не боюсь выйти на поединок с заведомо сильным противником, схватка с Кулябой тому подтверждение. Кстати, он утром со мной выпил бражку и похвалил за мастерство воина, после чего стукнул панибратски мне по плечу. Куляба ушел с войском в Полоцк, расставшись с дядей друзьями.
Вспоминая тот бой, я понял, что тогда стал воином в полном смысле этого слова. Не тогда, когда с Ходотом защищал Кордно, а именно в бою с Кулябой. Решимость, холодный расчет и полная концентрация – это то, что сделало меня бойцом.
Ужин был великолепным. Я умудрился даже захмелеть от легкого белого вина, не рассчитал его крепость. На ужине я впервые решил распределить обязанности внутри своей команды. Аршак, отныне, был моим казначеем и был ответственным за все финансы. К нему перетекли все мои кошели. Даже Ага положил свой выигранный у великана золотой. Первым моим поручением казначею было провести учет моих денег и возместить Эссе наем варягов. Джуниор был удивлен, но сдержанно поблагодарил за доверие. Эстрид хотела возмутится, но передумала, сверкая хитрющими глазками.
Забаву я назначил лекарем и походным поваром, обещая ей передать в Хольмграде пару мальчишек в помощники. Ее удивление было в разы более бурное, чем у нашего Алладина. Вчерашняя дочь старосты сильно изменилась. Она получила огромные знания и умения, а «одноглазость» только придавала ей особый шарм.
Ага стал моим личным телохранителем. Не все поняли это назначение, так как в этом времени еще не принято было такое наименование. Многочисленные покушения на мою жизнь необходимо пресекать. Когда я объяснил суть его обязанностей по защите моей тушки, он важно кивнул и показал сестре несколько жестов. Эса, кивая брату, обещала научить его обращаться с ростовым щитом. Очень интересно, этот парень слету уловил основную роль своей должности и додумался защищаться от дальнобойных атак большим щитом. На досуге нужно будет озаботиться приобретением хорошего щита.
Эсу я назначил своей правой рукой и по совместительству – сотником. Я пообещал увеличить ее отряд до сотни. В дальнейшем я хотел бы, чтобы на основе ее отряда можно было бы провести небольшую военную реформу, доказывающую полезность разделения на десятки, сотни и тысячи с соответствующими званиями. Результат этих изменений можно будет показать отцу и дяде, что позволит убедить их в действенности подобных преобразований.
Милена, когда поняла, что я закончил с распределением должностей в своем отряде, просила и ей поручить какое-нибудь ответственное дело. Я не смог придумать ей ничего интересного, но пообещал ей дать важное поручение, но только потом. Сокол хмыкнул, видимо, извратил эти слова в пошлом ключе. К счастью, удар локтем от Забавы прилетел в его ребра довольно вовремя, не позволяя озвучить ему свои пахабные мыслишки. Жаль, что учитель стал смоленским воеводой, я бы хотел иметь разведку в его лице.
Радомысл, с интересом наблюдая за моими действиями, безмолвно кивал на каждое мое «назначение». Видимо, я прошел некий его экзамен. Правда, назначение Эсы сотником ему, наверное, не сильно по душе. Он в этот момент чуть прищурился, словно пытаясь разглядеть мотивы моих действий. Я что мне сказать? Эстрид, дочь Улофа – единственный человек в этом мире, которому я доверю жизнь и не буду оглядываться в ожидании удара в спину. Может это наивно, но где-то на задворках сознания у меня есть стойкое убеждение в правильности такого отношения к ней.
Тем более у этой девушки есть опыт руководства. Таким могут похвастать только сам Радомысл и Сокол. А сотник мне нужен. В дальнейшем, она могла бы стать главой моей тайной службы, если до того времени я смогу укрепиться в кресле князя Хольмграда. Надеюсь, получится уломать отца стать Великим князем, а лучше – царем.
На следующий день наш отряд вышел из стен Смоленска. У ворот города нас провожал сам воевода – Сокол. Забава, попрощавшись с учителем, была поникшая. Она и Сокол сильно привязались друг к другу. Надеюсь, я погуляю на их свадьбе. Угу, у самого-то свадьбы не было, умыкнул невесту и все.
Наше путешествие в Хольмград не запомнилось ничем особенным. На дневных привалах дядя продолжал учить меня особенностям дипломатии и высокой политики. По вечерам я тренировался с Эсой. Причем, именно тренировался, а не проводил учебные поединки. Это стало неким невысказанным уговором между мной и воительницей.
Три-четыре дня мы шли по относительно оживленной дороге. А еще через пару дней после того, как пересекли брод у небольшой речушки, мы вышли к Ловати. Это такая река, которая впадает в ильменское озеро, на котором расположен Хольмград.
Здесь нас ожидала торговая ладья. Еще в Смоленске дядя договорился с одним из торговцев о перевозке нашего отряда, благо нынешние связи в качестве князя увеличились в разы.
Мы плыли по течению, поэтому обратный путь из Смоленска в Хольмград был быстрее того, которым мы шли ранее по суше.
