На Кубани и Тереке тем временем шла кровавая карусель и туда из Ростова двинулись самые упоротые под командованием Корнилова, в надежде получить там базу и создать хоть какое-то подобие армии. Дошло человек пятьсот – никакого «чуда о бронепоезде» генерал Марков не устроил, только сам убился о стенку броневагона. «Красный Харьков» рассеял немало добровольцев, а броневики и самолеты докончили дело.
Тактика «пожарных команд», напичканных пулеметами, радиостанциями, авиа- и автотехникой вполне зарекомендовала себя, вплоть до того, что отведенный в Царицын на отдых отряд Михненко отстоял город от одновременной отчаянной атаки донских «партизан» и крупного отряда уральских казаков. Бывший в городе проездом в Баку представитель ВЦИК товарищ Джугашвили даже не успел принять на себя руководство обороной, но в списки героев все равно зачислен был.
Где-то к середине весны, к самому началу сева, Дон был очищен, а силы Медведника накапливались южнее Ростова и вдоль Маныча. А в силу того, что на Северном Кавказе бронепоезда могли воздействовать лишь на узкую полосу вдоль железной дороги, Егор начал формирование конно-механизированных сил. Командиром первой такой группы назначили Михненко, влив в нее пару автоотрядов и три полка кавалерии, усиленных ручными пулеметами и тачанками. И успели одеть пулеметчиков в новую форму, которую мгновенно прозвали «махновкой».
Высокую договаривающуюся сторону представляли теща и зять – маленькая старушка с живыми темными глазами и моложавый мужчина лет пятидесяти с лихо закрученными усами. Носил он погоны полного адмирала, но почему-то на зеленом армейском кителе.
Партнеры по переговорам считали, что речь пойдет об их жизнях, а я начал говорить о деньгах – на кону стояли несколько сот миллионов золотых рублей. Что-то около двадцати миллионов фунтов в английских банках и примерно столько же во французских, про германские можно пока забыть.
Сюда, в Архангельское, понемногу свозили членов императорской семьи, а месяца два назад прибыл поезд из Екатеринбурга с самим Николаем и его детьми. Но говорить с ним было бесполезно, несмотря на все усилия доктора Боткина, профессоров Бехтерева и Ганнушкина. Бывшего царя не интересовало ничего, кроме нескольких простых физических занятий.
Парковую ограду подновили, организовали караулы, но в целом режим был полусвободный – под честное слово и с сопровождающими можно было съездить в Москву, а уж гулять в парке с рассвета и до темноты.
– Я не понимаю, о чем вообще может идти речь. Это средства нашей семьи, они нераздельны с ней, как нераздельны Романовы и Россия.
– Мы тоже не разделяем Романовых и Россию. Только разница между нами в том, что вы при этом считаете, что Россия принадлежит Романовым, а мы – что Романовы принадлежат России. И мы, как прагматики, не видим, какая польза от вашей семьи может быть для России. Как управленцы вы доказали свою неспособность…
Сандро вскинулся.
– В целом, Александр Михайлович, в целом, – я успокаивающе поднял ладонь. – Отдельные успехи, безусловно, были. Мы, к примеру, весьма вам благодарны за авиацию.
– Хм. В качестве ответного комплимента скажу, что я вам тоже благодарен за двигатели АМО, – бывший шеф императорского воздушного флота повернулся к теще. – Инженер Скамов совладелец завода АМО и создатель вашего любимого авто.
– Ах вот как…
– Спасибо, весьма приятно. Но возвращаясь к теме разговора – а вот вреда России императорская семья может принести много.
– И вы намерены избавиться от нас, – вскинула подбородок Мария Федоровна.
– Да. И наиболее желательным способом я вижу ваш отъезд в Европу, поскольку только так я могу гарантировать вашу безопасность. Слишком много, знаете ли, в Советах людей, которые считают необходимым ликвидировать царскую семью физически.
– Вы нам угрожаете?
– Нет, это печальная констатация. Я хочу найти взаимоприемлемое решение, но не вижу ничего, кроме «свобода в обмен на капиталы».
– Эк вы элегантно перефразировали «кошелек или жизнь», - ухмыльнулся Сандро.
– Жизнь вне обсуждения. Хотите – оставайтесь здесь хоть до скончания века. Но мне кажется, что ситуацию лучше разрешить сейчас.
– Почему же?
– В следующую каденцию на мое место могут выбрать и более радикального деятеля.
– Но вы же знаете, что все было конфиковано Временным правительством! – вдовствующая императрица подвинулсь на стуле вперед.
– Как там, – наморшил лоб Александр Михайлович, – декрет «О национализации имущества низложенного российского императора и членов бывшего Императорского дома». Все конфисковано – запасной капитал, капитал Царскосельской фермы, Собственный Его Императорского Величества капитал…
Все, все что нажито непосильным трудом! Три магнитофона, три кинокамеры заграничных, три портсигара отечественных… Но он уже торгуется, это хорошо.
– Не все. Национализация коснулась имущества и средств в России. А вот счета в Европе декрет не затронул.
– Например? – иронически спросил Сандро.
