Она пошевелила бледными пальцами.
– Серый, невзрачный, а если поет…
– Это плохой камень, – не повернув головы, ответила Розочка. – Очень плохой. Ты правильно его сломала.
– Вы, – поправила ее Астра, понимая, правда, что вряд ли будет услышана. – Ко взрослым нужно обращаться на «вы».
– Ага, – Розочка старательно заворачивала пупса в полосу цветастого батиста. – Но камень все равно плохой.
– И как понять, был ли он один? А если нет? Если где-то есть еще? – голос Эвелины зазвенел, и отзываясь на него, зазвенели оконные стекла. – Если вдруг появится человек и… и я потеряю разум? Как мама, как бабушка, как… я раньше думала, что они сами по себе такие, не слишком умные, а теперь понимаю, что это из-за камня… что я могу быть и умнее, и талантливей, но если снова кто-то вдруг… если…
– Ты его опять разрушишь, – Розочка протянула пупса. – Помоги.
И Эвелина взяла куклу.
Она двигалась, словно во сне, явно находясь в плену собственных мыслей. Астра же… Астра слышала, как шелестит лес.
Наверняка, он знал.
И про камень или камни, если их было несколько. И про иные вещи, опасные, порой отвратительные. Нужно лишь спросить, но…
– Подобные артефакты, – Астра не стала прикасаться к той, которая, принадлежа воздушной стихии, ныне казалась сгустком пламени. – Вряд ли создавались в большом количестве.
– Я это понимаю.
Эвелина завязала лоскут именно так, как нужно было Розочке и протянула куклу.
– И понимаю, что скорее всего к моему деду он попал случайно. Бабушка… влюбилась уже тогда, когда война почти отгремела, когда про революцию стали говорить, что она состоялась… и я думаю, камень попал к нему в руки случайно. А бабушка… тоже случайно? Или он искал свою птицу? Все знали, что в Императорском театре поет птица-гамаюн, что… у нее ангажементы были на годы вперед, и в этом театре, и за границей. Она могла бы уехать. И она хотела уехать. А потом передумала. Он ее нашел и… приручил.
Это слово Эвелина практически выплюнула.
– Использовал… от того, что у нее было, остались жалкие крохи, но если остались, то получается, что она не утратила остатков разума? А он… я не помню деда совершенно. Наверное, он погиб. Не знаю даже… и где могила тоже. И выходит, бабушка понимала. Не могла переступить через свою любовь, но понимала? Она к нему ни разу не наведалась, а ведь если бы любовь была настоящей… он передал камень отцу. И мою мать тоже. Отец же… – она тряхнула головой. – И вот я думаю, что вряд ли найдется второй такой камень, что вероятность мизерная, но мне страшно.
Она посмотрела на Астру снизу вверх.
– Что мне делать?
И Астра ответила ей словами бабушки:
– Жить. Всю жизнь прятаться не станешь. Иначе какой в этой жизни смысл?
– Наверное.
– А еще можно сделать так, что ты не будешь слышать, – Розочка протянула очередной лоскут, на сей раз ярко-розовый, Машке, и та взяла осторожно. – Если уши сломать.
Та безумная радость, что вспыхнула в глазах Эвелины, Астру напугала.
И она тихонько вышла.
…хуже магу не стало. Жар вот слегка спал, а налет на горле сделался плотнее, жестче, стало быть все-таки ангина, гнойная.
– С Эвелиной неладно, – сочла нужным предупредить Астра.
Еще маг пропотел и теперь одежда его была мокрой. Надо бы переодеть, и Астре случалось переодевать пациентов, в том числе и мужчин, но почему-то думать о маге, как о пациенте, не получалось.
– Еще вчера, – согласилась Калерия. – Помочь? Может, уксусом обтереть?
– Не стоит, – Астра покачала головой и от помощи отказываться не стала. Вдвоем легче, да и… в присутствии Калерии краснеть не получается. А то ишь, глупость какая, краснеть по пустякам.
– К ней отец приходил. Не знаю, что он делал… дурной человек. Розочка сказала, что он умрет.
Калерия помогла мага поднять.
И рубашку стянула.
И майку, которой отерла липкий пот.
– И что у целителей вылечить не получится, а дивы не возьмутся.
Астра кивнула. Розочке она верила.
– А к Ниночке Эльдар подходил… тоже угрожал.
– Я Ингвару сказала, – Калерия прикусила губу. – Он приглядывает, да и сторожки на дверях. Для своих. И… не знаю, все равно неспокойно. Ему работу предложили.
– Хорошо, – Астра подумала, что переодевать мага смысла особого нет, все равно скоро одежда промокнет от пота. И белье. И если так, то к чему его портить зазря? Одеяло теплое, да и батареи включили.
Она пощупала, убеждаясь, что те и вправду теплые.
– Наверное… не знаю… к нему из стаи приходят. Назад зовут. И я боюсь, что однажды он поймет, что они правы, что его место там, а я… я даже ребенка родить не смогла.
Голос Калерии дрогнул.
Астра же подумала, что день сегодня до крайности странный.
– Если он уйдет, то… наверное, уйдет.
Кажется, сказать нужно было что-то другое, утешительное или успокаивающее, но Астра категорически не представляла себя ни утешающей, ни успокаивающей.
– Но он не уйдет.
