– Ешьте, – сказала уже без тени неприязни, подавивши ее столь же просто, как и страх. – Силы пригодятся.
– Думаете…
– Знаю.
И все-таки… нет, не она.
И дело вовсе не в том, что Калерия Ивановна не привлекла бы объект. Отнюдь. Она относилась к женщинам, которые завораживали собственною внутренней силой. И здесь, сейчас, становилось понятно, почему Ингвар пошел против семьи и стаи.
Не прогадал.
Пожалуй.
Свят сделал глоток и зажмурился от удовольствия. Надо же… а в конторе над его пристрастием к сладкому посмеивались и говорили, что ему весь паек надобно сахаром выдавать.
Женщина же устроилась напротив.
Села. Подперла рукой гладкий подбородок. И посмотрела так, что на душе стало погано.
…да, она могла бы… если бы захотела. И пожалуй, что объект не устоял бы, перед ней куда скорее не устоял бы, чем перед прочими. Но… дело не в нем.
В ней.
Ей-то для чего это надобно?
Деньги?
Слава?
Идея?
Нет, не складывалось. Где-то там, внутри, в душе не складывалось. И Свят снова глотнул обжигающего и сладкого, тягучего, словно сироп, чаю.
– В первой обретается Ниночка, – Калерия Ивановна заговорила, когда сочла, что ее готовы слушать. И вновь же момент был выбран удивительно точно.
Совпадение?
– Ниночка при буфете работает, который театральный, а заодно там и союз Писателей. Ее туда тетушка устроила, Савожицкая, которая поэтесса и супруга…
…председателя областного Союза советских писателей, личности в городе весьма известной.
И не только в городе.
– Ниночка… милая девочка, – Калерия Ивановна слегка нахмурилась. – Хотя и несколько легкомысленная, но это происходит единственно от недостатка воспитания.
…Ниночка была легкой.
Да, пожалуй, что так.
И на снимке-то, черно-белом, резком, она словно парила. Свят не знал, где и кем был сделан этот снимок, но, увидев его, залюбовался.
Лицо сердечком.
Огромные глаза того светлого оттенка, который в жизни может оказаться равно, что голубым, что серым. Пухлые губки.
Тонкая шея.
Светлые локоны роскошною гривой. Меховое пальто. Длинные перчатки по последней моде. И то очарование, что свойственно всем юным ведьмам. Могла ли она? Могла. Ниночка привыкла принимать знаки внимания, да и, судя по досье, поклонников у нее хватало. Время от времени в Ниночкиной жизни даже романы случались, пусть и мимолетные, но всякий раз с правильными людьми. Пусть никто-то из них и не женился, но…
…комнату ей кто-то выправил, как работнику культуры, нуждающемуся в улучшении жилищных условий. И пусть бы с формальной точки зрения так все и было, но… в очереди стояло много таких, работников и нуждающихся.
И несогласных, что Ниночкина нужда важнее их.
Жалобы к делу приложили.
Анонимные доносы тоже.
Только…
Ниночка – человек публичный, и прошлые отношения свои она вовсе не стремилась скрывать, а вот объект отличался той степенью осторожности, которая граничит с форменною паранойей.
– Замуж она хочет, за серьезного человека, но это все пустое, – Калерия Ивановна подперла щеку кулаком. Теперь во взгляде ее виделось… сочувствие?
Пожалуй.
Не будь Свят в себе уверен, он бы усомнился. Но… она и вправду сочувствовала.
Ему.
Человеку, которого боялись и презирали. И… и завидовали тоже. Как оно выходило одновременно, Свят никогда не понимал.
– Во второй мы… Ингвар и я.
Двуипостасный почуял бы, случись его женщине связаться с… кем-нибудь, кроме него. И терпеть бы не стал. Не тот у них норов, чтобы терпеть.
– В третьей жила…
…старуха Цицинская, которая в город прибыла то ли сразу после войны, то ли во время оной, когда неразбериха царила изряднейшая, а потому и документы выправить было несложно. Особенно для ведьмы, в которой город нуждался.
Жила она тихо.
Работала при госпитале, притом так, что и доносов-то на нее всего с полдюжины набралось. Да и те пустые, бестолковые.
– Четвертая… две сестры, Виктория и Владимира.
…близнецы, но не те, которые сходны меж собой, что две капли воды. Здесь напротив, само известие, что две эти женщины родня друг другу, вызывало удивление.
Виктория была высокой и худой.
Владимиру отличала очаровательная пока еще пухлость.
Виктория тяготела к темным нарядам, длинным юбкам и необъятным свитерам, создавая образ одновременно мрачный и притягательный. Владимира носила яркие легкие платьица, светлые волосы завивала, а завивку украшала крохотными бантами.
Судя по снимку.
Обе работали при библиотеке, от которой жилье и получили.
Виктория числилась в клубе поэтов, однако ни одного стиха за ее авторством отыскать не удалось. Владимира уже пятый год кряду являлась председателем кружка рукодельниц «Умелые ручки». И каждые полгода организовывала здесь же, при библиотеке, открытую выставку…
Могли ли…
…обе молоды и по-своему отличаются от прочих, и объект привлекли бы. А дальше… слишком мало информации.
– В пятой – Тоня, – Калерия Ивановна кивнула. – Ешьте пироги, пока совсем не остыли.
