Баландин тем временем от первоначального смущения совсем оправился и действовал по заранее разработанному сценарию, тащил Столыпина на молочную ферму только что не за рукав. Прямо хоть картину с них пиши “Визит товарища Л.И.Брежнева в колхоз-миллионер имени 20-летия без урожая”. За ними валила толпа гостей, разбавленная “артельными” френчами агрономов, зоотехников и просто кооператоров.
Ферму на центральной усадьбе построили маленькую, экспериментальную, на полсотни коров — ученым-петровцам как площадку для опытов, да сельхозучилищу для практических занятий.
Зато с доильными аппаратами.
За пятнадцать лет возни с патентами я худо-бедно наблатыкался в изобретательстве и порой мог предложить и по мелочам. Вот мы и склепали на основе американских образцов практически полноценный доильный аппарат, даже несколько. Отрабатывали мы доилку на конструкции с ножным приводом (ага, типа насоса-”лягушки” пляжного, проще некуда), а показывать собрались уже с электрическим. Так это же целая история, как оказалось — привезти генератор, прокинуть провода, подключить к насосу…
— На корпусной раме, как вы видите, смонтирован сам аппарат — насос, пульсатор, бидон для сбора молока… — выпускника сельхозакадемии несло и он разливался соловьем.
Собравшиеся глубокомысленно кивали.
— … шланги для подачи молока и воздуха идут к четырем доильным стаканам. Стаканы двойные, внешний корпус из алюминия с резиновыми манжетами, один из которых соединен с подсосковой камерой, а другой — с камерой между стенками для создания пульсаций вакуума…
Лица слушателей понемногу начали вытягиваться, и заметивший это Баландин прервал оратора и перевел с технического на русский:
— Проще говоря, будто теленок сосет.
Я облегченно вздохнул, а то на радостях замучали бы гостей терминами.
Приступили к показу. Ножные аппараты отработали на отлично: тугие струи булькали в шлангах и плескали в бидоны, пахло парным молоком… А вот гвоздь программы подвел, после поворота рубильника электронасос встал и ни с места. Парень-дояр, кумачово-красный от смущения, возился с подключением, время от времени бросая отчаянные взгляды на старших…
— Да, — скептически протянул Столыпин, — пожалуй, крестьянам рано такую технику.
И тут взвился Баландин.
— Парень всего три дня, как аппарат увидел!
— Ну а что ж вы механика заранее не подготовили?
— Подготовили! — дерзко глядя премьеру в глаза набычился Вася. — Да вот пять дней как его в рекруты забрили!
— А ведь серьезное дело, Петр Аркадьевич, — поспешил я увести внимание в сторону, не дожидаясь начальственного гнева, — вот случись мобилизация, так грести будут всех без разбора.
— Мобилизации подлежат все, годные по возрасту и здоровью, за вычетом льготных.
— Именно что “все”. Только вот пахаря или ткача заменить несложно, а если забреют мастеров-оружейников с военных заводов?
“Большая война” — мелькнуло понимание в глазах у Столыпина.
“Она самая” — так же молча ответил я.
— Представьте свои соображения.
Непременно, только не свои, а профсоюзов, они лучше понимают. Но авторство пока раскрывать не будем, побаиваются наверху таких авторов.
Осмотр закончился, и уже под самый конец Джунковский предложил:
— А что если устроить в Москве эдакую выставку, кустарной продукции и сельского хозяйства?
Сразу видно, опытный бюрократ, сечет фишку. Кустари и кооператоры вперед поросячьего визга сами все приволокут, а ему только землю выделить да потом купоны стричь. Впрочем, идея хорошая, ВСХВ создать лет на двадцать пять раньше, распространять наш полезный опыт, бог с ними, с карьерными амбициями губернатора. Так что я всячески поддержал.
От обеда ввиду недостатка времени премьер отказался. Провожали нас под гармошку, но я так думаю, что когда машина Столыпина отъехала, хозяева выдохнули и перекрестились. И тут я чуть не поседел — гармонист заиграл Ievan Polkka, ту самую, “як-цуп-цоп”. В голове заметались панические мысли “Кто? Откуда? Еще один?”
Видимо, лицо перекосило слишком заметно, так что Василий Степанович уставился на меня с недоумением.
— Вася, — слабым голосом спросил я, — а что это он играет?
— Так “гусачка”, — недоуменно сообщил Баландин.
— Какого еще гусачка?
— Смоленского, старая плясовая такая, наши в Гжатске переняли.
Я выдохнул, утер холодный пот и принялся рассаживать гостей по машинам. На мою долю выпало отвезти до Можайска самого епископа Василия. Их преосвященство опять перекрестил самобеглую повозку и, тяжело сопя, уместил афедрон на заднее сиденье. Туда же сел сопровождающий иерея служка или монашек, еще один чернорясник, по виду секретарь, устроился спереди. Я завел двигатель и краем глаза засек в зеркале заднего вида, что перекрестили и меня.
Машина тронулась, владыка вцепился в ручки.
— Не бойтесь, ваше преосвященство! Автомобиль надежный, дорога хорошая, ровная.
— Не люблю я этих новых штучек… Это вам, молодежи, подавай что помоднее.
— Да какая же я молодежь? Вот вам сколько лет?
— Пятьдесят восемь.
— А мне пятьдесят четыре.
