Я молча кивнул.
На самом деле, я ненавидел такие разговоры «по душам». Слишком больно, слишком опасно, любая интонация или жест в такие моменты приобретают сверхценность и могут стать смертельным оружием. Не для человека, разумеется, — для отношений.
И в то же время я знал, что иногда без них нельзя.
— Знаешь, я много думал о нашем разговоре, — начал Лапанья.
Он немного успокоился, увидев, что я готов его слушать.
А я понял, что эта затея не безнадежна именно потому, что он начал говорить. Сейчас любой микровыбор, — начиная с того, пошел бы Лапанья навстречу первым или стал бы молчать, дожидаясь моих вопросов, — закладывал кирпичик в новый фундамент.
— И, как мне кажется, камнем преткновения стало то, что я думал только о себе, — продолжил он. — Я пытался делать все, чтобы честно расплатиться за то, что получал, но тебе этого мало, видимо.
Кажется, я понимаю, куда он клонит, и его выводы мне не нравятся.
— Нет, Баджи, — прервал его я. — Каждый человек в первую очередь думает о себе, это нормально. Или ты считаешь, я просто от широты души помогаю всем в своем клане?
Лапанья опасливо на меня покосился.
— Нет, ты серьезно? — развеселился я. — Да забудь! Меня ведут такие же шкурные интересы, как и всех нормальных людей. Один в поле не воин, это я еще в прошлой жизни крепко усвоил. Род — это сила. А клан — еще большая сила. Чем сильнее каждый род в моем клане, тем сильнее я сам. Когда за твоей спиной верная армия — ты можешь намного больше, чем если ты один или с маленькой командой. Согласен?
— Согласен, — кивнул Лапанья.
— А чтобы клан пошел за мной, когда мне это будет нужно, я должен что-то сделать. Для них. Это то же самое, что и дружба между людьми. Я помогаю, мне помогают. Понимаешь?
Лапанья неопределенно покачал головой.
— Вассалы — это жесткий ошейник, — криво ухмыльнулся я. — Я могу не пользоваться этой властью, но она есть. А клан — это куда менее прочное объединение. Из клана можно выйти в любой момент. Да, существуют «откупные», они прописаны в клановом договоре, но если род действительно захочет свободы, он уйдет. Опять же, удержать можно и превратить клановые роды фактически в вассалов можно. Но я не хочу ждать удара в спину, и мне не нужны марионетки. Я хочу, чтобы меня уважали. Чтобы в меня верили. Чтобы за мной шли. Я вкладываю в клан бешеную прорву ресурсов, и часть из них невосполнимы. Те же хранилища рано или поздно закончатся. Но я приобретаю то, чего не купить ни за какие деньги. Доверие. Единство. Будущее для нас всех.
Лапанья отвел взгляд.
Я молчал и ждал. Игру в одни ворота мы уже проходили, меня этот вариант не устраивает. Разговор — это диалог. Иначе все это не имеет смысла.
— Хочешь сказать, — наконец произнес он, — ты взял бы меня в клан, даже если бы знал, что надежды вернуть мой родовой камень почти нет?
— А с чего ты вообще взял, что это — основной критерий? — хмыкнул я.
— Каспадиа приходил к тебе и просился в клан, — поднял на меня взгляд он. — И ты ему отказал.
— А ты собирал информацию, я смотрю, — покачал головой я.
— Ну а как ты думаешь, почему у меня до сих пор нет ничего? — фыркнул Лапанья. — Ни дома, ни машины, ни даже людей? Я почти все, что зарабатывал, вкладывал в изучение нового мира. Я знаю, кто такие Каспадиа, я знаю об их проблемах с родовым камнем. И стоило это недешево, поверь.
Ну, своя логика в этом есть. Информация — основа выживания, как ни крути.
Вот только одними деньгами эта задача не решается.
— И толку? — жестко усмехнулся я. — Или мотивы моего отказа Каспадиа тоже вошли в твой информационный пакет?
— Нет, — признал Лапанья.
Остальное он домыслил сам. И домыслил, разумеется, с упором на ту тему, которая сейчас больше всего волнует его самого.
— Баджи, ты понимаешь, что твоя закрытость попросту искажает твою картину мира? — вздохнул я. — Тебе достаточно было задать этот вопрос мне. Я бы рассказал тебе и подноготную Каспадиа, и свои причины. Совершенно не обязательно было гробить на этот вопрос кучу денег.
Лапанья бросил на меня упрямый взгляд, но тут же отвел глаза, стоило ему встретить мой прямой взгляд.
Ну давай, решайся! Я ведь практически прямым текстом предложил объяснить.
Я смотрел на Лапанья и понимал, что если он не переступит через свою закрытость даже сейчас, нам больше не о чем будет говорить.
— Объяснишь? — тихо спросил Лапанья.
— Конечно, — легко кивнул я. — Ты в курсе, что родовые земли, на которых мы с тобой сейчас сидим — это бывшие владения рода Каспадиа?
— В курсе.
— А про то, что я уничтожил всех взрослых представителей рода Каспадиа, чтобы их получить?
Лапанья вскинул на меня удивленный взгляд.
