Фантастика 2025-34 — Игорь Кольцов, Greko — страница 7 читать онлайн бесплатно

Шон таскал канистру с бензином то туда, то сюда, пытаясь смириться с тем фактом, что когда-то усердно выполненная им работа теперь идет насмарку.

– Ну вы даете, босс! – уже в который раз восклицал парень. Такого несогласия с руководителем от него было обычно не услышать. – Мы же лет пять, в сумме, на все потратили! Ну, не меньше же!

– Все в порядке, Шон, – смеялся Оуэн. – Честное слово, не переживай так сильно. Эта развалюха того не стоит.

Я наблюдал за происходящим с улыбкой, стоя чуть позади Джереми, потому как не хотел слишком уж смущать его своим громким поеданием чипсов. Вся команда клуба «Hide and Seek» сегодня была здесь. Но для пущего веселья со своей стороны я пригласил Джима и Энни. Первый отлично помог нам с разбором вещей на втором этаже и теперь отдыхал на солнце у ракитника, увлеченно болтая со своей невестой.

– Пикник на пепелище, – усмехнулся я. – Вот мы придумали, да?

– Вполне логичный конец, Боузи, – подмигнул мне О, слегка оборачиваясь в мою сторону. – Ох, не портил бы ты свой желудок! Прислушайся к старшим. В машине есть нормальная еда, я же все взял.

– Ой, отстань, дядь, – отмахнулся я и шутливо повернулся к нему спиной, продолжив есть снэки вдвое быстрее.

Заменить «деда» на «дядю» было не так уж и сложно.

Я предложил избавиться от особняка МёрМёр в тот же день, что мы восстановили связь с Оуэном. Он, к своему удивлению, согласился на это без каких-либо оговорок.

«Я думал об этом, – рассказывал он мне месяц назад. – Но не решался, потому что боялся осквернить память Реймонда. А если это твоя инициатива – другой разговор».

Джереми рассказал мне, что нашел нужный дом вскоре после того, как его выписали из больницы. Правда, для того, чтобы вернуть себе право собственности, ему пришлось подождать какое-то количество лет. Все было не так просто, как мне казалось: за неимением заинтересованного владельца, эта территория стала достоянием местного управления. Чтобы присвоить МёрМёр себе, Оуэн скопил прилично денег и подал в суд.

После успешного разрешения вопроса, он приставил к особняку охранника и принялся зарабатывать на реставрацию. Правда, тогда его дела пошли в гору: первый паб «Сэмми» приносил приличную прибыль, и он смог развивать бары по франшизе, оккупируя брендом весь город.

Его стремление к абсолютной театральности происходящего буквально требовало возведения настоящих декораций. Комнату племянника он восстанавливал в качестве живого памятника, а потом увлекся и с усердием принялся за остальное пространство. Он успел восстановить практически весь второй этаж, заполняя углы достоверными артефактами из прошлого или элементами интерьера, максимально похожими на них.

При подготовке второго уровня особняка к отделке именно Шон обнаружил продуктовый склад за забитой вековыми досками дверью. Он был приставлен к команде нанятых рабочих как доверенное лицо и контролировал аккуратность процесса ремонта. На тот момент, когда лифт был вскрыт преданным управляющим, о дальнейшей судьбе Рея после пропажи Джереми все еще не знал.

«Он позвонил мне, будучи огорошенным находкой, – делился со мной Оуэн. – Я, конечно, рассказывал ему историю. Говорил все, что помнил, с деталями, как самому близкому другу, которым он, на самом деле, для меня теперь и являлся. Но он все никак не мог поверить до конца. Однако, когда он увидел это чертово блюдо из-под пирога на косточках, в его сознании что-то перевернулось».

«Скелет в шкафу», а точнее «в лифте», травмировал и самого дядю до глубины души. Именно тогда он бросился и на поиски мелочей, игрушек, что принадлежали мальчику. Открывшаяся правда не успокаивала его воспаленное сознание, а лишь усиливала вину.

Затем нашли дневник под лестницей. О нем Джереми вспомнил, когда переслушивал кассеты из архива больницы. Казалось, что тогда он окончательно помешался, потому как вглядывался в каждого подростка на улице, что был схож чертами с ребенком Бодрийяров.

Он обратился к частным специалистам, и те не подтвердили страшный диагноз, которым мужчину заклеймили в молодости. Но дали дельный совет – отрефлексировать суть вопроса самым что ни на есть нелепым способом. Так, чтобы контекст трагедии ассоциировался с чем-то другим.

Именно тогда, открывая свой ночной клуб, он использовал этот прием и присвоил заведению название «Прятки».

Несмотря на то что огонь был, с моей точки зрения, самым верным решением с точки зрения устранения главного триггера, некоторые винтажные вещицы мне было очень жаль. А потому, разобрав все старье до единого кусочка, мы приняли единогласное решение, что остаток прошлого будет храниться в «Исповеди» как в единственном, почти безболезненном памятнике того, что пришлось пережить старшему сыну Николаса и Ангелины Бодрийяр.

– Кажется, все! – слышался откуда-то сверху голос Гордона. – Можем устраивать файер-шоу, ребятки.

– Ну все, я пошел, – Шон закрыл лицо руками и покачал головой.

Когда охранник спустился вниз, мы развели костер на крыльце дома.

И после наблюдали за тем, как трагедия занимается очищающим пламенем.

Алиса БодлерEscape. Приют: NoSugar Books

NoSugar. Клаустрофобия

Иллюстрация на обложке Софья Товбина

Иллюстрации в блоке Мария Вильбоа

Escape. Приют: NoSugar Books/ А. Бодлер. – М.: Издательство АСТ, 2024. ил. – (NoSugar. Клаустрофобия).

Часть 1

Зло ненаказуемое имеет свойство множиться.

Пролог

Я знал, что однажды настанет время прощаться.

Место, которое стало для меня большой, достаточно комфортной, но все же клеткой, – теперь должно было остаться позади. Там же, где я запер ту часть прошлого, что когда-то легла в основу семейной трагедии. Спустя двести лет ужасающий сознание симбиоз человеческих пороков был разобран на кусочки и упокоен на руинах густого, серого пепла.

Одним из самых горьких этапов в жизни человека мне представлялся миг принятия того, что после нашего ухода в привычных нам местах не меняется ничего. Будь то детская площадка на заднем дворе родного дома, опостылевший офис или же старинное, разрушающееся поместье. Все одно. Сколь бы печальным ни было ваше прощание, ветер продолжит колосить редкую растительность на задворках, коллеги будут собираться за рабочими местами в привычное время, а в пустых, холодных коридорах мрачной постройки сохранится все тот же тихий и печальный шепот столетий.

Мой последний рабочий день в квестовом клубе «ESCAPE» представлял собой запланированный обход ключевых мест и не имел ничего общего с выполнением задач. Узнав о том, что я принял решение уволиться, Рик и Джия не давали мне объемных поручений уже две недели. Поэтому с передачей собственных обязанностей пока несуществующей замене я справился быстро. Дело оставалось за малым:

Поблагодарить своих коллег, друзей и это место. А затем – двигаться дальше.

Я вычищал свой рабочий угол от личных вещей, методично перенося каждую безделушку в большую картонную коробку, любезно выделенную мне дядей. Этот «увольнительный» штамп меня веселил, но на самом деле глупому стереотипному ящичку не суждено было заполниться и на четверть.

Руководительница отдела, с успехом оттарабанившая наш последний проект, посвященный истории Фредди Крюгера, теперь преспокойно занималась «благоустройством» производства. Сразу после моего ухода они с Риком планировали небольшой ремонт. И, конечно же, ряд собеседований для поиска нового менеджера.

Приемка «Кошмара на улице вязов», в создании которого мне суждено было принять участие, состоялась всего неделю назад. Тогда я последний раз увиделся с Паккардом, который пожелал мне успехов на новой работе, передал привет от уже глубоко беременной Хелен и с удовольствием отметил мой свежий, «непривычно здоровый» вид. Впрочем, он, как и всегда, был на удивление проницателен: мои «особые» состояния не беспокоили меня с тех пор, как прошел тот самый семейный пикник на пепелище.

Некоторые улучшения замечали и мои, теперь уже практически бывшие, коллеги. Джим, последний месяц пребывающий в восторге от актерских талантов его нового старшего товарища Джереми Оуэна, твердил, что причиной моего выздоровления является правильное окружение и обретение новой семьи. Мол, отсутствие его нелюбимого «мистера доктора» рядом со мной шло мне на пользу.

Все сказанное соответствовало правде, но каждый раз вызывало во мне новый виток волнений, так или иначе связанный с тем самым человеком, о котором мне так активно напоминало ближайшее окружение. Доктор Константин продолжал сопровождать Иви. И если в моей новой, реальной картине мира не хватало одного кусочка пазла, то этой самой деталькой была именно она.

Общение с моим бывшим лечащим врачом стирало Ив из чьего-либо поля зрения. Она не отвечала на мои звонки, не предпринимала попыток встретиться. Ее будто и вовсе более не существовало. Я думал, что настанет день, когда я всерьез поверю в то, что придумал эту девушку. Наши пути разошлись, но я отказывался мириться с тем, что Ив не желала начать все сначала. И я был не лучше, потому как не решался сделать первый шаг.

Главным подвохом в сложившейся ситуации было то самое поганое обстоятельство, которое подразумевало одно – дотянуться до подруги детства можно было лишь при помощи Константина. Но наблюдать за тем, как Джереми разбивают нос во второй раз, мне совсем не хотелось. А попытку полезть на рожон без него Оуэн бы теперь воспринял как настоящее предательство. И был бы прав. В нашей маленькой, странной, но условно воссоединившейся семье лимит на секреты был исчерпан.

Словом, для полного ментального удовлетворения мне оставалось закрыть лишь один ноющий гештальт. Однако способов сделать это безболезненно для всех я пока не обнаруживал.

– Дай угадаю, – беспардонно, но привычно прервал мой внутренний монолог Рик. – Анализируешь каждую скрепку, прежде чем положить ее на дно?

– Удивительно, но нет, – без тени неуверенности отозвался я. Мои заикания и детский трепет теперь оставались в прошлом и смятенно махали мне ручкой в настоящее. – Оставляю воспоминания. О каждом из вас.

– О, нас забудешь, малой! – проектировщик всплеснул руками и поднялся с места. – Ты же не на другую планету улетаешь, в самом деле. Да и у папаши твоего должок перед компанией остался. Не снесем мы его цирковую арену, продавать продолжим! А сам он неразговорчивый, как ты знаешь. Глядишь, придется отдуваться тебе, как наследнику этой радости.

– Дядя, – негромко поправил я, подавляя кривую ухмылку. – Он – мой дядя, а не отец.

– Да хоть дед. – Рик засунул сигарету за ухо и отвесил мне бесконтактный подзатыльник в воздухе. – Впрочем, ты его в любом случае не подводи на работе. А то скажет, что мучили мы тебя с Джией столько времени, да не вымучили.

В тонкости моих родственных связей (которых на самом деле не существовало уже пару столетий) я предпочитал не вдаваться. Конечно, старшие коллеги были крайне удивлены тому, что истрепавший нервы всем и вся мистер О все это время имел ко мне прямое отношение, но в историю об «абсолютно случайном» выяснении обстоятельств охотно поверили. В конце концов, я был сиротой. И те, кто наблюдал мои метания каждый день, готовы были смириться и с таким мифическим совпадением. Лишь бы только все это поскорее прекратилось и перестало мешать работе.

Однако для нового Боузи полагалась и новая трудовая деятельность. Джереми пригласил меня на должность младшего управляющего в «Hide and Seek», предложив платить в два раза больше, чем в квестовом клубе. Эту идею он педалировал много месяцев подряд, и я, наконец, согласился. В конце концов, мне предстояло учиться у ответственного и отзывчивого Шона и быть под прямым руководством самого Оуэна, а потому о том, что я вновь не вольюсь в общество, волноваться не приходилось.

Даже если бы Герман и его родственники вновь принялись меня посещать, в «Прятках» этому бы никто не удивился.

Я прошелся скотчем по картонным ярлычкам короба дважды и прижал легкий груз к себе. Мне нужно было посетить еще одно место для того, чтобы прощание с квестами было полноценным. И, как заведено, символичным.

– Ну, пока, – неловко поджав губы, обратился я к коллегам. – Я очень рад тому, что работал с вами.

Рик и Джия переглянулись.

– Нет, серьезно. Вы многому меня научили, как бы там ни было. Я буду помнить только хорошее.

К моему удивлению, Джия спешно подскочила с места и крепко прижала меня к себе. Рик подошел сзади и, слегка нерешительно протянув руку, все же взъерошил мне волосы.

– Береги себя, Боузи, – тихо и непривычно мягко произнесла руководительница. – И обязательно приходи.

Старший проектировщик промолчал.

Но, лишь на одно мгновение, его вытянутое, серьезное и вечно смурное лицо озарила широкая и, как мне хотелось верить, искренняя улыбка.

* * *

Увольняться в понедельник мне нравилось. Еще не отошедшие от выходных заядлые посетители квестового клуба не рисковали возвращаться к развлечениям в свой первый рабочий день. А потому аллея пустовала и позволяла всем, кто осмеливался сделать шаг вперед, навстречу длинному тоннелю погрузиться в атмосферу неумолкающих альтернативных вселенных, что скрывались за могучими высокими дверьми. Ни администраторов, ни гейм-мастеров не было видно, и мой путь мог строиться именно так, как я его задумал.

Все еще прижимая к себе короб, я бодро зашагал в конец квестовой улочки, мысленно пропуская через себя все ключевые воспоминания, связанные с работой на локации. Поток клиентов, ночные игровые сеансы, неловкие шутки и оглушающий смех из операторской – все это теперь должно было стать частью отдельного блока воспоминаний под гордой, светящейся вывеской «ESCAPE».

«Исповедь мистера О», вопреки опасениям отдела маркетинга, вызывала стойкий интерес у игроков и пользовалась измеримой популярностью. Как я когда-то и предполагал, особенно любопытные приставали к персоналу с расспросами насчет реального особняка МёрМёр, скрывая очевидное желание его посетить. Но, к общему счастью, теперь ехать страждущим было просто некуда. А компания превратила то, чего я боялся, в фишку. Теперь в карточке квеста на сайте красовалась жирная надпись: «Основано на реальных событиях».

То, что люди с такой страстью поглощают чужую боль, меня более не удивляло.

Потянувшись рукой к массивной дубовой двери, что вела меня в камерную версию особняка Германа Бодрийяра, я коснулся железной ручки и дернул ее на себя. Окна с подсветкой, в конце концов, установленные на фасад через боль и страдания Рика, поприветствовали меня тусклым мерцанием несуществующего комнатного освещения.

Я прошелся по уменьшенной вдвое гостиной и поочередно коснулся артефактов, каждый из которых теперь представлял собой сохранившуюся частичку памяти о былом, закрытом и уничтоженном. То, как мы, разумные человеческие существа, сами вкладывали сакральный смысл в материальное, а затем никак не могли смириться с этим, было поразительно и печально.

И как хорошо, что в реальном мире всегда оставалась возможность избавиться от вложенного контекста, сколь ключевое значение он бы ни имел.

Я не стал подниматься в комнату Реймонда, потому как теперь у меня была своя. Справедливости ради стоило отметить, что ранее это пространство было гостиной Джереми и лишь теперь преобразовалось в мою личную спальню. Но в таких моментах значение имел лишь свершившийся факт: мне было куда возвращаться.

Оглядев игровое пространство в последний раз, я повернулся к выходу.

Запирая за собой дверь в квест, я думал только о том, что теперь в моей жизни существовала всего одна, но крайне насущная проблема, связанная с человеком, который жил и испытывал пока невидимые для меня трудности в текущей реальности.

Тяжелые мысли заставляли мою голову привычно пухнуть и наполняться воспоминаниями о былом. С той лишь разницей, что теперь, в процессе погружения в причинно-следственные связи, я затрагивал картинки из собственного, не такого уж и далекого прошлого. Мне не хотелось думать о приюте, но теперь приходилось. Разобравшись с историей Бодрийяров, я усвоил ключевой урок: каждое наше действие было предопределено событиями в прошлом, хотелось нам того или нет.

Я должен был связаться с Иви и убедиться в том, что она в безопасности.

Глава 1

Дождь смывал горечь происходящего.

Плохие вещи происходили с людьми каждый день, и от беды никто и никогда не был застрахован. Однако некоторым все же везло значительно меньше: их путь являл собой бег по темному коридору с тех пор, как они появились на свет.

На заднем сидении старенькой тойоты мисс Мертон – убежденной, грубоватой холостячки сорока пяти лет – прятался вихрастый мальчишка младшего школьного возраста. Свернувшись в небольшой, но крепкий комочек, он оглядывал замкнутое пространство знакомого салона и то и дело пыхтел, потому как был не в силах смириться со сложившейся ситуацией.

– Все хорошо, малыш, – заговорила водительница. – Может быть, в этот раз получится. Это же не семья.

– Не получится, – отвечал ее маленький собеседник, не пытаясь скрыть обиду на весь мир. – Никогда не получается.

– Стоит продолжать надеяться, – вновь отозвалась мисс Мертон. – Надеяться нужно всегда.

С этим подопечным мисс Мертон, посвятившая последние двадцать лет работе с «асоциальными», «трудно адаптируемыми» и «требующими повышенного внимания» детьми, встречалась значительно чаще положенного. Мальчишка успел побывать в десяти разных семьях с отличными показателями, которые женщина проверяла лично. Но ни к одному из своих опекунов этот малыш прикипеть не смог. Все в его личном деле было странным: начиная от практически пустых колонок с крупными заголовками «Биография» и «Причина попадания в программу» и заканчивая тем, что у мальчишки отсутствовало имя. Совсем.

Мертон пробовала поступить так, как было заведено, – подобрать новое, самое распространенное и невзрачное. Такое, чтобы подопечный был способен быстро привыкнуть и влиться в окружающую среду. Но мальчик уверенно вел свой протест, не собираясь отзываться на какое-либо имя из всех ему предложенных. Да еще так бойко, словно умудренный опытом взрослый, у которого была на такой поступок причина.

Именно так она и звала его – малыш, и только на это слово он и откликался. С тех пор малыш стал Малышом с большой буквы и у сироты появилась хотя бы иллюзорная замена реального имени. Но в этот раз, как надеялась мисс Мертон, что-то да должно было измениться.

Буквально пару недель назад, благодаря неформальной встрече с коллегами после рабочего дня, соцработница узнала о существовании частного христианского пристанища для детей-сирот. И, несмотря на то что практика таких заведений сейчас сходила на нет, все, что имело в своем позиционировании религиозную приставку, обществом стремительно поощрялось.

«Не может принять то, что у него появились новые родители, – пусть примет общество Бога! Благотворная замена его воображаемому другу», – иронизировала отработавшая в опеке на десяток лет больше, чем мисс Мертон, взбалмошная Холли.

Мертон тем утром получила звонок от последней семьи, что успела прожить с Малышом всего пару месяцев, и поспешила поделиться этим. Столь короткий срок стал воистину рекордным даже для такого тяжелого случая. Пожаловаться старой подруге пороком не считалось.

В последней реплике Холли содержался лишь кусочек из каскада причин, по которым опекуны возвращали Малыша обратно. Этот мальчишка не был буйным, агрессивным или проблемным в классическом понимании этого слова. Он был «неблагоприятным». Ребенок отказывался от коммуникации и разговаривал вслух лишь с двумя живыми существами на всем белом свете. Первой в этом списке была Мертон. А вторым – его воображаемый друг.

Так и получалось, что, куда бы ни шел Малыш, за ним всегда следовала тень.

Попытки соцработницы к коммуникации давали лишь скудные крупицы знаний о невидимом товарище ребенка: он был взрослым человеком мужского пола, без видимых черт лица, но в длинном плаще. А еще он любил играть в прятки.

Именно прятки пугали приемные семьи больше всего. Для своего семилетнего возраста мальчишка справлялся с задачей спрятаться очень хорошо. Даже слишком.

Однажды Дилинджеры (те, что были до Скоттов и после Уотсонов) искали ребенка целые сутки. А к утру будущего дня обнаружили его на чердаке, что был закрыт для посещения уже полсотни лет. Потом не повезло Чандлерам – им досталась задача посложнее, потому как Малыш решил освоить места для укрытия в соседнем саду. А затем намучались Барнсы, Фриманы, Гарднеры и другие…

Словом, опекунов мисс Мертон понимала и осуждать не могла. Однако, в глубине души, грустила, что сама не может даже попробовать приютить мальчишку, хотя бы ненадолго. Вдруг у нее бы получилось? В конце концов, она знала этого ребенка уже четыре года и могла вступить с ним в диалог, в то время как остальные не успевали достигнуть и этой стадии взаимодействия. Но рабочая этика, низкий доход и плохое жилье не давали ей никакого шанса перед жесткими указаниями государства на этот счет, и с этим ничего было нельзя поделать.

Оттого идея Холли – не самая проверенная, но все же имеющая право на существование – казалась ей неплохим вариантом решения ситуации. На следующий день после встречи с коллегами женщина отыскала контакты «Приюта сестры Александры» и обратилась к владелице напрямую.

Малыша готовы были принять сегодня. Прямо перед тем, как учреждение совершит переезд.

«Вы очень вовремя, – умиротворенно проговорила сестра Александра по телефону. – В ближайшее время мы едем в новый дом, к нашему миротворцу. Замечательный человек! Там наши детки будут в отличных условиях».

Мертон очень хотелось надеяться, что слова настоятельницы были правдой.

Дорога была долгой и ухабистой, потому как вела далеко за город – туда, где располагались частные летние дома работников среднего класса. Старенькая «тойота» должна была успеть достигнуть цели до обеда. Ровно в пятнадцать часов, как и было сказано, автобус с воспитанниками отправится в путь. Ждать новенького дольше положенного, как казалось соцработнице, никто не станет.

Мальчишка не умел начинать разговор и был настроен лишь давать ответы на прямые вопросы. Пользуясь тем, что ехать оставалось еще минут двадцать, женщина продолжила оборвавшийся диалог:

– Что интересного успел узнать в новой семье?

Приходилось делать вид, что такие частые перемены были нормой, потому как травмировать брошенного ребенка, попавшего в программу по поиску опеки в три года, было просто непозволительно.

– Что я хорошенький, – негромко ответил Малыш.

– Ой, это правда! – искренне улыбнулась мисс Мертон. – Эти твои русые кудряшки – просто прелесть. Знаешь, я тут читала одну книжку…

– Какую?

– Про юношу с такими же локонами, как у тебя. Правда, он был не очень хорошим человеком, но[58]…

– Я тоже плохой человек?

Так оступиться мог непрофессионал, но Мертон!..

«Черт подери мои попытки общаться на отвлеченные темы», – думала женщина.

– Нет, что ты! – громко запротестовала мисс Мертон. – Ты замечательный, Малыш, просто… Другой.

– Что это значит? – допытывался мальчик.

– Особенный. В хорошем смысле этого слова! – женщина натянуто улыбнулась и быстро обернулась к Малышу, стараясь не терять зрительного контакта с дорогой надолго. – Правда.

– Ладно.

Кап. Кап. Кап. Крупные капли стекали по грязным стеклам машины. Этот нехитрый ритм делал паузу в диалоге более спокойной, стирал неловкости и отмерял минуты.

Казалось, опасность миновала, и можно было продолжить.

– Так вот… Сама история этого юноши очень интересная, и ты обязательно прочитаешь ее, когда станешь старше, потому что она есть в школьной программе. Но на самом деле здесь имеет значение то, что было в реальности!

– Я не понимаю… – грустно вздохнул мальчишка.

– Да-да, я как раз подхожу к сути. – Мертон терпеливо кивнула. – Дело в том, что однажды в реальности появился человек, который узнал себя в этой истории и сообщил об этом автору книги.

– Он тоже был плохим человеком?

То, как Малыш зрил в суть, будучи семилеткой, было поразительно. Хотя, вероятно, развитие, все же соответствующее возрасту вечно кочующего мальчика, объяснялось тем, что ребенок был привязан к образовательному центру при опеке. А потому смена семей на регулярное обязательство посещать уроки никак не влияла. Да, работать с молчуном-педагогам было сложно, но все же результат того стоил.

Государственную программу по работе со «сложными» детьми можно было хвалить хотя бы только за это.

Соцработница поспешила ответить:

– Ну… Знаешь, там все не так уж и однозначно. Разные люди говорят разное. Но главным образом он считал, что очень похож на этого героя внешне! – мисс Мертон кивнула сама себе.

– Ну и что?

– И герой, и реальный юноша внешне мне очень напоминают тебя. А мы ведь все думаем над именем… Словом, как тебе Боузи?

– Кто?

Возможно, опека была против пребывания Малыша под надзором Мертон не только из-за ее скудных ресурсов?..

Но он с ней разговаривал! Говорил! И это обстоятельство было главным во всем их бессмысленном и кривом диалоге.