И Свят кивнул, откусил кусок и зажмурился. С капустой. С капустой он не особо жаловал, потому как весьма часто эта самая капуста вываривалась, делалась отвратительно безвкусной, но при том твердой. Здесь же… начинка была одновременно и острой, и сладковатой.
В меру мягкой.
– Тоня у нас на железной дороге работает, проводницей, – меж тем продолжила Калерия Ивановна. – Она женщина строгая, себя блюдет.
Это прозвучало как предупреждение.
– У нее и жених имеется. Уже три года встречаются.
– Но не расписались?
Калерия Ивановна пожала плечами. И как это понять? Причины этакой медлительности ей не известны? Или же не настолько важны, чтобы их озвучивать?
– Он серьезный человек. Работает в конструкторском бюро, – пояснила она, будто и вправду это что-то объясняло. Хотя Свят заметку сделал: в бумагах по Антонины Кульбиной про жениха не упоминалось.
Проглядели?
– В шестой Толичка, – меж тем продолжила Калерия Ивановна и поморщилась. – До крайности несерьезная личность. Актерствует, представляете?
Свят покачал головой.
То есть, театр в городе имелся, но не сказать, чтобы большой и известный, скорее уж он был из числа тех, что недалеко ушли от обыкновенных самодеятельных коллективов.
– Ведет себя несознательно…
…Анатолий Чигринский и вправду при театре числился, актером второго класса с жалованьем по тарифной сетке в двадцать два рубля, не считая премий, которые, правда, выделялись весьма редко. Впрочем, это обстоятельство его нисколько не огорчало, ибо был он человеком свободных взглядов и не менее свободных моральных норм. И пускай вслух о таком говорить было не принято, однако…
…со снимка на Свята смотрел жгучий кареглазый брюнет. Острые черты лица его придавали тому выражение хищное, слегка диковатое.
Женщинам такие нравились.
Настолько нравились, что порой оные женщины забывали о чести, долге и… и мог бы?
Молод.
Энергичен.
И… мужчина. Пожалуй, кто бы другой на этой мысли и остановился бы, перечеркнув кандидатуру, как глубоко неперспективную, однако Святу всякого случалось видать. Так что с вычеркиванием он решил погодить. Тем паче Толичка, как выразилась Калерия Ивановна, явно тяготел к яркой жизни, каковая требовала денег. А еще, судя по доносам, отличался он редкостным самолюбием и характером склочным, из-за которого ни один-то его роман так и не закончился свадьбой, да и вовсе длились они недолго…
Нет, к Толичке Свят присмотрится.
– В седьмой – Эвелина, – Калерия Ивановна сморщилась больше обычного. – Актриса она… известная…
…и служит в том же театре, что и Толичка, правда, в основном составе. Зарплата у нее выше, поклонники имеются, а с ними и надежда сладить жизнь. Собой Эвелина хороша тою выверенною правильной красотой, которая людей посторонних одновременно и влечет, и пугает.
Могла ли…
…честолюбива.
Трижды подавала документы о переводе в Ленинград, дважды – в Москву, но всякий раз получала отказ. Постоянно ездит на пробы, однако вновь же без результата. Кто другой отступил бы, удовлетворившись положением звезды провинциального театра, но…
…если бы ей пообещали не деньги, но связи, те самые, которых Эвелине столь отчаянно не хватало, ибо, судя по красоте, внешностью она обладала подходящею, да и талант какой-никакой имелся, то… могла ли?
– И в восьмой, последней по коридору, Астра… – Калерия Ивановна произнесла это имя осторожно и поглядела так, выжидающе, будто пытаясь понять, как Свят к нему отнесется.
Никак.
Он… он встречался с ними, с теми, кого почти не осталось в обновленной стране. Но вот… Верескова Астра Бальзаминовна. Странное имя, чуждое, куда более чуждое, чем имена двуипостасных, и режет слух, заставляет подбираться, искать подвох, ведь быть того не может, чтобы человека звали так…
Астра Бальзаминовна.
Двадцать пять лет.
Мать-одиночка.
Медицинская сестра общего профиля.
Дива.
– Она хорошая девочка, – сказала Калерия Ивановна, глядя уже сердито, будто подозревая, что Свят решит эту самую хорошую девочку обидеть. – Просто жизнь у нее… не заладилась.
Глава 2
Ниночка всегда и точно знала, что она достойна лучшего. Чего именно? Кто бы спросил, Ниночка бы не ответила. Но это ведь не важно, это детали и вовсе пустое… главное, что она, Ниночка, достойна.
Она бросила взгляд в круглое зеркальце, подаренное Гришенькой – вот дурачок, и на что он рассчитывает со своими сорока рублями дохода и однокомнатною квартиркой, где помимо Гришеньки обретается его матушка и сестрица с семейством – и вытянула губки.
Новая помада была страсть до чего хороша.
Так и называлась – «Страсть».
Алая. Темная. Того насыщенного оттенка, который весьма шел Ниночке, заставляя ее чувствовать себя роковою женщиной.
– Ах, милая, – сказала она, передразнив Василия Васильевича, который на Ниночку заглядывался давно, но как-то робко, будто стесняясь не то возраста своего, не то супруги, наличие которой Ниночку несказанно огорчало.