Эх, жаль, не собирал я данных по царским деньгам на планшете, а сколько на эту тему исследований было! Так, помню обрывки… но попытка не пытка и я блефанул:
– Например, кодовый счет ОТМА в Лондоне.
Ольга-Татьяна-Мария-Анастасия, по именам дочерей. И, похоже, я угадал – судя по по всей невербалке, по тому, как вздрогнули руки, как теща и зять обменялись мгновенными взглядами, они знали про этот вклад.
И мы договорились.
Глава 12
Лето 1918
– Вот примерно так, – Нестор опустил бинокль. – Рейдовая группа сильнее всех, кто может ее догнать. И быстрее всех, кто может ей вломить.
– А если зажмут? – хоть Митя и знал ответ, но как же старого приятеля не подколоть.
– Так не отрывайся далеко и не давай себя зажимать. Ну и радио у тебя есть.
– И чем оно поможет?
– Вон, видишь – высокий, в папахе, с длинным лицом? Фома Кожин, мой земляк, командир пулеметного полка. У него тоже есть радио. А за ним и остальной резерв подтянется.
В июне Медведник двинул свои части на юг. Три конно-моторизованные группы, девять бронепоездов, семнадцать советских полков, две дюжины аэропланов. Демобилизованные с фронтов не все стремились к мирной жизни, часть пошла служить за паек и жалованье – республика Советов худо-бедно, но создавала свои вооруженные силы, забирая лучшее из старой армии и дополняя по своему разумению.
Мите, после всех его подвигов, досталось командовать отрядом из пары броневиков, десятка грузовых авто, двух эскадронов и двадцати тачанок с «максимами». С учетом кавалерийских «мадсенов» на группу выходило тридцать пулеметов, сила немалая.
В небе прострекотал «дукс», покачал крыльями и ушел на юг. Нестор глянул на часы-луковицу, махнул рукой – и адъютант бахнул из ракетницы. Красный дымный след с шипением перерезал небо напополам, запели кавалерийские горны, засипел гудок бронепоезда. Первая Конная, собранная в урочище Кара-Чаплак и на полях вокруг станицы Великокняжеская, начала переправу через Маныч и наступление в сторону Сальска. Митин отряд прикрывал левый фланг в направлении на Новый Егорлык.
Кубанская Рада после разгрома корниловцев могла противопоставить Медведнику лишь тысяч десять кавалерии, да и то раскиданных на три направления и не желавших вступать в бой с заведомо превосходящим противником. Советские части двигались от станицы к станице, в каждой войска встречали артельщики и малоземельные казаки. А вот самостийники, разгонявшие Советы, предпочитали сдергивать на юг. После организации выборов красные уходили дальше, оставляя лишь малые гарнизоны и предоставляя местным налаживать жизнь самостоятельно – и большинство населения облегченно вздыхало.
Радио каждый день приносило вести о занятых станицах: Кущевская, Павловская, Кореновская, Тихорецкая, Тимошовская… Ровно так же обстояло и в селениях вдоль Большого Егорлыка, по которым шел Митин отряд. Не война, а прогулка – расход огнеприпасов минимальный, потерь нет. Дней через десять рейдовики неспешно добрались в Донское, где получили сообщение о взятии основными силами Екатеринодара. Вторая колонна при поддержке бронепоезда дошла вообще до Армавира – ей противостояли только разрозненные отряды.
Командиры эскадронов решительно высказались за марш на Ставрополь. Резоны к тому были – противник слаб, соседи в Армавире наверняка встанут на дневку, рассчитывая, что сто километров по железке они одолеют за пять-шесть часов… Опередить!
В Московское вдоль долины Ташлы отряд вышел к трем пополудни, и Митя все-таки приказал остановиться, чтобы разведать направления на Рождественское и Пелагиаду. Да и бросать застрявших в Донском инструкторов ВЦИК тоже не стоило – им еще предстояло провести выборы в восстановленный Совет.
– Соваться в крупный город вслепую, имея всего три сотни бойцов – верх авантюризма. Для начала пусть хотя бы аэроплан слетает. Командирам эскадронов приказываю выслать разведку на глубину до десяти верст, по возможности. Сам проведу рекогносцировку по дороге на Ставрополь. Будем знать, какие силы противника перед нами – сможем решить, что делать дальше.
Штабное авто с «мадсеном» медленно трюхало по тракту, следом шагом ехал конный взвод. Кавалеристы трепались, ели прямо из фуражек набранную в придорожных садах черешню и пуляли друг в друга косточками. По сторонам дороги тянулись хутора и балки. Хутор Большой… хутор Фостиковых… балка Червянка… хутор Жуковой… – Митя отмечал названия на кроках местности. Благодать…
– Дмитрий Михалыч, махнем не глядя? – хитро улыбался Петька, следовавший за Митей еще с германского фронта.
– Ну давай, что у тебя там? – Митя нащупал в кармане и сжал в кулаке перочинный ножик.
Детское развлечение в безоблачный день, можно себе позволить.
– На счет три! Раз… два… три!
В подставленную ладонь из Петькиного кулака выпало нечто холодное и скользкое. Жаба!!! Мозг пронзило забытым детским страхом – баня, монашки, жаба на груди… Митяя передернуло.