– Нет, товарищи, – остановил всех Медведник. – ВЦИК прямо приказывает нам проводить дознание и судить тех, кого обвиняют в убийствах мирных жителей.
– Ну да, они нас не жалеют, а мы с ними валандаться будем!
– Будем, товарищи, будем. Потому что мы за новый, светлый и честный мир. И все должны делать по правде и по порядку. А то так одного стрелим, другого, а потом, глядишь, решим, что вот ты, – командир красногвардейцев ткнул в ржавшего парня пальцем, – вагонетку забурил нарочно, и тебя надо тоже того, разъяснить.
– Да я!.. – захлебнулся возмущением шахтер.
– Пропустите, товарищи! – в паузу вклинился звонкий женский голос.
Сквозь штабных и клубы табачного дыма к столу Шорина прошла стройная девушка в кожанке и заломленной набок черной папахе.
– Рапорт о бое. Кто примет?
– Давайте, – протянул руку комбриг.
– Митя… – прошептал Егор.
– А? Что?
– Подбери челюсть, заметно.
Митя закрыл рот и придержал Медведника за рукав:
– Она кто?
– Ольга Здалевская, из Екатеринослава, командир бронепоезда.
После первого шока мужчины в комнате немедленно закрутили штатную карусель вокруг девушки – пододвинули стул, предложили чаю, папирос, карамель…
– А хороша, а?
Митя только вздохнул – он пропал с первого взгляда. Гибкая фигура, высокие скулы, слегка миндалевидный разрез зеленых глаз… Она села, сняла папаху, и по плечам красным золотом полыхнули волосы. В голове Мити стучали только две мысли – что ее любой ценой нужно забрать с собой в Москву, даже если для этого придется просить отца. И что прямо сейчас он сорвется и наделает глупостей, если Миша не отойдет от нее шагов на пятьдесят.
Егор несколько раз перевел взгляд с Мити на девушку и обратно, оценил сложность ситуации и принял решение, за которое Скамов-младший был ему благодарен, что называется, по гроб жизни.
– Дмитрий Михайлович! – командирский голос Медведника вывел его из оцепенения., - Проводите товарища Здалевскую к радиотелеграфистам, отберите две станции с расчетами и согласуйте таблицы связи.
– Есть! – кинул руку к фуражке Митя и нырнул в этот зеленый омут. – Прошу за мной.
За спиной Костя с дурашливой ухмылкой развел руками перед разочарованным Левандовским.
Зима 1918
За полгода американцы перекинули в Европу четыре десятка дивизий, что позволило командованию Антанты перейти к войне на истощение. Все лето и осень одно за одним шли наступления, тараном долбившие оборону немцев.
На Пьяве итальянцы при помощи американцев и французов отбросили австрийцев, Салоникский и Месопотамский фронты теснили болгар и турок. Еще в октябре лорд Алленби вошел в Иерусалим, во главе одного из полков Еврейского легиона шел Трумпельдор. Их встречали лидеры подполья, список фамилий которых выглядел, как выдержка из курса истории ВКП(б).
Младшим членам Четверного союза приходилось несладко, и они держались только благодаря немцам – офицерам в штабах и полевым войскам в окопах. А Второго рейха на все фронты уже не хватало, хотя он тоже старался не отставать и успел учудить парочку операций, крепко встряхнувших Западный фронт. Казалось, адские потери никого не смущают – лишь бы побольше крови пустить. И эта тупая стратегия в конце концов принесла результат – Германия выдохлась.
Выдохлась она еще и потому, что меньше преуспела на Восточном фронте, не смогла оккупировать Украину и вывезти из нее десятки тысяч вагонов с продовольствием.
Первыми сдались болгары – немцы перебросили войска на запад, оставив болгарскую армию наедине с противниками. Для начала греко-французы выбили братушек с позиций на реке Скра, а потом началось общее наступление Салоникской группировки. Невзирая на потери, войска Антанты давили, давили и, наконец, додавили – фронт лопнул. Начался стремительный отвод болгарских войск, а местами попросту паническое бегство. Прошла волна солдатских бунтов, пара дивизий даже снялась и двинулась на Софию – а остановить их оказалось нечем. Так что Рождество Болгария встретила в состоянии мира. Точнее, капитуляции – вовсю шла сдача оружия, греки и французы занимали ключевые города.
Затем пришел черед турок, отрезанных от Австрии и Германии. Пал Дамаск, Кавказская армия заняла Мосул и вышла на Тигр, но главное – к Эдирне подходили войска, только что выбившие из войны Болгарию. Турки сдались на условиях разоружения армии и оккупации Константинополя. Союзнички и тут попытались элегантно выпихнуть из процесса Россию, пообещав туркам, что в столицу войдут только англичане и французы. Пришлось экстренно грузить десант на все доступные корабли Черноморского флота и высаживать на Босфоре. Сопровождая это требованием создать в зоне проливов международный контингент из всех европейских стран Антанты. Греки, итальянцы и всякие прочие сербы радостно поддержали наш демарш, и с января в зоне Проливов союзники начали формировать военную администрацию. Французы и эллины уже присутствовали, мы тоже, англичане перебросили бригаду чуть позже, за ними появились и остальные.
