Ком в груди разжимается.
– С людьми такое бывает, даже с умными, – она склоняет голову. И Святославу хочется сказать, что эта прическа, из многих косичек, выглядящая невероятно сложной, столь же невероятно хороша. И вся-то она, льдистая, инаковая, тоже хороша.
От этого становится страшно.
Все те люди, что собрались сегодня в доме, просто не могут не увидеть этой вот красоты. И уж точно не останутся к ней равнодушными.
Вон, вздыхает живописец, наполняя рюмку водкой. Пьет без тостов, но не пьянеет.
Амулет?
Амулетов на нем с дюжину, и далеко не все Святослав способен определить.
– Да, это путь великих жертв, но и путь побед…
– Думай, о чем говоришь, – обрывает Алексей, и взгляд его делается тяжел. Настолько тяжелым может быть взгляд только у человека, который тоже… знает?
Видел?
И получается, что не так уж молод веселый парень. И не так уж весел. Антонина же разглядывает его с интересом, и по ее лицу сложно понять, о чем она думает. Но и в ее глазах видится эхо понимания.
– Так… я ведь не говорю, что нужно делать, как они! – теперь в голосе Чуднова слышалась обида. – Можно ведь иначе! Компромиссные варианты…
– Это какие? – глаза Ингвара пожелтели, и опасная эта желтизна предупреждала, что не стоит продолжать разговор.
Но разве что-то может остановить человека, уверенного, что он совершенно точно знает, как сделать мир лучше.
– Для начала мы должны понять, чем обладаем! Сила, дар – это то, что дано личности, но должно служить обществу.
– Так служит же, – подал голос Михаил, который до того момента сидел тихо, больше внимания уделяя жареной курице, чем беседе.
– Не так! Не в полную силу! Представьте себе, что страна обладает воистину удивительным ресурсом, который не используется! Что мы имеем? Ковен ведьм и аптеки? И что в этих аптеках? Мази, притирания? Настои? Для чего? Чтобы волосы стали гуще? Кожа ровнее?
– Что плохого в том, чтобы кожа стала ровнее? – Ниночка провела пальчиками по щекам.
– Ничего, дорогая, но тебе это без надобности. Твоя кожа и без того исключительно ровна… везде, – живописец не упустил возможности приложиться к Ниночкиной руке. – Но вы не правы. Женская красота – это важно… очень важно, как для индивидуума, так и для общества!
– Общество должно думать не о внешней красоте, но о развитии! Государство должно составить всеобщий план усиления магического потенциала. Взять тех же ведьм. Следует не просто изучить их силу, потенциал, но и составить карты, исследовать передачу этой силы по наследству с тем, чтобы выработать правильную стратегию.
– Это какую? – Ниночка уставилась на Чуднова, но тот остался равнодушен к ведьминым омутам глаз.
– Если подобрать каждой ведьме правильного партнера, то каждое последующее поколение будет сильнее предыдущего.
– А если ведьма не захочет рожать от этого… правильного партнера? – тихо поинтересовалась Астра.
И заработала возмущенный взгляд.
– Личные симпатии не должны мешать государственной необходимости!
Ниночка фыркнула.
– Конечно, отдельные несознательные граждане будут уклоняться от своего долга, но с этим можно и нужно будет бороться! – он ударил вилкой по столу, и кусок мяса плюхнулся в тарелку. – И дело не только в ведьмах. Все остальные… двуипостасные, морочники, маги…
– Дивы, – подсказала Астра.
И теперь уже Святослав осторожно накрыл ее руку своей. Пальцы показались холодными, а дива обернулась. И… в зеленых глазах ее виделись всполохи ярости.
– Дивы, – а Чуднов ничего не заметил. – Особенно дивы! Государство не может позволить им исчезнуть! Оно должно вплотную заняться проблемой воспроизводства популяции! И обязать каждого дива родить как минимум троих детей. А лучше четверых или пятерых…
– Почему не семерых?
– К сожалению, о дивах пока мало данных, но история явственно показывает, что их потенциал к воспроизводству столь же удручающе низок, что и у драконов, – ответил Чуднов. – А потому встает вопрос, какое количество детей может быть рождено без ущерба. Вообще это касается женщин, у мужчин подобной проблемы быть не должно. Мужчинам можно временно разрешить многоженство или даже просто поддерживающие связи. А детей будет воспитывать государство.
Астра прикрыла глаза.
– Он и вправду дурак, – тихо произнес Святослав, на самое ухо, и захотелось вдруг коснуться этого уха губами. – Ученый дурак…
– Не он один.
– Не он, – ему захотелось увести диву прочь, но та лишь покачала головой. И Святослав добавил. – На самом деле дураков немного, просто… они заметнее.
Кажется, услышала его не только дива.
Кажется, кто-то покраснел, а кто-то хохотнул. И над столом раздался голос:
– А давайте выпьем! За науку! Чтоб шла на пользу обществу…
Тост поддержали.
– А вы почему не пьете? – осведомился Алексей, который тоже рюмку лишь поднимал, подносил к губам, а после возвращал на стол.
– Мне еще нельзя. Болел. А вы?