– Боузи. Так звали реального человека, который считал себя похожим на главного героя произведения. – Женщина снова обернулась к мальчику, но лишь на мгновение. – Имя такое необычное. Особенное, прямо как ты! Поэтому я подумала, что тебе подойдет.

– Гм…

Попытаться стоило.

Как только граница города была пересечена, дождь прекратился. Возможно, соцработница придавала погодным условиям излишний символизм, однако такая перемена вселяла в нее надежду, что за пределами привычной местности мальчика может ждать новая, не похожая на прошлую жизнь.

Социализация в окружении сверстников, частная образовательная программа, дисциплина… Разве можно было отрицать пользу от всего этого?

Остаток дороги водительница и пассажир провели в тишине. И вскоре машина мисс Мертон достигла импровизированной стоянки для автомобилей возле косого деревенского сарая. Рядом с ним уже был припаркован чей-то грязный фордик, компанию которому составлял большой, достаточно комфортный, но все же видавший виды автобус. Возле него играли пятеро детей. Кто старше, а кто чуть младше Малыша.

– Не пойду, – привычно запротестовал мальчишка, увидев новых для себя людей. – Снова приедешь меня забирать.

– Может быть… – уклончиво ответила Мертон, стараясь сохранять позитивный настрой. – Но мы ведь не узнаем, если не попробуем, правда? С таким количеством ребят ты еще не пробовал дружить.

– И не буду.

– Я ведь всегда смогу тебя забрать! – пыталась задобрить Малыша женщина. – И ничего плохого, хуже того, что уже было, не случится.

Соцработница ошибалась, но пока не знала об этом.

– Не буду, и все, – упирался мальчик.

Пока мисс Мертон пыталась убедить своего подопечного, ее «тойота» привлекла внимание детей. Они бросили свою игру, похожую на салочки, и теперь вовсю глазели на гостей.

Одна из воспитанников – девчушка с взлохмаченными белесыми волосами – выступила вперед первой. Женщина помахала ей, и та, осмелев, подбежала к автомобилю.

– Привет! – мягко сказала Мертон, прежде опустив стекло. – Как тебя зовут?

– Ив! – бодро отрапортовала девочка лет восьми-девяти на вид и вовсю улыбнулась, демонстрируя милую щель между двумя передними зубами. – Как Ива, плакучая. Потому что я была плаксой.

– Здоровское имя. И плакать совсем не стыдно и даже полезно, – женщина искренне улыбнулась. – Меня зовут мисс Мертон, и я – социальный работник. Ив, сможешь позвать сестру Александру?

– Да. – Ив еще сильнее взъерошила себе волосы, но, прежде чем пуститься выполнять поручение, принялась разглядывать Малыша на заднем сидении. – А это кто?

– Это Ма… Это Боузи, – вдруг, впервые решившись поступиться со строптивостью мальчика, проявила настойчивость женщина. – Боузи теперь будет с вами.

– Боузи… Боузи… – девочка посмаковала имя нового знакомого, который теперь испуганно и обиженно смотрел то на нее, то на мисс Мертон. – Зи! Вот так буду звать. Зи-Зи!

Иви, крайне довольная собой, рассмеялась.

А после побежала в дом со всех ног выполнять поручение.

Глава 2

Проспать в свой первый рабочий день, проживая на одной территории с начальством, мог только я.

Джереми застал меня в неопрятном, растрепанном виде после судорожного подъема. Я спешил в ванную из гостиной, теряя на ходу тапочки, а он безэмоционально наблюдал за мной из коридора, будучи полностью собранным. Общую безрадостную картину дополнял вечно недовольный Лютер, который, казалось, уже начинал привыкать ко мне, однако в текущей ситуации все же принял сторону хозяина. Огромный персидский монстр сидел у ног дяди и очень громко вылизывался, демонстрируя то, что даже он уже давно бодрствовал и успел приступить к утренним умываниям.

– Доброе… – тихо прокряхтел я, пытаясь скрыть заспанные глаза отросшими локонами.

– Доброе утро, мой мальчик! Кажется, спал отлично?

На этой фразе выражение лица Оуэна сменилось на игриво доброжелательное, и я еще ярче осознал риск скорой казни.

– Идеально… – моя рука уже легла на дверную ручку, и через секунду я должен был оказаться в ванной, но просто так дядя отпустить меня, конечно же, не мог.

– Это очень здорово! – он улыбнулся мне, привычно оскалившись. В его глазах плясал праведный гнев. – Я как раз размышлял – как же хорошо, что сегодня мне удастся поработать в дневное время! Ведь мой дорогой Боузи нуждается в поддержке в свой первый день в «Прятках». Смотря на него, я приучу себя, старика, к режиму…

– Я… – моей попытке прервать нового шефа суждено было провалиться.

– А оказалось, – не унимался Джереми, – режиму придется учить его самого.

Улыбка на лице мужчины исчезла так же быстро, как и появилась.

– Бегом умываться! – впервые повысил на меня голос он. – У тебя есть десять минут для того, чтобы полностью одеться, спуститься вниз в поразительно бодром и свежем состоянии и сесть со мной в такси!

Шон предупреждал меня о том, что Джереми-дядя и Джереми-босс – это разные люди. Мы вообще говорили только об этом на протяжении всего времени стажировки. Правда, я был твердо убежден в том, что после Боба мне было бояться нечего, и громко смеялся в ответ на любые заявления.

А теперь панически справлялся с чисткой зубов, так быстро, как только мог, поглядывая на экран смартфона каждые пару секунд.

Впрочем, свежий адреналиновый всплеск нисколько не демотивировал меня. Скорее, наоборот. Я чувствовал привычное покалывание на кончиках пальцев ног, вспоминая о своем вечном беге от безликого силуэта. Мне так долго удавалось скрываться от собственного прошлого, что теперь опасность (даже если она была надуманной или несерьезной) подогревала мое наконец пробудившееся желание жить.

Я понял, что сам притягиваю к себе страх и риск, привыкнув к острым ощущениям еще тогда, в детстве. Всю неосознанную часть своей жизни я формировался в небезопасной среде и, как ни странно, так сильно адаптировался к ней, что она успела стать моей зоной комфорта.

Повзрослев, я оказался в тихом, спокойном периоде, который и заставлял меня чувствовать себя неудачливой рыбкой, застрявшей в густом болоте. Но, с тех пор как «мистер О» нашел меня и запустил игру, эмоциональные скачки вернулись.

И, несмотря на то что многие моменты на самом старте нашего взаимодействия влияли на меня пагубно, я в действительности чувствовал себя живым.

Спустя время стало ясно, что у Джереми Оуэна благие цели, лишь упакованные в тревожную и устрашающую обертку. Это значило, что на деле мне не угрожало ничего, хотя люди со стороны наверняка думали иначе. Теперь мне часто приходила в голову мысль о том, что лучшей и более благоприятной интерпретации моей детской иллюзии нельзя было и представить.

Ведь у Германа и Реймонда все происходило практически точно так же.

Однако, как я в очередной раз думал, некоторые аспекты моей реальной жизни все еще не были разрешены. И, как мне казалось, малейшее соприкосновение с ними может представлять собой настоящую угрозу.

Об этом я хотел поговорить с мистером О по пути на работу.

Если он, конечно, не станет изображать моего воспитателя до конца рабочего дня.

* * *

Я уселся в такси в поразительно бодром и свежем виде, как меня и просили.

Джереми что-то печатал в своем смартфоне и не поднимал на меня глаз.

– Извини, – решительно произнес я, всеми силами стараясь сравняться с боссом в сознательности. – Не знаю, что на меня нашло. Может быть, стресс от вчерашнего увольнения.

– Все в порядке, – уже в действительно доброжелательной манере отозвался Оуэн. – Просто без встряски ты меня не воспринимаешь. Да и завтрак было жалко, но это – ерунда.

– Ты что, готовил завтрак? – искренне изумился я.

– Ага.

Ситуация по-настоящему меня забавляла, потому как мой новоиспеченный родственник готовить не умел абсолютно. Он неоднократно пытался перенять у меня хотя бы базовые навыки (которые мне самому лишь пару лет назад делегировала Иви), но, вероятно, был проклят кухонной феей, если она вообще существовала. Других объяснений неспособности Джереми справляться с продуктами у меня просто не было.

Но и от доставки устаешь быстро. Поэтому с момента переезда обязанности по готовке были на мне.

– Тогда я бы тоже кричал, понимаю, – усмехнулся я. – Особенно если у тебя получилось.

– Не очень… – мужчина прищурился и покачал головой. – Поэтому проехали.

Мы помолчали еще пару мгновений, и я, наконец, решился затронуть тему, которая не давала моему сознанию покоя последние несколько дней:

– Меня тут… беспокоит одна мысль.

– Хм?

– Дело в том, что я… – на секунду пришлось допустить паузу, чтобы правильно сформулировать то, что я хотел донести. – Не знаю, что происходит с Иви после вашей стычки с Константином.

– Что-то все в кучу, Боузи. – Оуэн пожал плечами. – Как, по-твоему, связаны решение Иви выбрать такого партнера, твое беспокойство и наш чудный диалог с твоим мозгоправом?

– Уверен, что напрямую, – я стянул с себя шапку, впервые почувствовав странный дискомфорт от своего привычного аксессуара. И к чему бы это? Вряд ли я собирался адаптироваться к летнему сезону. Обычно, шапку-талисман с меня было не стащить клещами. – По какой-то причине она сошлась с этим человеком. Пожалуй, я даже предполагаю, по какой. Но после… После, гхм, полного осознания моего отношения к происходящему она хоть и жалела о нашем расставании, но не предприняла ни единого шага к восстановлению связи.

– А ты предпринимал? – Джереми приподнял брови. – Или думаешь, что все окружающие должны за тобой бегать подобно мне? Ты ясно дал ей понять, что выбрал то, что не вписывается в их нынешнюю картину мира.

– С каких пор вообще картина стала «их», а не «ее»? – я нахмурился и почувствовал, как начинаю раздражаться. – Слишком уж все быстро и неадекватно произошло. Она пошла к нему на прием после вашего сотрудничества, а потом они съехались? Отвратительно!

– В нашей картине мира – да, – Оуэн мне улыбнулся. – Но не в их. Теперь понял, как это работает?

Я тяжело выдохнул и откинулся на спинку сидения. Мы застопорились на перекрестке, поэтому время для диалога все еще оставалось.

Но, прежде чем я вновь попытался докопаться до сути, Джереми заговорил сам:

– Кажется, пришла пора тебе усвоить еще один жизненный урок. Любая позиция в этом мире привязана к определенному контексту, и люди делают свой выбор, исходя из внутренних предубеждений. Которые, как ты знаешь, не могут у всех совпадать.

– Очевидное и невероятное, – для того чтобы не закатить глаза пришлось приложить настоящее усилие. – Мне скоро двадцать три года. Ты слегка опоздал.

– А мне пятьдесят три, – хмыкнул мужчина. – И это значит, что мне все-таки есть что до тебя донести.

После короткой паузы он продолжил:

– Некоторые вещи ты приобрел… чуть позже положенного. И некоторое понимание, связанное с ними, – в том числе. Моя мать, когда я был маленьким, часто повторяла, что никто, кроме членов семьи, не способен к абсолютному принятию человека. Естественно, ты о таком и подумать не мог в силу твоих жизненных обстоятельств.

– И что же? – я насмешливо глянул на Джереми. – Скажешь мне, что это правда?

– Частично, – он кивнул мне, продолжая сохранять абсолютную серьезность. – С маленькой пометкой о том, что состав «семьи» ты определяешь для себя сам. Поэтому, когда я говорю о том, что никто, кроме меня, не будет беспокоиться о том, что ты почувствовал, подумал или сделал, – я честен. Любые отношения с другими людьми, не обладающими опцией беспрекословного принятия, – это работа и вечный поиск компромиссов.

Хочешь восстановить отношения с Иви – сделай первый шаг.

– Я… – я вздохнул поглубже, собираясь поднять в диалоге ту тему, которую обычно запрещал затрагивать дяде. – Как раз и был уверен в том, что Иви – моя семья. В этом все и дело. Наша связь формировалась еще там. Мы всегда были заодно.

– Стивен Кинг писал: «У меня никогда не было таких друзей, какие были в двенадцать лет. Боже, а у кого они были?» – Джереми положил мне руку на плечо. – В детстве многое кажется иным. Сохранить хотя бы частичку от исходного восприятия – настоящее везение.

Таксист притормозил у хорошо знакомого нам обоим здания с вычурной вывеской. При свете дня угрожающей, она, как и всегда, не выглядела, но то, что скрывалось внутри под эгидой невнятного названия, должно быть, вызывало у проходящих мимо людей больший интерес.

Покинув автомобиль, Оуэн нацепил уже привычные для меня солнечные очки, которые на этот раз были отнюдь не средством защиты от нежелательных визуализаций, а использовались по своему прямому назначению. На улице стояла кошмарная июльская жара.

– Идем? – Джереми заметил, что после того, как таксист уехал, я не сдвинулся с места. – Или что не так?

– Понял. – Я поднял на него глаза. – Понял, что должен сам сделать этот первый шаг. И знаю, что меня останавливает. Вдруг с Константином и вправду все не так уж и просто? Вдруг с ней происходит что-то по-настоящему плохое и я уже опоздал? Может, она не просто обиделась, может, ей не дают со мной общаться?

Мужчина спустил очки на переносицу и с ухмылкой посмотрел на меня:

– Ты не слишком увлекся перипетиями Бодрийяров? Или все еще находишься в поисках адреналинового всплеска посочнее?

– Не хочешь – не верь. – Я вновь натянул на себя шапку. Нет, расставаться с ней окончательно было рано. – Я вот тебя выслушивал, хоть и не всегда доверял.

– Я верю, Боузи! – Джереми развел руками. – Просто иногда узколобый хлыщ – это узколобый хлыщ, и ничего более. И если это так, то ты не сможешь помочь Иви, пока она сама не осознает, что сделала неверный выбор.

– Дай бог, ты будешь прав, Оуэн. – Я тряхнул головой и первым пошел к главному входу клуба «Hide and Seek». – Дай бог.

* * *

Бедно обставленный и маленький домик, что до сегодняшнего дня служил пристанищем для детей из «Приюта сестры Александры», навевал некоторые теплые воспоминания из прошлого. Невысокие стены были обиты деревянными досками, а каждый сантиметр скрипучего, изначально деревянного пола застилали махровые ковры со слипшимся от времени ворсом. Сейчас, в начале двадцать первого века, практически никто не использовал подобные покрытия, да и постеры с несвежими рекламными вырезками подтверждали то, что жилище сохраняло тот самый вид, что придали ему первые хозяева при въезде.

Уже четверть часа мисс Мертон бродила по двум этажам – туда-сюда и обратно – за сестрой Александрой и терпеливо ловила каждое слово начинательницы благого дела.

Сестра была человеком относительной зрелости, и черная одежда, скрывающая все, кроме лица и ладоней женщины, не позволяла точно определить ее возраст. Однако, несмотря на обилие морщин на открытых участках кожи Александры, пожилой соцработница назвать ее все же не могла. Скорее, безмерно уставшей. Такие следы, как думала Мертон, легко можно было бы скрыть косметикой, да правильной одеждой (именно так она и поступала сама, с тех пор как достигла невидимой возрастной планки «за сорок»), но, к сожалению или же к счастью (здесь наверняка каждый решает сам за себя), у рабы божьей не было на то ни права, ни возможности.

– …детки у нас особенные, – в сотый раз повторяла Александра, перебирая морщинистыми пальцами блестящие бусины на четках. Они уже второй раз спускались по узенькой лестнице, что вела в альков – местечко, где все пятеро воспитанников спали вместе. – Каждая история по-своему печальна и дала последствия. Однако теперь их уберегает Создатель. Сон с молитвенником в руках – лучшее средство от кошмаров.

– Ясно… – вежливо кивнула мисс Мертон. – Простите, я уважаю веру, но росла в семье убежденных агностиков. Многое из сказанного вами мне незнакомо. Но, как представитель опеки, я готова подтвердить, что ваши текущие условия соответствуют нормам.

– Есть ли у вас семья? – мягко поинтересовалась послушница.

– Нет… Но всех моих подопечных я принимаю как родных. Этого мне достаточно, – отрапортовала давно заученный ответ соцработница.

Несмотря на то, что такой вопрос от людей мисс Мертон слышала часто и выглядел он всегда довольно некорректно, это нарушение личных границ ее более не задевало. Женщина понимала, что людям свойственно ассоциировать опеку над детьми с личным опытом подобного плана и равнять все в одно. Осуждать окружающих не было никакого смысла – общественная стигма от этого бы слабее не стала.

– Что ж. В таких обстоятельствах, возможно, и вы придете к вере. – Александра проницательно посмотрела в глаза своей собеседнице. – Дело ваше благородное, но неблагодарное.

Легкий холодок тронул затылок мисс Мертон. Теперь она чувствовала дискомфорт, а потому перешла к делу поскорее:

– У Боузи есть некоторая страсть к одной из детских игр, которую многие опекуны называли нездоровой и даже опасной, – соцработница поджала губы. – Он любит прятаться.

– Наши детки любят эту игру ничуть не мень-ше, – бесцветно отозвалась сестра Александра.

– Нет-нет… – Мертон откашлялась, быстро соображая, как преподнести факт из жизни мальчика так, чтобы он в глазах человека верующего не стал ассоциироваться с дьявольщиной. – Все дело в том, что он играет в нее сам с собой. По крайней мере, так это выглядит. Но мне он говорил, что на деле игру всегда начинает его… воображаемый товарищ. В этом нет ничего удивительного, учитывая возраст мальчика, однако меня всегда пугало то, что он описывает своего друга как… тень взрослого мужчины в плаще.

Водянисто-голубые глаза сестры тронула странная пелена сомнения.

– Присядьте, – вдруг предложила она, указывая на коричневый диван с мягкой обивкой. Сверху покоился плед болотных оттенков, который, как могла поспорить мисс Мертон, скрывал собой пятна, въевшиеся в ткань от старости. – Я принесу чай.

– Может быть, я помогу? – инициативно предложила Мертон.

– Нет, присядьте, – значительно тверже повторила послушница.

Соцработница скромно приземлилась на краешек и принялась осматривать главную комнату в доме. Два кресла в тон главному предмету мебели, высокий торшер с желто-грязной бахромой по краям, два книжных шкафа и круглый журнальный столик в самом углу. Последний был заставлен иконами, молитвенниками и свечами. На стене – прямо над всей грудой священных артефактов – венцом творения располагался деревянный крест.

Если бы женщина не знала, где находится, то непременно решила бы, что угодила прямиком на лет пятьдесят назад: каждая деталь интерьера кричала о том, что здесь словно живут пожилые люди, а не дети. Ни привычного для ребят бардака в общем пространстве, ни игрушек, ни даже телевизора!

Сестра Александра вернулась к гостье с подносом. Чай и печенье были поданы в таком же, как и все вокруг, старомодном сервизе.

– Вы сказали «Боузи», – как бы невзначай затронула эту тему настоятельница. – Но по телефону упомянули, что у мальчика имени нет.

– О, да, знаете, это некая моя вольность, – мисс Мертон криво улыбнулась. – Я сама его выбрала. Не уверена, что оно понравилось Малышу, но… Оно такое же необычное, как и он сам. Почему бы и нет?

– Это имя связано с грехом, – так же бесцветно, как и до этого, констатировала сестра Александра. Казалось, она привыкла реагировать на все сложные для нее вопросы именно таким образом.

– Я не… – соцработница потупила взгляд. – Не вкладывала этого.

– Пусть так.

Неловкая пауза заполнила помещение, так отчаянно напоминающее временную капсулу. От этого чувствовалось, как невидимая пыль и чужие воспоминания начинают оживать в тишине и морочить присутствующим голову.

Возможно, послушница тоже чувствовала нечто подобное, а потому разбила молчание первой:

– Вы обратились по адресу, – вдруг загадочно улыбнулась Александра. – Блага мирские нам чужды, но кое-что особенное у нас все же есть.

– О чем вы? – ощущение того, что в окружающем пространстве гуляет невидимый сквозняк, никак не покидало мисс Мертон.

– Как мальчик попал к вам? – собеседница ушла от вопроса, становясь все более настойчивой. – И многое ли известно опеке о его прошлом до попадания в программу?

Соцработница еще раз оглядела комнату и выдохнула:

– Практически ничего отличного от того, что происходит с Боузи в приемных семьях. Однажды моих коллег вызвали на проверку в самую обычную квартиру в спальном районе. Соседи пожаловались на непрекращающийся, громкий детский плач. Когда они приехали, поняли, что дверь придется ломать, потому как ребенок продолжал надрываться, а на стук и звонки не было никакого ответа. Приехали экстренные службы, скорая и полиция. Когда все присутствующие вошли внутрь, они искали ребенка в квартире еще минут десять.

– Он что же, прятался, как и всегда? – догадалась послушница.

– Конечно. И в очень специфическом, замкнутом месте. В шкафчике под раковиной – туда только ребенок и поместится. Он был весь чем-то измазан, жутко истощен и звал какого-то дядю.

– Значит ли это, что ребенка воспитывали не мать и отец?

– Абсолютно неясно, – мисс Мертон тряхнула головой. – Хозяева той квартиры переехали в другую страну за семь лет до случившейся ситуации. Ключи никому не передавали, да и родственников у них здесь не осталось. Боузи оказался там буквально мистическим образом, потому как дверь была заперта на ключ. То есть кто-то его там оставил и ушел. Но как – мы до сих пор не понимаем.

Вновь переживая неприятные для нее воспоминания, Мертон тряхнула головой. Александра, в свою очередь, ожидала продолжения с неподдельным интересом и полускрытой, но все же существующей улыбкой.

Но была ли она уместна?

– Простите, сестра… – женщина нахмурилась. – Вы находите это смешным?

– Значит, родственников вы не обнаружили, однако воспоминания о некоем дяде у мальчика есть, – медленно произнесла послушница, вновь игнорируя прямой вопрос соцработницы.

– Безусловно, это может быть лишь фантазией. Ровно так же, как и этот силуэт в плаще. – Мисс Мертон склонила голову вбок. Идея о том, чтобы оставить Боузи здесь, уже не казалась ей такой же привлекательной.

– И эти два явления, озвученные мальчиком, вы, полагаю, не связывали?

– Я не понимаю?..

– Все в порядке, – теперь Александра улыбалась открыто, не скрывая свое довольство сложившейся ситуацией. – Как я и упомянула ранее, вы, сами того и не зная, обратились по адресу. Никто не залечивает раны, тянущиеся сквозь время, старательнее, чем Бог.

Соцработница поднялась с дивана, лихорадочно соображая о том, как должна поступить. Поведение женщины было специфичным, однако же могло восприниматься так из-за твердого и недвижимого скептицизма гостьи по отношению к вере. Показатели, по которым Мертон и ее коллеги сверяли пригодность того или иного места для жизни ребенка, говорили о том, что мальчика можно было оставить здесь. Но будущего пристанища для приюта она еще не видела. Это могло сойти за отговорку.

– Мне было очень приятно познакомиться, – выдавила из себя Мертон. – И, думаю, мы всерьез сможем рассмотреть определение Боузи под ваше покровительство. Но не ранее, чем я осмотрю новый дом.

– В этом нет нужды, – сестра продолжала улыбаться, и теперь эту эмоцию можно было счесть за снисходительность. – Дом будет в разы лучше того, что сейчас перед вами. Можно назвать его поместьем, и не менее.

– И все же, – уже тверже произнесла мисс Мертон, – я бы хотела прежде его увидеть.

Настоятельница промолчала. Пользуясь возможностью, женщина кивнула Александре и пошла к выходу. Боузи, по настоянию маленькой Ив, был оставлен в компании других пятерых сирот и уже более получаса находился на улице. Самое время разведать обстановку.

Свежий деревенский воздух коснулся немолодого лица мисс Мертон, вынуждая ее вдохнуть неповторимый природный привкус, что остается в виде незримых частиц в пространстве, сразу после дождя. Окна домика, что служил убежищем для подопечных Александры, смотрели прямо в бескрайнее поле, которое сейчас, в силу сезона, выглядело увядающим и укрывалось тяжелой пеленой темно-серого ноябрьского неба.

Дети все еще играли там, где располагался почвенный пятак, выделенный под парковку редких гостевых машин да приютского автобуса. Иви, как казалось издалека, руководила игровым процессом: сновала туда-сюда с тоненькой палочкой в руках и что-то рассказывала, пока остальные пятеро с интересом водили точно такими же инструментами, что и у малышки – по влажной почве.

Женщина миновала крыльцо и поспешила к ребятам. Завидев гостью издалека, они (как казалось мисс Мертон, по привычке) поднялись на ноги и сделали шаг назад. От процесса ковыряния поверхности не оторвался только Боузи.

