Хорошо.
Значит, у нее есть еще время.
А Макарский обещал поставить леди Макбет. Вот ее Эвелина сыграла бы с преогромным удовольствием.
Они вышли на набережную. Как? Она не туда свернула? Случайно? Или ноги сами принесли? Извиниться надо, наверное. Или нет? Вода растянулась темным покрывалом, река ластится к бетонным берегам, трется холодными боками, шелестит.
И ветер здесь разгулялся, стал злее.
– Кажется, я немного заблудилась, – призналась Эвелина, глядя на воду. И вдруг предложила: – Хотите, я вам спою?
– Хочу.
– Не боитесь?
– Чего? – он смотрел не на воду, не на берег, но на саму Эвелину.
– Говорят, что мы можем заворожить своей песней, лишить разума… заставить сделать что-то…
– Это просто слухи, – отмахнулся Матвей Илларионович. – Но… я и вправду не отказался бы услышать песню птицы-гамаюн. Настоящей.
Что ж… тем более петь хотелось. Порой на нее находило такое вот… желание. И противиться ему не хотелось совершенно. И Эвелина, закрыв глаза, запела.
Тихо.
Едва ли не шепотом.
Это в зале нужен голос, а здесь… здесь река и без того слышит. И ветер замолчал, только щеку лизнул ледяным языком. Осень и вправду подобралась близко.
О ней Эвелина и пела.
И еще об одиночестве, которое осенью ощущается особо остро. О тоске. И невозможном счастье. О боли, без которой жизни не бывает. О душе и бездушии.
О городе.
Людях.
Она пела без слов, лишь голосом, как, наверное, поют лишь птицы, но зная, что в отличие от птиц, ее, Эвелину, проклятое дитя, поймут правильно. И когда то, дурное, давящее, заставляющее петь, иссякло, она замолчала.
Сгорбилась.
Обняла себя и подумала, что пальто все же стоит присмотреть другое, потолще, лучше всего драповое, и даже из магазина сойдет, а потом уж она его перекроит, благо, пусть и не слишком ей давалось шитье, но справится.
Калерию опять же попросить можно.
Или вот… на кружок отнести.
– Спасибо, – этот тихий голос заставил вздрогнуть и обернуться. Она совсем забыла, что не одна здесь, на набережной.
Матвей Илларионович стоял, закрыв глаза, и выражение лица его было таким, что… Эвелина отвернулась. Люди не любят, когда кто-то становится свидетелем их слабости. А потому она также шепотом ответила:
– Пожалуйста.
Глава 24
– То есть убило его проклятье, – уточнил Святослав, мысленно выругавшись, поскольку об этаком повороте ему сообщить не соизволили. То ли не посчитали нужным, то ли…
Дело нравилось ему все меньше.
Мертвое ведьмовство.
Он запрокинул голову и потянулся, разгоняя кровь.
Мертвое, мать его, ведьмовство… плохо? Очень плохо. Запретные знания, проклятый дар того, ушедшего мира, который так и не удается изжить. И не удастся, пока гремит эхо войны. А оно еще долго будет гулять по стране.
– Я мало об этом знаю, – сказала дива, обнимая себя. Тонкие пальцы вцепились в колючую ткань, и показалось, что вот-вот прорвут. – А разве вам Степановский не доложил?
– Мне – точно не доложил. А вот найду, кому доложил, и… что-нибудь сделаю, – Свят помотал головой. Шея ныла. И все как-то… одно к одному.
– Мне нужно осмотреть квартиру, где жил этот человек, – дива или не удивилась, или виду не подала. – Если колдовство творили там, то я услышу.
– А могли и не там?
– Могли. Но тогда будет сложнее. А могли и заготовку сделать, но окончательно обряд провести уже рядом с жертвой.
Шея ныла.
Кости потрескивали. И неприятно так.
– Жертву в квартире приносить неудобно, – Астра загнула палец и уставилась на кривоватый ноготь. Вздохнула и добавила: – Соседи не поймут.
Святослав подумал и согласился, что и вправду редкий сосед отнесется с пониманием к мертвой волшбе, жертвоприношению и всплеску темной силы, от которой наверняка пробки выбьет. Надо будет, к слову, уточнить, не случалось ли каких аварий в последний месяц.
– Растить проклятье тоже лучше в месте тихом, спокойном, где можно будет подпитывать его… то есть опять же…
…жертвы.
Кого приносили? Животных? Хотелось бы надеяться, но что-то подсказывало, что все будет куда серьезней.
– Но вот когда проклятье начинает оформляться, ему нужна близость с жертвой. И волос или крови не хватит… нет, его должны были спрятать где-то… в той, где он встречался с любовницей, не стали бы. Хозяйка приходит квартиру убирать. Могла бы и наткнуться.
Свят кивнул.
– А вот если в его квартире, думаю, можно было бы место найти.
– Под кроватью? – предположил Свят.
– Да, пожалуй, – Астра почесала когтем переносицу. – Только не под, а в… в матрас или подушку. Или под простыню, чтобы поближе. Или… где он работал?
– Боюсь, это секретная информация.
Она кивнула и уточнила:
– Там проверки проводят? Если он занимался чем-то… секретным, то и место, в котором работал, тоже секретное?
– Секретнее некуда.
– Тогда… и охрана должна быть соответствующей.
Она замолчала, прикусив этот самый коготь. И светлые брови сошлись над переносицей, на лбу появилась складочка.
