— В этом нет необходимости, контроль будет производиться напрямую.
— Принято, моя госпожа.
Ксил почувствовала крошечную, едва заметную, буквально миллисекундную паузу перед его ответом. Церебр ожидал другого. Да и плевать. Любопытно вот что. Создатель и правда ни разу до сих пор не заставлял её пользоваться нестандартными путями межзвёздных коммуникаций. С чего бы теперь выделять ей целый «Лебедь», эту летающую древность?
Чего-то она не учитывала, быть может, вполне очевидного. Быть может, настала пора отбросить старые страхи и всё-таки обратиться к Создателю напрямую? У Ксил в любой точке этой безмерной вселенной была такая привилегия. Так почему бы ею не воспользоваться?
Страшно. Страшно не раствориться за мгновение в этом океане чужой воли, страшно вернуться потом обратно, собранное вновь воедино новорожденное существо, бесконечно гадающее, то ли оно, что прежде, или его вновь обретённая биографическая память — лишь галлюцинация, внушённое извне чувство непрерывности собственного существования.
Так что да. В следующий раз. Когда повод будет более достойным, чем чьё-то неумеренное любопытство.
— Моя госпожа, я на связи с контрольной башней «Инестрава-шестого», нам дали зелёный коридор на выход в ЗСМ. Приступать к манёвру отстыковки или дождаться сигнала о вашей готовности?
Тьма тебя побери, где тут этот трёпаный ложемент?
Она уже направлялась по услужливой подсказке церебра в соседнюю каюту, когда его голос вновь догнал её, и на этот раз интонацию нескрываемого удивления уже невозможно было спутать ни с чем иным. Церебр в буквальном смысле не понимал, как реагировать на происходящее:
— Моя госпожа, прошу прощения за доставленные неудобства, но мы в настоящий момент не можем приступить к отстыковке.
— Какие-то проблемы?
— Дело в том, что по правилам перевозки пассажиров, внешнюю камеру гермошлюза следует всё время рейса содержать неопрессованной.
Ксил начинала злиться.
— Так откачай её.
— Я бы не рекомендовал… — уныло начал церебр, — впрочем, судите сами, моя госпожа, насколько подобное действие целесообразно.
И тут же активировал один из эрвэ-экранов на ближайшей переборке. Смарткраска осветилась изнутри, позволяя лицезреть самое удивительное зрелище, которое только можно было себе представить. В самом центре утилитарного тамбур-лифта выжидательно замерла детская фигурка ирна.
Сержант вздрогнул и проснулся. Тьма подери, хоть спать не ложись, такое привидится… Хотя после двадцати часов дежурства чего еще ждать от усталого мозга. Открывать глаза не хотелось вовсе, резь в роговице была реакцией на проделанную ранее напряженную работу.
Веки почувствовали прохладу прикосновения, влага чего-то мягкого словно по волшебству убрала прочь неприятное ощущение. Хорошо. Мысли спросонья текли размеренно и неторопливо, думать не было никакого желания. Банальная лень порой бывает таким редким наслаждением.
Его рука скользнула вбок, заранее предчувствуя то, что она там обнаружит. Кеира вчера поймала его у двери, когда он, едва передвигая ноги, вернулся домой. Подумал бы Сержант раньше, что вымученная улыбка может заменить его любимой нормальное приветствие. Кажется, тогда он просто повалился на кровать и уснул, как убитый.
Так и есть, его ладонь почувствовала округлость и теплоту её бедра.
— Свет мой, ньяха онм, ты меня спасаешь от тяжких мучений.
Послышался её смех, бархатный, грудной, теплый. Ласковый, как сама жизнь, добрый и заботливый, — уточнил сам себе он.
— Ты на меня не очень обиделась? А то я вчера был совсем без сил, — Кеира только что-то промычала тихо-тихо. Одеяло прошуршало, когда она пододвинулась ближе, руки обняли его плечи. Приятно пахло от её волос, усталость отступала, уступая место желанию обладать, даже не так — просто счастью возможности прикоснуться к этому тёплому великолепию. Прибыв когда-то на Альфу, он уже толком не помнил, когда ещё так вот, проснувшись, мог найти рядом не одни холодные простыни, а кого-то близкого, горячо любимого.
Кто бы мог подумать, что именно здесь он встретит то, что уже не мечтал снова отыскать. Нужно ли для этого было настолько переродиться, как это пришлось сделать ему?
Они лежали молча, пока Сержант не почувствовал, что Кеира вновь уснула, и только тогда он открыл глаза. Осторожно выпроставшись из сонных объятий, он медленно-медленно приподнялся на локте. И замер, завороженный. Даже эта заспанная розовая морщинка на щеке… Он знал каждую складочку её тела, но такой — расслабленной, невинной, умиротворенной, слегка улыбающейся сквозь сон… Именно такой он её любил безумно.
Кеира распахнула ресницы и глянула на него глазами, ставшими вмиг огромными и блестящими.
— Никто так не умеет смотреть на женщину. Только ты, любимый. Ради этого можно жить. Наш мир населён мужчинами, у которых зачастую не достаёт именно этой малости.
— И ради твоей улыбки можно жить.