Глядя на такое, парламент Венгрии расторг унию с Австрией, и лоскутная империя рассыпалась, как дженга, из которой вытащили последний брусок. В конце января возникли и немедля объявили о независимости Чехословакия и Югославия. В начале февраля Пилсудский в Кракове провозгласил свободную Польшу, а Петрушевич во Львове – Западно-Украинскую Республику.
Доминошки падали, падали – и зацепили Германию: по всей стране двинулся вал голодных и солдатских бунтов, приведших к отречению кайзера и установлению республики, немедленно запросившей перемирия.
Мы выдержали.
Теперь нам предстояло демобилизовать армию и утихомирить неизбежные волнения в стране, вызванные двумя подряд встрясками – установлением власти Советов и окончанием войны.
А также выгрызть у союзников условия, без которых нам новое общество не построить.
Глава 11
Весна 1918
Окончание войны проблем только добавило. Так-то мы удерживали несколько миллионов вооруженных мужчин в окопах угрозой немецкого наступления, а после перемирия держать их стало нечем. Разве что свидетельством о демобилизации, без которого к дележу земли не допускали.
Но это в теории. На практике мы получили с одной стороны не устоявшуюся власть, а с другой – рвущихся домой крестьян, зачастую с винтовками.
– Вот, полюбуйтесь, что ваш мужичок-богоносец творит, – передал мне очередную сводку Предсовнармина. – Делят землю, грабят усадьбы. Типичная мелкобуржуазная среда. За ржавый семишник готовы вцепиться в горло. Считаю необходимым послать Красную гвардию на усмирение.
– Что-то у вас терминология, как у недавнего премьера Столыпина, Владимир Ильич.
– Вам шуточки, а Столыпина, между прочим, – он постучал пальцем по бумагам, – убили при разграблении усадьбы.
– Печально. Тем не менее, я категорически против силовых методов. Да, мелкобуржуазная, но другой среды у меня для вас нету, нужно работать с тем, что есть. И действовать по утвержденному плану.
– Организовать обобществление земли, создавать артели и вводить новый налоговый кодекс, – кивнул Ленин. – Но все-таки нужно подкрепить Советы вооруженной силой.
– Разгром поместий – это, к сожалению, издержки, мы их никак не избежим. Черт с ними, пусть выпустят пар, хотя жалко безумно. А насчет силы… Надо дать инструкцию местным Советам – пусть усиливают милицию и по возможности спасают всех и все.
Хотя мне кажется, что в нынешних условиях ущерб будет куда меньше. Все-таки двадцать лет примера перед глазами – работай сообща и будет тебе счастье, – ситуацию несколько смягчает. А может, и правда гражданская неибежна? Просто чтобы стравить то адское напряжение, накопленное в деревне за двести лет и никакие артели тут не помогут?
– И все таки я за посылку красногвардейцев.
– Ну, где дело дошло до вооруженного бунта – да, как крайняя мера, – я потер глаза. – Что с демобилизацией?
– Полный паралич транспорта в прифронтовой зоне. Масса самовольно оставивших части стремится выехать во внутренние районы, доходит до угона поездов.
– А вот тут и силу употребить нужно. Поставить заградительные отряды, заслоны, останавливать поезда, в любом случае разоружать.
– И отпускать? – ехидно прищурился Ильич.
– Нет, нам нужно остановить неорганизованное движение. Всех, кто без свидетельства о демобилизации – в трудовые лагеря при заслонах. А выпускать постепенно, чтобы не создавать излишнюю нагрузку на железные дороги. В любом случае, нужно обсудить эти меры с военными и утвердить постановлением Совнармина.
Ленин черкнул в блокноте и продолжил:
– Лебедев докладывает о создании военно-экономических комиссий для надзора за отходом австро-германских войск. В первую очередь для того, чтобы лишнего с собой не забрали.
– Кстати, надо бы устроить так, чтобы они своего имущества побольше оставили, нам пригодится. Например, кто сдает и готов отправиться налегке – те части в первую очередь.
– Ну, немцы аккуратисты и педанты, они на такое не пойдут. Но попытаться стоит, согласен.
Сговорчивость Предсовнармина объяснялась громким провалом «атаки на капитал». Практически сразу после Съезда Советов и принятия Конституции, верные ленинцы потребовали немедленной и широкой национализации. Им возражали неверные – третьей подряд встряски страна может и не пережить. В качестве компромисса было решено поставить эксперимент на живых людях, то бишь на трех московских мануфактурах – Даниловской, Трехгорной и Гюбнеровской. Последнюю оставили как есть, на Трехгорке усилили контроль со стороны профсоюза, а вот Даниловскую полностью национализировали, в основном из-за того, что главные пайщики, Кноппы и Щукины, поддерживали Временное правительство и Корнилова. И вот на ней создали фабрично-заводской комитет, которому и передали в управление производство. За полгода наилучшие результаты показала фабрика Гюбнера, но при сильном недовольстве рабочих. На Пресне рабочие были довольны, но доходность была ниже. А вот даниловские, несмотря на поддержку правоверных марксистов, дело без малого развалили – специалисты предпочитали увольняться, поставки и сбыт разладились, производство падало. Что характерно, в Иваново, где для гарантии проделали то же самое, результаты вышли аналогичные.