Первые признаки того, что произошло нечто неладное, мы обнаружили за сутки до прибытия в город. Против течения, навстречу нам шла небольшая лодка, доверху нагруженная всякой утварью. На веслах сидел сухонький старичок. Он греб спиной к нам, поэтому не видел нас.
– Здрав будь, батюшка, – обратился к нему один из варягов.
Старик довольно сильно испугался, когда его окрикнули с нашей ладьи.
– И тебе многие лета, вой, – вздрогнув, ответил дед, изобразив поклон в сидячем положении.
В лодке, из-под мешковины, накрытой на вещи, выглянул мальчишка лет пяти. Его любознательные глазенки восхищенно рассматривали одежду варяга. Ребенок держал во рту указательный палец, видимо так лучше запоминается увиденное.
– Какой внимательный мальчуган у тебя в помощниках, – заметил еще один варяг.
Я смутно вспоминал этих воинов. Кажется, это те самые Левоногий и Правоногий, которые умудрились получить по стреле, один – в правую ногу, второй – в левую. Их так Эса окрестила из-за того, что они уже второй раз такие симметричные ранения получали.
– Цыц, мелюзга, – крикнул старик мальчику.
Тот обиженно посмотрел на дедулю и укрылся под тканью.
– Как дела в Хольмграде? – это уже Радомысл вмешался в разговор.
– Дык, плохо усе там, – опасливо промычал старик.
– Почему это? – изумился дядя.
– Да пожгли город-то – донеслось от деда.
– Кто? – Радомысл вцепился в борт ладьи.
– Мне то не ведомо. Варяги видать там были. Так внук бает, – кивнул он на мальчонку.
Порасспросив старика, мы узнали, что на Хольмград напали и разграбили. Часть города сожгли. Дети старика погибли, остался только этот мальчишка.
Такие новости заставили нас расправить парус и сесть за весла. Мчали мы так, будто за нами гналась стая гончих. Гостомысл должен быть жив, ведь по легенде он через тридцать лет должен будет позвать Рюрика на княжение. Именно так я себя уговаривал, отметая мысли о том, что, возможно, я изменил естественный ход истории.
Хватит рефлексировать. Я уже не тот попаданец, который с трепетом и боязнью пытался не навредить истории России. Я уже решил идти до конца. Поэтому, если с отцом что-нибудь случилось, я отомщу. У меня есть сплоченная команда единомышленников, которые сможет стать силой в это части еще не родившейся Руси.
Я чувствовал, как во мне зарождается белая ярость. На задворках сознания была мысль о том, что нужно попытаться успокоится, встретить проблему с трезвой головой, не отягощенной мрачными предчувствиями. Наша ладья плыла по мелким барашкам воль реки Ловать. В ильменское озеро мы ворвались, словно огромный кит, выпрыгнувший из океанской волны. Ветер стал более сильным. Мы отложили весла и под широким парусом неслись к Хольмграду. Никто из нас не хотел ничего обсуждать. У нас у всех были тяжелые думы.
На горизонте виднелись клубы дыма. Запах гари устилался над озером. Когда мы подплыли к берегу, стал виден остов крепостной стены, покрытый сажей. Немногочисленные люди ходили воль стен и собирали тела своих и врагов.
Мы стремглав направились в город. Я бежал в сторону детинца, моля всех известных мне местных Богов о том, чтобы Гостомысл был жив. Я пробегал мимо распластанных тел убитых горожан и воинов. Кое-где еще пылал пожар, который пытались потушить.
Я дрожащими от волнения руками открыл двери новгородского кремля. Посреди комнаты лежало два тела. Это были Гостомысл и Руяна. Тело Руяны с головой было накрыто прозрачной тканью. Гостомысл же, судя по тому, как его губы шевелились в попытке что-то сказать, был жив. Я был лишен дара речи. Как же так?
Мимо меня протиснулся запыхавшийся Радомысл.
– Брат, – дядя кинулся к Гостомыслу.
Я отстраненно смотрел на мертвое тело Руяны. Эта женщина, которая так сильно меня опекала, словно наседка, теперь мертва. То ли во мне чувства Ларса-настоящего проснулись, то ли я сам так близко к сердцу принял смерть Руяны, не ясно. В груди что-то сжалось. Некая невысказанная боль. Руяна, эта волевая женщина с разными по цвету глазами, больше не будет защищать меня от словесных выпадов дяди. Я был словно в прострации.
Я стоял в дверях и боялся зайти. Еще недавно я твердил, что я уже не тот попаданец, каким был еще совсем не давно, а сейчас – расклеился.
Соберись, Ларс! Да, Ларс. С этого момента я – Ларс. Больше никаких отговорок, которые мой мозг пытается придумать. Я твердо решил создать государство, которое будет лучше того, которое было в моем времени. Для этого нужно думать трезво и расчетливо. Никаких соплей и гуманизма! Нужно жить понятиями этого века.
Око за око, зуб за зуб. Ужасающие разрушения города и потери среди воинов и населения говорят о том, что нападавших было бесчисленное множество. Это была целая армия. Я, конечно, постараюсь построить идеальное, с моей точки зрения, государство, но сначала за все то зло, которое причинили мне и моей семье нужно заплатить.