— Это ещё что такое? — спросил Юрген.
— Календарь — это способ определять и отсчитывать дни, недели, месяцы и годы.
— Как ты сказал? Недели и месяцы? — переспросил Свейн.
— Ты часто говоришь «седмица» и «луна». Это и есть недели и месяцы.
— До чего же всё запутанно, — покачал головой Юрген.
— Вот именно поэтому и ввели один для всех календарь. Чтобы всё стало проще и понятнее, — улыбнулся Вадим.
На этом краткий курс географии и природоведения был окончен. Но кормчий и дальше продолжал приставать к Вадиму, ставя его в тупик самыми неожиданными вопросами. Понимая, что должен отвечать правду и говорить как можно понятнее, бывший спецназовец принялся вспоминать всё, что когда-либо изучал.
К тому моменту, как их драккар вошёл в бухту Константинополя, обладавший отличной памятью кормчий наизусть знал названия всех месяцев года и даже начал с лёгкостью перемножать двузначные цифры.
Мысленно посмеиваясь над самим собой, Вадим частенько называл себя варварским учителем.
Но едва их корабль вошёл в порт, как с разных концов бухты к нему ринулись сразу четыре корабля. Свейн приказал воинам быстро надеть доспехи, но оружие не брать. Облачившись в кольчуги и препоясавшись боевыми поясами, викинги переложили оружие на гребные банки, под руку, и, медленно двигая вёслами, продолжили грести.
Покосившись на Юргена, Вадим быстро спросил, кивая на подходящие корабли, полные одетых в одинаковую форму солдат:
— Это что ещё за индюки?
— Имперская таможня. Сейчас начнут в каждую дыру свои носы совать, — скривился кормчий, ловко перекладывая рулевое весло.
Свейн рявкнул команду, и драккар лёг в дрейф. Один из кораблей пристал к борту, и на палубу, тяжело отдуваясь, влез дородный, коренастый таможенник. Оглядевшись, он презрительно оттопырил нижнюю губу и, привычным взглядом выхватив капитана, не спеша направился на корму.
Стоя у руля, Свейн сложил могучие руки на груди и даже не пошевелился, когда подошедший к нему таможенник возмущённо засопел, увидев такое небрежение к своему статусу.
— Цель вашего приезда? — спросил он после долгого молчания.
— Сопровождаем купеческий корабль. Мы — охрана, — пояснил Свейн с таким видом, словно перед ним стоял не государственный служащий, а полный недоумок.
— И у вас нет никаких товаров? — подозрительно прищурился таможенник.
— Почему же? Есть, — усмехнулся Свейн. — В трюме несколько рабов на продажу.
— А это? — ткнул таможенник пальцем в сбившихся в кучу у мачты девушек.
— Это наши подруги, — усмехнулся капитан.
— С каких это пор северяне возят на своих кораблях подруг? — насторожился толстяк.
Прислушиваясь к их разговору, Вадим понял, что, несмотря на свой несуразный вид, этот толстяк — настоящий профессионал. Развернувшись, он решительно подошёл к девушкам и, не обращая внимания на их удивлённые взгляды, принялся внимательно рассматривать их. Вадим заметил, что взгляд толстяка не опускался ниже плеч девушек.
«Ищет следы от ошейников и клейма», — подумал Вадим, вспомнив, как его самого осматривали викинги.
Задумчиво кивнув, таможенник вернулся на корму и, вздохнув, задал очередной вопрос:
— Что за рабы? Откуда? Здоровы?
— Рабы клеймёные, мои должники, все здоровы. Это ромеи, — усмехнулся Свейн, увидев, как полыхнули радостью глаза таможенника.
— Куда собираешься их продать? — с явным интересом спросил толстяк.
— Ещё не решил. Им всем вырезали языки, так что их можно использовать и на работах по дому, и в термах.
— Лучше бы ты их кастрировал. Тогда их с удовольствием купили бы для сералей.
— Ну, это никогда сделать не поздно, — рассмеялся капитан.
— Проклятье! Ромеи! Выгодный товар, — заметил таможенник, потирая руки.
— Чем они тебе так не угодили? — не удержался Свейн.
— Есть причины, — моментально скривившись, ответил толстяк.
— Ладно. Дело твоё, — пожал плечами Свейн. — Так мы можем пристать?
— Сейчас парни осмотрят корабль, и пристанете, — кивнул таможенник и отправился на свой корабль.
По его команде четверо солдат перебрались на палубу драккара и принялись внимательно осматривать его, заглядывая даже под гребные банки. Вадим с интересом наблюдал за их действиями, оценивая их с профессиональной точки зрения. Тем временем купеческую барку уже трясли так, что из трюма летели рулоны ткани и слышались горестные вопли купца.
Дождавшись, когда команда таможенников покинет драккар, Свейн подал команду, и воины навалились на вёсла. Подведя корабль к пирсу, северяне ловко пришвартовались и, переглянувшись, дружно уставились на капитана.
Бросив задумчивый взгляд на горизонт, Свейн покрутил ус и объявил:
— До утра отдыхаем, а завтра, после уплаты всех пошлин, отправимся в город.
