Сержанты, лейтенанты, не оставившие своих постов до самого конца. Опытные командиры, в последний миг проявившие весь свой талант полководца, сохраняя жизни бойцов, но не свои собственные.
И, наконец:
— Капитан Джон Карионс Синетрек Пио Леннокс Алохаи, манипул «Катрад», командир Северного Легиона «Белые Тигры» Сиреневой Штурмовой Армии 12-й группы Планетарного Корпуса Космофлота Галактики Сайриус. Вечная. Слава.
Тишина, ветер тоже стих.
Но даже в такой тишине никто не слышал, как он про себя добавил.
И Капитан Ковальский.
Шаги сзади — это с корабля. Правильно. Быстрее, время слишком бежит, чтобы его тратить на пустые прощания.
Шёпот:
— Капитан, сорр, шлюпка причалила. Отправление — мин пять мин.
Капитан развернулся, захлестнув полы плаща, и исчез в глубине закрывшегося тут же проёма. Скоро эту базу разберут, и даже следа человека не останется на этой планете.
Симах Нуари же покачал головой и подумал про себя: «Мы снова не получим тропы к людям. И на этот раз — нет. Всегда что-то случается, и вот, ещё один шанс потерян». Он был чужаком в этой Галактике, здесь ему было позволено иметь возможность просто думать про себя, не ожидая скорой расплаты.
Кенстридж по стародавней привычке в нетерпении принялся настукивать носком правой туфли какой-то известный только ему одному ритм. Больше всего на свете он ненавидел вот эти последние мгновения.
Казалось, он налетал по Галактике десятки тысяч часов, порой он просто жил в дороге, носясь, как оглашенный, меж десятков и сотен человеческих миров, но вот к чему он до сих пор не мог привыкнуть, так это не замечать первое движение стартующего челнока, означающее новый путь, новую дорогу, новых людей, и не терзаться мучительными ожиданиями перед самым прибытием.
Иногда его накрывало после того, как в эрвэ-экранах вешнего обзора начинала обретать различимые черты сверкающая в лучах светила капля планеты, иногда это случалось позже, уже на пересадочной станции, если вдруг отчего-то приходилось слишком долго ждать космоатмосферного транспорта, но чаще всего ощущение тянущего страха и неосознанного отторжения нового места приходило уже внизу, когда челнок увязал в тенётах принимающей воронки, и медленно, вальяжно начинал подходить к причальным докам.
Уже завтра он проснётся, спокойный и рассудительный, побывавший в самых необычных местах, многоопытный мудрый старый инвестигейтор. Но пока не раскрылась скорлупа переходного шлюза, пока он не вдохнул воздух нового места, избавиться от наваждения было невозможно.
Особенно пугало это чувство ловушки, неопределённости, пугающей чуждости всего вокруг, когда он возвращался домой.
Чего опасаться ему здесь, в этой тихой гавани для заблудшего галактопроходца, с таким трудом убежавшего наконец от бесконечных трудовых будней, под родными небесами и родным светилом?
Кенстридж этого не знал, и лишь настукивал, настукивал старую мелодию то ли самбы, то ли пасодобля, вгоняя себя в подобие транса. Пережить, скорее пережить эти тягучие мгновения. Пусть пролетят и унесутся прочь. Кенстридж так часто бегал наперегонки со временем, что научился его по-настоящему бояться.
Интересно, будет ли на этот раз его кто-нибудь встречать? Каждый раз Кенстридж мучился этой мыслью, и каждый раз понимал, что ну вот кому он тут нужен? Дети народились, всем не до него, он постоянно летает куда-то чуть не неделю через три, обычная рутина инвестигейтора, неужели он так жалок, что умаявшиеся родные побегут через горы и веси его, родимого, приветствовать на родной земле?
Глупости какие.
Но всё равно, будь здесь стеклянные стены, он бы высматривал до последнего, пока не иссякнет надежда — ну, неужели правда? А вдруг?
А ещё одной особенностью этих его затяжных прибытий было обычное одиночество. Такая жизнь, он почти не летал рейсовыми трансгалами, которые оставляли на пересадочной пёструю толпу туристов, гостящих родственников, командировочных, просто праздно шатающуюся по Галактике в поисках цели в жизни молодёжь. Обычным средством передвижения Кенстриджа были скоростные патрульники ГКК, изменившие ради него одного свою трассу, порой это были даже, великое дело, личные яхты кого-то из членов Совета, чаще управляемые автоматикой или специально выделенным пилотом, но однажды эту посудину вёл самолично один из Воинов, увы, не представившийся. И каждый раз в итоге Кенстридж оказывался в капсуле кроссатмосферника один, иногда с парой скучающих инженеров ГИСа, по делам мотавшихся на орбиту, в лучшем случае это была школьная экскурсионная группа, эти всегда стараются подгадать свободное от прибытия шумных трансгалов время, и натыкаются в итоге своего захватывающего путешествия на усталый взгляд мучающегося Кенстриджа, остаток пути имея счастье наблюдать его выстукивающий румбу (а может джайв) носок правой туфли. И тоже начинали ныть и причитать, видимо, за компанию.
Так что лучше, конечно, иметь в попутчиках пёструю и говорливую компанию, чем детсадовский выводок, но и одиночество сойдёт.
