— Что планируешь делать? — стараясь не выдать волнения, спросил я.
Омуртаг задумался. Мне его по-своему жаль. Я не знаю его как исторического персонажа, не силен в истории Болгарии. Но как человек он мне симпатичен. Я ему достаточно бед привез. Возможно, в моей реальности он был великим болгарским ханом, а может быть наоборот. Сейчас это уже не имеет значения. Я изменил слишком многое, чтобы бояться наступить на очередную «бабочку Брэдбери».
Хан встряхнул своей лысой головой, будто скидывая ненужные мысли и, хищно улыбаясь, уставился на меня.
— А поступим мы следующим образом… — и хан поведал свою сумасшедшую идею.
С одной стороны, его идея была наивной и детской, а с другой — идеально вписывалась в эту эпоху и решала наши проблемы. Посмеявшись над придумкой Омуртага, мы ударили по рукам, скрепляя договоренность. Я оставил его набираться сил и позвал Забаву, беседующую с Агой у входа. Вот интересно, как они общаются и понимают друг друга? Я все время хотел научится у Эсы языку немых, но дальше пары жестов не продвинулся. Царские дела, как бы пафосно это не звучало, не дают свободного времени. А я думал, что царям легко — сидишь себе на троне и холопов гоняешь. Но не в моем случае. У меня даже холопов нет и никогда не будет. Даже у потомков.
Кстати, о потомках. Интересно кого родит Милена. Мальчик для династии предпочтительнее, но девочка с глазками жены будет отрадой. С такими мыслями я и уснул.
А проснулся от звука пощечины. Хан отхватил, бедолага. Я услышал несколько гневных фраз Забавы, пополнив матерный запас слов. Не знал, что он так умеет. Блеяние Омуртага по поводу его серьезных намерений не смогло успокоить лекарку. Пытаясь не заржать в голос, я перевернулся на другой бок, стараясь не стонать от скрипящих ребер, и уснул.
Утро в лагере было прекрасным. Сегодня последний день перед приходом войск Михаила. От Эсы пока еще не было вестей, но я уверен, что она справится и сможет сообщить что-то обнадеживающее. А в идеале принесет корзину с двумя головами: Инвентора и Михаила. Да, вот такой я кровожадный. Не я такой, эпоха такая.
Тысяча моих легионеров выстроилась в колонну. В центре ее разместилась богато украшенная повозка, осыпанная цветами. На рассвете я в Плиску послал гонца к Радомыслу, поэтому он теперь стоял рядом со мной и уже полчаса вытирал слезы. Мы с ханом рассказали ему придумку Омуртага. Он поржал из вежливости. Но когда до дяди дошло, что я и хан на полном серьезе предлагаем воплотить сказанное, он ржал так, что до сих пор вытирает непрошенные слезы. Омуртаг поначалу хотел обидеться, но потом, махнул рукой на это. Идея ведь на самом деле интересная.
Ходот, кстати, выслушав нас, покрутил головой и решил не комментировать. Когда он отходил от нас, его плечи подозрительно тряслись. Ржет, зараза.
Остальные члены военного совета были не в курсе наших планов, тем веселее будет реакция.
Повозку прикатили к моему шатру и в него водрузили бледного Омуртага. Представление началось. Я и дядя, в сопровождении Аги, вскочили на коней и направились в Плиску.
Мы шли не торопясь, так, чтобы вести о нашем походе в город успели распространиться со скоростью, необходимой для информирования всех аристократов и нужных лиц болгарской столицы. Тысяча моих легионеров не должна была сильно напугать болгарские войска. У ханства в городе намного больше армии.
На въезде в Плиску произошла небольшая заминка. Стражники сначала не поверили своим глазам, но, к счастью, вовремя подбежал гонец со стороны дворца и нас впустили внутрь.
Наше медленное шествие собирало огромную толпу зевак. Несколько науськанных ходотовых легионеров сообщили праздношатающимся жителям конечную точку маршрута — центральную площадь. Надеюсь, там соберется нужное количество зрителей. Не зря же хан придумал весь этот цирк. Ему, кстати, плоховато. Он очень бледен, но это нам скорее на руку.
До площади мы дошли спустя полчаса. Еще минут двадцать нам пришлось дожидаться Исбула со свитой. Когда он появился, толпа была разогрета до нужной кондиции. Где-то слышались всхлипы, где-то переругивались. Но общее настроение было мрачным. Еще бы — привезли тело убитого хана.
Начинается первый акт.
— Уважаемые болгары, — я напряг голосовые связки так, чтобы было слышно на краю площади, — я с прискорбием сообщаю вам, что тело вашего хана, великого и достопочтенного Омуртага, — на площади наступила тишина, — нашло, наконец, свой приют. Теперь он вернулся, чтобы вы смогли проститься с ним по вашим обычаям.
Я обвел взглядом толпу и остановился на Исбуле. Советник-регент был маленького роста, с длинной тонкой бородкой и маленькими, глубоко посажеными глазенками. Этот проходимец, видимо, забылся и еле скрывал свою торжествующую ухмылку, не сводя глаз с «тела» Омуртага. Он направился к нам.
Мои легионеры расступились и пропустили советника, но, охранение «тела» не сдвинулось с места, заставив Исбула вопросительно взглянуть на нас.
— Советник Исбул, — я также громко обратился к регенту, — прежде, чем я отдам приказ на передачу тела, я хотел бы поговорить с сыном великого Омуртага.
— Но Маламир во дворце, — растерянно просипел он.
— Я здесь, — сзади советника послышался гул толпы и к нам вышел мальчик.