Воины молча приняли его решение, отлично понимая, что находятся не в родном фьорде, а в чужом городе. Сняв кольчугу, Вадим расстелил на банке волчью шкуру и, завернувшись в плащ, устроился спать. Старая солдатская пословица «Солдат спит, а службы идёт» была актуальна во все времена. К тому же ему не мешало привести мысли в порядок. Уставившись невидящим взглядом в вечернее небо, он вздохнул и принялся вспоминать.
Вспоминал годы, проведённые в училище. Обучение в спецшколе, куда допускали одного из тысячи.
Друзей, живых и погибших, командиров, страны, где успел побывать. В общем, всё то, чем жил все свои двадцать восемь лет. Но вскоре его мысли свернули в уже привычное русло. К тому, каким образом он до такой жизни докатился.
Налунга и сама не знала, в какую сторону ей лучше направиться. Добравшись до побережья, она задумалась, что делать дальше. Больше всего ей хотелось вернуться обратно, в тот привычный и такой знакомый мир, но это было невозможно. Опальная королева отлично знала, что, едва появится во дворце, тут же будет схвачена и посажена в яму.
Окончить свою жизнь на алтаре, став жертвой Ваала, ей очень не хотелось. Взяв себя в руки, Налунга ещё раз огляделась и решила двигаться дальше, туда, куда отправились северяне. Она подумала, что, догнав их, сможет договориться о защите. Как ни крути, а это именно из-за них она вынуждена была бежать из собственного дворца.
Думать о том, что сама приказала заманить воинов в ловушку, Налунга не хотела. К тому же в глубине души, она была уверена, что лучше быть живой рабыней северян, чем мёртвой королевой, зарезанной на алтаре. О том, что догнать корабль белых варваров ей не удастся, она старалась даже не думать. Ведь сами они даже не сомневались в исходе такой гонки.
То и дело подгоняя кобылу, она останавливалась только затем, чтобы дать возможность своим телохранителям немного перекусить и оправиться. Между тем сидевшие рядом с ней служанки уже открыто флиртовали с воинами, строя им глазки и посылая многообещающие улыбки. Налунга и сама удивлялась силе и выносливости этих ребят, которые могли бежать рядом с двуколкой целый день без остановки, а потом ещё по очереди караулить их маленький бивак, предварительно разбив его. На пятые сутки этой гонки Налунга вдруг увидела, что даже эти неутомимые бойцы то и дело спотыкаются, а лица их заметно изменились.
Теперь вместо улыбок на них была только пыль и усталость. Глаза ввалились, а кожа из чёрной превратилась в серую. Сообразив, что рискует остаться без охраны, Налунга на очередной остановке внимательно оглядела воинов и, подумав, приказала им садиться в двуколку. Растерянно переглянувшись, воины дружно поклонились и молча уселись.
Тряхнув поводьями, Налунга направила лошадь по едва заметной тропе. Растерянные воины сидели молча, пытаясь переварить все нововведения. Ехать в одной повозке с королевой было величайшей честью, и никто из них до этого момента не мог себе даже представить такого.
Теперь, после стремительного бегства, многие вещи, к которым она так привыкла и считала чем-то естественными, ей приходилось пересматривать. Причём делать это ей приходилось прямо на ходу. Понимая, что больше не может придерживаться дворцового этикета, бывшая королева задвинула свою гордость подальше и попыталась принять окружающий мир таким, каков он есть.
Спустя ещё неделю путники увидели порт и золотые купола Гизы. Понимая, что самой ей в городе появляться опасно, Налунга приказала одному из воинов отправляться в порт и выяснить, там ли ещё корабль варваров. Остановившись в тени пальмовой рощицы, она приказала разбить лагерь и, устроившись на расстеленных покрывалах, принялась ждать.
Теплый морской бриз и шелест пальмовых листьев навевали дрёму. Налунга и сама не заметила, как уснула, подложив под щёку ладошку. Пробуждение её оказалось очень неожиданным и неприятным. Из объятий сна её вырвали конский топот, грубые голоса и пронзительный боевой клич телохранителя.
Испуганно распахнув ещё сонные глаза, девушка вдруг поняла, что их лагерь подвергся нападению. Три десятка воинов окружили лагерь, взяв всех его обитателей в кольцо обнажённой, сверкающей стали. Смуглые, бородатые, поджарые, словно высушенные жарким солнцем, они держали сабли с привычной небрежностью опытных воинов.
Обеих служанок Налунги уже скрутили, а стоявшего на страже воина отвлекали, атакуя сразу с двух сторон. Орудуя своим копьём, телохранитель пытался удержать противников на расстоянии от своей госпожи, но силы были слишком не равны. Налунга заметила, что нападавшие не наносят воину смертельных ударов, хотя возможностей у них было больше чем достаточно.
Лёгкие сабли со свистом мелькали у его тела, заставляя закрываться и делать ошибки. Наконец один из нападавших, изловчившись, нанёс ему удар плашмя по запястью, заставив скривиться от боли и выпустить копьё. То же самое тут же повторил и второй воин. Третий удар пришёлся по голове телохранителя, отправив его в беспамятство.
Воина связали и, поставив на колени рядом со служанками, набросили на шею верёвку. Теперь настала очередь Налунги. Нападавшие шагнули было к её ложу, когда резкий окрик вдруг остановил их. Сквозь кольцо окружения проехал воин на высоком кауром жеребце и, склонившись с седла, внимательно всмотрелся в замершую девушку.