Чуялось в нем, сидящем рядом, что-то до боли знакомое. И в форме щитов. Хотя здесь вариантов немного, классические схемы не менялись с царских времен, после только совершенствовались.
И все-таки…
Разведка?
Внешняя? Внутренняя? И друг он или наоборот? Как понять?
– Да… я вот тоже… как-то не привык. Не люблю это дело, – Алексей пожал плечами и пояснил уже для всех. – Батя крепко закладывал, сперва еще вроде как человек, а потом уж совсем зверье зверьем… насмерть замерз в сорок первом. На фронт его не взяли, он и радовался, да… ну так я себе слово дал, что таким никогда не стану.
И сдержал.
Он привык держать себя. И дар свой прятать надежно, до того надежно, что и сейчас Святослав, пробравшись за первый полог щита, за которым обнаружился и второй, не способен был уловить сути этого дара. Алексей чуть склонил голову.
Внимание не осталось незамеченным?
– И все-таки… – Чуднов не собирался замолкать. Выпил он немного, но, видно, человеку непривычному и этой малости хватило, чтобы повело.
Он, к слову, был без амулета.
– Это ведь совершенно нерационально! Если оставить, как оно есть, то скоро мы окажемся где?
– Где?
– Позади империалистического мира, который не гнушается самыми подлыми методами! В то время как еще товарищ Ленин завещал, что общественное важнее индивидуальных интересов! Что?
Владимира ткнула кавалера локтем, но тот, кажется, так ничего и не понял.
– Существующие запреты ограничивают развитие науки! Они вредят! И те, кто поддерживает их, тоже вредят! – его голос сорвался, и Чуднов закашлялся.
– Может, – произнес вальяжно Путятин. – Нам еще и лагеря построить? Навроде асверских…
И столовый нож в руках его крутанулся, этак, весьма характерно.
– Лагеря в той их форме, которую практиковали асверы, конечно, будут излишеством, – откашлявшись, продолжил Чуднов. – Но почему бы не построить спецпоселения?
Губы Астры дернулись.
Приподнялась верхняя. И клыки… зачем дивам клыки?
– Не в том смысле, простите, – кажется, и до Чуднова дошло, что говорит он вовсе не то, что следует. – Специальные города, где будут все удобства. Только представьте, там вы сможете жить, никого и ничего не опасаясь, бок о бок с подобными вам. У вас будут свои детские сады и свои школы…
– И лаборатория рядом, – не удержалась дива.
– Конечно! И не просто лаборатория, а научно-исследовательский центр, база для дальнейшего развития…
– Заткнись уже, – попросила Ниночка, и пусть была она не слишком вежлива, но на сей раз ее поддержали. – Ис-с-следователь…
– Обывателю сложно понять, – исследователь явно обиделся. – Что наука требует жертв! Что без жертв не бывает свершений…
Он опрокинул рюмку и затряс головой, скривился.
– Боже… самогон?
– Обижаете…
– И все-таки… – Чуднов набычился.
Но хлопнула входная дверь, и раздался веселый голос Эвелины:
– Вечер добрый. Прошу прощения за опоздание…
Глава 22
Астре было душно.
Нет, не от жары и не из-за закрытых форточек, тем паче, что из тех сквозило. Из-за людей. Именно из-за этих вот людей, что собрались за столом ради какого-то странного праздника.
Революция.
Мама этот праздник не любила. Нет, праздновала, потому что не стоило выделяться. Но не любила.
– Мы и так слишком иные, – как-то сказала она, прикалывая на белый фартук Астры красную звезду. Звезду Астре дали в школе, куда она и явилась только для того, чтобы звезду получить.
Нет, сперва было торжественное собрание.
Клятва.
И мама, которая увела Астру сразу после, сказав:
– Приличия соблюдены, и больше здесь делать нечего.
Приличия она соблюдала и на праздник, принаряжаясь, принимая красные гвоздики и красные же шары, оставаясь после на недолгие посиделки коллектива…
…чувствовала ли она себя столь же чужой, далекой от прочих, как Астра?
Еще взгляды эти.
Любопытные.
Оценивающие…
Только и успокаивает, что маг рядом. Держит ее за руку, как ребенка, и Астра ему благодарна за это. Она терпит.
И ждет.
Чего?
Сама не знает. Чего-то, что всенепременно произойдет, но… когда?
Первым поднялся Путятин, попросив разрешения закурить, и был отправлен на лестничную клетку. За ним потянулся Матвей Илларионович, который за столом сидел тихо, будто смущался.
Заиграла музыка. Эвелина вынесла старенький граммофон, и скрипящий надсаженный голос запел о любви.
– Позволите? – Алексей протянул руку, приглашая Антонину на танец. И та согласилась.
– А ты… не хочешь? – тихо спросил маг.
– Я не умею, – призналась Астра.
– Могу научить.
– Не здесь.
На нее будут смотреть, Астра это точно знала, а она не хотела, она устала от взглядов.
– Я… посмотрю, как там девочки.
Хороший предлог, чтобы сбежать. Не совсем, ненадолго, она вернется, потому что нельзя оставлять его одного. Он, конечно, маг и даже разума, и опытный, но все равно не справится.