На самом-то деле шестьдесят пять, это по легенде мне на одиннадцать лет меньше, а выгляжу я, оказывается, еще моложе. Епископ вытаращился на меня в зеркальце, но промолчал. А что тут скажешь? Прямо-таки архетипичный поп: лишнего веса на двоих, одышка, бородища… Еще пара лет такого нездорового образа жизни и привет.
— Мне о вас Владимир Андреевич Грингмут, царствие ему небесное, — тут все три клирика перекрестились, — хорошо отзывался. Но, правда, говорил, что вы сионист.
— Да, я помогаю евреям переезжать в Палестину.
— Христианин, русский и помогаете жидам?
— Ну помогал же немец Грингмут русским, — я рулил по хорошей дороге и поглядывал в зеркальце на оппонента.
— Он верный сын матери нашей, православной церкви!
Похулиганить, что ли… Обратить на черносотенцев их же методу, зачислявшую всех неугодных в евреи…
— Да эти ваши верные сыны… Грингмут и Булацель немцы, Большакова давеча сектантом объявили, Труфанова расстригли, Трегубов вообще неизвестно кто… Копнешь — так иудеем оказаться может.
Временноуправляющий Московской епархией от такого наезда не сразу нашелся, что сказать, а я ковал железо дальше:
— И очень даже запросто. Жил, скажем, какой-нибудь Пуримкевич, в честь еврейского Пурима, пришел в управу, дал денег — так мол и так, черточку у “ша” мне недописали, писарь, шельмец, чернила экономил, превратил в “мыслете”, а так-то я Пуришкевич. И все, вот вам новый православный.
— Пуришкевич — жид???
— Что вы, — деланно удивился я, — так, для примера фамилию взял.
Но всей невербалкой усиленно показывал что да, Пуришкевич еврей. Не знаю, как там владыка, а вот на секретаря с монашком это впечатление произвело. Пойдет слушок, пойдет. Ничего, пусть черносотенцы на своей шкуре попробуют.
— И вы поэтому договорились с Грингмутом?
Интересно у людей мысль работает. То есть, если Грингмут не еврей, то с ним договориться нельзя? Смех один.
— Я считаю, что всякое явление не просто так. Вот и Союз русского народа на что-нибудь полезен. Консерваторы обществу нужны, но в меру, как и прогрессисты. Вроде как тормоз в автомобиле, — я похлопал по рукоятке ручника.
Эх, хулиганить так хулиганить!
Я прибавил газу.
— Вот смотрите, мы едем, тормоз отключен. А знаете, что будет, если включить его на ходу?
На пустой дороге я крутанул руль влево и одновременно дернул ручник. Машину занесло.
И как только ее развернуло на сто восемьдесят градусов, я добавл газа, отпустил руль и тормоз.
— И вот мы всем обществом едем назад, к древлему благочестию и петровским фузеям.
Я мирно рулил в сторону агрогорода, справа сидел побелевший секретарь, а сзади слышалось “свят-свят-свят”. Надеюсь, они хотя бы не обосрались.
Глава 14
Весна 1913
— Так-с, господа, про нас пишут. “Петербургский листок”, — Сергей Рябушинский встряхнул газету и принялся со вкусом зачитывать статью:
Вчера под Высочайшим покровительством открылась в Михайловском манеже 4-я международная автомобильная выставка. Открыл выставку премьер-министр Столыпин, который в заключение своей речи провозгласил здравицу за Государя Императора. После парадного гимна, исполненного оркестром, говорили речи вице-президенты автомобильного общества князь Оболенский и флигель-адъютант Свечин. Последний сказал речь на французском языке. Затем было приступлено к осмотру экспонатов. На выставке присутствовали министр морской Григорович, военный Сухомлинов, торговли и промышленности Тимашев и почти весь дипломатический корпус. На выставке принимают участие сто восемьдесят девять фирм, из них шестьдесят принадлежит Германии, затем идет Франция, Англия, Бельгия и т. д.
— А где же про нас? — спросил его брат Степан.
Сергей Павлович сделал успокаивающий жест и продолжил:
Наибольшей оригинальностью отличалась экспозиция Автомобильного Московского общества Нобеля и Рябушинских. Уже на входе посетителей встречал устроенный на подиуме автомобиль полицейской службы, вызывая дрожь восхищения не только движением на зрителя, но и миганием стробоскопического фонаря и звуками сирены.
Это да. Никто до сего дня машины на наклонных пандусах не демонстрировал, а мы поставили полицей-мобиль прямо у входа, будто он с горки катится.
Дальнейшие ожидания зрителей были блестяще удовлетворены. Сияющий лаком и бронзой пожарный автомобиль, ряд повозок военного и сельскохозяйственного назначения были с большой выдумкой размещены рядом с поясняющими их устройство плакатами.
Фотографический фон, диорама и ярко подсвеченные электрическими лучами авто создавали иллюзию присутствия на городской улице, вплоть до афишной тумбы и манекенов шоффэров, что вызывало взрывы восторга у многочисленных посетителей.
— Ммм, так, дальше общие рассуждения, вот еще.
Московское общество поставило на первую очередь разрешение задач, имеющих государственное значение. А именно, создания возможно исчерпывающего современный прогресс наличия машин специального назначения для многих областей государственной и экономической жизни страны. Самое серьёзное внимание АМО уделяет машинам, предназначенным к обслуживанию современной армии