– Эй, всем снова привет! – с улыбкой произнесла соцработница. – Что это вы придумали?

– Рисуем! – бойко отчиталась Иви и подняла свою палочку наверх. – У Зи-зи получается лучше всех!

– Ты так сказала, потому что он – новенький… – насупился самый высокий и при этом пухленький мальчишка.

– Нет! – фыркнула Ив и снова продемонстрировала всем свои выдающиеся два передних зуба. – Просто ты завидуешь, а это – грех!

– Сейчас я тебе покажу… – принялся пыхтеть обиженный ребенок.

– Тихо, ребята, – примирительно вмешалась Мертон в зарождающуюся перепалку. – Все – молодцы, говорю это как самоизбранный судья.

Когда малыши притихли, женщина присела рядом с не реагирующим на обстановку мальчиком и тихо произнесла:

– Как тебе здесь?

– Хорошо, – не поднимая глаз, ответил Боузи.

– Я думаю, что на сегодня хватит, правда? Вернемся к твоим новым знакомым, когда они переедут. Скажем, через неделю. А пока – побудешь в гостевой,[59]ладно?

– Нет, – вдруг твердо сказал мальчишка и, встряхнув своими русыми кудряшками, поднял мордашку наверх. – Хочу остаться.

– Ты что же, серьезно, Ма… Боузи? – шокированно посмотрела на своего подопечного мисс Мертон.

– Да, хочу побыть тут.

Мальчишка снова опустил голову и продолжил увлеченно выводить спиралевидные формы на почве. Мисс Мертон взъерошила его локоны, выпрямилась в полный рост и оглянулась в сторону дома.

Сестра Александра успела расположиться на крыльце.

Она наблюдала за происходящим с улыбкой.

* * *

Отголоски готического шика в интерьерах «Пряток», при условиях полного отсутствия освещения, выглядели вычурно.

А еще с них было очень трудно стряхивать пыль.

Я сидел на плечах у Шона и старался как можно аккуратнее колдовать влажной тряпкой над канделябрами, что покрывали своим присутствием большую часть площади потолка в главном зале. Самого пристального внимания требовали искусственные свечи, выполненные из тонкого пластика молочного цвета. Без должного ухода и вечного подкрашивания такой материал быстро желтел и удешевлял своим видом всю конструкцию.

Теперь я знал и понимал, что дань Джереми собственному горькому наследию прослеживалась во всем.

А хорошо это было или плохо – я еще не придумал.

– Господи, ну с деньгами Оуэна вы могли бы доверить такие задачи клинингу! – сетовал я уже не первый раз за час. – Ты же – управляющий, а я – младший управляющий. Мы не уборщики!

– А ты еще Боузи Дуглас или уже был официально усыновлен и теперь – Боузи Оуэн? – стебал меня Шон.

– Дурак, что ли? Кто усыновляет взрослых людей?

– Ну вот и не выделывайся, тогда, – парень рассмеялся. – Три.

Специальные службы по очистке помещения все-таки приезжали в клуб. Но всего раз в неделю, по понедельникам. А местный босс, как известно, был помешан на «идеальности» собственного заведения, и потому удовлетворять его перфекционизм в другие дни приходилось тем, кто отвечал за порядок в зале.

Повара, официанты, бармены, танцовщицы, кальянщики и другой персонал появлялись в «Hide and Seek» за пару часов до открытия, примерно в четыре часа дня. До этого же каждый уголок порочного детища Джереми был в наших с Шоном руках.

В отличие от квестового клуба, здесь всегда дел было по горло. Мы должны были сделать влажную уборку в каждом зале, проверить форму сотрудников перед сменой, провести легкую ревизию на кухне и в баре, зафиксировав срочные закупки, устроить саундчек, осмотреть гримерки для артистов, прощупать каждый экземпляр меню на целостность и многое, многое другое… Словом, свободного получаса на то, чтобы просто посидеть на улице, у меня не было.

Самым сложным этапом подготовки был час, в который босс покидал собственный кабинет, сокрытый во тьме коридора на втором этаже, и шел проверять выполненную работу старших. По словам Шона, Оуэн никогда не устраивал перепалок, но его «тыканья» пальцем в проблемные места было достаточно для того, чтобы начать переделывать все с нуля. Без комментариев.

– Сегодня бегаешь с подносом, – на улыбке кинул мне Шон, когда я, наконец, отмыл последний канделябр. – Если что, не я придумал, не смотри на меня так.

– К нему в кабинет, как ты, или же по залу? – пытаясь подражать манере управляющего подшучивать, отозвался я.

– К счастью, по залу, – парень отмахнулся. – И вообще, это он перед тобой изображал не понять что. Никогда он раньше еду в кабинет не заказывал. Обычно спускается и ест в баре, преспокойно, вместе с гостями.

– Простой души человек… – скривил мину я. – Экономит на сотрудниках, подключая меня к каждому виду деятельности в клубе.

Старший коллега громко рассмеялся и похлопал меня по спине:

– Вот сразу видно, какой ты еще юный! Он прогоняет тебя по всем позициям, потому что сам так делал, когда входил в дело. Джереми хочет вырастить из тебя замену себе, Боузи, вот и все. Уже не молод наш босс. А кроме тебя у него никого нет.

– Не знаю, – я пожал плечами. В настолько высокий уровень доверия от дяди пока не верилось. – Какой из меня управленец? Я даже свои вопросы решить не могу.

– Пока он здесь, будет помогать. – Управляющий принялся разминать спину после своих вынужденных физических упражнений. – Ночной клуб, конечно, с натяжкой можно причислить к семейному делу, но такая забота о младших вполне логична. Он мне еще на стадии реставрации МёрМёр говорил, что, если Реймонд найдется, ему хотя бы будет кому завещать все это.

– Ой, ну все, давай его похороним. – Смутный образ Германа, застрявшего в невесомости между кроватью и пологом вдруг мелькнул в моем сознании, и я поспешил тряхнуть головой. – Меня еще переживет.

– Это точно, – весело булькнул Шон. – Как всегда, да?

Двусмысленность диалогов о смерти, скорее всего, теперь собиралась преследовать меня до конца дней.

Через три-четыре часа, когда мы, наконец, завершили все основные дела по подготовке клуба, а я переоделся в черно-красную форму официанта, Оуэн спустился вниз для планового обхода. По крайней мере, так мы думали до момента, пока он, не прощаясь, достиг главных дверей и покинул здание.

– Что-то странное, – тихо буркнул я.

– Может, у него дела в городе. – Управляющий помогал мне правильно завязать фартук. – Что ты взялся?

– Ничего не знаю ни про какие дела.

– А он обязан был отчитаться? – Шон прикрыл свое лицо рукой. – Боузи, ты же вроде ему не мама и не жена.

Я отмахнулся от коллеги и принялся возиться с красной бархатной бабочкой, венчающей итоговый образ местного сотрудника.

Вчерашние переживания об Иви, приправленные горькой щепоткой неприятных воспоминаний, фиксировали мое внимание на негативе. А интуиция, выкрученная на максимум из-за недавнего безрадостного опыта, подсказывала, что что-то точно пойдет не так.

Снова.

Глава 3

– Зи-зи, сдавай сокровища! Ну!

Негласная предводительница подопечных «Приюта сестры Александры», вечно лохматая и гиперактивная Иви командовала новой игрой. Сразу после переезда в дом к господину Камерону – так называл себя благодетель, что открыл двери перед миссией Александры – малышам была предоставлена короткая, но емкая свобода действий на пару часов. За это время все шестеро могли найти себе по безделушке в качестве приветственного сувенира.

Поиск допускался лишь в открытых для посещения комнатах.

А таких было достаточно много. Не менее четырех на первом этаже и еще пять – на втором.

Новое пристанище для сирот с трудом вписывалось в стандартное понимание слова «дом». Эту громадину с начищенной широкой лестницей прямо в центре с лихвой можно было назвать настоящим фамильным особняком или замком. Вездесущие деревянные панели сопровождали обои с разнообразными цветочными узорами, потолки венчали дорогие люстры, а к антикварной мебели и вовсе было страшно прикасаться.

Все это впечатляло и отталкивало одновременно, пробуждая в сознании жуткую мысль: «Детям тут не место». Эти безвкусно облепленные мертвой флорой стены однажды возвели для себя богатые взрослые. И что-то неочевидно намекало на то, что господин Камерон к ним никак не относился.

После успешного «похода за сокровищами» дети расположились на полу в главном коридоре, прямо напротив входных дверей. И уселись плотным кружком так, что теперь все могли презентовать свои находки в лучшем свете.

Одиннадцатилетний Самсон (самый старший из всех, как теперь было известно) откликнулся на просьбу девочки первым, хоть обращение и было адресовано не ему.

– У меня трубка! – радостно объявил мальчишка и выложил курительное приспособление прямо в центр. – Очень крутая.

– Самсон… – Ив демонстративно скрестила руки на груди. – Я хотела, чтобы первым был новенький!

– Достала ты с ним… – буркнул мальчик и еще сильнее надул свои пухлые щечки. – Он даже не разговаривает…

– Ну и что. Ада вот тоже с нами не сразу хотела дружить. Так ведь, Ада? Давай теперь ты, раз Самсон все испортил.

Самая хрупкая на вид девочка, со смуглой кожей и темными кудряшками, стыдливо кивнула. До появления Боузи статус новенькой носила именно она. Аде было всего шесть.

– У меня вот… Заколочка, – стеснительная малышка неловко улыбнулась. У нее отсутствовал один передний зуб. – Очень понравилась.

К трубке Самсона добавился деревянный гребешок со стрекозой на горбушке. Туловище декоративного насекомого, сплошь от и до, было усыпано разноцветными камушками.

– Ада, ну ты как сорока прям. – Иви захихикала и схватила заколку, принявшись с интересом ее рассматривать. Казалось, еще чуть-чуть, и юная командирша нарушит правила игры: заберет находку себе. Но, налюбовавшись вдоволь, Ив все же положила стрекозу на место. – Теперь Тина.

Десятилетняя Тина была всего на пару сантиметров ниже Самсона, но все еще выше остальных детей. А еще она обладала роскошной русой шевелюрой и имела ярко-голубые глаза причудливо округлой формы. Правда, слишком уж долгий зрительный контакт с ней мог и напугать – казалось, что когда Тина что-то высматривала на твоем лице, то смотрела прямо в душу.

– У меня ракушка, – картаво отметила девочка и выложила ее в центр.

– Т-а-а-ак, – Иви оценивающе посмотрела на сложившуюся коллекцию. – Тиг?

Тиг был братом-близнецом Тины, но глаза его, в отличие от сестринских, были абсолютно обычными. А еще он ужасно завидовал росту девочки и считал ее первенство в этом смысле совершенно несправедливым. Потому как, по его словам, был старше девочки на целых сорок пять секунд.

Да и вообще, Тиг был самым капризным из всех и не жалел сил на то, чтобы лишний раз об этом напомнить.

– Да вот, нашел кое-что суперское, – с ухмылкой заявил мальчишка. – Но могу и не отдать.

– Тиг, – сурово посмотрела на него Иви. – Уважай наши правила!

– А то что? Позовешь сестру Александру? А я расскажу ей о том, как ты тогда поленилась молиться перед сном!

– Неа, – парировала предводительница. – Мы просто запрем тебя в кладовке, как только ее тут найдем. И там оставим.

Дети захихикали.

– Злюка! – фыркнул Тиг и все же высунул из кармана свою находку. – У меня кольцо с зубом. Настоящим, как у взрослых. Смотрите и завидуйте!

Довольно толстый металлический обруч приземлился к другим артефактам с характерным звоном. Малыши дружно загудели.

– Я же говорил, что это – кое-что суперское! – еще раз подчеркнул свое превосходство Тиг.

Иви хитро потерла руки и заговорщически оглядела всех присутствующих.

– Погоди-погоди, Тигги-Тиг… – ехидно проговорила девочка. – Это ты еще не видел, что нашла я!

Не размениваясь на описания, Иви бахнула круглой жестяной коробкой с леденцами по половым доскам. Да с таким усердием, что все остальные находки ребят слегка откатились в стороны.

– Конфеты! – завопил Самсон и потянулся пухлой ладошкой к артефакту Ив. – Делись!

– Ну-ка фу! – скомандовала Ив и шлепнула мальчика по руке. – Мы еще не начали игру, Самсон!

– Но, я хочу конфеты! – протестовал малыш.

– Мы все хотим, но будем ждать, потому что в терпении воля Божья! – пригрозила ему пальцем девочка. – Или ты забыл?!

Мальчик отполз назад и обиделся еще пуще прежнего.

Самсон любил обижаться. И в этом, честно говоря, ему не было равных.

– Ну что ж, Зи-зи, наконец, твоя очередь, – обернулась к новенькому предводительница. – Выкладывай.

Боузи подобрал под себя колени, сворачиваясь в клубок. Он смотрел на окружающих слегка испуганно, но ни разу не предпринял попытки выйти из круга, а значит – все же был заинтересован.

– Можно молча, – любезно предложила ему Иви.

Услышав одобрение от девочки, кудрявый малыш потянулся в карман и выудил оттуда что-то невнятное и бесформенное. Когда же безделушка оказалась в положенном месте – в центре круга, – все воспитанники сестры Александры наклонились поближе, чтобы ее рассмотреть. Уже через мгновение Ада завизжала и подскочила с места, Тина закрыла рот руками, а Тиг громко завыл:

– Ф-у-у-у-у! Боже, этот новенький – настоящий псих!

– Тихо! – прикрикнула на всех Иви.

Дождавшись, пока ребята займут свои прежние места, она взяла находку Боузи в руки и гордо продемонстрировала ее окружающим:

– Вы что, совсем трусы?! – с усмешкой выпалила она. – Птичья черепушка вас пугает?!

– Но, он… как настоящий… – залепетал Самсон, который все это время оставался на месте. Лишь слегка позеленел.

– И чего? Ты боишься мертвых птиц, Самсон? – Ив поднесла череп прямо к носу мальчишки. – Боишься?!

Пухляш зажмурился и отодвинулся назад.

– Что, забыли, как сестра Александра говорила? «Нечего бояться мертвых, дети мои, бойтесь живых!» – Иви положила артефакт на место и вновь довольно скрестила руки. – Совсем уже как зайчики. Молодец, Зи-зи, отличная штука!

Боузи потупил взгляд, но все же кивнул.

– Дети!

Тайное собрание охотников за сокровищами было прервано строгим окликом сестры Александры. Она появилась из ниоткуда, в сопровождении сияющего от непонятного восторга господина Камерона. Он был мужчиной лет сорока, имел блестящую, словно отполированную лысину и был одет весьма старомодно – под стать интерьеру его дома. Тронутую полнотой фигуру скрывали брюки и сюртук мышиного оттенка, с еле просматриваемыми белыми полосками. В руках у Камерона была стопка из серых вещиц – то ли платьиц, то ли костюмчиков – с кремовыми воротничками.

Стоило послушнице обратиться к своим воспитанникам, малыши поднялись и выпрямились по струнке. От установленного уровня дисциплины отставал лишь новенький: не понимая всей важности соблюдения правил, он выполнял поручения не торопясь, без особой охоты.

– Дети, – повторилась Александра. В отличие от хозяина дома, женщина не выражала никаких эмоций и держалась весьма холодно. – Мы с господином Камероном, храни Господь его щедрость, принесли для вас приветственные дары. Поспешите переодеться и, со всем подобающим уважением, поблагодарите нашего благодетеля.

Иви, продолжающая отстаивать свой статус самой сознательной и ответственной из всех, поспешила подойти к мужчине и забрать у него кипу с униформой. Девочка внимательно посмотрела на рубашку, что лежала сверху стопки, и широко улыбнулась:

– Тут твое имя, Самсон! Тут везде наши имена!

– Абсолютно верно, куколка, – наконец заговорил Камерон. – Такой вот подарок я решил вам сделать.

Дети поспешили разобрать свои новые одеяния. Мальчикам предназначались рубашки и шорты, а девочкам – длинные, свободные платья. На грудной части, справа, прямо под воротничком, было вышито имя каждого воспитанника. Безымянным оставался лишь один комплект. Он предназначался новенькому.

– Прости, малыш, – поджал губы хозяин дома. – Узнал о твоем приезде лишь сегодня.

– Что вы, – склонила голову сестра Александра. – Ничего страшного. Мальчику, как мне думается, полагается новое имя. Хоть оно и мирское, благим намерениям обязано соответствовать.

– А как тебя зовут? – с интересом обратился к мальчику господин Камерон.

Малыш промолчал.

– Боузи! – выручила новенького Иви, вручая ему безымянную рубашку. – И он очень стесняется, простите его, пожалуйста.

– Пока что – Боузи, – с очевидным недовольством прикрыла глаза сестра.

– Что же… – криво ухмыльнулся господин Камерон и повернулся к Александре. – А как мне кажется, имя просто чудесное. Напоминает о связи, что проходит сквозь времена.

– Как пожелаете, – странно отозвалась послушница. – Вам решать.

* * *

Сегодняшний вечер в «Прятках» был посвящен джазовой музыке, а потому – публика за столиками была значительно старше обычного. Кроме того, я успел насчитать более шести семейных пар, которые заказывали куда больше, чем среднестатистические гости. Вероятно, подобный контингент выбирался в люди реже, чем наша молодая аудитория, а потому предпочитал отдыхать на полную катушку.

С непривычки, от беготни то из кухни в главный зал, то обратно, у меня выли ноги. Конечно, во время своей работы в квестах я бегал и того больше, однако поднос, заставленный посудой, усугублял ситуацию. Шон старался поддерживать меня в течение всей смены и даже успевал отражать подколы в мой адрес от шеф-повара Фрида, который воспринимал меня лишь как мальчика на побегушках у босса и никак иначе.

– Эй, мини-Оуэн! – то и дело кричал мне поджарый парень, контролировавший выдачу всех блюд официантам. – Как тебе у нас, внизу? Не так весело, как у хозяина в кабинете?

– Заткнись, Фрид, – пытался урезонить его Шон. – Тебе, должно быть, не донесли, что Дуглас идет на управляющего? Как займет должность, прилетит тебе за все твои приколы, допрыгаешься.

– Трясусь от перспективы получить нагоняй от гнома! – гоготал повар. – Пусть допрыгнет!

– А я подсажу, – грозил ему управляющий.

Подобные издевки меня не задевали – слишком уж большой опыт непринятия в «ESCAPE» мне пришлось пройти. Кроме того, другие сотрудники относились ко мне довольно тепло, и Фрид скорее был олицетворением неприятного исключения.

Ярко накрашенная Стейси – которая, как я теперь знал, была одной из самых любимых сотрудниц Джереми, – делила со мной обслуживание зала. Обычно девушка, успевшая поработать с Оуэном уже семь лет, трудилась в кальянном зале, потому как там к клиентам требовалось особенное внимание. Но сегодня «курительная» была закрыта, и Стейси определили в главный. Она подсказывала мне, как правильно расставлять тарелки и бокалы для того, чтобы облегчить нагрузку на руку, объясняла, как уточнять и фиксировать курс подачи блюда, а еще учила использовать ключевые фразочки для формирования особой связи с гостем.

Омрачало непростой вечер осознание того, что время близилось к полуночи, а Оуэн все еще не спешил возвращаться на рабочее место. О том, что мне будет сложно вернуться домой без собственного экземпляра ключей, я не переживал – до закрытия клуба было еще минимум четыре часа, и ситуация могла измениться. Однако я был уверен в том, что происходит что-то неладное. При ином раскладе я бы точно знал, куда направился Джереми. И он обязательно ответил бы хотя бы на одно из моих сообщений. До полной посадки в зале я успел отправить с десяток.

Стараясь избавиться от неприятных навязчивых мыслей, я собирался вернуться к столику номер четыре, что располагался в самом центре зала, используя волшебную фразу Стейси: «Могу ли я порекомендовать вам заглянуть в десертное меню для того, чтобы подсластить завершение чудесного вечера?». Но, достигнув цели, увидел, что «подслащивать» ситуацию у гостей было уже поздно.

Черноволосый широкоплечий мужчина и вычурно красивая блондинка сильно моложе него занимали самое удобное место в зале в течение последних пары часов и, как мне казалось, чувствовали себя комфортно. Однако теперь невооруженным глазом было видно, что леди еле сдерживала слезы и закрывала лицо рукой. Ее сопровождающий сжимал колено своей спутницы под столом.

Я работал с этими клиентами весь вечер, но теперь, стоя за их спинами, не был уверен в том, что помню их лица. Не могло ли случиться так, что моими гостями все это время были те, кто заставлял мое, казалось бы, выздоравливающее сознание пускаться в новые аналитические процессы?..

Да что же со мной было не так?!

Решительно тряхнув головой, я обошел столик так, чтобы оказаться прямо перед парой, и смело всмотрелся в их лица. Конечно же, я ошибался. В мире было великое множество красивых блондинок и рослых брюнетов. Даже видения о Германе несли под собой больше логических обоснований, чем эта чушь.

– Простите… – неловко начал я, пытаясь избавиться от наваждения. – Могу ли я чем-то помочь?

– А принесите нам десерт! – с делано широкой улыбкой инициативно отозвался мужчина. – Что у вас есть?

– Гхм, у нас… у нас есть вкуснейшая шарлотка с шариком освежающего ванильного мороженого, чуррос с шоколадным соусом, овершейки…

Пока я перечислял позиции, с горем пополам выученные наизусть за этот вечер, гость не отрывал от меня пытливого взгляда и кивал на каждую фразу. Однако я не был способен так долго выдерживать настолько пристальный зрительный контакт и принялся бегать глазами по окружающему пространству. И это стало моим лучшим решением за этот вечер.

Скосив взгляд куда-то вниз, я заметил, как спутница гостя печатает текст в заметках на телефоне, наполовину спрятав свой гаджет под скатертью:

ПОМО…

В оставшихся буквах не было нужды.

– Собственно, это все, – наконец завершил список десертов я и фальшиво обнажил зубы. – Что для вас? А что – для вашей прекрасной дамы?

– Всего по чуть-чуть, – приторно рассмеялся мужчина. – У вас все такое вкусное! Мы все съедим. Правда же, куколка?

Девушка сглотнула слезы и нервно закивала. Ее вечерний макияж растекался по лицу черными уродливыми ручейками, но это словно было совершенно естественным и не привлекало ничье внимание, кроме моего.

А меня тряхнуло от давно спрятанного в глубины сознания триггера с такой силой, что я почувствовал, как качнулся на месте.

– Это верно, – я сделал шаг назад, усиленно стараясь не смотреть на девушку, для того чтобы случайно ее не разоблачить. – Подам все по мере готовности.

– Просто чудесно, Боузи! – снова неестественно воскликнул гость, смотря на мой бейдж. – Вас ждет хороший чай.

Я поспешил выцепить Стейси в тот самый момент, когда она выходила из кухни с подносом, полным пасты.

– Ой! – вскрикнула коллега. – Боузи, очень прошу, вот так не делай! Штрафы за битую посуду я здесь еще не получала и не хочу!

– Извини, – зашипел я. – Но у меня огромные, просто огромные проблемы с четвертым столом.

Официантка нахмурилась.

– Ты же сказал, там какой-то мерзкий толстосум-папик с подружкой, и они заказали половину премиального меню?

– Все так, – я вздохнул поглубже. – Но я сейчас подошел, а девчонка сидит, рыдает и пишет мне в заметках «Помогите»!

Стейси смачно ругнулась и застыла на секунду. А затем оперативно передала мне свой заказ:

– За восьмой.

– Но как же?..

– За восьмой, Боузи! Я услышала, это не в первый раз. Сейчас решим вопрос. Другим клиентам помешать мы не должны. Отнеси и возвращайся!

Еще пару мгновений я сомневался, но новая коллега перестала меня замечать. Она вытащила смартфон из красного фартука и начала кому-то звонить.

– Алло, шеф? Простите, это экстренный звонок. Ваш напоролся на «тревожный столик». Да, прямо в первый рабочий день, представляете?..

Остаток разговора я предпочел не слушать.

Доставив пасту на восьмой столик пожилым супругам, которые явно пришли в «Прятки» ради хорошей музыки (и даже тематически принарядились по этому поводу), я поспешил вернуться к Стейси. Она успела закончить диалог и теперь ждала меня для того, чтобы озвучить распоряжения:

– Значит, Дуглас, – девушка говорила со мной строго, и каждое свое слово подчеркивала кивком. – На тебя переходит весь зал. Я знаю, двенадцать столиков – это очень трудно в первый день, но мы не игнорируем «тревожные столики» никогда. Это принцип шефа.

– Что такое «тревожный столик»?

– Это любые признаки насилия от гостя. В сторону персонала, в сторону другого гостя… Не имеет значения. У нас есть регламенты на этот счет, но таких эпизодов давно не попадалось. Ты прям везунчик!

Стейси нервно рассмеялась и скривилась.

