– Нет, – Розочка убрала руки за спину и уставилась прямо, хмуро. Издевается?
Антонина, будь ее воля, быстро показала бы, где таким уродам место, но… это Антонина. А вот Тоне положено было любить детей и никак иначе.
Тоня ведь правильная девушка.
А правильные девушки в обязательном порядке при виде ребенка, даже чужого, испытывают острый приступ желания с этим самым ребенком пообщаться. И восторг, конечно.
Но сегодня на восторг сил не было.
– Говорят, у нас новый жилец появился? – Антонина ухватилась за спасительную мысль.
– Появился.
Точно издевается.
– И как он?
– Тебе не понравится, – узкие губы Розочки растянулись в улыбке. Блеснули клыки. И подумалось, что, возможно, не зря дивов подозревают… во всяком.
Проклятье.
Это усталость.
И та компания… и жалобы на нее, будто она, Антонина, способна в одиночку образумить разгулявшихся мужиков. Почему-то, когда она пыталась, прочие делали вид, что спят.
…в ванной пахло хозяйственным мылом, было жарко и душно. Стирали? Антонина потрогала влажную стену. Скривилась. И заставила себя залезть в это исцарапанное, тронутое ржавчиной, корыто. Надо потерпеть.
Еще немного.
Несколько посылок. Пара удачных дел. И она получит свою квартиру, пусть крохотную, но свою, такую, в которой не придется вздрагивать от отвращения при мысли, что в ванной кто-то уже мылся. И искать взглядом чужие волосы, имевшие обыкновение застревать в сливе.
Прятать тапочки.
Не только тапочки.
Новый жилец впечатления не произвел. Верно оттого, что Антонина была слишком уставшей, чтобы обращать внимание на посторонних мужчин. Вода и та не принесла должного облегчения.
И чай.
И… нечего заглядывать ей в кружку.
– Добрый день, – хорошая девочка Тоня приветливо улыбнулась.
Тоня, в отличие от Антонины, умела нравиться людям. И этот вот человек не стал исключением. Он ответил на улыбку улыбкой же и представился:
– Святослав.
– Антонина, но можно просто Тоня.
И потупилась скромно. И даже покраснела… Антонина мысленно сделала заметку, что пора отыгрывать новый образ. Тоня, безусловно, хороша, но возраст… пока она выглядит достаточно юной и свежей, чтобы и эта вот восторженная до идиотизма улыбочка, и платьица в мелкий цветочек воспринимались естественно, однако не стоит забывать о морщинах.
Или седине.
– А чем вы занимаетесь? Я только со смены… есть хочу, извините, очень рада… – Тоня была человеком легким и общительным.
Антонина же…
…дивское отродье не обмануло. Новый сосед Антонине категорически не нравился, при том она и сама не могла сказать толком, что именно в нем не так.
А ведь не так.
И чутье шепчет, что человек этот опасен до крайности. И держаться от него стоит подальше. И вовсе уехать? Уйти в рейс и не вернуться?
Возможно, конечно, но… у Антонины договоренности. С другой стороны, люди, с которыми эти договоренности заключены, проблем стараются избегать.
И поймут.
И даже помогут, но… во что обойдется их помощь? Да и он… сейчас сидит, смотрит, что-то там отвечает Тоне. И улыбается натужно, и видно, что беседа эта ему в тягость, однако же не уходит.
Вежливый?
Или…
…нет, сваливать рано. Или поздно? Главное, человек этот из тех, кто бросится по следу, просто потому, что иначе не может.
– И вот представляете, он свадьбу хочет в мае. А я ему говорю, кто же в мае женится? В мае жениться нельзя! – Тоня не отличалась особым умом, зато была говорлива, и качество это ее многих раздражало. Вот и Свят не стал исключением.
– Почему? – вежливо поинтересовался он, явно не зная, как завершить беседу.
– Всю жизнь маяться будешь! А я маяться не хочу. Я так и сказала. Или апрель, или июнь. Но на июнь отпуск вряд ли дадут, потому как сезон летний, дополнительные составы пускают…
И Антонина отступила.
Спряталась.
Растворилась в той, которой здесь и сейчас быть было безопасно.
До «Детского мира» Астра все-таки добралась.
И дверь толкнула решительно, и переступила высокий порог, за которым скрывались три узких крутых ступеньки, замерла, унимая дрожь, уговаривая себя, что ничего-то дурного она не делает, что имеет полное право находиться здесь.
И везде-то.
И…
…из головы не шли те слова, что трогать ее не велено. И кем не велено? И почему? И как долго это еще продлится, и что будет потом?
– Долго стоять будешь? – не слишком дружелюбно поинтересовалась девица премрачного вида. И вопрос подкрепила тычком в спину. – Двигай давай.
– Извините.
Астра спустилась по ступеням и, отойдя в сторону, вновь замерла, оглядываясь. Не то, чтобы ей не случалось прежде бывать в «Детском мире» или же он так уж сильно переменился за прошедшие пару месяцев. Просто… ей нужно было сосредоточиться.
Успокоиться.
И составить план.
То есть, план у нее имелся, однако его следовало пересмотреть и…
– Идем, – сказала Розочка и потянула за собой. – Нам на второй этаж. Обувь там.
Это Астра знала, однако позволила сдвинуть себя с места.
