Вот это поворот. Вот же ж гадство. Об этом я не подумал. Но ладно я, почему Карнат не просчитал этот момент? А может быть просчитал и я чего-то просто не знаю. Я украдкой посмотрел на Аристократа. Он был напряжен как натянутая струна. Так он чего-то ждет? Что я переметнусь на строну Триумвирата?
А есть ли смысл в этом? По их логике, цель оправдывает средства. Они способны допустить ситуацию с мировой войной, которая, по сути, уничтожит всю эволюцию человечества. Да, она, цивилизация, возродится, но стоит ли оно того? Миллиарды жизней ради светлого будущего? Я бы еще мог понять это при условии отсутствия вариантов. Но, с другой стороны, Карнат предлагает иной путь. Да, я не знаю насколько он правильный, но он умещается в мою систему ценностей.
Папа Римский мне будет мешать. Он будет иметь слишком большую власть. Я уже молчу про крестовые походы. Сомневаюсь, что о таком виде «церковного набега» нынешние деятели не в курсе. Вместо арабов и Иерусалима будет Хольмград и Царство Гардарики. Ведь мы же варвары. А Филипп именно так и считает, я уверен.
— Что ты скажешь, Ларс? — спросил Аристократ.
— А что ты хочешь от меня услышать? Сейчас я не боюсь ваших пыток и побоев. Пройдет срок действия зелья — потом и поговорим.
Моя интуиция говорила мне, что Филипп чего-то недоговаривает, иначе он не угрожал бы, а действительно воплотил угрозы в жизнь. Значит, я не обладаю всей информацией. И судя по его нахмурившейся физиономией, я прав.
— Ты знаешь что такое Триумвират? — холодно обронил Филипп.
— Это искренний интерес или попытка запугать? — хмыкнул я.
— И то, и другое, — ласково пропел кардинал-епископ, — Триумвират — это союз трех сильнейших сил нашего мира. Это единственно правильное решение от всех невзгод нашей цивилизации. Мы, Триумвират, стражи порядка и закона. Любая ересь, которая нам угрожает должна быть выкорчевана и сожжена в адском пламени.
Да ты же фанатик, Филя. Такие как ты, инквизиторы, сожгли в средние века сотни тысяч невинных только из-за того, что они не такие как все. Не такие, как ты, Филиппок.
— Мне плевать с высокой колокольни на вашу организацию, тайное общество или как вы себя называетесь. Я знаю только то, что все мои действия я считаю правильными. И я буду поступать по соображениям справедливости — так как я себе это представляю. А твой Триумвират — мне как мертвому припарки.
— Правильные действия? — Филипп оскалился, — Лишить руки Радомысла — это правильно? Сделать Забаву одноглазой — правильно? Убить Сокола, твоего друга и учителя — это правильно?
Тварь ты Филипп. По больному ведь бьешь. И Рогволд такая же сволочь, как ты.
— Я же сказал, что я буду поступать по соображениям справедливости. Именно так, как я себе это справедливость представляю.
— Тогда чем ты лучше Триумвирата? Мы ведь тоже поступаем так, как считаем правильным. Из собственных соображений правильности.
— Знаешь, в чем ваша проблема, Преосвященнейший Владыка Филипп? — Аристократ дернулся от полного титулования и сузил глаза в ожидании продолжения, — Ты и вся твоя компашка считают, что кто-то лучше или нет. Я говорю о справедливости, а ты о правильности. Это большая разница. Моя справедливость — это то, что идет от души, от сердца. А твоя «правильность» — от разума и голой логики. Убить миллиарды ради всеобщего блага или же не допустить такую катастрофу, но усложнить и без того тяжелую и длинную дорогу человечества? У каждого из нас свой ответ. Я своего решения не изменю.
Глава 14
Болгарское ханство, пещера возле Плиски, конец весны 827 г.
— Владыко, — Рогволд появился в моем поле зрения, — светает. Пора!
Филипп дернул подбородком, но сдержался. Мне кажется он хотел много чего еще мне сказать о моем мнении, но время играет против него, если брать во внимание слова бывшего воеводы.
— Мы еще увидимся, Ларс, — проскрипел кардинал-епископ.
— Буду ждать нашей следующей встречи с превеликим удовольствием, — не остался я в долгу.
Дернувшегося Рогволда опять остановили. Бородач, видимо, вместо пса у Филиппа. Дрыгается псина.
Воевода подхватил факел и ушел вместе со своим спутником.
— Рогволд, тебе осталось жить совсем немного, — прокричал я в предрассветную темноту, — уж я тебе это гарантирую.
Ничего не услышав в ответ, я с трудом поднялся на ноги и направился к хану. Глаза долго привыкали к блеклой темноте пещеры после ослепляющего факела.
— Омуртаг! Живой?
— Живой, — прохрипел хан.
Я направился к своему товарищу по несчастью. Интересно, что же произойдет на рассвете, раз они так спешно скрылись и даже Омуртага оставили в покое? Осмотрев себя при первых рассветных лучах, отдаленно пробивающихся в пещеру, я понял, что держусь на остатках морально-волевых. А возможно зелье Карната придает дополнительные силы.