– …в общем, этим вопросом не может заниматься официант стола, чтобы не вызвать подозрений. Сейчас я доложу Шону, и он начнет весь процесс. Ты обслуживаешь гостей и не обращаешь внимания ни на что, что бы ни происходило. Когда в зале начнется паника – если она начнется, конечно, – ты просишь всех занять свои места. Тут уже, наверное, вернусь я.

– А что ты будешь делать?

Меня начинала охватывать нешуточная тревога, но у официантки не было времени на то, чтобы успокаивать еще и меня.

– Увидишь. Но сильно не отвлекайся, иначе гости начнут пялиться. Очень прошу!

– Я понял.

– Тогда поехали. И удачи нам. Будем надеяться, что этот мужик – просто моральный урод и не прячет в пиджаке нунчаки.

Мы разошлись.

Я поспешил к гостям Стейси – уже три компании на ее половине ждали внимания официанта.

С трудом успевая принимать новые заказы, я украдкой пронаблюдал за тем, как Шон подошел к злополучному четвертому столу с бутылкой одного из самых дорогих вин в нашем баре и любезно начал предлагать его мужчине. Тот явно был польщен таким вниманием, а когда управляющий пригласил его пройти за стойку для покупки – лишь похлопал спутницу по ноге и последовал за ним.

Записывая в блокнот новый заказ от одинокого парня за вторым столом, я видел, что Стейси тихо подошла к «тревожному столику» и попросила девушку пригнуться. Взяв ее за руку, она быстро повела гостью к выходу. Еще мгновение, и официантка передала ее в руки рослому охраннику Роману. Даже издалека я заметил, что та часть внешней стороны бедра девушки, что не была скрыта подолом коротенького платья, пестрела маленькими синячками. Скорее всего, от цепкой хватки ее личного тирана.

Я поспешил на кухню – отдать свои записи Фриду – и, уже поджидая повара у зоны выдачи, услышал в главном зале крики и ругательства. Музыка прекратилась.

Сердце ухнуло вниз. Теперь заказы могли подождать.

Гости, более не обращающие никакого внимания на внезапно застывших на сцене музыкантов, наблюдали за тем, как в руках Романа брыкался гость, потерявший свою спутницу. Он пытался кинуться на Шона, который говорил по телефону. Должно быть, управляющий вызывал полицию.

Я вспомнил о том, что наказала мне Стейси, и очень громко (пожалуй, даже слишком громко) обратился к присутствующим:

– Дорогие гости! Я прошу вас сохранять спокойствие и оставаться на своих местах! Сейчас ситуация будет улажена, и наши артисты…

– Это ты! – бесноватый нарушитель порядка резко обернулся в мою сторону. Казалось, что еще мгновение, и даже нашему здоровому охраннику будет тяжело удержать ублюдка. – Мелкая тварь, эта сука сказала тебе что-то! Что она тебе сказала?!

Инстинктивно отшатнувшись на два шага назад, я почувствовал, как взгляды гостей переместились на меня.

– Да, беги, сволочь! – вопил он. – Сейчас я догоню тебя и выдерну твой гребаный хребет!

Мужчина пнул Романа по ноге и, к общему ужасу, освободился.

Я видел, как урод направлялся ко мне, но не мог пошевелиться.

Все замедлилось. А далее – происходило ровно так, как показывают в фильмах ужасов.

В тот самый момент, когда на героя мчится неведомый монстр, он глупо приклеивается к земле. Не пытается спастись, нет. Он смиренно стоит и ждет, пока его раздавит ужасом от осознания происходящего.

Но, когда расстояние между мной и разъяренным гостем сократилось до метра, я почувствовал, как кто-то выдернул меня из кошмара за шкирку.

Глава 4

Большая часть сотрудников «Hide and Seek» расположилась прямо на бортике узенького асфальтированного тротуара, у входа в клуб. Здесь был и Фрид со своей командой из трех других поваров (чьи имена я еще не успел выучить), и Роман, и Шон со Стейси. Коллеги нервно переговаривались между собой, то и дело оглядываясь на мерцающие сигнальные огни полицейской машины, что успела разогнать остальных гостей одним своим видом. Ублюдок вечера просиживал заднее сидение, огрызаясь с представителями правопорядка. Последние в свою очередь не спешили уезжать, потому как чинно дожидались местного босса: его присутствие было необходимо для окончательного разъяснения обстоятельств.

Тому, что произошло в зале, никто комментариев не давал. Но и без них было ясно одно: все пошло совсем не так, как было прописано в регламентах.

И виновным в этом я считал только себя.

Несмотря на то, что спасенная клиентка давно была в безопасности и еще полчаса назад уехала в такси, я чувствовал, что неоплаченные счета разбежавшихся посетителей лягут на мои плечи.

Деньги не имели ничего общего с тем, что на самом деле меня беспокоило, но в природе реальной причины моей реакции я не был готов признаться даже самому себе. Я проецировал на критический эпизод то, что не имело под собой никаких оснований и представлялось мне лишь как уродливое олицетворение переживаний за Ив.

Закрыть самые страшные опасения чувством вины за рабочий косяк было проще всего.

– Где Боузи?!

Я услышал грозный вскрик с противоположной стороны улицы. Погрузившись в свои пока что неизменно мрачные размышления, я не заметил, как у «Лавки Сэма» (что все еще находилась прямо напротив клуба, в котором я теперь имел честь работать) тормознула машина. Оуэн буквально вывалился с переднего сидения и, не увидев меня издалека, принялся за поиски виновника произошедшего с порога.

– Я здесь.

Не дав никому из коллег откликнуться, я отозвался сам и сделал шаг вперед.

Любые негативные последствия сейчас воспринимались мной как справедливый итог провальной первой смены. Я жаждал получить наказание для того, чтобы перестать думать.

Но, к моему удивлению, все пошло совершенно иначе.

Джереми кинулся ко мне и принялся лихорадочно ощупывать мою голову, а затем и туловище. Меня передернуло.

– Да все цело! – практически огрызнулся я, не понимая его неправильной и нелогичной реакции. Навязчивые мысли о том, что не касалось текущей ситуации, лишь пуще распаляли мой гнев. – Но посетители ушли, и в этом только моя вина, понимаешь? Я все испортил!

– Боузи, ты что, все-таки ударился головой?

Шон вырос рядом с нами в тот момент, когда я принялся довольно громко посыпать голову пеплом.

– Ты, безусловно, сделал кое-что не совсем правильно, но никто не собирался тебя винить. Благодаря тебе мы вообще заметили этот тревожный столик и предприняли меры.

Дядя, наконец, убедившись, что все в порядке, отпустил меня и выдохнул. Более не давая никаких комментариев, он кивнул Шону и ушел в сторону полицейского автомобиля.

– Я ничего не понимаю… – невнятно пробормотал я и сел обратно на бортик.

Управляющий опустился рядом со мной:

– Он несся сюда, предполагая, что ты пострадал. По телефону я упомянул, что урод попытался на тебя наброситься. Отсюда и паника…

– Но не набросился же! – перебил я. – Почему его вообще беспокоит это, а не то, что мы отработали сегодня в минус?

– Босс прав насчет тебя, – Шон усмехнулся. – Ты вроде очень неглупый мальчик, но простых вещей не понимаешь. Даже после всего, что от него услышал.

– Давай, покритикуй меня, мне же этого сейчас не хватает! – снова начал заводиться я. – Шон, прости, но я правда ни черта не понимаю! На моем прошлом рабочем месте было значительно хуже с точки зрения взаимоотношений, но я хотя бы сразу получал по башке, если что-то шло не так.

– В этом и есть проблема. – Управляющий похлопал меня по плечу. – Ты постоянно ждешь, что кто-то сделает тебе что-то плохое. Шеф может бесконечно тебе подыгрывать ради твоего интереса, но истина состоит в том, что на самом деле на этой работе ты в безопасности. Не потому, что ты родственник босса, а потому, что это – нормальный, человеческий подход. У нас нет токсичной среды, и поэтому постоянный состав держится долго.

– Но это – критическая ситуация…

– Именно в ней и можно понять, здоровая атмосфера или нет. Скажи мне, разве Фрид сейчас тебя подкалывал? Он, к слову, тоже поинтересовался твоим здоровьем у меня, когда вышел на улицу. Потому что он – безобидный шут, но не более того.

Я взглянул на своего нового коллегу и вздохнул. Несмотря на то, что я уже успел проделать большой путь к собственному взрослению, мне предстояло еще многому научиться. Не с точки зрения правильного восприятия проблем, что тянулись за нами с Оуэном из прошлого, а в рамках привыкания к самым обычным бытовым процессам.

Эти люди не давали мне заниматься саморазрушением, как бы мне этого ни хотелось.

Я искал врагов не в том месте.

Но это не значило, что мое предвкушение настоящего ужаса было беспочвенным.

– Я понял. Извини, – мое бормотание было чуть слышным, но, как я надеялся, все же достигло слуха Шона. – Просто… Есть кое-что, что сейчас сводит меня с ума. Не здесь, не на работе. Но делить я не умею.

– Вот видишь. Ты сам все сказал, – подытожил управляющий с легкой усмешкой. – Еще успеешь нахвататься настоящего негатива и стресса. В мире как в океане – существует куда больше подводных камней, чем нам того бы хотелось. Но искать их целенаправленно смысла нет.

– Ясно, – я потупил взгляд, чувствуя себя полным идиотом. – И что теперь будет? Продолжим работать, делая вид, что ничего не произошло?

– Ой, нет конечно, – Шон гоготнул. – Завтра, держу пари, приедет Лола и начнет нас всех перевоспитывать. Эта процедура у нас обязательная.

– Лола?..

– Да, бывшая супруга шефа. Веселое будет у вас знакомство.

Еще один, ненужный мне, факт о Джереми был добавлен в копилку.

Завершение разбирательств заняло еще четверть часа. Мои коллеги успели вернуться в клуб, а я все сидел и сидел на этом проклятом бортике, не в силах сделать правильный вывод.

Когда полицейская машина уехала, я услышал стук каблуков по асфальту. Оуэн и его классические туфли. Кто же еще?

– Все в порядке, – отвечая на несуществующий вопрос, начал диалог мужчина. – Я все уладил.

– Да уж.

– Ты ни в чем виноват.

– Кто такая Лола?

Джереми вздохнул:

– Приедет завтра и познакомишься.

– То, что она приедет завтра, Шон уже угадал. Меня интересует другое – Лола в курсе того, что ты время от времени считаешь себя современной версией самоубийцы из девятнадцатого века и потратил кучу денег на восстановление его дома?

– Да, Боузи, Лола знает о твоем существовании, если ты об этом переживаешь.

– С чего бы мне переживать, – наконец угомонился и фыркнул я.

– Она до сих пор является моим бизнес-партнером по «Пряткам» и остается ближайшей подругой. – Оуэн шаркнул подошвой об асфальт. Он продолжал стоять рядом и смотреть на меня сверху вниз, явно не желая пачкать костюм о бортик. – Лола – специфичная, но тебе понравится.

Мы помолчали пару минут. Осознав, что я не собираюсь подниматься, Джереми все же опустился на корточки рядом со мной.

– Я думаю вот о чем. – Мужчина грустно мне улыбнулся. – И почему, стоит тебе только начать переживать о чем-то, все родственное тут же приклеивается?

– Ничего не понял, – хмуро буркнул я.

– Утром ты предполагал, что на Иви каким-то образом оказывают влияние. Помнишь такое?

– Естественно.

Я нервно сглотнул. Эта его эмпатия была сейчас совершенно не к месту.

– Ну вот. – Оуэн перестал улыбаться. – Яркое проявление чего-то подобного тут же тебя настигло, прямо на работе.

– Что, опять пытаешься приплести сюда мистику? – Я скрестил руки на груди, фальшиво иронизируя. Я пытался затянуть этот диалог, потому что не хотел услышать подтверждение собственным опасениям. – Думал, мы договорились больше это не поднимать.

– Нет, Боузи, никакой мистики, – мужчина вздохнул. – Просто поражаюсь тому, как работает твоя чуйка, сравнимая со способностью воплощать желаемое в действительность. У Иви правда проблемы, и очень большие. Я не мог оставить твой вопрос без ответа, ты же понимаешь. Посетил нашего друга сегодня. И не зря.

Мудрость Шона проявилась на практике мгновенно.

Мне не стоило пытаться обнаружить «подводные камни» раньше положенного срока.

Их острая сторона, заботливо припрятанная в песке, всегда находила мою ногу в океане бесконечных событий – хотелось мне того или нет.

* * *

Свет в излишне обставленной столовой был теплым, но тусклым. Господин Камерон, как стало ясно спустя полгода пребывания в его доме, был сторонником нарочито старомодного уклада. В том числе, в вещах абсолютно мирских и практических – таких, как освещение.

Шесть месяцев жизни воспитанников приюта в новом пристанище не отличались насыщенностью на события. Все было привычно: регулярные послушания с сестрой Александрой, долгие прогулки, утренние и вечерние молитвы… Детский график был достаточно загруженным, но все же оставлял немного времени и места для внепланового общения и обмена сокровенными тайнами под покровом ночного безмолвия. Когда женщина исчезала из поля зрения, ребята проникались друг другом, становясь не просто вынужденными соседями по комнате, но назваными братьями и сестрами.

Именно в одну из таких ночей Боузи, наконец, заговорил. И с тех пор собственного голоса не боялся.

Оставалось привыкнуть лишь к тому, что теперь всем происходящим правила невидимая длань Создателя, которой, по словам послушницы, следовало и доверять.

Но у мальчика был свой невидимый покровитель, сопровождающий его с не меньшим рвением и любовью. А еще была мисс Мертон – ожидающая своего подопечного за периметром и напоминающая о себе в телефонных звонках еженедельно.

Все это в совокупности позволяло Боузи, наконец, стать частью нового мира, составляющими которого были не взрослые, а дети.

Кухонная люстра, лениво озаряющая пространство, по примерным прикидкам была старше всех присутствующих воспитанников вчетверо и работала соответствующе. Однако абсолютно не выбивалась из общей постановочной атмосферы. И это, стоило думать, Камерону очень нравилось.

Он вообще выглядел чрезвычайно довольным последние несколько дней.

– Ангела за трапезой, – тихо произнесла сестра Александра.

– Незримо предстоит, – хором отозвались дети.

Первым шумно приземлился хозяин дома.

Стол ломился от обилия пищи. Перед маленькими постояльцами дома красовались запеченная тушка птицы, вареный картофель, три вида сыра, овощи и свежий хлеб.

– Кушайте, мои куколки! – чуть не хлопая в ладоши, декламировал Камерон. – Как ни посмотрю на вас, такие худенькие. Один ты, Самсон, просто молодец, питаешься как нужно!

– Это все бабушка, – с видимым удовольствием подчеркнул мальчишка, отламывая из общего блюда куриную ножку.

Дети захихикали. Но веселье продлилось недолго – Александра успела бросить свой строгий взгляд на каждого из сидящих, призывая сосредоточиться на еде.

– Конечно, бабушка, – кивал господин Камерон так, словно знал о прошлом сироты больше нужного. – Она о тебе заботится и обязательно продолжит этим заниматься. Даю тебе слово!

Самсон, казалось, был крайне рад таким бессмысленным обещаниям, а потому улыбнулся с полным ртом, раздувая щеки.

– У тебя есть бабуля? – вдруг осмелился уточнить Боузи. Ни о какой бабушке от Самсона он еще не слышал. – А почему ты живешь не с ней?

– Ешь, мальчик, – строго ответила сестра Александра. – Тебе нужно уделять еде внимание больше других.

За столом, наконец, наступила тишина. Дождавшись, пока господин Камерон обратит свое внимание на послушницу и заведет с ней привычный диалог о скучных, взрослых заботах, Иви, сидящая по правую руку от Боузи, наклонилась к нему и зашептала:

– Она неживая.

– Чего?

– Неживая, говорю, ты что, глухой, Зи-зи? – девочка захихикала. – Ненастоящая. Ну, когда-то была, а сейчас – нет.

– Что в этом смешного? – нахмурился Боузи.

– Ничего, вообще-то, – надулась Ив. – Просто мы все думаем, он очень любит кушать, а бабушку придумал, чтобы мы над ним не смеялись.

– Вот именно, – поддержала подругу Тина, что сидела слева. – Хранители такой ерундой не занимаются.

– Какие еще хранители? – не унимался мальчик.

– У каждого из нас они есть. Ангелы-хранители. Ты что, не знаешь?

– Дети! – слегка повысила свой голос Александра, которая, наконец, заметила болтовню за столом.

– Расскажем тебе после вечерней молитвы, – успела шепнуть мальчику Иви. – Значит, время пришло!

Боузи, теперь абсолютно лишенный аппетита из-за недюжинного интереса, украдкой рассматривал белую скатерть, которая хрустела от чистоты. Прикасаться к ней было противно.

– Куколки! – обратился к воспитанникам господин Камерон, когда добрая половина куриной тушки была уже уничтожена. – С завтрашнего дня мы начнем с вами индивидуальные занятия. Самсон у нас будет первым.

– Это как послушания с сестрой Александрой? – с улыбкой подметила инициативная Иви.

– Абсолютно так, моя хорошая, – отозвался Камерон и потер ладони. – Только с каждым по отдельности. И нужны они для того, чтобы все вы поскорее обрели семью! Да-да, оглянуться не успеете, как станете прехорошенькими малышами, и за вами придут новые, любящие родители!

– Как здорово! – хихикнула девчушка.

Больше всего на свете такие дети, как Иви, Боузи, Ада, Самсон, Тина и Тиг, хотели одного: быть любимыми. А любовь бескорыстная, честная и всеобъемлющая была возможна лишь с теми, кто был готов занять пустующее родительское место. По крайней мере, так было положено думать. И к этому же – требовалось стремиться.

– Все доели? – холодно поинтересовалась сестра. – Тогда благодарите Создателя за трапезу и поспешите пройти в вашу детскую.

Несмотря на то, что комнат в доме благодетеля было достаточное количество, детям была выделена всего одна, называвшаяся «детской». Она представлялась достаточно просторной для того, чтобы уместить шесть кроватей и святой уголок для утренних и вечерних молитв. Но, в отличие от остальных комнат, музейный зал отнюдь не напоминала.

Во всей этой искусственности интерьера было что-то еще.

Неизвестное, заведомо жуткое, превращающее предметы быта в качественно выстроенный антураж.

Дом был ненастоящим.

Дом был кукольным.

Но почему?

Могло ли случиться так, что детям в нем не суждено было повзрослеть и вырасти?

Путь до общей спальни пролегал через широкую главную лестницу, у которой любили играть малыши. Это подножие им приглянулось с самого первого дня пребывания и теперь, по большому секрету, было назначено местом для собраний в свободное от занятий время.

На первом этаже находились столовая и кухня, гостиная, в которой разрешались тихие игры и дневной отдых, библиотека, предназначенная для уроков с сестрой Александрой, и всегда закрытые кабинет господина Камерона и кладовая. На втором расположилась нынешняя детская, комната, выделенная для сестры Александры, спальня хозяина дома, две свободных гостевых и еще три двери, дергать которые запрещалось. Ведомые любопытством, малыши уже пробовали совершать вылазки туда во время дневного сна, но их походы неизменно кончались нагоняями от послушницы.

Те, кто прожил вместе с этой женщиной уже достаточно долгое время, рассказывали Боузи, что наказывала она строго, но как именно – мальчик пока не знал.

Однако каждый из его новых товарищей по несчастью повторял одно:

«Бог все видит! Он знает о наших грехах раньше, чем мы успели их совершить. Поэтому послушница не дает нам допустить те проступки, за которые предстоит каяться».

В том, что у Господа были время и возможность читать мысли каждого на планете, Боузи отчаянно сомневался. Но предпочитал соглашаться с другими детьми, для того чтобы случайно не быть наказанным еще и за неверие.

Святой уголок в детской был оборудован на маленьком журнальном столике, поверхность которого была покрыта кружевной салфеткой. Многоуровневые узоры видоизменялись в свете пламени свечи, и во время чтения молитвы все внимание Боузи было приковано именно к ним. Другие же дети неизменно глядели в глаза святых образов, изображения которых были приклеены к стене в ряд, как единый коллаж.

– Эта женщина очень грустная. Почему? – шепотом поинтересовался Боузи у Ады месяца три назад, во время утренней молитвы.

– Это Божья матерь, – пожала плечами малышка. – Они все тут очень грустные. Думаю, у них тяжелая работа.

– Какая работа?

– Выслушивать наши грехи, конечно, – поддержал разговор Тиг. – Каждый раз одно и то же. Очень скучно.

– Тебе нужно читать библию, – сетовала вездесущая Иви, что всегда стояла в центре, держала молитвенник и проговаривала молитву вслух. – Стыдно не знать, как выглядит мать Иисуса Христа!

– Я даже не знаю, как выглядит моя мама… – возразил было Боузи.

– Это уже не важно, – шикнула Тина. – Не мешайте нам!

Когда малыши вернулись в свою комнату, сестра Александра зажгла три свечи у образа Иисуса Христа и лампадку, что висела рядом с изображением Святого Иоанна.

– После вечерней молитвы отходим ко сну, – как и каждый вечер, повторила настоятельница. – Иви, твоя задача – проследить.

– Конечно, сестра Александра!

На прощание послушница перекрестила детей, а затем и себя. А после покинула комнату.

Но, несмотря на всю показательную детскую сознательность перед святыми образами, ее долговечность всегда оставалась под сомнением.

Возможно, это было связано с тем, что что-то по-настоящему интересное происходило в приюте не так уж и часто. Или все же происходило, но было строго-настрого запрещено к обсуждению.

– Берите сокровища и садитесь в круг! – шепотом проговорила Ив. – Есть разговор.

– Но у нас молитва… – боязливо протянула малышка Ада.

– Это про ангелов-хранителей! Так что это разрешено, – озвучила только что придуманное послабление девочка.

Сокровища, найденные ребятами в свой первый день пребывания в новом пристанище, теперь были спрятаны под подушками и играли роль негласных символов каждого из воспитанников. Кроме того, их можно было использовать для игры с простыми правилами: дети выбирали того, кто будет исполнять роль Искателя, забирали у него артефакт, прятали и меняли на ту вещь, что намекала на новое местоположение вещицы. Эта цепочка могла быть бесконечной, но обычно прерывалась на третьем-четвертом этапе, потому как беготню по дому успевала прервать сестра Алек-сандра.

А во время, не подходящее для игры, артефакты сопровождали тайные детские собрания. Словно их наличие позволяло обеспечить себе гарантию присутствия на них. Или то, что твою тайну точно поймут и услышат.

Малыши стащили подушки на пол и уселись на них так, как велела Иви. Она же предпочла устроиться в центре, повернувшись всем своим корпусом к Боузи:

– Итак. Ангелы-хранители. Их к нам отправляет Господь для защиты или же для того, чтобы уберечь тебя от злых помыслов и плохих поступков. Есть они – у каждого человека. Кто-то видит их, а кто-то нет. Но мы все здесь – видим своих и очень даже!

– Потому что мы еще маленькие, – вдруг добавила Тина. – Вот поэтому.

– Все верно! И еще, нам всем очень повезло, потому что у каждого из нас Ангел-хранитель – это кто-то из родных. И они нам помогают сейчас, пока мы не нашли новую семью!

– Вы помните своих родных? – с интересом откликнулся Боузи. – То есть до приюта вы жили с ними?

– Нет, глупый! – рассмеялась Ив. – Это такие родные, которых мы никогда не знали.

– Отчего же они вам родные? – нахмурился мальчишка. – Как это понять?

Иви отмахнулась.

– Понимаем, и все. А у тебя что, никого такого нет?

Боузи поджал губы.

– Н-у-у-у? – допытывалась негласный лидер. – Точно есть, иначе бы тебя не взяли!

– Точно бы не взяли, – поддакнул Самсон. – Она всегда спрашивает.

– Всегда… – медленно протянула Ада и покачала головой.

– И берет только особенных, – как всегда, самодовольно крякнул Тиг. – Как мы!

О том, что грело его душу во времена расцвета особенного, врожденного чувства покинутости, Боузи говорить совсем не хотел.

Это было чем-то очень личным.

Тем, что должно было оставаться лишь между двумя, в большом-большом секрете.

Мальчик согнул ноги в коленях и крепко обхватил их руками. Темнота в детской скрадывала чужие эмоции, но свечи и лампадка в углу все еще позволяли рассмотреть крайне заинтересованные лица других детей. Еще немного, и они набросятся на него со своими расспросами.

– Может, и есть, – тихо буркнул Боузи. – Но сначала вы расскажите.

– Ой, ты посмотри на него, – отозвался Тиг чересчур громко, и остальные тут же спешно на него зашикали. Мальчишка стряхнул свою русую челку с глаз и поднялся на ноги. – Но так и быть. Нас Тиной хранит наша старшая сестра.

– Это она вам так сказала? – недоверчиво посмотрел Боузи.