Кенстридж настолько углубился в свои построения, что едва не пропустил долгожданный сигнал на выход. Уже погасла внутренняя силовая переборка, и лепестки шлюзовой камеры приветливо распахнулись, стоило Кенстриджу сделать шаг в нужном направлении. Что ж, багажа у него сегодня с собой не было вовсе, тем быстрее доберёмся до дому, нужно только будет по дороге заскочить…
Потоком мыслей грузную фигуру Кенстриджа вынесло через переходник и сканеры биоконтроля, туда, навстречу ласковому солнцу и свежему ветру, такому необычно ароматному после месяцев станционных климатизаторов. Мучительное ожидание закончилось, снова можно было вернуть себе возможность делать, что хочется. Он дома, об этом стоило напоминать почаще, а не то…
Он действительно дома. Под аркой центрального портала огромного пустого зала посадочной его ждала Ларка в обнимку с двумя яростно верещавшими мелкими козявками. Ждала и улыбалась, как может улыбаться безумно любящая дочь своему бедолаге-отцу, который так погряз в своей работе, что скоро забудет дорогу домой. Веснушки вызывающе сверкали на чуть вздёрнутом носу, рыжие локоны трепал обещанный ветерок. В этот момент Кенстридж был готов провалиться сквозь землю от стыда и умереть от нахлынувшего на него чувства. В носу предательски защипало. Так, держись, инвестигейтор.
— Привет, пап.
— Привет, заяц. Я привёз тебе подарок.
— Надеюсь, не как в прошлый раз?
— О, дважды так сглупить даже у меня не выйдет. На этот раз всё по-взрослому. Я взял год тайм-аута. Пока. Если понравится, уйду насовсем.
— Не обманываешь?
— Я тебя когда-нибудь обманывал?
Два взгляда, один навстречу другому. Как часто бывает на службе. Но, глядя на Ларку, он не нуждался в талантах инвестигейтора, они читали друг друга как открытую книгу.
— Ты часто добросовестно заблуждался.
— Сейчас всё не так. Мне предложили временно передать все дела, и я согласился. Никаких авралов, никаких вызовов на «Сайриус», мне нужно разобраться с самим собой, чтобы понять, куда двигаться дальше. Мне банально больше некуда лететь.
— Только сюда?
— Да.
— Ты поэтому так задержался? Сдавал дела?
— Не только. Галактика полна соблазнов. Мне нужно было тщательно обрубить все хвосты. Теперь я только ваш — твой, этого мира. По крайней мере на год. Обещаю.
Тут эти самые «мелкие» окончательно перешли на ультразвук, принявшись орать во всю глотку. Им явно не нравилось, что на них не обращают должного внимания. Сколько же им, что они так верещат? Месяца четыре, наверное, силушек лишних полно. Впрочем, Ларка на их вопли не обращала никакого видимого внимания.
— Не обещай. Просто останься здесь, сколько сможешь.
— Я останусь.
Кенстридж впервые за последние недели по-настоящему обрадовался обстоятельствам своего последнего полёта на «Сайриус». Бывает и так, что самые трагические события оборачивают тебя в нужном направлении.
Кенстридж приветственно помахал вопящей парочке, оставаясь на почтительном расстоянии, и они не спеша двинулись на выход. Снаружи, кто бы мог подумать, их ждала Элизабет, а в сторонке неуверенно топтался молодой папаша с выражением крайней неловкости на лице. Этот ладно, ему положено, хоть до сих пор они и десятком фраз не перекинулись, ничего, Кенстридж ещё успеет узнать его поближе. Но вот появление бывшей стало для него ещё одним на сегодня сюрпризом. Последним ли?
— Как поживаешь? Мы с тобой года полтора не виделись, да?
Элизабет, видимо, вовремя разглядела его выражение лица и решила на этот раз с порога не начинать, ограничившись лаконичным:
— Потихоньку. Ну как, поговорили? А малышки чего вопят?
— Испугались чужака-пришельца. Я правда такой страшный?
— Ты не страшный, ты ужасный. Давно в зеркало смотрелся? Спать пробовал? Говорят, полезно.
Кенстридж послушно хохотнул. Да, нужно поспать. Ему теперь вообще можно спать хоть целый день.
— Ну, пошли, что ли?
Погрузка во флайер оказалась делом небыстрым. Кроме двух вопящих благим матом пигалиц, всяческого детского скарба первой необходимости было набрано с собой с полцентнера, не меньше. Сразу заметно мудрое руководство любящей бабушки. Ларка оставила бы дома и муженька, и всё это хозяйство, тут делов лететь туда-обратно полчаса, не больше. Но Элизабет была на борту, а потому одни сборы у весёлого семейства заняли часа полтора, если не все два.
И теперь утлая летательная посудина по новой наполнялась всякими баульчиками, рюкзачками, бутылочками и приборами неясного назначения. Куда тут вместится ещё и старому инвестигейтору — загадка.
— Чего стоишь, загружайся на заднее.
Он почему-то так и знал. Рядом с предложенным ему местом уже маялся дорогой зятёк.
— Как звать-то! А?
Бравый тон заставил того аж подпрыгнуть. Кенстридж прекрасно знал все нужные имена, всё-таки это его хлеб, помнить всякие мелкие ненужные детали, но поддеть бедолагу не удержался.