– Почему?
– Он не похож на того, кто может уйти.
Правда, Астра и в мужчинах, судя по Эльдару, ничего-то не понимала. Но это непонимание не помешало ей говорить уверенно.
– И это тоже плохо, – вздохнула Калерия, подбирая грязные вещи. И теперь уже наступила очередь Астры удивляться и спрашивать:
– Почему?
– Чувство долга – это, конечно, хорошо, но… я не хочу, чтобы он был несчастен. Тогда и я буду несчастна.
Сложно с людьми.
Определенно.
И Калерия ушла, раньше, чем Астра успела остановить ее. Наверное, ей тоже стало слегка неудобно от этого вот разговора.
Астра положила ладонь на лоб магу, а тот взял и открыл глаза, посмотрел так, с упреком, будто это она, Астра, виновата, что кто-то себя не бережет.
– Ты? – спросил он.
– Я.
Бредит? Иногда при высокой температуре люди говорят, сами не понимая, что и где, и потом это забывают. Святослав кивнул.
– Хорошо. Дети…
– Играют. Там, – она указала на стену, за которой играли дети.
– Тихо.
– Это пока. Надолго их не хватит.
И словно в подтверждение их слов раздался громкий Розочкин писк, а там и смех. Маг вздрогнул и застыл, прислушиваясь. Астра тоже попробовала, но различила лишь ворчливое бормотание Ингвара.
– Что со мной? – голос Святослава сел и он потрогал горло, пожаловался: – Болит.
– А кто вчера без шапки ходил? – Астра нахмурилась, пытаясь выглядеть серьезно и строго, но подозревала, что вышло не слишком хорошо, потому что маг усмехнулся.
– Я больше не буду, – сказал он.
– Не будешь. Ангина. И вообще… всего понемногу, но пройдет.
– Хорошо, – он закрыл глаза. – Я… посплю, наверное?
– Спи.
Она погладила его по щеке и не удивилась, когда Святослав перехватил ее руку, прижал к губам. Сухие и царапаются. И дышит жарко. Температура опять вверх пошла.
– Посидишь? – попросил он, не открывая глаз.
– Посижу. Только… не уходи, ладно? Я не люблю, когда люди умирают. Это… грустно.
– А у тебя…
– Случалось. Я ведь просто дива и… не всегда выходит помочь. Кто-то слишком тяжелый, а кто-то просто не желает возвращаться. Есть такие, уставшие.
…как маг.
– Такие сначала не кажутся тяжелыми. Наоборот, попадают со всякой ерундой, с той же ангиной…
– Я не устал.
Устал. Просто упрямый и не признается. Но усталость в нем накопилась, и Астра понятия не имеет, что с ней делать. Она может подправить сердце. И легкие вновь укрепить, запирая в них очнувшуюся было заразу. Она заставит почки выводить отраву, а печень работать.
Она сделает кровь легче.
И вообще наполнит мага той звенящей силой, которую теперь ощущает в себе постоянно. Но вот с чужой усталостью ей не справиться.
– Спи, – сказала Астра. – Когда проснешься, станет легче. Хочешь, я еще что-нибудь расскажу?
И не дожидаясь ответа, – как его дождешься, если маг опять уснул – она заговорила:
– Давным-давно, когда мир только-только появился, магии в нем было много. Она наполняла и травы, и деревья, и птиц, и животных, и не было создания, чья природа не несла бы в себе этого следа силы.
Дыхание было ровным.
И сердце работало. И все-таки… она не знала, что и маги способны уставать. И, наверное, здесь она бессильна, но впервые собственное бессилие воспринималось не чем-то вполне обыденным, но злило несказанно.
– Магия проникала в мир через пуповину, что связывала его с Великим Древом…
…вспомнилось вдруг, как матушка садилась на край кровати. И та прогибалась под матушкиной тяжестью. Тогда Астра приоткрывала глаз, а матушка притворно хмурилась и говорила:
– Спи.
И начинала рассказывать.
Про мир.
И про созданий, что существовали не только в нем, но свободно перемещались среди иных миров, которых на великом древе было множество.
– Но мир взрослел и, взрослея, отделялся от Древа и прочих миров. Он возводил стены, и силы становилось меньше…
Астра пощупала лоб.
Жар вернулся, а с ним и лихорадка. Сбивать? Надо будет воды принести теплой. Напоить. А потом и бульоном куриным. Правда, курицы нет. Если она позвонит по тому телефону, который ей оставили, и попросит принести курицы или бульона, это будет совершенной наглостью или еще не совсем?
Она ведь не для себя…
– …драконы оказались заперты в этом мире, как в ловушке. Драконам нужно много силы, куда больше, чем прочим, поэтому со временем они становились слабее и слабее, пока вовсе не перестали быть драконами…
Глава 17
Святослав брел по болоту.
Вязкое.
Зеленое.
Куда ни глянь, эта зелень яркая расстилается от края до края. И края не видно. Небо плоское, вдавленное, и солнце на нем повисло желтою лампой.
Жарко.
И парит нещадно. Но надо идти. Он и идет. Ноги проваливаются в болотную мякоть, и высвобождать их приходится силой. Мышцы ноют, особенно спина. В груди и вовсе будто штырь раскаленный. Надо… идти надо. Там, за краем, лес.
В лесу база.