– Нет, мы просто знаем это, пустоголовый. А еще знаем, что она жила в бо-о-о-ольшом каменном замке у моря и носила много украшений.

– Разве еще остались такие замки?

– Когда она была жива, они были, и все тут. Между прочим, именно благодаря ей мы всегда точно знаем, когда нам нужно просыпаться. Она шепчет нам об этом во снах.

Будучи крайне довольным собой, Тиг приземлился обратно на подушку. Тина уложила свою голову к нему на плечо и взяла его за руку. Она держала в своих руках оба артефакта – ракушку и кольцо, – пока брат говорил.

– У меня бабуля… – тихонечко сказал Самсон. – Но это все знают.

– Новенький не знает! – подчеркнула Иви. – У Самсона бабушка, которая очень сильно заботится о том, чтобы он оставался таким же толстым.

А еще она курит трубку и оттого противно кашляет по ночам!

Все присутствующие поспешили закрыть себе рты, для того чтобы не рассмеяться в голос. Конечно, кроме самого Самсона.

– Я не толстый, а крепкий, – огрызнулся мальчик. – И да, бабушка следит за тем, чтобы я кушал как надо. А вы не завидуйте, ясно вам?

– Ясно, ясно, – ухмыльнулась Ив. – Ада, расскажешь нам про твоего Ангела?

– Это мой папа… – скромно начала девочка. – И он вырезал по дереву. Очень здорово это делал, лучше всех на свете. И дарил мне разные игрушки, которые сделал сам. И украшения!

Сказав последнее, она подняла свой деревянный гребешок со стрекозой наверх.

Боузи нахмурился. Теперь казалось, что именно такие сокровища выбирались его назваными братьями и сестрами – отнюдь не потому, что приглянулись им внешне.

– Вы что, брали эти штуки не для себя, а для них? – находчиво поинтересовался мальчишка.

– Ну, конечно, – Ив хмыкнула. – Просто так само получается. Они же всегда с нами! А у тебя что, не так? Ангел тебе не подсказал?

Мальчик вздохнул.

Им не обязательно было знать о чувствах.

Достаточно было фактов.

– Я не… очень понимаю. Но думаю, что моим Ангелом-хранителем является мой дядя. И он очень любит играть в прятки.

– А почему ты взял мертвую птичку? – робко спросила Ада. – Ему нравятся черепки?

– Не знаю… – хмуро покачал головой Боузи. – Я не знаю о нем так много, как вы. Он совсем не разговаривает и иногда меня пугает. Но… это неважно. Потому что…

Об остальном говорить не хотелось.

Отчего-то Иви подпрыгнула на месте.

– Так, ладно! – торопливо заговорила она. – Все собираемся для вечерней молитвы. Бегом!

– Но ты ничего не рассказала о своем брате, – с усмешкой подметил Тиг, кивая на коробку с конфетами.

– Не захотела и не рассказала, понял? – вдруг огрызнулась обычно доброжелательная девочка. – Не твое дело.

Дети послушно положили подушки обратно и вновь образовали полукруг у святого уголка для вечерней молитвы.

Глава 5

– Господи! – восклицала громогласная Лола. – Смотрю на тебя, и ощущение, словно я тебя объедаю. Не то чтобы мы ели за одним столом, пупс, но ощущение именно такое.

Бывшая супруга Джереми Оуэна оказалась огненно-рыжей бестией с кричащей наружностью. Женщина средних лет обладала красивой, пышной фигурой и внушительным ростом – рядом с ней даже холеный хозяин клуба казался каким-то маленьким и невзрачным.

Что уж говорить о тощем и неопрятном мне.

Она ворвалась на территорию «Пряток» на полчаса раньше нужного – в половину двенадцатого. Ровно в полдень была назначена та самая «воспитательная» беседа, о которой еще ночью меня предупредил Шон.

Коллеги подтягивались на работу очень медленно, потому как их обычный, устоявшийся старт рабочего дня, начинался аж на четыре часа позже. А с учетом неприятной ситуации, из-за которой все покинули клуб уже после рассвета, в том, что большая часть сотрудников наверняка проспит начало встречи, сомневаться не приходилось.

Лучше всех, как я думал, это понимал Шон, который обхаживал Лолу, оказавшуюся полноценной совладелицей «Hide and Seek», со всех сторон.

Я, сам Оуэн и его экс-супруга чинно восседали в кабинете шефа, а управляющий бегал с этажа на этаж, притаскивая с собой все самое необходимое для комфорта гостьи. Я порывался помочь на правах старшего администратора, однако сегодня, Джереми предпочел освободить меня от рабочих процессов. Спорить с боссом я не мог.

– Я позволил себе поэкспериментировать и предлагаю вам на пробу латте вашего любимого цвета.

На этот раз на подносе у моего коллеги красовался кроваво-красный горячий напиток. Даже мягкая пенная шапочка сверху была розоватого оттенка.

– Это что за цыганские фокусы? – ухмыльнулась Лола. – Ну, давай сюда свой креатив.

В том, что эта женщина была в восторге от всего красного, сомневаться не приходилось. У Лолы были бордово-черное платье, нарощенные коралловые ногти, багровая помада и даже массивные украшения в тон. Но, справедливости ради, стоило отметить, что этот оттенок очень ей подходил.

Я бы сказал, что Лола сама по себе была олицетворением красного цвета, без преувеличений.

– Значит, взял себе ребенка, старый извращенец, – обратилась к бывшему мужу наша гостья. – И не кормишь? И не следишь за тем, как он выглядит, судя по всему.

– Ло, отстань от парня, – устало отозвался Джереми, держа на голове мокрое полотенце. Сегодня он сидел в своем кресле непривычно развязно, закинув ноги на столешницу. – Ему двадцать два года. Это взрослый человек.

– Да что ты, – женщина захохотала. – Такой же взрослый, как ты, видимо? Вы теперь, наверное, команда Скуби-ду. Фургон уже прикупили?

– Ло! – рыкнул Оуэн.

– Слушай-слушай и не рычи. Развалился тут. Тоже мне, старая лолита.

Эта шутка была какой-то запредельной. А потому, несмотря на то что мы сегодня с дядей даже не пробовали ложиться спать, я в момент очнулся и громко расхохотался.

– Обалдеть, – улыбнулась Лола, отпивая кофе. – Пупс-то живой. Значит, другой, не тот, что из лифта?

– Я сейчас встану, Ло… – сквозь зубы начал угрожать бывшей Джереми.

– А я лягу. Ну, конечно, так и будет.

Хоть совладелица клуба и была отличным отвлекающим маневром для того, чтобы не думать ни о чем, кроме ее присутствия, я продолжал прогонять в памяти ту беседу, что мы вели с Джереми, когда вернулись домой всего на три часа.

– Ты можешь проверить по социальным сетям, но я уверен в том, что Иви находится в изоляции, без какой-либо возможности связаться с внешним миром, – говорил мне Оуэн. – Или попробуй позвонить. Но то, что я увидел возле твоего прежнего дома, еще надолго останется в моей памяти, честное слово.

– Что ты видел? – не унимался я. – И как смог понять, что что-то не так?

– Он вывел Ив из подъезда, словно завороженную. Вел за плечи, а ее шатало. Как пьяную.

– Может, они и вправду что-то отмечали?

– Днем? Да брось ты, Боузи, где же твоя привычка видеть чуть больше, чем есть на самом деле? К тому же он точно был в абсолютном порядке. Сильнее всего меня смутил ее пустой, стеклянный взгляд. Последний раз я видел такое в клинике. Как кукла, а не живая девушка.

– Ты уверен, что он тебя не заметил?

– Не уверен, но значения это не имеет. Он знает, что мы заметим это. Что ты заметишь это, спохватишься. Он слишком хорошо тебя знает и ждет, что ты придешь.

Эти новости заставили меня вспомнить о том, что мы с Джереми оба были не в порядке с клинической точки зрения. Но то, что ранее мои даже самые безумные подозрения оказывались близки к истине, было не отменить.

Представить доктора Константина в образе классического злодея было невероятно трудно. Он, безусловно, вел себя порой очень странно, непоследовательно и неоднократно обижал меня своими словами. Однако подозревать его в какой-то преступной деятельности так открыто, без тени сомнения я не мог себе позволить.

Как и, главное, зачем он мог бы заниматься подобным? Это беспокоило меня и до того, как Оуэн совершил свою вылазку. А потому не давало воображению полной свободы.

Свои сомнения я озвучил дяде.

Но и на этот комментарий у него был ответ.

– Я могу ошибаться, это действительно стоит учитывать. Правда, о том, что зло обычно скрывается в самых неожиданных для нас местах, помнить тоже нужно. Пока что все, что я сказал, может звучать бредово. Но если ты проверишь и убедишься в том, что она не выходит в онлайн, часть истины в моих предположениях точно есть.

Пока Джереми освежался в душе перед тем, как вновь вернуться на работу, я проверил все аккаунты Иви и ужаснулся его правоте. Моей подруги детства не было в сети уже пару месяцев. Ощутимая часть ее аудитории на творческих профилях била тревогу. Художница не отдавала старые заказы, не брала новые и вовсе не обновляла контент. Все просили разъяснить обстоятельства, спрашивали друг у друга о том, кто и когда с ней последний раз общался, но к единому пониманию ситуации так и не приходили.

Однако доля сомнения в происходящем все еще во мне оставалась. Потому как я в последнее время тоже не постил практически ничего, но это не значило, что со мной что-то случилось. Я просто лайкал чужие посты, просматривал ленту, но не делал публикаций. Просто потому, что не хотел.

Немного подумав, я еще раз зашел в другую социальную сеть Иви, которая представляла собой микроблог. Она уже была проверена мной на обновления, как и все остальное, но для пущей убедительности я решил зайти в тот раздел, что отображал понравившийся пользователю контент.

И ужаснулся тому, что не догадался сделать этого раньше.

Краткий список того, чем интересовалась моя подруга, выглядел жутко:

«Если кому-то понадобятся телефоны доверия, которые работают круглосуточно и НЕ снимают с вас оплату за входящий, ниже список…»;

«Десять способов распознать, что с вашими отношениями что-то не так, тред[60]»;

«Созависимые отношения. Чек-лист. Тред»;

«Ребята, а у вас бывало такое, что каждый день начинается с того, что берешь заказ, работаешь – и ничего не чувствуешь, смотришь сериальчик – ничего, ковыряешь соцсети – тоже ничего. Но при этом невыносимо тоскливо?»;

«Если Бог посылает нам те испытания, что мы должны пройти, то почему же он не думает о том, что в процессе они могут нас изуродовать?»; «Переживший насилие – целенаправленно ищет его впоследствии. И не вздумайте это отрицать!»;

«Иногда мне кажется, что я вышла замуж за своего отца. Он решает за меня проблемы, бережет меня, обеспечивает. Но и рука, будем честны, у него такая же тяжелая».

Прочитав все это, я очень ярко прочувствовал шевеление волос на макушке. Даже если Константин не делал с ней ничего криминального на практике, обращался он с девушкой отвратительным образом. Зная Иви, я был уверен, что читать подобное она могла только в том случае, если бы сама попала в критическую ситуацию. Драматизирование и активное потребление чужих страданий в ее привычки не входили.

Собственных травм моей подруге, как я знал, всегда хватало с головой.

И, несмотря на то что моя Иви – моя вечно искрящаяся теплотой Иви – предпочитала никогда не вспоминать о том, что ей пришлось пройти, я мог судить о ее внутреннем грузе по тому, что помнил сам.

Хоть кусочков пазла и осталось совсем чуть-чуть.

Болезненная истина, тщательно скрываемая и зарываемая нами обоими в поток забвения, заключалась в том, что о нашем прошлом в приюте мы могли вспомнить отнюдь не много. И ответа на вопрос «Почему?» у нас просто не было.

В нашем сознании сохранились эпизоды о том, как мы приехали в дом господина Камерона. Мы помнили сестру Александру и то, как читали молитвы. Сохранили в себе визуальные образы Самсона, Ады, Тины и Тига. Время от времени даже обсуждали те бесполезные мелочи, что называли в нашем кругу «сокровищами». Но то, что случилось потом… Причина, по которой однажды, ранним утром, мисс Мертон забрала меня, Иви и Тину из дома Камерона на своей машине и умчалась прочь на полной скорости, была нам недоступна.

И, видит Бог, мы хотели, чтобы эта яма в воспоминаниях, представляющаяся нам как глубокая, бесконечная впадина, не имеющая дна, оставалась пробелом и дальше.

Потому как то, что скрывалось там, внизу, все эти годы подбиралось к нам все ближе и ближе. Поджидало нужного момента, чтобы напомнить, что на самом деле сформировало нас такими, какими мы стали. Рассказать, что произошло в последний день нашего пребывания там.

– Пупс, ты что там, дремлешь?

Я содрогнулся всем телом и повернулся в сторону позвавшей меня Лолы. Пока я анализировал и прошедшую ночь, и ту часть своего детства, что предпочел однажды, навсегда вырезать из собственной головы, она успела допить латте. Казалось, что моя чрезмерная задумчивость не слишком-то и заботила гостью, и обратилась она ко мне из вежливости.

А вот Джереми наблюдал за мной с подозрительным прищуром. Должно быть, переживал о том, что я вновь тормошу несчастных Бодрийяров своим тревожным обществом.

К моему огромному сожалению, история Германа и Реймонда была не единственным белым очагом в моих мозгах.

И как сказать об этом дяде, я, пока не имел ни малейшего представления.

– Нет-нет… – я тряхнул головой, но скорее картинно – для пущего подчеркивания только что выдуманной легенды. – Просто, ну, тяжелая смена вышла.

– Да что ты, – Лола криво ухмыльнулась и обратилась к бывшему мужу: – А ДНК-тест не делали? Может, наш, да я не помню? Потому что врет так же неспособно, как ты, и вот прям так же головой трясет, чтобы никто ничего не заподозрил.

– Да к черту иди, – отмахнулся от нее Оуэн, но при этом серьезно глянул на меня, намекая, что к этой теме мы еще вернемся.

– Так, ну ладно. – Женщина поднялась с места и небрежно поставила стакан из-под напитка прямо перед носом Джереми. – Пойдемте-ка пожурим вас, котики.

Застучав высокими платформами своих мощных кожаных сапог, Лола вышла из кабинета. Мы последовали за ней.

Шон уже успел подготовить главный зал к собранию. Отодвинув столы назад, он расставил стулья в один ряд, прямо перед сценой. Занять место в свете невидимых софит перед импровизированным «зрительным залом» полагалось совладелице клуба.

– Я не поняла, вы от меня стендапа[61] ждете? – хохотнула женщина. – Нет, мои бесценные, будем наравне.

Она взяла один из стульев и по-деловому уселась на него, сложив ногу на ногу.

Я поспешил занять место между Шоном и очень сонной Стейси, которая то и дело куталась в свой большой свитер, пытаясь создать вокруг себя ощущение уюта.

– Так. – Лола прищурилась и ухмыльнулась. – Золотой квартет шутников – Фрид, Том, Дженна и Алан. Кухня, значит, состав у нас не меняет.

Это было удобной для меня возможностью, наконец, выучить имена всех сотрудников и не переспрашивать Шона.

– Вот такие мы молодцы, – зевнул шеф-повар и помахал рукой. – На месте!

– Мэтт – красавчик-бармен, Роман «Скала» охранник… А где же мой зайчик Гордон? – Лола нахмурилась и указала наманикюренным пальцем в сторону Джереми. – Уволил, змеюка ты подколодная?

– Да в отпуске твой Гордон, – лениво подкатил глаза Оуэн.

– Ну, слава богу.

Лола снова начала сканировать ряд сотрудников своим взглядом.

– Вот вы, две подружки, – женщина наклонилась ближе к двум девушкам, что сидели по правую сторону от Стейси. – Вас не знаю.

– Лили и Мими, – все так же нехотя отозвался Джереми. – Официантки. Мы что, в детском саду, Ло?

– Надо же, буквально Тру-ля-ля и Тра-ля-ля, за которых ответ держит Безумный Шляпник. Я не к тебе обращалась.

– Лили и Мими, – повторила одна из девушек. Ни с кем из них я еще не успел познакомиться. – Я – Мими, она – Лили.

– Оригинально ответила, молодец, – издевательски подметила Лола. – Шон – моя прелесть, Стейси – местная стерва, пупс и старый извращенец. А где сотрудники, обслуживающие ВИПов?

– Тебя испугались, дорогая, – прошипел Оуэн. – Выходят на смену только под запрос, прямо-таки и не знаешь.

– Ну что ж, тогда все на месте! – Лола хлопнула в ладоши и повернулась в мою сторону. – Пупс, расскажи, пожалуйста, нам, что вчера произошло?

Я подорвался с места, но дядя усадил меня обратно.

– Мешаешь ребенку пятерки получать, – не упустила из виду этот жест его бывшая супруга. – Ну, не обращай внимания на этого хрыча, расскажи нам, золотко.

– Я обслуживал четвертый столик… – тихо начал я. – И все было в порядке. Они были очень довольны и заказали почти половину премиального меню…

– И именно здесь ты решил, что раз так, другие столики могут поесть за счет заведения? – язвительно подметила Лола.

– Лола! – теперь подскочил Джереми. – Ей-богу, я сейчас закончу этот цирк!

– Тогда выбегай первым, потому что он только на главном клоуне и держится, – вмиг посуровев, отчеканила женщина. – Сядь, Оуэн. Ты уже свою работу поработал.

К моему огромному удивлению, ее бывший муж подчинился.

Таким уязвимым я его еще не видел.

– Ну, пупс, продолжай, – подначила меня Лола.

– Нет, я не… Я не думал так. Я очень старался и время от времени советовался со Стейси на тему того, как могу увеличить их и так приличный чек. Она научила меня правильно уламывать их на десерты, и я пошел спросить… О том, что могу им предложить.

– Что они взяли?

– Да… Все. Всего взяли и по чуть-чуть. Но пока я перечислял все позиции, заметил, как девушка пишет в заметках слово «помогите». И, увидев это, я сделал вид, что на самом деле ничего не произошло. Просто отошел и сообщил Стейси о ситуации. Она назвала это «тревожным столиком» и сказала, что мы будем действовать по регламенту.

Я остановился, нутром чувствуя, что на этом месте должен оказаться комментарий совладелицы. Но она молчала.

– Ну? – наконец, обратилась ко мне женщина. Теперь она была на удивление серьезна. – Пока все правильно, правильно. Продолжай, я пытаюсь понять, где ты потерял контроль.

– Я, гхм, забрал у Стейси поднос, чтобы отнести пасту ее клиентам, пока та организовывала, ну… Быстрое реагирование. Затем я пошел на кухню, и уже оттуда услышал крики в зале.

– Кто кричал?

– Мужчина, – я кивнул, как бы подтверждая свои слова. – Я выбежал, потому что Стейси сказала мне, что если будет паника – зал на мне.

– И ты?..

– Громко попросил всех оставаться на своих местах и объявил, что скоро вечер продолжится.

– То есть, пока бесноватый брыкался в руках охраны и орал как резаный хряк, ты решил, что еще немного покричать на и так встревоженных гостей, таким образом внушая им, что все в порядке, – отличная идея?

Я промолчал.

– Я сказала ему так сделать, – вдруг отозвалась борющаяся со сном Стейси. – Вы прописали в регламентах, что мы должны успокаивать зал.

– Да что ты, – Лола прищурилась и повысила голос. – Там прям так и написано – внушайте гостям, что все идет по плану, пока на их глазах разворачивается экшн? Может быть, там еще написано, что нужно раздать им попкорн?

– Нет, – официантка поджала губы.

– Вот и я так думаю, Стейси. – Ло посмотрела на меня. – Скажи, пупс, руку на сердце положа, ты, должно быть, с насилием в жизни сталкивался?

Джереми громко хлопнул себя по лбу.

– Так и знала, – снова повеселела Лола. – Главный абьюзер – в зале! Ну, а если прям честно-честно? Вербальное, физическое – значения не имеет.

– Сталкивался, – я нервно сглотнул. Следующий мой ответ был абсолютным отображением чистого бессознательного, так как я не был уверен в том, что говорю. – В детстве.

Я был готов поспорить, что Оуэн позади меня сделал себе невидимую пометку где-то на подкорке мозга.

– Очень плохо, пупс, – совладелица мгновенно перестала улыбаться. – И мне очень жаль это слышать. Но скажи мне вот что. Ладно Стейси, она у нас от реальности оторвана абсолютно. А ты как считаешь – как реагирует условный насильник на то, что вдруг – неважно каким образом, – но удостаивается внимания? В особенности, когда его поймали на месте преступления?

– Пытается сбежать, – тихо ответил я.

– И такое тоже, – кивнула женщина. – А еще? Для чего он совершает все эти грязные поступки?

– Всегда по-разному.

– И все же? Чаще всего, чтобы?..

– Самоутвердиться, – последнее я проговорил шепотом.

– Вот! – Лола ударила в ладоши. – Абсолютно верно. Внимание таких людей распаляет! Особенно если они пьяны! Особенно если вы не дали сделать им задуманное, и именно поэтому заметивший «тревожный столик» официант не контактирует со своими гостями после того, как доложил о нем коллегам. Мы все делаем тихо! Для общей безопасности. Пупс, с первой частью задачи ты справился хорошо, но что сделал не так потом?

Отчего-то у меня больше не было сил говорить. Самым эмпатичным оказался Шон.

– Он начал кричать на весь зал и привлек к себе внимание урода, – Шон пожал плечами. – Чтобы унять панику, нужно было подойти к каждому столику и проговорить инструкции спокойно, так, чтобы его услышали.

– Моя прелесть, как всегда, в точку! – с восторгом продолжала Лола. – Но давайте разберемся, была ли паника в зале на самом деле?

– Нет, – тихо сказала Стейси. – Просто все смотрели на этого мужика, и все.

– Вот оно! – женщина указала в мою сторону пальцем. – Пупс, ты держался молодцом. Но тебе лишь надо было дать Роману и Шону доделать свою работу и продолжить обслуживать столики с улыбкой! Шоу должно было продолжаться.

Я почувствовал, как Джереми положил мне руку на плечо.

– В регламентах написано, что зал нужно успокоить, и это верно, – декламировала Лола. – Но никогда не нужно подниматься на тот уровень громкости, что уже изрыгает из себя эта тварь! Не надо пытаться его перекричать, не пугайте людей и не привлекайте к себе внимание. Иначе это работает как красная тряпка на разъяренного быка. И жертвой насилия, которое мы пытаемся тихо устранить из заведения, резко становитесь вы!

– Ну, давайте будем замалчивать ужас происходящего… – пробормотала Стейси. – Или вообще никак не реагировать…

– Кто там крякнул? – Лола хохотнула. – Бесценная моя, знаешь, что необходимо проявить, когда ты пытаешься разумно бороться с условным «злом»? Слово такое, тебе не знакомое. Называется хитрость. Безусловно, можно абсолютно тупо и бессмысленно орать и махать руками, но тогда мы попрощаемся не только с выручкой за ночь, но и с интерьерами клуба. А еще, не приведи господи, будем вынуждены вызывать не только полицию, но и скорую помощь для других гостей. Откачивайте потом своего босса после такого сами.

Вдруг в разговор решила вмешаться Мими. Она подняла руку.

– Давай, красивая, удиви нас, – с улыбкой подначила ее Лола.

– Но как быть, если ты заметил что-то, ну, за столиком, но не уверен, что это – действительно акт насилия? Вдруг это у гостей какая-то игра? Вдруг им не нужна наша помощь?

Бывшая супруга Джереми поднялась с места и ледяным тоном произнесла:

– Тот, кто является жертвой в момент активного проявления насилия, всегда будет убеждать вас в том, что помощь ему не нужна. Более того, котики, он будет верить в это всем своим сердцем. Но если вы хотя бы на секунду… Хотя бы на мгновение почуяли этот кислый запах, эту мерзкую, гнилую вонь, что является вестником чьей-то боли, поверьте мне – лучше отреагировать, чем пройти мимо. На пустом месте наши подозрения не появляются никогда. Что-то всегда есть. Стоит лишь внимательнее присмотреться.

Я оглянулся на Оуэна, чувствуя, как внутри начинается разрастаться уродливая болезненная клякса.

Он поджал губы и кивнул мне.

* * *

– Что-то Самсона долго нет… – тихо заметила Ада.

Дети играли в гостиной, занимая свободное время чем придется. Иви читала книгу. Тиг и Тина возились с конструктором, который входил в список их нехитрого имущества, нажитого за все время пребывания в приюте, а Боузи рисовал на листе бумаги неведомую композицию из завитушек.

И только самой младшей, Аде, было неспокойно.

Когда никто из ребят не отреагировал на ее комментарий, она повторила свои опасения с более веским аргументом.

– Папа считает, что происходит что-то плохое.