Хана я обнаружил неподалеку. Он тоже выглядел не ахти. Кое-как помогая друг другу, мы направились в сторону единственного источника света на выход из пещеры. Хан поделился со мной рубахой, чтобы я хотя бы срам свой прикрыл. Мои попытки разговорить Омуртага не увенчались успехом. Он отмалчивался и не обращал на меня внимания, сосредоточившись на попытках передвижения в сторону выхода из пещеры. Мне же было интересно, насколько хорошим слухом обладает хан, а именно — что он услышал из нашей беседы с Филиппом.
Через полчаса мы смогли выбраться из пещеры. Солнце грело наши поврежденные тушки. Глаза болели от яркого светила. Запах травы и цветов врывался в ноздри и сгонял остатки пещерной сырости.
Весна! Обожаю это время года. Я улегся на траву, опоясавшись рубашкой хана. Омуртаг улегся рядом. Мы пытались восстановить дыхание после тяжелого подъема из пещеры. Я оглядел ближайшую местность. За нашими спинами устремлялись ввысь глыбы камней с острыми выступами. Вниз устилалась травяным ковром небольшая долина, зажатая меж гор. Небольшие кустарники и редкие деревца охраняли долину по краям. Справа от нас был шум водопада, который образовала горная быстроводная река. Река устремлялась вниз чуть ниже того места, где мы находились.
Мы с ханом лежали и грелись на солнце. Сырость пещеры будто застряла в легких. Омуртаг прохрипел что-то про то, что надо бы направиться в сторону реки и попить воды. Я буркнул что-то неопределенное. Кажется, зелье Карната ослабевает. Боль начинает вступать в свои права.
Мы с ханом направились в сторону шумного водопада.
Возле крутого скалистого берега горной реки было шумно, влажно и, в то же время, свежо. Омуртаг и я жадно припали к ледяной воде. Появившаяся чувствительность ран стала немного спадать. Мы напились кристально чистой водой и нас разморило.
Очнулся я вечером. Было холодно и зябко. Руки дрожали. Хана трясло еще больше. Спустья мгновенье я отрубился. Дальнейшее было словно в тумане. Мне снилось, будто нас нашли мои друзья. Эса и Ага, под ворчание Радомысла, несли меня и хана в повозке с сеном. Дядя поил меня чем-то забористым.
Спустя непродолжительное время я догадался, что все это не сон. Нас нашли и привели в какую-то хижину в горах, возле той самой горной речушки. Мое тело было обмотано лоскутами, словно я был мумией. Видать знатно досталось организму.
Даже не представляю, сколько времени я пролежал в таком растительном состоянии. Что интересно, Омуртаг был еще в худшем положении. Его тушка лежала у противоположной стены домика. Хана лихорадило и трясло, словно в припадке. Жуткое зрелище.
Мне постоянно хотелось пить. Голова была ватной. Иногда, когда у меня изредка прояснялся взор, я видел Эстрид, сидящую спиной ко мне. Она держала мою ладонь на своих ножках и что-то напевала. В такие моменты я засыпал с упокоением и радостью.
Не знаю, сколько времени я пролежал, но я стал идти на поправку, в отличие от Омуртага. Ему становилось все хуже. К счастью, в хижине вовремя появился Метик, который помог достать хана с порога того света.
А когда лекарь развернул бинты и осмотрел мое бренное тело, то ужас в его глазах меня напугал. Я грешным делом подумал, что началось гниение и моя попаданческая жизнь на этом закончилась, но Эдик ужаснулся всего лишь количеству и виду ран. Опыт врача многое объяснял ему о тех муках, которые испытывают пациенты, получившие такие ранения.
— Кто это был? — спросил лекарь, когда мы остались вдвоем в хижине, за исключением спящего хана.
— Они называют себя — Триумвират, — ответил я.
Я в общих чертах рассказал о борьбе Карната и местных волхвов с Триумвиратом, ненароком косясь на Омуртага, чтобы не услышал, бóлезный. Эдик аж присел от обрушившегося потока информации, которую я ему поведал.
— И что теперь делать? — раскрыв рот, поинтересовался друг-попаданец.
— Да, собственно, ничего особого. Уничтожить должности патриарха и папы римского, а под шумок — завоевать Хазарию.
— Как это — уничтожить?
— Сам не знаю, — я откинул голову и уставился в потолок.
— А с этим что? — Метик кивнул в сторону хана.
— Лечить.
— А надо ли?
— Там видно будет, — я подозрительно покосился на друга, интересно, почему он сомневается в том, что Омуртага стоит лечить, — лучше расскажи, что случилось после того, как мы пропали, а то Эса ничего не рассказывает, только ругается. Говорит, что пока не встану на ноги, не о чем со мной разговаривать.
— Ну, ее можно понять, — Эдик почесал висок, его глаза забегали, — особенно после того, что она натворила.
— Так, — я нахмурился, — рассказывай.
— Ага, ша! Разогнался, — лекарь испуганно подскочил и отошел от моего ложа, — Мне еще жить и жить. По крайней мере, я на это имею большие надежды. А если я сдам Эстрид, то мои планы на счастливое будущее будут разрушены. Сам с ней разбирайся.
— Да что происходит, Эдик? Что она сделала такого?
— Ничего не знаю, моя хата с краю, — лекарь направился к хану и начал его осматривать.
Что же такого случилось после нашего исчезновения, что Эд описал это как «натворила»? Ну не перерезала же она всю правящую верхушку ханства? Она физически не смогла бы это сделать. Не буду голову ломать. Пусть Радомысл расскажет.