– Я не посмотрела его одежду. Или… она у вас?
– В хранилище.
– Я… могу?
– Если хотите. Я буду благодарен. И… квартиру осматривали. Весьма тщательно. Под кровать тоже заглянули. И в кровать.
– Но ничего не нашли? Оно созревшее, сосредоточенное. Оно переползло в него, и если давно, то остаточные эманации должны были развеяться. И ваши маги ничего бы не обнаружили.
– А… вы?
Астра вытащила коготь изо рта и спрятала за спину.
– Извините. Дурная привычка. Никак не могу избавиться. Я, скорее всего, почувствую. Вы работаете с силой, с энергией, а я… я тоже, но иначе. Для меня… она звучит по-другому. Или наоборот, не звучит. Как будто кусок мира вымарали. Понимаете?
– Просто верю.
– И если там что-то было, даже малость, то… я почувствую. Наверное. Бабушка говорила, что я слишком уж все чувствую. Что это компенсация. Могу мало, а вот слышу хорошо. И людей, и мир тоже… вам надо почки подлечить, к слову.
И тонкий палец ткнулся в бок.
– Особенно левая. Если хотите…
От подобных предложений не отказываются. Нет, к целителям Святослав заглядывал, куда ему деваться, когда оно положено. И процесс остановили.
И держали.
И воспаления глушили. Только…
– Когда? – Святослав склонил голову.
– Сейчас. Поворачивайтесь спиной. И рубашку снимите. Майку тоже.
Дива встряхнула руками, пошевелила пальцами. И в очередной раз преобразилась. Пусть никуда не подевались ни хрупкость ее, ни худоба, ни бледность, но… теперь она действительно была дивой.
– Вы… уверены?
– Больно не будет, – она поняла по-своему. – Не должно. Но… силы есть, время тоже. Или вам нужно с кем-нибудь проконсультироваться?
Руки ее замерли в воздухе.
– Если вы…
– Нет, – Свят решительно повернулся спиной. Не хватало еще недоверие проявить. Не сейчас.
Рубашку он расстегивал торопливо, и стянул, так до конца и не расстегнув. Повернулся. Выдохнул и замер.
– Вы только не пытайтесь сопротивляться, – попросила дива. Ее прикосновение было легким, едва ощутимым. Словно ветер коснулся раскаленной кожи. И остудил.
И успокоил.
– Поражение давнее. Видно, что вас лечили и хорошо, но… изначально повреждения были сильными.
– Война. Болото. Пара дней в воде. Застудил крепко, а тогда лечить особо нечем было. Вот и… аукается.
Свят не видел, но она кивнула.
– Да, такое часто слышу. Иногда я могу помочь, но чаще приходят, когда что-либо делать уже поздно. Да и нельзя мне лечить.
Она слегка нажала на поясницу.
– Будет лучше, если вы ляжете. Я могу вовсе отправить вас в сон.
– Не надо.
– Возможно, местами ощущения будут не самые приятные, – сочла нужным предупредить Астра. – У вас и с желудком плохо. И не только с ним. Я поправлю, но не все сразу. Люди хрупкие. Даже когда не совсем люди.
– А… кто?
Не то чтобы этот вопрос так уж сильно волновал Святослава.
Он лег на кровать прямо поверх цветастого покрывала, сунул под подбородок руки и уставился на разноцветные лоскутки.
– Землею тянет, – после недолгого молчания решила Астра. – Кто-то из тех, кто с нею связан… А еще огонь чувствую, но слабый очень… у вас и драконы в предках были.
Неприятная новость.
– Но давно, – успокоила она. – Поколений пять, не меньше, поэтому не стоит опасаться.
– Чего?
– Ничего, – странно было не видеть ее. А вот тонкие пальцы гладили спину, и в прикосновениях этих чудилась непонятная нежность. – Драконьего безумия точно. Оно свойственно тем, в ком огня слишком много, а вы… полагаю, даже огневик среднего размера не создадите.
– Не создам.
– Люди порой удивляют. Ваша кровь хранит все. Мама говорила, что вы сами слабы, поэтому спешите украсть, что чужую силу, что чужое знание. Но мне кажется, она была не права. Вы не слабы. Вы просто… выживаете?
Спине стало тепло.
А потом и жарко. В какой-то момент жар перетек внутрь, и Свят стиснул зубы.
– Сегодня я поработаю с почками… там все задето, от мочеточников до клубочков. И здесь опухоль будет, – острый коготь уперся где-то слева от позвоночника. – Естественный результат постоянного притока внешних энергий.
И Святослав ей поверил. Он сцепил зубы, потому что боль нарастала, и уткнулся лбом в ладони.
– Может, все-таки в сон?
– Нет. Я… выдержу.
– Выдержите, – согласилась она.
И сила ее распалась на тонкие жгуты. Свят чувствовал, как пробивают они кожу и плоть, вплетаются в нее, соединяются.
– Но понадобится несколько сеансов. Сейчас уберу самые грубые повреждения и этот опухолевый локус. Извините, мой отец сработал бы тоньше…
…но его нет в живых, как нет и остальных, кому и учеба не сильно нужна была, кто видел слабости и несовершенство человеческого тела просто потому, что рожден был дивом.
Или дивой.
И не только видел. Теперь каждое ее прикосновение рождало новую волну, и зубы приходилось стискивать еще сильнее. В какой-т