Маламир оказался невысоким мальчишкой лет семи-восьми. Несмотря на возраст, его голова была гладко выбрита. Он явно подражал своему отцу, так, как «лысоватость» Омуртага была естественной, природной, а не какой-либо ритуальной «стрижкой».
Попытка советника затащить мальца назад не увенчалась успехом, так как мои легионеры, проинструктированные Ходотом, вовремя заметили малолетнего хана и отгородили его от советника и толпы. Из-за этого началась возня и прозвучали крики о похищении хана. К счастью, Ходот успокоил толпу, подняв над головой тщедушного мальчика.
Окрик Ходота успокоил особо горячие головы. Не знаю, почему у местных мой командир имеет такое уважение, но его послушались. Эх, Эса, а ты походу не одна тут «шухер» наводила, пока я безвестно отсутствовал.
— Маламир! — я обратился к мальчику, которого Ходот усадил на запасного коня и подвел ко мне.
— Слушаю тебя, царь, — ответил мне мальчишка, сдерживая слезы и стараясь не смотреть на Омуртага.
— Ты дал моим людям клятву верности. Так?
— Да. Я поклялся быть верным твоему царству.
— За такие клятвы нужно отблагодарить. Никто не смеет сказать, что царь Гардарики неблагодарный.
Маламир растерялся и не совсем понимал, что я хочу от него.
— Ты хочешь, чтобы отец был жив? — шепотом спросил я его.
Его глаза готовились выпрыгнуть из орбит. Он медленно кивнул.
— Тогда скажи это. Громко — прошептал я, одобрительно улыбаясь.
— Царь Ларс, — голос малолетнего хана дрогнул, — я знаю, что ты не сможешь этого выполнить, но я хотел бы, чтобы ты вернул мне отца.
На последних словах его голос снова дрогнул и толпа зашумела. Ропот народа был громогласным. Кто-то сочувствовал желанию маленького хана, кто-то ворчал на нас, тех, кто заставил их правителя попросить несбыточное. А кто-то и вовсе ругался на глупые «хотелки» Маламира.
Да уж, этот момент мы с Омуртагом не предусмотрели. Видимо, он, как и я, не ожидал такой реакции от сына. Бросив ненароком взгляд в сторону лежачего хана, я заметил его плотно сжатые губы. Не по сценарию пошла пьеса. Чувства маленького Маламира нами не учитывались. Не подумали мы об этом.
— Хан Маламир! — я громогласно обратил внимание, едва сдерживающегося от плача, мальчишки, — Я никогда не был обвинен в том, что не сдерживал своего слова. Да будет по-твоему.
Я соскочил с коня и подошел к Омуртагу. Охранение «тела» расступилось и сомкнулось за моей спиной. Легионеры стояли не достаточно плотно для того, чтобы зрители видели развернувшееся представление. Лицо советника Исбула было жалким и удивленным одновременно. Нужно побыстрее заканчивать этот балаган, пока этот пройдоха не придумал что-то, что расстроит наши планы.
— Хан Омуртаг, — мой голос пронесся по всей площади, — Мы стали побратимами, когда выпили братину. В тебе есть моя кровь, а во мне — твоя! Волей твоего сына, хана Маламира и воле царя Гардарики, прошу тебя явится и исполнить свой союзнический и отцовский долг. Ханство требует твоей железной воли.
Я держал свою руку на лысине хана. На последних словах моей «речи» я схватил Омуртага за грудки и поднял. Он в этот момент широко открыл глаза и жадно вдохнул воздух.
Тишина, воцарившаяся на площади, меня немного напрягала. А вдруг меня посчитают черным колдуном и сожгут «ведьму-Ларса»? К счастью, я не успел развить панические мысли, так как восторженные крики радости и ликование толпы оглушили меня, заставив улыбнуться.
— Ларс, чтоб тебя… — прохрипел Омуртаг, — я чуть на тот свет не попал от твоих резких движений.
Ух ты! Так он на самом деле, взаправду, выпучил глаза и восстанавливал дыхание. А я уж подумал, что такой актер пропадает в хане…
— Отец, — Маламир дал волю чувствам и вклинился между мной и ханом, обнимая ноги «ожившего» батюшки.
Омуртаг слез с телеги и преклонив колени, обнял сына. Я отошел от воссоединившейся семьи и залез на своего коня. Толпа ликовала. Попытка Исбула сбежать была пресечена моими легионерами, оттеснивших его от народа.
— Скоморохи, — пробубнил Радомысл с легкой ухмылкой.
— Получилось же, — так же тихо ответил я.
— Гляди, как бы за тобой слава волшебника не потянулась, — хмыкнул дядюшка.
Вот же старый жук. Сумел-таки бросить ложку дегтя в хорошо выполненную работу.
План Омуртага заключался в том, что народ должен был увидеть некое чудо, оценив важность и ценность дружбы между царством Гардарики и Болгарским ханством. Хан предложил «оживить» его прилюдно. Тонким моментом здесь был сам Маламир. Он мог не явится или не попросить об «оживлении». Но Омуртаг сказал, что все получится. Младший сын у него вышел, как он сам выразился «любителем сказок и чудес». Вдобавок, на Маламира большое влияние оказал старший сын Омуртага — Енравота, который вырос под влиянием византийских ценностей и перенял благожелательное отношение к христианству, а, следовательно, в «чудо воскрешения» верил. «Оживление» Омуртага должно было создать в болгарском народе желание помогать моему царству в благодарность за возвращение предыдущего повелителя ханства.