– Ой, Ада, – отозвалась Иви, развалившаяся в большом кресле вверх ногами. Как ей удавалось читать в такой позе – оставалось загадкой. – Ничего он тебе не говорил, не сочиняй.

– Нет, говорил! – спорила девочка с негласным лидером. – Говорил!

– Ну давай, поплачь, глупая. Нам господин Камерон помогает найти родителей, а ты все капризничаешь, как неблагодарная, – поддразнивала ее Ив.

Еще мгновение, и малышка Ада разразилась рыданиями. Тина поспешила отбросить конструктор и принялась успокаивать младшую.

– Иви, ну зачем ты ее обижаешь… – тихо заговорила девочка. – Знаешь же, как она переживает, когда мы не вместе.

– Знаю, что она так привлекает внимание! – хмыкнула Иви. – Любит она это делать. А может, и вообще, завидует, что Самсон первый!

– Ну что ты за злюка…

Тиг тоже отложил игру и вдруг поддержал сестру:

– Вообще-то его и вправду нет очень долго. Может быть, пойдем и посмотрим?

– Идите куда хотите, – Иви скучающе зевнула. – Мы останемся тут. Правда же, Зи-зи?

Боузи пожал плечами.

Но стоило команде сопереживающих собраться в путь, в комнату словно по сигналу вошел Самсон.

– Ура! – тут же перестала выдавливать рыдания Ада и кинулась обнимать своего названого брата. – Ребята, вот он!

Пухленький мальчишка оглядел всех присутствующих и, вырвавшись из рук девочки, сделал шаг назад. Он выглядел из рук вон плохо: кожа была бледно-серой, а глаза потемнели и бегали туда-сюда, будто в панике.

– Самсон, да что с тобой? – наконец, заинтересовалась происходящим Иви. – Скажи хоть что-нибудь!

Самсон повиновался и открыл рот, но из него не исходило ни звука.

Еще через секунду глаза мальчика страшно увеличились. А ковер под ним залило густое рвотное зловоние.

Глава 6

Самсон заболел.

И день, и ночь мальчишка проводил в постели, почти не откликаясь на попытки названых братьев и сестер заговорить с ним. Коматозное состояние превращало некогда веселого и бойкого малыша в застывшую куклу, чей остов теперь лишь имитировал жизнь, но не имел с ней решительно ничего общего.

Больше всех волновалась Ада:

– Папочка говорил мне! – причитала она. – Говорил! А вы не слушали.

– Ада, – качала головой считавшая себя самой взрослой и осознанной Иви. – Сестра Александра уже объяснила, что он отравился. Он ведь лопает больше всех, ничего удивительного! Вы же знаете, что чревоугодие…

– Но, мы ели одно и то же… – возражал Боузи. – Почему мы тогда не заболели?

– А вот прочитаешь библию как следует и все про грехи поймешь! – недовольно фыркала всезнайка Ив. Казалось, на этот раз девочка не была полностью уверена в собственных словах, а потому остро реагировала на справедливые замечания. – Бог все видит, Зи-зи. Ему лучше знать.

– Если Бог все видит, то почему же он такой жестокий… – мрачно отозвался мальчик.

– Ах, Боузи! – впервые огрызнулась на своего фаворита Иви. – Побойся таких слов, иначе я пожалуюсь на тебя сейчас же!

С тех пор тему наказания Самсона Создателем дети не поднимали. Лишь пытались позаботиться о брате как могли.

Ада приносила Самсону еду и воду прямо в постель по поручению сестры Александры, Тигги и Тина несли ответственность за чтение утренних и вечерних молитв у кровати больного вслух, а Боузи и Иви предпринимали всяческие попытки разговорить мальчика.

– Самсон, ну расскажи нам про послушания с господином Камероном… – уговаривала его Ив, мягко поглаживая по руке. – Может, и силы появятся…

– Или про что-то другое… – робко подхватывал Боузи. Болезнь Самсона, казалось, помогала ему чувствовать себя увереннее. То, что кому-то рядом было значительно хуже, чем ему самому, заставляло еще недавно безымянного Малыша ценить то, что он уже имел.

– Пить… – только и отвечал названый брат.

Тяжелее всего давались привычные будни. Несмотря на то, что детскую спальню теперь омрачало страдание тяжело дышащего, мертвенно бледного Самсона – все шло своим чередом.

Расписание подопечных приюта настоятельницы было нехитрым и повторялось изо дня в день:

– подъем в шесть утра и часовые утренние чтения в святом уголке;

– завтрак;

– первый этап послушаний с сестрой Александрой, включающий в себя обучение базовым наукам;

– обед в час дня;

– второй этап послушаний, с дисциплинами «Закон божий», «Основы христианской культуры» и «Церковное пение»;

– два часа на игры на территории сада и первого этажа;

– ужин в восемь часов вечера;

– часовые чтения молитв на ночь;

– отбой ровно в девять.

Исключением в графике теперь предполагались лишь индивидуальные занятия с господином Камероном. Однако, как он объяснял детям, посвящение в новые знания ждет каждого, но поочередно и никак более.

– Мы ждем, пока восстановится наш дорогой мальчик, куколки, – повторял Камерон за общим столом. В отсутствии Самсона он никогда не называл его имени, словно хозяину дома было необходимо живое напоминание перед глазами для того, чтобы ориентироваться в шестерых детях.

Теперь казалось, что именные нашивки на форме воспитанников были предусмотрены далеко не из гостеприимства.

– Значит, пока Самсон болеет, вы нас не позовете?.. – надувала губы Ив.

– Нет, моя дорогая… – сиял от удовольствия в такие моменты Камерон. – Все обязательно будет, но позже. Позже!

Он выглядел бодрым и счастливым круглые сутки, чего нельзя было сказать о переживающих период недетского стресса малышах.

Свет вновь разогнал мрак старого дома в тот день, когда Самсон, наконец, поднялся на ноги: дети гоняли мяч в небольшом, но уютном саду, что огибал дом благодетеля со всех сторон.

Заметно похудевшего мальчишку они заприметили еще издалека.

– Эй, большой братец! – весело окликнул его Тиг. – Давай к нам!

Но стоило Самсону помахать друзьям в знак приветствия, рядом с ним вырос знакомый, старомодно одетый силуэт.

– Господин Камерон! – крикнула Иви взрослому. – Разрешите нам поиграть чуть-чуть до ваших занятий, пожалуйста!

– Пожалуйста-пожалуйста! – чуть не прыгала на месте от счастья Ада.

Но хозяин дома лишь расплылся в улыбке и, приобняв мальчика, увел его в дом.

* * *

– Здравствуйте, доктор Константин.

– Добрый день, Боузи.

Это было похоже на замыкающийся круг. Моя история погружения в удивительную альтернативную реальность, что, как позднее оказалось, кишела гнездами ядовитых змей, начиналась со звонка психотерапевту.

Сейчас же этот телефонный разговор сигнализировал о том, что мы подбирались к финалу. Все ближе и ближе.

И я боялся развязки как никогда.

Его голос звучал буднично, но без особенного, привычного расположения. Все выглядело так, словно он знал, что я позвоню. Ждал этого, репетировал и готовился.

Чуть заслышав Константина в трубке (я включил громкую связь на мобильном), Лола сразу закатила глаза, всем своим видом демонстрируя, что голоса мужчины для составления психологического портрета ей было достаточно. Оуэн же просто решительно кивнул.

Нашу маленькую авантюру мы проворачивали именно в таком составе, в кабинете местного босса. Бывшую жену Джереми я захотел пригласить сам. Почему-то после питчинга Лолы в главном зале мне казалось, что в ситуации с предполагаемыми абьюзивными отношениями ее присутствие не будет лишним.

Дядя мое решение не оспаривал.

– Как… поживаете?

Лола бесшумно ухмыльнулась.

Я в свою очередь начал диалог официозно – отнюдь не просто так. Константин был слишком умен, но я, как мне казалось, мог потягаться с ним в хитрости. Именно поэтому, со старта, предпочел играть дурачка, желающего принести себя в жертву на блюдечке: вот он я! Маленький дурачок Боузи, обращаюсь сразу на «вы», по понятным причинам! Да, да, я пришел каяться, помогите же мне! Не последнюю роль в моем желании побравировать излишней жертвенностью сыграл дядя:

«Если бы я не знал тебя дольше срока текущей жизни, тогда в нашем первом диалоге я подумал бы, что ты не боишься, а изображаешь из себя овечку. Для того, чтобы умыть руки, – справедливо заметил он еще перед тем, как мы посвятили в нашу идею Лолу. – Ты изменился и теперь стал намного смелее. Но он не знает об этом, мой мальчик. Он даже не догадывается, насколько ты силен».

– Очень даже ничего, Боузи, – тянул слова Константин. – Ты что-то хотел? Сейчас мое рабочее время.

– Я помню, – честно отозвался я и вдруг беспомощно залепетал: – Просто… Знаете, я подумал, что хочу вернуться в терапию…

В трубке повисло многозначительное молчание.

– Доктор Константин? – не унимался я. – Я понимаю… Все понимаю, но и вы поймите, ни с одним психотерапевтом…

– Что об этом думает ваш новый друг, если позволите так его назвать? – вопрос моего бывшего врача завершился тихой, но все же легко читаемой насмешкой. Однако я заметил, что он словил наживку и тоже обратился ко мне на «вы». – Не ставите ли вы меня под потенциальный удар своим, должен признаться, весьма похвальным решением?

– Не… ставлю, – я посмотрел на Оуэна, который лихорадочно кивал на все, что я говорил, и жестами призывал меня сохранять спокойствие. – Вы знаете, он оказался… совсем не таким, как я предполагал.

– Что ж… – теперь доктор не утруждал себя тем, чтобы скрывать удовольствие от сказанного. – В этом нет ничего удивительного. Но, я предполагаю, это и станет темой нашего завтрашнего разговора?

– Завтра? – на секунду растерялся я.

Лола затрясла кулаком в воздухе, чтобы я обратил на нее внимание. И она, и Джереми продолжали инициативно кивать. Мол, соглашайся!

– Да, завтра… Я могу. Я как раз не работаю…

– Очень хорошо, Боузи, – уже практически пел мне Константин. – Буду ждать вас в полдень. Адрес, полагаю, вы помните.

– Безусловно… Огромное вам спасибо!

Я нажал отбой и очень шумно выдохнул.

– Молодец, мой мальчик! – ликовал дядя. – А ну-ка…

Мы отбили друг другу пять.

– Господи, прости, – хохотнула Лола. – Лучшие подружки уговорили красавчика на свидание, не иначе. И давно вы так себя ведете?

– Ой, Ло… – отмахнулся от нее Джереми.

– Вы, конечно, шустрики, – женщина вновь заняла свою самую уверенную позу – сложила ногу на ногу. – Что, пупс, сохнешь по этой Ири?

– Иви, – негромко поправил я. – Просто, понимаете, мы росли вместе. Я не могу допустить, чтобы она… пребывала в опасности.

– Ага, – Лола прищурилась. – Снова, как я понимаю? Это же она была твоей подружкой по несчастью тогда, в детстве?

Я сглотнул, ожидая, что Оуэн вмешается в диалог. Но тот испытующе молчал и, казалось, ждал ответа не меньше, чем его экс-супруга.

Еще бы. Он так жалел о том, что не мог быть рядом с «новой версией» Реймонда, когда тот только появился на свет. Что он не дал ему возможности прожить счастливое детство, мягко подготовив к ужасному грузу чужих воспоминаний, что так или иначе ожидали его впереди…

– Боузи? – мягко окликнул меня Джереми. Чем больше я погружался в ситуацию с Иви, тем чаще возвращался к своим исходным навыкам отрубаться от реальности прямо во время разговора.

Я мог лишь радоваться тому, что решил восстановить детские воспоминания сейчас, а не позднее. Отрывать все прикипевшие к моей коже пластыри стоило одновременно. Закончили с Бодрийярами, покончим и с этим.

– Да… Да. – Я тряхнул головой. – Лола права. Но, я не готов об этом говорить. Вы же не обидитесь?

– Ну, что ты, – женщина хмыкнула. – Нормальный, взрослый ответ. Не все готовы демонстрировать свои травмы миру через рупор, как Джерри.

Я глянул на Оуэна, поджав губы. Тот нехотя, но все же кивнул – вынужденно согласился.

– Так, ну, что же, котики, – обратилась к нам Лола с привычной присказкой. – Расскажите-ка мне свой план. Я поняла, что есть мозгоправ с мозгами набекрень, который, скажем так, не принимает ваше мировоззрение и является сомнительным чубчиком по своей сути. И есть зазноба пупса, которая ему назло отморозила уши – то есть начала встречаться с его бывшим врачом-специалистом.

– Примерно верно… – криво улыбнулся я. – С разницей в том, что Иви не умеет делать «назло». Она как бы сделала это, спасаясь от ситуации. Тогда мы разругались из-за эпизода с квестом Джереми. А я, в конечном итоге, наладил с ним отношения, потому что…

– Ну, конечно, золотце. Потому что старый друг – лучше мертвых двух? – с ухмылкой глянула на меня Лола.

Мощнее триггера для меня было и не придумать.

Только вот главная болевая точка в этой фразе таилась в страшной правде:

услышав шутку Лолы, я подумал совсем не про Реймонда и Германа, которых она, очевидно, и имела в виду.

– Трех, – тревожно сглотнул я. – В случае, если старый друг – это Иви, конечно.

* * *

Роковым вечером в доме господина Камерона отсутствовало электричество. Холодная тьма ложилась на старомодные интерьеры тяжелым черным одеялом, съедая и вездесущую дубовую отделку, и бессмысленные обои с цветочным узором.

Дети стояли у святого уголка на коленях и молились при свечах.

Самсон посещал индивидуальные занятия с хозяином дома уже целых две недели и, хоть и был теперь здоров, худел с каждым днем, становился все бледнее и практически не разговаривал. Точнее, он пытался отвечать на вопросы и даже смеялся над подшучиваниями Тига, однако все его действия выглядели будто сцены из старого, трижды замедленного кино. Вот он открывает рот, и только лишь через пять-шесть секунд на его губах начинает играть веселая улыбка. То же – и со словами. Для того чтобы разобрать речь Самсона, нужно было вспоминать чтение по слогам:

– Ба…Бу…Ля, – пытался произнести любимое слово мальчик. – Ба… Бу… Ля.

А в перерывах между слогами Самсон глотал воздух ртом, будто измученная рыбешка.

Привычные игры и даже еда для него теперь интереса не представляли. Лишь собственное «сокровище» мальчишка продолжал класть под подушку каждый день, перед сном. Дети практически не встречались с названым братом – большую часть дня тот проводил с Камероном и возвращался лишь ночью, когда все уже глубоко и долго спали. Так и получалось, что единственным свидетельством о том, что Самсон все еще оставался тем самым Самсоном, которого они знали, была трубка его Хранителя.

– …и видел Иосиф сон и рассказал братьям своим, а они возненавидели его еще более. Он сказал им: «Выслушайте сон, который я видел. Вот, мы вяжем снопы посреди поля; и вот, мой сноп встал, и стал прямо; и вот, ваши снопы стали кругом и поклонились моему снопу…» – монотонно читала Иви «Сны Иосифа»[62]. – И сказали ему братья его: неужели ты будешь царствовать над нами? Неужели будешь владеть нами? И возненавидели его еще более за сны его и за слова его.

– Как же не хочется на эти послушания, даже если они и вправду нужны для семьи… Как же страшно… – тихонечко жаловалась Тине Ада. – Самсона теперь и ночью не дождаться… Неужели и нам так придется? Что же там такое происходит?

– У него есть ангел-хранитель, его бабуля… – тихо шептала Тина в ответ, пытаясь успокоить малышку. – А хочешь, мы с Тигом попросим нашу сестру приглядывать за ним тоже?

– Хочу… – кивала Ада. – Но боюсь, что все уже плохо, Тина… Его забирают на рассвете и возвращают, когда мы уже спим!

– Тихо! – шикнул Тиг на девочек. – Сейчас наша праведница разорется. Берите пример с новенького, слушайте молча.

Но Боузи молчал не потому, что был заинтересован в святых писаниях. Его беспокоил навязчивый темный силуэт в противоположном углу комнаты, что выделялся своим образом на стене, даже при полном отсутствии света. Вся эта фигура будто бы была страдальчески согнута и подергивалась.

– Я просто… – шептал мальчик не в силах оторвать взгляда от неясной картины и повернуться к названым братьям и сестрам. – …Там… Тень!

– Что, твой дядька пожаловал? – издевательски подметил Тиг. – Решил подучить Ветхий Завет?

– …и он рассказал отцу своему и братьям своим; и побранил его отец его и сказал ему: что это за сон, который ты видел? – Ив не прервала чтения, но начала произносить следующие слова нарочито громко. – Неужели я и твоя мать, и твои братья придем поклониться тебе до земли? Братья его досадовали на него, а отец его заметил это слово.

– Это не мой дядя, – также шепотом произнес Боузи, но на этот раз так твердо, что ответные шутки были неуместны.

Все воспитанники, за исключением читающей Иви, обернулись.

В комнате появился свет.

– …и нашел его некто блуждающим в поле, и спросил его тот человек, говоря: чего ты ищешь?

– Ребята! – Боузи заговорил громче. – Ребята, посмотрите!

– Зи-зи, во имя Создателя! Да что за…

Но не успела Иви договорить, как свет вновь погас. Послышался плач.

– Ада, прекрати! – повысила голос Ив.

– Это не Ада, – дрожащим голосом ответил ей Тиг.

– Значит, Тина! Тина, хватит рыдать! Вот, послушайте! – девочка по-прежнему не отрывалась от книги и так четко, как могла, продолжила проговаривать слова: – И сказал тот человек: они ушли отсюда, ибо я слышал, как они говорили: «Пойдем в Дофан». И пошел Иосиф за братьями своими и нашел их в Дофане.

– Иви, никто из нас не плачет! – тревожно воскликнул Боузи. – Посмотри же!

И стоило девочке, наконец, обернуться – комната залилась светом.

У той самой стены, что будоражила сознание мальчика все это время, стояла, согнувшись в три погибели, дряхлая старуха. Вся ее бесплотная наружность трубила о том, что пожилой дамы – давно, очень давно – не было в живых.

Остатки былой роскоши в виде пышного, светлого платья лохмотьями свисали на костях. То были не руки и не ноги – настоящие кости, между которыми гнилыми, тонкими прожилками собирались остатки плоти.

Ее волосы, некогда собранные в высокую прическу, теперь выбивались из пучка, делая образ старой женщины еще более небрежным и жутким. Ее челюсть свисала вниз, свободно болтаясь, потому как на лице неведомого существа не было ни кожи, ни мышц, что могли бы удерживать составляющие черепа вместе.

Старуха содрогалась от плача и кашля. Из грудной клетки, что, к счастью, была закрыта тряпьем, поднимались струйки дыма.

– Самсон… – тяжело звало ни живое, ни мертвое существо. – Самсон!

Никто из детей не осмеливался даже моргнуть. Всепоглощающий страх – тот страх, что был сильнее кошмаров, которые заставляют нас рыдать от ужаса, сковывал их руки и ноги, словно железные путы, а челюсти были сжаты в тиски.

Первой наваждение сошло с Тины. Набравшись смелости, она прокричала:

– Читай, Иви! Господом-богом молю тебя, читай!

Ив не могла пошевелиться. В руках она сжимала книгу, но глаза ее были устремлены вглубь комнаты – туда, где кашляла, рыдала и звала их брата мертвая старуха.

Боузи почувствовал, как на его плечо легла большая, теплая ладонь. И только он хотел обернуться, как вдруг услышал спокойный, взрослый голос где-то рядом с ухом:

«Не смотри на меня. Читай».

Книга, что еще мгновение назад была в руках девочки, опустилась в ладони Боузи. Он видел длинные белые пальцы, что держали святое писание перед ним, но не рисковал ослушаться и посмотреть назад.

– И, увидев его идущим к ним, со злобой сказали друг другу: «Вот, идет сновидец…» – мальчик запинался, пытаясь уловить тяжелый слог. – И когда Иосиф приближался к ним в поле, они договорились убить его, сказав: «Пойдем теперь, убьем его и бросим его в какой-нибудь ров, и скажем, что хищный зверь съел его». Затем со злорадством они добавили: «И увидим, что будет из его снов»…

Плач старухи стал громче.

– …и услышал сие Рувим и избавил его от рук их, сказав: не убьем его. Не проливайте крови; бросьте его в ров, который в пустыне, а руки не налагайте на него! Что пользы, если мы убьем брата нашего и скроем кровь его? Пойдем, продадим его Измаильтянам, а руки наши да не будут на нем, ибо он брат наш, плоть наша!

Свет пропал. Ада, наконец, избавившись от жуткого ступора, зарыдала навзрыд, вызывая цепную реакцию. Стоило голосу девочки пронзить сгущающуюся тьму, заплакали и Тина с Тигом, и Иви.

Но Боузи продолжал читать, чувствуя себя защищенным. Тонкая ладонь все еще сжимала его плечо:

– …и взяли одежду Иосифа, и закололи козла, и вымарали одежду кровью, и доставили к отцу. Он узнал ее и сказал: это одежда сына моего; хищный зверь съел его; верно, растерзан Иосиф… И собрались все сыновья его и все дочери его, чтобы утешить его; но он не хотел утешиться и сказал: с печалью сойду к сыну моему в преисподнюю!

Послышался стук. Освещение вернулось.

На месте проклятой старухи в углу прямо на полу лежало «сокровище» Самсона.

Бабушкина трубка.

Глава 7

Несмотря на то, что мы с доктором Константином занимали позиции по разные стороны баррикад, теперь, мысленно возвращаясь в свой давно преданный забвению детский опыт, я все чаще думал о его словах:

«Гоняясь за призраками, ты перестаешь замечать реальных людей вокруг себя. Однажды для осознания станет слишком поздно – даже живые присоединятся к рангу тех, кто тебя интересует больше всего».

Естественно, в тот момент времени он имел в виду себя и Джима.

Но сейчас, имея неплохую коллекцию уже разрешенных жизненных трудностей за плечами, я мог взглянуть на эту позицию шире. С той самой стороны, что категорически мне откликалась.

Я в действительности предпочитал копаться в прошлом давно ушедших и погружаться в ту боль, что успела хорошенько выветриться за последние двести лет. Полностью игнорируя то, что на самом деле могло являться львиной долей причин моих психологических трудностей. Ответ на вопрос «Почему?» был очевидным: так было легче.

Все это время история семейства Бодрийяров представляла из себя ярчайший образец той самой защитной копинг-стратегии.

Казалось, что в этом и состояла мирская суть.

Мы были готовы выслушивать посторонних, зарываться в чужие несущиеся потоки боли, анализировать их подетально и даже искать решения. Лишь до того момента, пока происходящее не становилось частью нас. Но стоило нам лишь на мгновение ощутить свою сопричастность – мы предпочитали избегание. Прятались, молчали или придумывали альтернативные объяснения. Все что угодно, лишь бы только не начинать свой путь выздоровления с того самого места, которое и представляет собой главную болевую точку.

Однако в моем случае без этого было не обойтись.

Все было связано. И даже если на данном этапе, встретившись и объединившись с Джереми, я начал разбирать свой внутренний пазл с конца, в начало так или иначе мне приходилось возвращаться.

Я проглотил эту травму. Съел эту боль, но не пережевал и не выплюнул. И только сейчас, навсегда поставив точку в «альтернативной реальности», я был готов добежать до старта. И, наконец, ответить себе на вопрос: «Почему все это всегда происходило именно со мной? Не с Риком, не с Джией, не с Гордоном? Почему никто из моего окружения самых нормальных людей (при всем уважении, дядю я в счет не брал) никогда не сталкивался ни с чем подобным? И почему же Иви оставалась рядом все эти годы, ни капли не считая меня странным?»

Банальная фраза о том, что «все родом из детства», здесь была как никогда кстати.

– Мря!

Лютер утомился от моего хождения из угла в угол и, забравшись на журнальный столик, удобно приставленный к дивану, громко и ржаво выразил свой протест.

– Я не специально, – тихо оправдывался я перед котом. – Мне правда плохо.

– Ого!

Гостиная и кухня в доме Оуэна были практически единым пространством. Небольшая декоративная полуарка в счет не шла. В проем все было хорошо видно. Вот и сейчас я мог наблюдать за тем, как Оуэн пытается приготовить для меня скрэмбл[63] и ничего не спалить. А также слышать его безосновательно восхищенные возгласы.

– Это звучало очень по-взрослому! – так же инициативно продолжил он. – То, что тебе плохо, – естественно. Мне плохо даже от одного словосочетания «доктор Константин», а ты уже через час к нему выезжаешь.

– Мне плохо не из-за этого. – Я с шумом выдохнул, взял Лютера на руки, давая питомцу возможность удобно расположить передние лапы на моем плече, и прижал его к себе покрепче. – Ты же уже все понял из моих ломаных диалогов с Лолой, давай не играть в Мистера Букву.