На втором этаже было уютней. Сквозь запылившиеся окна проникал свет, ложился на полки и прилавки, на крашеные в рыжий цвет полы. И в свете этом магазин казался куда больше, чем был на самом деле.
– Туда, – Розочка ловко пробиралась меж стоек с одеждой, на которых висели одинаково неказистые, какие-то чересчур уж огромные детские пальто из одинаковой же серой ткани. Ткань была толстою и некрасивой, но теплой. – Быстрее начнем, быстрее уйдем.
В этих словах Розочки имелся свой резон.
И Астра заставила себя успокоиться. Сосредоточиться. Им нужны ботинки. Одна пара. И еще сандалики, тоже одна пара, потому что, если Розочка выросла из ботинок, то из сандаликов наверняка тоже, хотя и молчит о том.
Сандалики нашлись.
И ботинки к ним. Какие-то нелепые, тяжелые и до крайности неудобные с виду.
– Других нет, – рявкнула продавщица, глядя на Астру так, что тотчас захотелось отступить, укрыться за полками с этими вот пальто. – Ишь, прынцессы выискались…
– Нормально, – Розочка натянула ботинок, который оказался еще и велик. – На вырост будет. А если на носок шерстяной, то вообще хорошо.
– Какой носок? – обреченно поинтересовалась Астра, уже понимая, что не станет требовать других ботинок, которые наверняка имеются, но не для всех. Ведь не может такого быть, чтобы в магазин только один фасон поставили.
– Шерстяной. Тетя Лера свяжет. Говорит, что как раз у дяди Ингвара по осени линька, много шерсти начешет…
Астра подавила тяжелый вздох.
– А шерстяные, особенно, если из шерсти оборотня, так вовсе теплые…
Розочка ногой притопнула.
– Идем? – поинтересовалась она. – Раз купили.
– Идем, – согласилась Астра. – Только еще платье посмотрим…
– Зачем? – Розочка глянула с подозрением.
– Чтобы было.
– У меня есть. А тебе посмотрим.
– А мне-то зачем? – иногда Астра, разговаривая с дочерью, совершенно забывала, что та еще ребенок. Да и сама Розочка, кажется, с первых дней своих, решила быть взрослой.
– Чтобы красивой была. Хотя… ты ему и так понравилась.
Платья в «Детском мире» имелись, но тоже какие-то… серые и из тяжелой колючей ткани шитые, и даже кружевные воротнички нисколько не умаляли этой мрачной какой-то тоскливой серости нарядов. А вот куклу Астра купила, пусть для того и пришлось потревожить пухлую придремавшую на стуле женщину. Правда та почему-то нисколько не разозлилась, но даже улыбнулась Розочке и кукол с полки сняла целых трех, позволивши выбрать. И это вот странное непривычное дружелюбие абсолютно незнакомой женщины привело Астру в полнейшую растерянность, иначе и не объяснить, отчего она позволила отвести себя в «Дом торговли».
Ей платье не нужно.
Совершенно.
И красивой она быть не желает. Она-то и не будет, она уже давно поняла и даже научилась радоваться этому-то обстоятельству, но…
– Вот, – Розочка вытащила невообразимый наряд цвета старого мха. Платье с узким лифом и пышною юбкой было и вправду красивым, оттого и странно, как затесалось оно среди прочих, шитых, кажется, из тех же неброских колючих тканей, которые единственно и были доступны всем. – Примерь. Тебе как раз будет.
– Мне не нужны платья, – Астра коснулась гладкой ткани и подавила вздох.
…у матушки платьев была целая комната, казавшаяся Астре огромной, хотя сама-то матушка вздыхала, что эта вот комната вовсе не так уж и велика, что во времена прежние комната была не одна, а папенька тогда хмурился и повторял, что о прежних временах не стоит вспоминать.
Беду накличешь.
Накликала.
…куда они подевались, те платья, которые Астре нравилось перебирать, представляя себя-то, то в алом бархате, то в шелках, то в строгом шерстяном костюме, что шел матушке несказанно? Наверное, туда же, куда и собственные наряды Астры.
– Примерь, – требовательно повторила Розочка.
– И вправду, примерьте, – поддержала ее хрупкая девочка с огромными серыми очами. – Вам пойдет. Оно последнее осталось, одно, потому что маленькое, даже на подростков не садится. А вы совсем худая.
Это было сказано без упрека. И… и Астра подчинилась.
…ей не нужно платье.
И красивой быть тоже не нужно. Это опасно и… Серафима Казимировна чешет волосы, приговаривая:
– Не высовывайся, не попадайся на глазах. Прячься, девонька. Война – дело такое, людей уродует. И самых лучших уродует. Вот и творят они, не разумея, не понимая, что не любой грех отмолить выйдет.
Сама-то она молилась редко.
И Астру не принуждала, повторяя, что в том смысла нет, что вера идет от души, а не поклона…
…она бы не обрадовалась.
Платье село, будто для Астры и шито было. Прочие-то наряды, которые ей доставались, всегда-то были несуразно велики. Не потому, что шились плохо, отнюдь, просто сама Астра отличалась излишнею худобой.
– Чудесно смотрится, – всплеснула руками девушка.
И вновь… ни зависти, ни раздражения, которое зачастую даже скрывать не удосуживались.