Он наклонился и поймал горячие губы, её кожа словно щекотала электричеством. Нужно навёрстывать упущенное им раньше счастье. Никогда не опаздывай получить и раздать хоть немного этого самого дорогого на свете продукта. Ох, до чего же спасибо тебе, Кеира, за то, что ты можешь себе позволить любить меня таким, какой я есть. Лови момент, Сержант, запомни её такой. Такой самоотверженной и ранимой, такой сильной и хрупкой, такой одинокой и жаждущей любви, простой любви, которой нет для неё без него.
У них всё ещё было время.
Сержант захлопнул люк «блюдца», хаос звуков за бортом словно отрезало. Тишина казалась даже какой-то приторной, она застыла, как кисель, набившийся в уши. Тихий ветерок климатизатора холодил промокшие плечи, тихо напевали приборы контроля.
Расслабься, — приказал сам себе Сержант, — теперь можно.
Нога слабо пульсировала в том месте, где до неё добралась тварюшка. Надо не забыть обработать.
Да… эта планета продолжала преподносить свои неприятные сюрпризы. Огромные, даже на треть не разобранные радиоактивные, химические, бактериальные и нанотехнологические кладбища, разбросанные по всей суше на месте крупнейших промышленных центров и (Сержант невольно содрогнулся, вспоминая) некогда многолюдных городов.
Эрозия постоянно подтачивала застывшие лавовые поля расплавленного в термоядерном аду грунта, осадки переполняли подземные озёра, насыщенные отравой. Гигантские языки селей, несущих смерть, устремлялись в низины, продвигаясь всем фронтом на километр-два ежегодно. Всплеск наведённой радиации и связанных с ней мутагенных факторов, губя ещё не исчезнувшую до конца жизнь, добирался значительно дальше. Местная фауна, состоящая в основном из чудовищно размножившихся насекомых-мутантов, рост которых подпитывала перенасыщенная химией мёртвая атмосфера, срывалась с места в отчаянной попытке уйти от невидимой опасности и неся её с собой.
Именно эти полуслепые от боли живые облака разносили смерть на многие десятки и сотни километров, ставя под угрозу жизнь уцелевшей горстки людей. Горстки, покуда измеряемой миллионами.
Сержант взглянул на виртпанель внешнего обзора, в котором были видны орудийные установки «Кадавра» — тяжелого космо-атмосферного штурмовика производства позапрошлого века, единственного столь тяжелого из имеющихся в распоряжении Миссии. Сизый от копоти корпус кое-где расплывался жирными буро-красными пятнами коробящейся от жара сукровицы, и лишь жерла орудий сверкали прежним полированным блеском.
Это была бойня.
Сержант тронул сенспанель, опрокидывая ложемент. Зрительный центр мозга был перегружен от необходимости бросаться между десятками визуализаций, нужно дать ему отдых. Глаза лениво уставились на покрытый квазибиологической оболочкой рифленый потолок кабины. Тихо пели приборы контроля жизнеобеспечения «блюдца». Это успокаивало.
Устал до смерти, отупел, хотя есть в этом и свои плюсы — помогает хоть минуту ни о чём не думать… Что-то Учитель задерживается.
Как бы в ответ боковой люк раскрылся, обдавая Сержанта волной яростных звуков. Мокрая фигура неловко протиснулась на место второго пилота. Седые пряди волос облепили высокий лоб, сплошь иссеченный морщинами. Ему уже перевалило за третью сотню лет, однако негласный глава Гостей не выглядел таким старым, какими казались некоторые беженцы впятеро его моложе. Только жёсткие складки губ, оставленные некими вехами прежней жизни, говорили о его реальном возрасте. Тяжело дыша, Учитель захлопнул люк и принялся вытирать шею носовым платком, не замечая, что Сержант вдруг подобрался, его поза стала неестественно-напряженной, глаза впились во что-то, едва заметное в полумраке кабины, подле головы Учителя.
— Замрите, — холодным голосом произнес Сержант, занося сжатые пальцы правой руки, словно для удара.
Учитель удивлённо мигнул, но послушно застыл. Подготовка по выживанию была обязательной для каждого в их Миссии. На секунду стала слышна капля воды, упавшая на мягкий пол кабины. Повисло гнетущее напряжение, как натянутая струна забился нерв у виска, но шелохнуться Учитель не посмел. Медленно и плавно напряженная ладонь двинулась вперед, раздвигая тугие струи застывшего воздуха. Учитель сумел разглядеть мелкие бисеринки пота на лбу у Сержанта, когда сверкнула, чиркая воздух с коротким свистом, его бледная кисть.
Что-то пронзительно заверещало, засеменило в воздухе множеством конечностей, пронзенное насквозь, напоследок дёрнулось и затихло. Противные белесые тяжи псевдоподий безвольно обвисли, так и не дотянувшись до цели. Щелчком ногтя Сержант отправил тварь в жерло дезинтегратора и прикрыл люк. Его красные глаза оценивающе, из-под бровей, глянули на Учителя.
— Похоже, новая мутация. Реактивность просто безумная, вы бы умерли, даже удивиться не успели — он у вас буквально на голове сидел, — ровным тоном заявил Сержант, снова откидываясь в кресле. Заболела с новой силой нога, да так резко, что поневоле пришлось сжать угол пульта — до побелевших костяшек.