– Понял, конечно. – На кухне запищала плита. – Просто пытаюсь решить, стоит ли поднимать эту тему или же, в рамках ситуации с Иви, это будет лишним.

– Это все одно и то же.

Я проследовал на кухню и устроился за столом. Завтрак был подан. Оуэн разложил блюдо на тарелке так, что подгоревшую сторону было почти не видно.

Но я чувствовал адский голод и съел бы все, будь оно хоть полностью черного цвета.

– Отпусти кота только, – улыбнулся мне дядя, присаживаясь напротив. – И приятного аппетита.

– Спасибо.

Я аккуратно спустил Лютера с рук и тот устроился в моих ногах, принявшись охотиться на домашние носки.

– Ты хочешь об этом поговорить или все же нет?

– Ну, записывать все свои всплывающие воспоминания на кассеты для того, чтобы передать их тебе, я не буду, так что…

Джереми закатил глаза.

– Боузи, что ты имел в виду под фразой «одно и то же»?

– Твой опыт научил меня тому, что все, что с нами происходит, чаще всего связано между собой. Одно как бы вытекает из другого.

– Это верно. – Оуэн сдвинул брови. Очевидно, то, что я не говорил прямо, его не устраивало.

– Собственно… – снова шумно выдохнув, я взял вилку в руки. – В моем детстве все было не так уж и просто. Но до ситуации с Иви я как бы старался… об этом не помнить. Я и сейчас могу восстановить события лишь частично. Я хочу сказать, я только начал этим заниматься. И пока что мне доступно совсем немного.

– Значит, – прищурился Джереми, – с Иви в твоем приюте произошло что-то плохое?

– В том-то и дело, – я пожал плечами. – Ей повезло. Нам троим повезло. Мне, Иви и Тине.

– Сколько же вас было изначально?

– Шестеро.

– Ты хочешь сказать, что…

– Что с другими детьми случилось что-то необратимое. Все верно.

Мужчина отодвинул от себя тарелку и откинулся на спинку стула.

Тема насилия над младшими, как я знал, давалась ему тяжело даже в рамках диалога, по понятным причинам. В конце концов, дневник Реймонда он прочесть так и не рискнул.

– Так. – Оуэн откашлялся и сжал свою переносицу большим и указательным пальцами. – Это было сексуальное насилие?

– Нет! – я в страхе покачал головой. – По крайней мере, я не думаю, нет. Это была… религиозная организация. Называлась «Приют сестры Александры».

– Услышал. – Он не поднимал на меня глаз. – Адрес? Имена оставшихся троих детей? Может быть, еще какая-то осязаемая конкретика?

– Тиг – близнец Тины, Ада и Самсон. Адреса я не знаю и запомнить не мог. Мы жили в большом, старом доме. Что-то сравнимое с особняком Бодрийяров по масштабам, но ремонт был сильно вычурней… И везде эти… Обои с цветочками.

– Цветочки нам помогут вряд ли…

– Я понимаю, – я вдохнул, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее, руки холодеют, а к лицу, напротив, стремится кровь. Прилив адреналина. – Про сестру Александру и так ясно из названия организации. Благодетелем, который предоставил дом для нашего проживания, был некий «господин Камерон».

– Как?

– Камерон.

Джереми нахмурился.

– Нет, пока ничего знакомого.

– Ну, еще бы. – Я сжал челюсть, пытаясь дышать через нос, и помолчал пару мгновений. – Извини, это дается мне непросто.

– Я понимаю. Но если тебе становится хуже, значит, мы подбираемся к сути. Что делал этот господин Камерон?

– Проводил послушания.

– «Послушания»?

– Индивидуальные занятия.

– И что на них, эм… Преподавали?

– Я не знаю. Я не успел посетить ни одно из них.

– Дьявол. Ну хоть что-то.

Мой дядя поднялся со стула и подошел к окну. Так он часто поступал во время наших с ним диалогов в кабинете на втором этаже клуба. Далее он собирался говорить со мной только из-за спины.

– Иви была каким-то образом травмирована этим Камероном?

– Не знаю… – я задумался. – Мы все были, в той или иной степени. Все началось с Самсона и потом… Знаешь, мы видели странные вещи. Все дети, кроме меня, были глубоко религиозны, а потому сводили все то к Божьей каре, то к Божьему чуду. Например, они утверждали, что Герман – мой ангел-хранитель. Или просто Хранитель. И что у них есть такие же. Родственники, которых они никогда не видели.

Вопреки моим ожиданиям, Джереми тревожно обернулся:

– Повтори, пожалуйста?

– Родственники, которых они никогда не видели.

– Нет, не это. То есть это тоже важно, но я хотел спросить о другом. Ты упомянул Германа.

– Да, – я кивнул. – Что тут странного?

– Ты никогда не говорил о том, что видел его в детстве.

– Сколько себя помню. Ну, – я сдвинул брови. – Я не знал, что это Герман, конечно. Но я отчетливо помню, что он меня защищал.

– Ты хочешь сказать, что вспомнил обо всем не в двадцать два года, как я?

– Нет, – я пожал плечами. – Он был со мной всегда. В виде тени. В виде, гхм, руки помощи, я не знаю. Но он был. И тогда я знал, что это – мой дядя.

– А потом?

– А потом…

Я закрыл глаза, пытаясь понять, что конкретно из внутренних позывов заставило меня замолчать. Секунда. Две. Три.

Ничего.

Темнота.

И осознание.

– Я забыл, – я испуганно посмотрел на Джереми. – Я забыл об этом! А когда стал ходить на терапию к Константину, то начал вспоминать, но он убедил меня, что это – мой внутренний режим.

– Внутренний… чего?

– Не важно, это… схемная терапия. Не имеет значения.

Заметив, что я слегка потерялся в собственных размышлениях и теперь начинал из-за этого нервничать, Оуэн увел тему в иное русло:

– Ты сказал, что другие дети тоже видели этих… Хранителей?

– Да, – в подтверждение я кивнул. – У Самсона была бабушка, у близнецов – сестра, у Ады – папа.

– А у Иви?

– Я… не помню.

– Боузи, ты уверен, что другие дети видели то же, что и ты? Это не было игрой?

– Я уверен. Бывали моменты, когда мы могли увидеть чужого ангела-хранителя, но всего лишь раз. И потом – больше никогда.

– Почему же?

Я промолчал. Пробелы в воспоминаниях не позволяли мне смириться с тем, что я уже смог восстановить в своей голове. Отказывались выдавать неосознанный ужас за реальную картину произошедшего.

– Боузи.

Дядя положил мне руки на плечи.

За время моего краткого «отсутствия» в текущей временной линии он успел встать за моей спиной.

– Спасибо, что рассказал. Пока что я услышал достаточно для того, чтобы помочь тебе найти связку между тем и другим.

Я попытался оглянуться на Оуэна, но тот настойчивым движением рук заставил меня откинуться на стуле.

– Пожалуйста, перестань думать об этом. Даже если проблема с Иви чуть глубже того, что мы видим, сегодня от тебя требуется лишь провести прием по намеченному плану. И больше ничего. Ты сможешь мне довериться?

– Да.

– Хорошо.

Сказав это, Джереми ушел в свою спальню и, как я уже мог распознать по звуку, принялся собираться.

* * *

– Боузи, как прошли ваши последние пару месяцев?

– А ваши?

Константин рассмеялся.

Стерильно-светлая атмосфера кабинета специалиста не успела преобразиться. Боль продолжала оставаться в этих стенах, но не распространялась по их идеальному покрытию чернильными пятнами, нет. Она будто выветривалась во время санитарных дней, обозначенных в графике работы частного пространства, предоставляемого под аренду.

– Полагаю, я должен извиниться.

Доктор мягко улыбался, наблюдая за каждым движением своего блудного пациента. Я чувствовал себя мухой, которая предпочла прилипнуть к паутине добровольно. Препакостные чувства по отношению к сложившейся имитации приема были ожидаемы.

– За что? – криво растянул губы я.

– Ну, – Константин снял очки и положил на тумбочку возле себя. – Можно утверждать, что я нарушил врачебную этику, и неоднократно. Кроме того, будучи вашим другом какое-то время, я не вмешался в критическую ситуацию, которая и вернула вас ко мне.

– Дружба стерпит все, – я постарался произнести эти слова без сарказма.

– Наша – не стерпела.

Между нами повисла пауза.

– Что ж, Боузи, – возобновил диалог доктор и сделал особенный акцент на следующих словах: – Я приношу вам свои искренние извинения.

– Я… их принимаю, – тихо отозвался я.

– Более того… – продолжал будто бы задабривать меня Константин. – После того, что произошло между мной и вашим другом, я многое переосмыслил. И даже прошел профессиональную переподготовку.

– Гм.

– Сейчас я работаю в рамках совершенно другой системы, не считая схемную терапию актуальной. И, если вы позволите, с самого начала нашего с вами взаимодействия я бы хотел очертить некоторые рамки.

– Что? – непонимающе отозвался я.

– Я больше не ваш психотерапевт.

Где-то я это уже слышал.

– Я более не возьму на себя ответственность по назначению лекарств, но и не перейду границу делового общения. Я предлагаю вам собственное общество в роли психолога. То есть ваше лечение будет проходить только лишь с помощью терапии.

Если бы этот змей выписал мне рецепт, я бы все равно его выкинул прямо за дверью. Поэтому его новая позиция никакой погоды для текущей ситуации не создавала абсолютно. Однако я был достаточно смышлен для того, чтобы понять, что Константин к чему-то ведет. Намеренно вырезает из своего перечня услуг те точки взаимодействия между нами, что однажды меня от него отвадили.

– Решение за вами, Боузи. Подойдет ли вам такой формат нашего общения?

Сможете ли вы принять меня вновь, как специалиста?

Я поднял на него глаза и был готов поклясться, что увидел за тонкой оправой прямоугольных очков жалобный взгляд.

И окончательно убедился в том, что Константин ждал меня. Он знал, что я вернусь.

Для того чтобы не выпалить единственный интересующий меня вопрос, требовалось проявлять недюжинное терпение.

– Вы… можете не извиняться. Потому как все, что мы обсуждали с вами последние три года, несмотря на то что я познакомился с Джереми Оуэном, меня более не беспокоит.

– Хм? – доктор начал что-то писать на своем планшете. – И что же тогда теперь вызывает у вас трудности?

– Я думал над тем, что вы говорили о моей погоне за призраками. О неверном фокусе.

Константин склонил голову набок.

– В течение нашей с вами трехлетней терапии мы обсуждали лишь мое текущее состояние и, так как я на этом настаивал, полностью миновали тему моего детства. Я ссылался на то, что теперь я – другой человек.

– Значит, сейчас вы считаете иначе?

– Безусловно. Я готов признать, что то, что произошло в моем детстве, сформировало мое нынешнее состояние. И я убежден, что ответ на вопрос о том, почему навязчивые идеи из прошлого преследуют именно меня, таится именно там.

– Там?

– В приюте.

В этот раз, доктор не просто слегка коснулся стилусом поверхности планшета. Он ударил кончиком электронной ручки по стеклу.

– А что, разве Иви вам не рассказывала? – моя очередь «ходить» настала быстрее, чем того можно было ожидать.

– Нет, – натянуто улыбнулся мне специалист.

– Очень странно… – я делано беспечно пожал плечами.

Мы погрузились в тишину. Я слышал лишь тиканье часов, что теперь, в полном отсутствии звуков, оглушало меня и отсчитывало каждое пропущенное мгновение. Мне казалось, что пройдет еще секунда, и Константин, наконец, начнет говорить. Но он молчал и смотрел на меня, не моргая. И чем больше я пялился на психотерапевта в ответ, тем сильнее испытывал тревогу от того холода и отчужденности, окутывающих наше взаимодействие.

– Как у нее дела, кстати? – осмелился разбить паузу я.

– Нормально, – все так же натянуто и при этом чрезвычайно быстро ответил мне доктор.

– Просто я…

– Боузи.

Константин поднялся со своего места и сделал несколько широких шагов по направлению к моему креслу. Сделай он еще один – мне пришлось бы искать способ сбежать от грубого нарушения личных границ.

– Боузи, – он повторил мое имя и, вдруг, наклонился ко мне практически вплотную. – Зачем вы пришли?

– В каком смысле?

– Вы пришли не за терапией. Если вас интересует судьба Иви, вы можете ей позвонить. Или же прийти в гости. Ведь адрес вы знаете, так?

– Так…

– Тогда, пожалуйста, ответьте на вопрос. Что вам нужно?

Я набрал в грудь побольше воздуха и произнес так твердо, как мог:

– Хотел знать, что она в безопасности.

В ситуации, подобной этой, даже имея плохое предчувствие относительно своего собеседника, вы подсознательно ждете, что ваши опасения не подтвердятся. Возможно, не признаете этого, но все же надеетесь на то, что потенциальная критическая ситуация, уже опалившая ужасом ваше сознание, не сбудется. Окажется надуманной байкой, навязчивой идеей, да чем угодно, лишь бы не правдой, которую вы так боитесь узнать.

Но жизнь устроена так, что чем сильнее и настойчивее мы предполагаем одно, тем больше шанс того, что случится совершенно иное.

– И как? – ухмыльнулся доктор.

– Что? – растерялся я.

– Как продвигается ваш процесс выяснения обстоятельств, Боузи?

За последние пару минут он повторил мое имя трижды. В том, что Константин пытался продемонстрировать мне свою власть над сложившейся ситуацией, сомневаться не приходилось.

– Никак. Вы же не отвечаете, – я нахмурился, более не понимая цели текущего фарса. – Что, черт возьми, происходит?

– Вы мне скажите.

Доктор отошел от меня и вальяжно расположился на уголке своего рабочего стола. Раньше я никогда не видел, как он за ним работает. Все свои приемы он всегда вел из кресла напротив.

– …Вы пришли ко мне с определенными намерениями, наверняка предварительно оговорив свою задумку и текущую манеру поведения с мистером, если изволите, Бодрийяром, потому как в ваших словах и том, как вы держались, конкретно вас, Боузи, всего чуть. Пытаясь выяснить то, что вам интересно, вы придумали новую, беспокоящую вас причину и как бы ненавязчиво перешли с этой темы на Иви. Вы всерьез предполагаете, что, наблюдая вас три года, я не смог бы считать это?

– Я просто хочу знать, – я не хотел распаляться, но высокомерное поведение Константина просто выводило меня из себя. – Хочу знать, что вы ничего с ней не сделаете!

– Боузи, верно ли то, что все происходящее в настоящем является следствием нашего выбора в прошлом?

– Я… Абсолютно, да, – в непонимании отозвался я.

– Вы свой выбор уже сделали. – Константин опустил голову так, что дневной свет, озаряющий светлый кабинет сквозь высокие окна, отразился в тонких стеклах его очков. – И, соответственно вашему решению, я сделал свой.

Глава 8

Солнечные лучи стирали детский ужас, что вспышками разрастался в юных сердцах. Ни Иви, ни Тина с Тигом, ни даже Ада больше не плакали. Тяжелый ступор сменил горький ком травмирующих эмоций, и теперь не давал воспитанникам возможности даже пошевелиться. Ребята сидели у подножья своих постелей и лишь изредка, украдкой поглядывали друг на друга. Проверяли, чтобы никто случайно не заснул. Ни один из малышей не мог объяснить, что произошло на самом деле, а потому в диалогах о минувшей ночи не было никакого смысла. Однако каждый из присутствующих в этой детской спальне хорошо понимал:

С Самсоном произошло что-то плохое. И даже если образ разрушающейся старухи являлся лишь коллективным кошмарным сном, обстоятельства настаивали на плохом исходе: постель мальчика пустовала.

– У меня есть особое место, – вдруг тихо начал новенький. – В голове. А у вас такие есть?

Боузи поглаживал ладонью ледяную поверхность деревянного пола. С тех пор как эти проклятые сутки благословил рассвет, он решился заговорить первым. Возможно, эпизод с появлением его ангела-хранителя в критический для всех момент теперь вдохновлял мальчика. Вера, вне зависимости от того, что лежало в ее основе, придавала сил.

– Что такое «особое место»? – шепотом, устало и почти лениво произнесла Тина.

– Ну, вроде как комната… – Боузи потупил взгляд. Он еще никогда не инициировал какие-либо разговоры сам, и такая задумка давалась ему тяжело. – Или целый дом. Ну, знаете… Что-то, что вы представляете, когда говорите «хочу домой»?

– У нас нет никакого дома, кроме этого, – грубовато отозвался Тиг, отвечая и за себя, и за сестру-близняшку сразу. – Так что и представлять нечего. Судя по всему, мы отсюда никуда не денемся. Вся история с послушаниями – вранье!

– А я поняла, – Ада казалась еще меньше и хрупче обычного этим утром. Должно быть, переживания о Самсоне лишали малышку последних сил. – Поняла, о чем ты, Боузи. Когда я думаю об этом, то представляю большое-большое поле. И маленький деревянный домик.

– А у меня – детская комната. – Новенький вдруг улыбнулся, наконец, почувствовав эмоциональный отклик на свои слова. – В ней ничего особенного, просто… Я точно знаю, что она моя.

– Иви, а у тебя? – с интересом позвала негласную предводительницу Ада. – Иви, ты не спишь?

Белые вихрастые волосы Ив полностью скрывали ее лицо. Девочка, как и все, сидела на полу, плотно подобрав к себе колени. Но, свернувшись в клубочек пару часов назад, когда солнце взошло, она предпочитала оставаться в этой позе и не издавать ни звука. В левой руке она сжимала трубку, что дети подобрали на месте появления «призрака».

– Возможно, прямо сейчас она там, в своем особом месте… – негромко резюмировал Боузи.

Карманный колокольчик сестры Александры оповестил о том, что наступило время подъема. Шаги настоятельницы раздавались откуда-то издалека – она обходила этаж и следовала прямо к детям в спальню.

Опасаясь наказания, все пятеро мигом шмыгнули на кровати, закрыв озябшие конечности одеялами. Лишь Иви не шевельнулась, продолжая сидеть на полу, уткнувшись носом в свои худые коленки.

Оказавшись на пороге, послушница традиционно произнесла:

– Молитвами святых отцов наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!

– Аминь! – хором отозвались дети.

И лишь после этого сестра Александра шагнула вперед и оказалась в комнате.

Поникший силуэт девочки на полу не остался без ее внимания:

– Почему ты не в постели? – строго вопрошала Александра.

– Она… – в этот раз все происходило наоборот: Боузи пытался выручить Иви, отвечая за нее. – …Ей приснился кошмар про Самсона.

– Ночью его не привели, сестра, – тихо добавила Тина.

Александра оглядела детей странно пустым взглядом.

А затем буднично улыбнулась и отчетливо произнесла:

– У Самсона появилась новая семья, дети. Вам бы следовало молиться о его счастье и радоваться. У господина Камерона очень быстро получилось выполнить свое обещание.

– Что?.. – еле слышно пискнула Ада.

– Новая семья? Так быстро?! – почти агрессивно воскликнул Тиг.

– Но вы не говорили, что это произойдет ночью! – пораженно воскликнула Тина. – Мы даже не попрощались с ним!

Женщина проигнорировала комментарии воспитанников.

Вместо этого она сделала несколько шагов по направлению к Иви и с видимым усилием подняла ее на ноги, больно схватив за плечо. Та не пошатнулась, однако поспешила спрятать «сокровище» Самсона в карман форменного платьица. Переполняемая недовольством своей любимицы сестра Александра этого не заметила.

– Мальчик, – холодно обратилась она к Боузи, все еще не желая мириться с тем порочным именем, что дала ему мисс Мертон. – Сегодня ты будешь ответственным за молитвословие. Немедленно поднимайся и проследи, чтобы все собрались в святом уголке.

– Д-да… сестра.

– Когда я вернусь, ваша физическая и духовная гигиены должны быть выполнены согласно распорядку, – продолжала Александра. – За завтраком вы зададите господину Камерону все вопросы об усыновлении, которые вас интересуют.

Убедившись в том, что Иви твердо стоит на ногах, женщина отпустила ее плечо и подошла к постели Боузи. Затем нырнула ладонью вглубь черных одежд и вынула оттуда маленькую синюю книгу.

– Будет ваш помянник[64], – негромко произнесла Александра, наказывая мальчику пальцем. – Будешь писать туда карандашом.

– Что такое помянник?.. – в смятении Боузи взял книгу, опасаясь листать ее при сестре.

– Плат, о который ты можешь оттереть слезы скорбящих или обиженных тобой. Запиши сейчас раба божьего Самсона.

Мальчик потянулся к прикроватной тумбе. Внутри верхнего ящичка, что внешне был покрыт облупленной белой краской, хранились бесполезные мелочи: редкие обертки от конфет, записки от названых братьев и сестер, бумага и канцелярские принадлежности.

Взяв самый остро заточенный карандаш, новенький поспешил раскрыть книжицу. Оформлена она была совсем нехитро – золотой крест на обложке, «Отче наш» на первой же странице и линованная поверхность – на всех остальных.

Смущали лишь заголовки – слева и справа, на самом верху каждого разворота: «Об усопших» и «О живых».

Боузи поднял голову на Александру с немым вопросом, на который та не собиралась давать ответа. На мгновение мальчику показалось, что он вновь почувствовал на своем плече знакомую теплую ладонь.

Это было левое плечо.

И, обретя необъяснимую уверенность, новенький записал имя Самсона в левую колонку.

Сестра Александра кивнула.

* * *

– Почему вы совсем не едите, мои куколки? Что за смурные у вас мордашки?

Господин Камерон с видимым аппетитом поедал свои тосты с маслом и джемом. Стол, бессмысленно богато сервированный к завтраку, как и всегда, ломился от еды.

Вот только ни горка жареных сосисок, ни стопка свежих блинчиков не могли смыть с детей нарастающее ощущение тревоги. В вопросе личной безопасности и внутреннего комфорта не имели значения ни жизненный опыт, ни психологическая зрелость.

Несмотря на то, что к долгожданной встрече с новыми родителями стремились все присутствующие, ночной кошмар навевал на малышей, росших в окружении сакральной веры, сомнения. Иви, Боузи, Ада и близнецы были уверены в том, что ночью их посетил именно ангел-хранитель Самсона и никто иной. А духи, сопровождающие определенных людей, к посторонним, как было известно, без причины не являются.

Только Боузи знал чуть больше. И оттого был уверен: бабушка приходила проститься.

В том, что Иви, так сегодня и не поднявшая головы, не собирается отвечать за всех, как обычно, сомневаться не приходилось. Близнецы и Ада чувствовали себя не многим лучше.

Новенький, против воли принявший новую роль от сестры Александры, понял, что должен встать на защиту своих:

– Мы очень переживаем за Самсона, – тихо сказал мальчик, чувствуя невидимую поддержку того, кто находился в плотном духовном слиянии с ним с самой кошмарной ночи. – Все мы.

– Какая глупость! – Камерон гулко рассмеялся, хлопнув себя по колену. – Разве ж усыновление не является мечтой каждого сироты?

– А его точно усыновили? – вдруг довольно грубо влез в разговор Тиг. Мальчик был на стороне тех, кто больше в чудесное появление опекунов не верил. А его задиристый нрав под влиянием ночных переживаний превращался в агрессивную защиту. – Вы уверены в этом?

– Что ты имеешь в виду, Ти… – хозяин дома прищурился. Казалось, он пытался прочесть имя на рубашке мальчика, но тот сидел дальше всех. Сделать это сходу не получалось.

– Меня зовут Тиг! – воскликнул воспитанник и подскочил с места. – Вы вообще запомнили наши имена?! Вы хоть что-то о нас знаете?!

– Выйди из-за стола немедленно, Тиг! – повысила голос сестра Александра. – Сегодня ты лишен трапезы.

– Ну, что вы.

К удивлению остальных, господин Камерон продолжал сохранять спокойствие. Он, подобно Тигу, встал из-за стола и сцепил свои руки в замок.

– Дети вправе выражать эмоции, и это – бесспорно. Однако я предполагаю, что наш бунтарь поддался одному из самых страшных грехов. Печаль о благе ближнего своего, Тиг. Должно быть, ты знаком с ним?

Сестра Александра закивала. В столовой повисла тишина.

– …проще говоря, моя куколка, ты преисполнен завистью. И это объяснимо, потому как семья есть главная человеческая ценность. Но, если мы избавили Самсона от чревоугодия, то и с твоей губительной скорбью мы сможем разобраться. На то и нужны наши послушания. Избавим от греха – и твои шансы на усыновление увеличатся во сто крат!

– Не забирайте его одного! – в панике воскликнула Тина. Ее бездонные глаза наполнились горючими слезами. – Мы – близнецы! Нас нельзя делить! Берите нас обоих!

– Мы не несем вины за грехи ближних наших, Тина, – монотонно отчеканила сестра Александра. – Ты можешь помолиться о брате, но не должна мешать искуплению. Нам положено радоваться за братьев своих и сестер.