— Ясно, информационный пакет был неполным, — сделал вывод я. — Я фактически уничтожил род Каспадиа, пощадил только совсем детей. У них сейчас старший — тринадцатилетний мальчишка. На момент того боя у него даже магического источника еще не было. И не обманывайся его титулом наследника рода. По факту это не так. Его все называют наследником рода только потому, что других кандидатов у Каспадиа нет. Но на самом деле мальчик Каспадиа своего родового камня в глаза не видел. Он не то, что не наследник, он даже в основу рода не входит.
Лапанья напряженно слушал.
— Соответственно, и принимать какие-либо решения от имени рода он попросту не имеет права, — закончил я.
— Но ты отказал ему не поэтому, — произнес Лапанья. — Я тоже пока не могу официально вступить в клан, я — не глава рода.
— Пока я верил, что ты разберешься с родовым камнем Нишант, это не имело особого значения, — пожал плечами я. — Подождать год — это ерунда. Но с Каспадиа ты прав, я отказал ему не только поэтому. Зачем мне в клане потенциальный враг?
— Может, и не враг, — нерешительно возразил Лапанья.
— Баджи, — укоризненно протянул я. — Мои люди убили всю его семью!
— То есть камень тут ни причем, — сдался Лапанья.
— Да дался тебе этот камень! — раздосадовано бросил я. — Ты правда считаешь свой род обреченным? Ты отдаешь себе отчет в том, что возможности великого клана и возможности одиночки без единого человека за спиной — это небо и земля? Или ты думаешь, ради своего будущего клановца я не поднял бы на уши всю страну, а то и весь континент?
Лапанья молча отвел глаза.
— Допустим даже, мы не найдем твой родной родовой камень, — продолжил я. — С чего ты решил, что не существует способа разорвать связь с камнем? Мы же снимаем кровную привязку с родовых хранилищ, так почему нельзя сделать то же самое с камнем?
Лапанья вскинул на меня изумленный взгляд. Эта мысль ему в голову вообще не приходила, похоже.
— Я не знаю способа, — сразу предупредил я. — Но это совершенно не значит, что его не существует. У меня есть управляющий артефакт системы, из которого можно вытащить какую-то информацию. Есть Лианг, в роду которого такой же артефакт хранится не первое столетие. Есть хранитель знаний Чопра. Да, в конце концов, можно и просто по древним родам аристократов пройтись с вопросами. Даже если мои клановцы или союзники не знают, то может, кто-то из других аристо знает и захочет продать нам эту информацию.
Каспадиа, конечно, был уверен, что такого способа нет. И его ссылка на род Асан меня впечатлила.
Однако я уже сталкивался с тем, что есть вещи, которых не знает никто, кроме совсем узкого круга посвященных. Например, тот же полный клановый ритуал, который сделал мой клан великим. Даже о самом его существовании очень мало кто в курсе.
Впрочем, основную ставку я все равно делал не на аристократов, а на знания чужаков и древнюю систему. Кому, как не нам, искать и находить подобные невозможные пути?
Лапанья долго смотрел мне в глаза, а потом тяжело вздохнул.
— Я понял, плохо быть одиночкой, — сказал он.
— Почему? — слегка улыбнулся я.
— Потому что все, о чем ты говоришь — это связи. Со мной не будут разговаривать на эту тему ни Лианг, ни Чопра, ни древние аристо. Я им никто, и мне нечего им предложить. А с тобой легко пойдет на контакт любой из них.
Я не совсем это собирался донести, но в целом, вывод верный.
Во многом именно ради этого я поднимаю клан и выстраиваю свою репутацию. Возможности. То, что одиночке Лапанья представляется неразрешимой проблемой, для меня всего лишь очередная задача. Одна из многих.
— Тебе достаточно, чтобы на контакт с тобой пошел я, — подмигнул я ему.
Лапанья несмело улыбнулся.
— А ты пойдешь? — почти без паузы спросил он. — Даже после того, как я фактически тебя обманул?
Хорошо, что он это понимает.
Да, с его стороны прямой лжи не было ни разу, но мы оба прекрасно понимаем, что лгать можно не только словами. Он намеренно создавал совершенно неверное впечатление о своих действиях и перспективах.
И радует, что он не прячется за отговорками.
— Знаешь, Баджи, меня отец отучил от лжи еще в той жизни, — слегка улыбнулся я. — И для этого было достаточно одного-единственного разговора. Я до сих пор помню, как он мне объяснял. Ложь — это попытка сбросить с себя ответственность. Разбил что-то и врешь, что оно само упало? Ты бежишь от наказания. Говоришь, кто-то другой первым начал? Ты боишься осуждения. Ты — слабак. Действия — твои. Решения — твои. Или не делай, или делай и отвечай за то, что делаешь. Даже если весь мир против тебя.
Лапанья уважительно склонил голову.
— Ты прав, — решительно кивнул он. — Я не хочу быть слабаком. Я ошибся, не рассказав тебе сразу все, как есть. И я не буду бегать от ответственности. Я готов принять любое твое решение.
Я встретил его прямой взгляд и улыбнулся.
— Э, нет! — фыркнул я. — Думаешь, я сейчас обижусь, как мелкая девчонка, выгоню тебя и забуду о твоем существовании? Не дождешься. Это в детстве простая схема: ошибка — наказание, — могла сработать. Сейчас все проще и сложнее одновременно. И ошибаться, и наказывать себя за ошибки можешь только ты сам. Что тебе с моих слов или действий? Это твоя жизнь, Баджи. И только твоя.