Тина прикусила губу.

Ада, Боузи и Иви сохраняли молчание.

Однако Тига, демонстрирующего неподобающее поведение за столом, Камерону оказалось достаточно. Более не скрывая своего разочарования в неидеальной картинке, он рыкнул:

– Я вижу, дети, вам чужда благодарность за все деяния мои. А потому – знайте: сегодня мы трапезничаем за одним столом в последний раз. Сестра Александра, надеюсь, вы меня поймете!

– Всецело, господин Камерон, – еле сдерживая злость, кивнула женщина.

– Проследуй за мной, Тиг, – процедил хозяин дома, а затем двусмысленно добавил. – Или же предпочтешь уступить свою очередь Тине?

Со страхом глянув на Боузи, Тиг вышел из-за стола и угрюмо последовал за Камероном.

* * *

Салон автомобиля Джереми Оуэна вновь стал местом для исповеди.

На этот раз – моей.

Будучи окончательно и бесповоротно отвергнутым тем человеком, что на протяжении ощутимо долгого срока исполнял для меня роль всепринимающего специалиста, а затем и друга, я рассыпался. У меня не было и мыслей о том, чтобы мириться с Константином или же возобновлять терапию, однако… Осознание того, что истина, когда-то открытая мне и понятная, теперь обращалась в ложь, а мнимое белое сменялось подтвержденно черным, еще сильнее откатывало меня назад, в те самые детские эпизоды, что я держал в себе до последних дней. Будучи переполненным разочарованием, все более мрачными предположениями о судьбе Иви и горькими воспоминаниями, я должен был выплеснуть из себя хоть что-то. Этим чем-то оказалась подробная вереница всех событий из приюта, что уже успели материализоваться в моей голове.

Я и подумать не мог, что спустя несколько месяцев поменяюсь с дядей местами. И, будучи преисполненным горечью и сожалениями, стану рассказывать о том, что составляло добрую часть моей личности, но отказывалось всплывать на поверхность ровно до того момента, пока жизнь не заставит меня связать одно с другим.

Я ведь так любил это делать. Почему же теперь, формируя причинно-следственную связь, не мог сдержать слезы? Сглатывал боль, которую так долго прятал внутри и тешил себя запоздалой скорбью о тех, кого еще совсем недавно не мог даже вспомнить.

Необработанную вовремя травму пережить невозможно.

То, что однажды стало кровавым пятном, а затем превратилось в уродливое нагноение из-за не оказанной вовремя помощи, превратится в жуткую, зарубцованную ямку. Любое прикосновение к этому месту продолжит вызывать фантомную боль, и сколь ни бей себя по рукам – желание трогать живое напоминание о трагедии будет вновь появляться.

Мы не способны забыть Смерть, потому как встреча с этим леденящим душу явлением пробуждает в нас не только умение чувствовать самую острую боль, но и отчаянное любопытство. Не получив ответа на вопрос «Почему?», мы продолжаем искать новой аудиенции с той, что виновна в нашей потере.

Но, свободная от подобных скитаний, Жизнь подразумевает простую истину: вопрос «Почему?» должен остаться без ответа.

Однако, как я теперь понимал, концепция «свободы» никак не пересекалась с моим внутренним стремлением разложить по полочкам все аспекты моей не только ушедшей, но и текущей жизни.

Я вышел из кабинета доктора Константина более получаса назад, но за все это время Джереми даже не пробовал завести машину. Он пялился в одну точку и слушал, слушал меня, не меняясь в лице.

– На этом твои воспоминания обрываются? – уточнил он, когда я, наконец, успокоился и больше не тягал салфетки из его бардачка. – Или было что-то еще?

– Было, конечно, – хрипло отозвался я. – Просто… Все оно возвращается ко мне очень волнообразно.

– Это естественно, – голос Оуэна не содержал в себе никакой эмоциональной окраски, и такая нарочито сухая реакция слегка пугала. – Механизм защиты можно повернуть вспять лишь постепенно. Одно теперь нам понятно точно: той твари известно больше, чем мы могли предполагать.

– Какой еще твари?

– В идиотских очках, – Джереми посмотрел на меня, и я содрогнулся. В его глазах плясали чертики – истинные эмоции медленно начинали прорываться наружу, сквозь годами натренированное самообладание. – Непропорционально высокого роста. С ублю…

– Тихо, я понял, – откашлялся я. – Так или иначе, миссию я провалил.

– Ничего ты не провалил, – Оуэн скривился. – Иногда отсутствие слов намного красноречивее монолога. Скажи мне, стал ли бы он шугать тебя таким образом, если бы с Иви все действительно было хорошо?

– Я не знаю. Мне кажется, что тон диалога изменился в тот момент, когда я упомянул приют.

– Так и есть. Ты просто стриггерил этого псевдоученого черта и получил быструю реакцию. Но говорящую. В конечном итоге, это все, что имеет значение.

Автомобиль сдвинулся с места. Я откинулся на кресле и принялся медленно вдыхать и выдыхать воздух. Мое состояние все еще было крайне далеким от нормы. Если бы мой эмоциональный фон можно было обратить в зверька, он бы предстал передо мной в виде кролика. И скакал, и скакал бы…

– Мне очень больно за тебя, Боузи, – вдруг тихо проговорил Джереми.

– Я знаю, – негромко отозвался я. – Поэтому не хотел предоставлять ничего, кроме сухой информационной выжимки. Но этот разговор… Извини меня. Я никогда и ни с кем не позволял себе таких откровений.

– Ну, если не считать доктора Константина, конечно, – съязвил Оуэн.

– Он был моим врачом!

– Грачом, – Джереми тряхнул головой, пытаясь сбросить с себя раздражение. – Проехали, Боузи. Теперь мы оба на практике знаем, что психиатрия не стерильна. Но исключения в ней – как и везде – точно присутствуют. Это нам с тобой и поможет.

– Как? – я обхватил себя руками. – Ворвемся на работу к Константину и пожалуемся?

– Нет. – Оуэн, наконец, улыбнулся. – Пробежимся по моим болевым точкам из реальной жизни. Не все же нам твои дергать.

– Ты поделишься или будем играть в шарады?

– А чего бы и не поиграть? Отдохни, Боузи. Полистай соцсети или давай обсудим какую-то ерунду. Не перегружай свой мозг понапрасну. Сейчас мы едем на работу, и это – все, что тебе следует знать.

Осознав, что не смогу добиться от него большего, я принялся рассматривать город за окном. Лето не влияло на вечную спешку – толпы все еще продолжали сновать по тротуарам, оттаптывая открытой обувью горячий асфальт. Как и всегда, жизнь шла параллельно процессам горького познания, что не отпускало меня на протяжении последних девяти месяцев. Однако сейчас я не воспринимал эту отчужденность как что-то обидное. Я знал, что для обретения настоящего успокоения мне требовалось расставить точки везде.

И теперь был готов к тому, что реальность ударит по мне значительно больнее, чем та история, что теперь была вычищена пламенем.

Я думал об Иви. О том, что могло сейчас, в очевидно неестественном состоянии, занимать ее мысли. Думала ли она обо мне? Ждала ли, что я каким-то образом считаю ее сигналы о помощи? И могла ли предпринимать попытки уйти из-под гнета нечистоплотного партнера сама?

Я вытащил телефон из кармана и нашел номер Ив в быстром наборе. Решив в последний раз попытать удачу, я нажал зеленую кнопку. Но вызов завершался автоматически, не давая мне даже шанса услышать гудки.

– А может быть, мы к ней съездим? Ну, прямо домой, пока доктор точно и гарантированно на работе? – решился высказать шальную мысль я. – Я так делал, когда тебя искал. То есть я думаю, что в этом ничего такого нет, ведь мы переживаем… Да и вообще, зачем предпринимать какие-то действия, пока мы во всем не убедились железно?

– Боузи… – Джереми вздохнул. – Ты всерьез думаешь, что это что-то изменит? Или тебе везде так необходима эта перепроверка? И вообще, я попросил тебя не думать.

– Я ведь имею право попросить тебя, верно?

Оуэн сделал вид, что меня не услышал. Но его стремления защитить меня от предполагаемых тяжелых эмоций и сцен сейчас были совсем не к месту. Если история с приютом всерьез была каким-то образом связана с нынешним состоянием Иви – я бы предпочел не терять ни минуты.

– Я ведь имею право попросить тебя, дядя? – вновь попробовал я.

И снова – молчание.

– Я ведь имею право попросить тебя, дядюш…

– Не надо. – Я заметил, как костяшки на ладони Джереми, что покоилась на руле, побелели. – Я тебя понял, мы поедем.

– Отлично, – самодовольно усмехнулся я.

Давить на его больные места было нечестно. Но в целях сближения со мной он, бывало, использовал приемы и похуже.

Оуэн доехал до ближайшего перекрестка и развернул автомобиль.

* * *

Ощущение свинца в ногах во время нашего подъема по лестнице вызывало дежавю.

Я пытался считать ступени, но быстро терял концентрацию. Только и думал о том, что теперь стал похож на ежика, который нарезает круги вокруг бочки. Каждые несколько месяцев я будто бы был обязан посещать одни и те же локации, разбирать одни и те же вопросы, встречаться с одними и теми же людьми…

Но, может быть, весь секрет жизненного процесса состоял в том, что ничего нового с нами никогда и не происходило?

Стоило мне заметить какую-то непривлекательную деталь – масштаб проблемы раздувался до планетарного масштаба. Еще пару дней назад я не мог и предположить, что снова окажусь на этой лестничной клетке с самыми мрачными мыслями…

– Все нормально. Поднимайся.

Джереми положил ладонь на мое правое плечо.

По инерции я осознал, что не должен оборачиваться, и поспешил вперед.

В этот раз наше общее положение было не таким глупым: как минимум, каждый из нас был уверен в том, что Константина за дверью точно не окажется. И что попытки пробраться в квартиру с помощью моих старых ключей будут бесполезны.

Поэтому, недолго думая, я потянулся к звонку.

– Кто там? – вскоре раздался знакомый голос за дверью.

– Иви, это… – я посмотрел на Оуэна, но тот приложил палец к губам. Верно. О его присутствии знать девушке заранее было необязательно. – Это я.

– Кто «я»? – отвечала она все с той же тревожной интонацией. – Откуда ты знаешь мое имя?

Я оторопел.

– Иви, это Боузи, – более настойчиво обратился я. – Посмотри же в глазок, ты чего.

– Я не дотягиваюсь до глазка. А братика нет дома. Уходите, пожалуйста.

Я в ужасе оглянулся на Джереми, и тот понял мой немой вопрос. Закивав, он одними губами произнес: «Точно она».

– Иви… – попробовал я снова. – Иви, открой дверь, пожалуйста, и мы поговорим, ладно? Ты же знаешь, я… Я никогда не причиню тебе вреда, Ив.

– Братик меня накажет, если узнает, что я разговаривала с незнакомцами.

Через мгновение за дверью послышался жалобный и тонкий, будто детский, плач.

– Он накажет меня! Уходите!

Мои внутренности сделали кувырок. Теперь я понимал, на что намекал Оуэн – ехать сюда после моего короткого, но яркого срыва в машине было плохой идеей. Голова кружилась. Джереми схватил меня за локоть и быстро потащил вниз, к выходу.

Когда мы оказались на улице, он спросил:

– О каком брате она говорила? Она жила до приюта с братом?

– Нет… – еле ворочая языком от шока, вымолвил я. – Брат – это ее аналог… Аналог Германа. Теперь я вспомнил.

Глава 9

Нет ноши труднее, чем та, что содержит в себе простую, но недвижимую истину: мы не в силах ни на что повлиять.

Особенно в детстве.

Особенно в то время, когда твоя незначительность проявляется не только как абстрактное ощущение, но и подтверждается на практике. Возрастом. Размером. И статусом.

После нелицеприятной сцены за столом дети были отстранены от занятий. И если для любой другой группы малышей, что пребывала в исходных обстоятельствах получше, многочасовая прогулка означала победу над системой и долгожданный отдых, то для Иви, Тины, Ады и Боузи она была плохим предзнаменованием. Тем самым наэлектризованным воздухом, что мы можем ощущать только лишь перед штормом.

Сестра Александра вывела воспитанников на задний двор, в ту часть сада, где обычно начинались активные игры, и с плохо сдерживаемой злостью выплюнула:

– Видит Бог, не могу придумать для вас наказания получше, но с этим разберусь. Дверь будет заперта до отбоя.

А затем, окинув всех четверых уничтожающим взглядом, вошла обратно в дом. Ключ с шумом провернулся трижды. Стоило шагам настоятельницы раствориться в тоннеле коридора, что вел обратно, в центральную часть дома, Иви, наконец, откинула свои белесые вихры и заговорила:

– Они нас обманывают. С Тигом произойдет то же, что и с Самсоном.

– Не говори так! С ним все будет нормально! – запротестовала только-только переставшая плакать Тина. – Ему подберут отличную семью! Хоть и без меня, но подберут!

– Вы же слышали, что сказал Тиг утром… – негромко заметил Боузи. – Он тоже считал, что все это – вранье…

– Тиг просто расстроился! – продолжала возражать его сестра-близняшка.

– А что ты скажешь про бабушку Самсона, Тина?! – повысила голос Иви. Казалось, все эти несколько часов своего молчания девочка усиленно копила в себе злость. А теперь намеревалась ее выпустить вот так, разом. – Это тоже потому, что мы все расстроились?!

– Замолчи!

Выкрикнув последнее, Тина закрыла лицо руками и поспешила к кроне раскидистой ивы, что в лучшие времена служила детям уютным укрытием для дневного чтения. Недолго думая, Ада виновато оглядела Иви и Боузи и унеслась следом.

– Ну и дуры, – фыркнула Ив и обратилась к Боузи. – Ну ты-то хоть со мной?

– Да. – Мальчик вздохнул и, наконец, осмелился выудить помянник. Открыв книжку на нужной странице, он продемонстрировал ее Иви. – Я записал с этой стороны. А сестра на это лишь кивнула.

Иви вскрикнула.

– А почему ты не показал это остальным?!

– Я… – Боузи опустил голову. – Дядя сказал мне, что не нужно. Я согласен, Иви. Так будет хуже. Ада и так плачет, Тина переживает… А если сестра Александра узнает, что мы всё поняли? Что будет тогда? Как нас накажут?

– Дядю своего слушай, да не всегда… – Иви тяжело сглотнула. – Не всегда они на нашей стороне.

– О чем ты?

Девочка обхватила себя руками и зажмурилась.

– Я не люблю говорить о своем ангеле-хранителе. Мне достался какой-то неправильный.

– И кто же он?

– Мой старший брат. – Иви посмотрела куда-то в сторону. – Ему нравится, когда мне грустно и больно.

– Ты поэтому не разговаривала с нами утром? – догадался Боузи.

– Да, Зи-Зи. Он смеялся надо мной и издевался. Поэтому я пытаюсь верить в хорошее. Чуть расстроюсь – и он уже тут.

– Тогда почему ты считаешь, что это вообще хранитель? Это же самый настоящий враг!

– Не знаю, – Иви мотнула головой. – Верю в то, что положено…

Она вздохнула.

– …Но не в этот раз. Нам нужно спасти Тига. Узнать, что происходит на послушаниях.

– Заберемся в дом?

– Нет! – Иви приземлилась на траву и пригласила с собой Боузи. – Мы будем вести себя как взрослые. У меня есть план.

* * *

Миссис Боулз была приятнейшей женщиной шестидесяти пяти лет, от которой пахло благородной старостью и мылом. Ее небольшой, но уютный загородный домик, больше напоминающий дачу, был полон тех вещей, что ассоциируются с домашней атмосферой, истинной безопасностью и чистотой.

Я был убежден в том, что мы с Джереми были здесь лишними.

Не до конца понимая цель нашего визита, я бродил вдоль книжных полок в гостиной, в которую нас пригласили, и рассматривал корешки. Освальд Бумке,[65] Чезаре Ломброзо,[66] Анри Эй[67] – все эти имена были мне незнакомы, но названия трудов («Гениальность и помешательство», «Схизофрения» и т. д.) намекали на то, что Саманта плотно изучала вопрос заболевания, что когда-то звучало для юного Джереми Бодрийяра как приговор.

Любопытно, интерес доктора Боулз пробудился именно после того, как она повстречала ключевого пациента, или же существовал задолго до того?

Статуэтки разнообразных животных сопровождали каждую книжную полку. Этот элемент перебивал серьезность и категоричность той информации, что скрывали в себе скупо оформленные переплеты. Такое сочетание представлялось мне как идеальный баланс в восприятии сложного вопроса: погружаясь в пучину тьмы, нельзя было забывать о кислородном баллоне. И пусть им предстанут нелепые фигурки, нарочито инфантильный интерьер дома или же серая шаль с вязаными цветочками, в которую сейчас куталась постаревшая Саманта Боулз.

– Я так рада, что ты пришел, Джерри, – не уставала улыбаться доктор. – И что взял с собой Реймонда. Все думала – успею ли на него посмотреть? Получится ли у тебя?

– Его зовут Боузи, миссис Боулз, – мягко и медленно проговаривал Джереми, слегка баюкая старушку этой информацией. – Но да, вы, как и всегда, все поняли верно.

– Ох, не говори вот это «всегда», я прошу… – Саманта качала головой так, словно винила себя за что-то. – Совсем не всегда.

– И все же, – настаивал Джереми.

Как объяснил мне Оуэн, его связь с лечащим психиатром из ПНД восстановилась отнюдь не сразу. После того как родители забрали его из клиники, он возненавидел все, что связано с медициной в принципе. Однако спустя годы, в те времена, когда пабы «Сэмми» начали превращаться в франшизную сеть, а Джереми получил свои первые большие деньги, Саманта связалась с ним самостоятельно.

«Она перешла к частной практике и отказалась от общепринятого понимания класса эндогенных психических расстройств, – рассказал мне Оуэн по пути. – Я был для нее в некотором смысле magnum opus[68] и камнем преткновения одновременно. Не давал прийти к истине, понять, в чем она ошиблась. Один мой вид вызывал у нее чувство вины. Я дал согласие на разбор своего кейса, и в рамках диалога мы пришли к пониманию, что она все же верит мне. Потом я показывал ей фотографии только приобретенного МёрМёр, привозил ей обнаруженные личные вещи Бодрийяров. Она больше не пыталась выступать в роли специалиста, но была отличным слушателем. Можно сказать, что порой я пытался черпать из встреч с ней то, чего мне не хватало в нашем взаимодействии с матерью. Не хватает и до сих пор».

– Рей, кушай булочку, пожалуйста, – обратилась доктор Боулз ко мне, в очередной раз указывая морщинистой ладонью на поднос с горячим чаем и сладостями. Женщина принесла его в комнату, стоило нам с дядей слегка обустроиться. Теперь же угощение стояло на маленьком столике на колесах, прямо между хозяйкой дома и Оуэном.

Джереми хотел вновь поправить ее, скорее всего, опасаясь, что мне неприятно такое обращение, но я качнул головой. Все это больше не несло в себе никакого ужасного смысла и не болело в принципе.

Как же я хотел, чтобы и с Иви все сложилось так же.

– Значит, вас беспокоит какой-то молодой врач… – Саманта, вдоволь наговорившись со своим любимым пациентом о его жизни и самочувствии, предпочла вернуться к главному вопросу, что мы озвучили ей на пороге. – Константин, Константин… А фамилия его как?

– Грэм, – блекло отозвался я.

Джереми скривился:

– Ты никогда не говорил, что знаешь его фамилию.

– Ты думаешь, что я три года переводил ему деньги и не обращал на нее внимания?

– Она ему не подходит!

– Константин Грэм… – перебила нашу шутливую перепалку доктор Боулз своими размышлениями. – Видите ли, мальчики, я не работаю в диспансере уже почти двадцать лет. Навещаю коллег, да и они меня… Но все же. А сколько лет этому Грэму?

– Тридцать пять, – все так же, без эмоций, отрапортовал я.

– Боже, Боузи! – казалось, что Оуэн раздражался даже просто от самого факта того, что я знал о Константине чуть больше, чем озвучивал. – Что еще нам расскажешь?

– Нет… Нет, слишком молод, – посмаковала Саманта, все еще игнорируя реакции Джереми. Казалось, эта способность была вытекающим плюсом от ее профессиональной деятельности. – Не могу его знать. Скорее всего, он был нанят лет десять назад, и то, только если пришел к нам сразу, во время практики.

Я отошел к окну, принявшись гипнотизировать узор на вязаных занавесках. Как Оуэн планировал вести беседу, я знал заранее и, как мы и договаривались, не вмешивался. Но темп был слишком медленным и тягучим, а сцена на лестничной клетке все еще не выходила у меня из головы.

– Доктор Боулз… – мягко начал Джереми. – Нас в большей степени интересует не сам доктор Грэм, а некоторые… Некоторая его связь с одним человеком, который, как мы предполагаем, имеет те же особенности, что и мы с Боузи.

Саманта слегка нахмурилась и сцепила старческие руки в замок.

– Помните ли вы, как рассказывали мне о Винском университете и Стефферсоне?[69] – продолжал Оуэн.

– Конечно, – отозвалась старушка. – Основа учений Стефферсона легла в базис моего скептицизма относительно стандартного подхода.

– Все так… – Джереми говорил медленно, так, словно боялся, что одно неловкое движение может сломать коммуникацию. – У нас… Есть некоторое подозрение, что кроме меня и Боузи в текущем временном периоде, в нашем окружении, существует еще один человек, который пережил реинкарнацию. Но во взрослом возрасте об этом по какой-то причине забыл.

– То, что он забыл, – естественно. – Доктор Боулз принялась пережевывать что-то невидимое. – Ваши с Реем случаи – исключения, а не правило. Правилом являются воспоминания, приходящие от двух до одиннадцати лет. С ними и работал Ким Стефферсон, которого ты упомянул.

– Ее зовут Иви, – набравшись смелости, все же вмешался я. – И дядя не совсем точен. Не только она. Еще как минимум четверо.

– И что же, они до сих пор могут транслировать летопись предыдущего воплощения? – поинтересовалась у меня доктор.

– Нет, мэм. – Я сглотнул. – Точнее, я не могу сказать.

– Я не понимаю… – Боулз сдвинула брови и провалилась куда-то в свои мысли.

Джереми глянул на меня с укором. Мол, поторопился.

Но я ничего не мог с собой поделать. Страх за Ив был сильнее меня.

– Доктор… – Оуэн вздохнул и начал заново: – Предположим, что когда-то давно наш Б… Рей рос без родителей. Находился в специальном заведении для детей-сирот. А кроме него там было еще пятеро детей, и все они были очень примерно, но одного возраста.

– Допустим, – кивнула Боулз.

– И так вышло, что все они – все пятеро – имели знакомую вам проблему, связанную с образами своих «родственников», назовем их так, из прошлой жизни.

Дождавшись очередного кивка, Джереми продолжил:

– Однако же во взрослом возрасте все эти дети или же их часть – это неважно – забыли об этом явлении. Но потом, вдруг, вспомнили вновь. Вопрос звучит так: почему же это может происходить?

Саманта смотрела на Оуэна пустым взглядом. Прошла минута. Затем еще одна. И еще.

Мы терпеливо ждали.

А когда женщина, наконец, заговорила, я даже вздрогнул от неожиданности:

– Имел ли упомянутый вами доктор Грэм какое-то отношение к взрослым детям, которые вспомнили свои предыдущие воплощения?

Я открыл было рот, но Джереми успел приковать меня взглядом к месту.

– Допустим, что так, – мягко отметил он.

Даже стоя за спинкой кресла доктора Боулз, я мог заметить, что руки ее задрожали. Она принялась перебирать край своей шали. На лице Оуэна отразился страх.

– Доктор Боулз, вам плохо? Мне принести вам воды? – поспешил уточнить он.

– Нет, Джерри, нет, – тихо ответила Саманта. – Времени мне отведено не так много. Придется все-таки рассказать.

– Мэм, о чем вы? – встрепенулся я.

– Садись, Рей, – все так же тихо сказала доктор. – Садись и слушай.

* * *

«Вести себя как взрослые» в понимании Иви означало: «притворяться».

И в этом подходе утопала концепция христианского приюта, что, как казалось до недавних событий, расцветал под руководством воцерковленной послушницы. Но мог ли Бог быть там, где детская судьба – так просто и быстро – разрушалась во благо неизвестного?

То, что Самсон пал жертвой «послушаний», не было подтверждено на практике. Однако тревога и тяжесть, последовавшие за его исчезновением, давили и убеждали в обратном. Внутренний голос твердил:

«Вы видели и чувствовали. Вы давно во всем убедились сами».

То, что сестра Александра сменила фаворита при первых же признаках детского бунта, воспитанникам, как считала Иви, было на руку. Новенький, еще недостаточно проявивший себя для какой-либо сторонней эмоциональной окраски, идеально подходил на роль того, кто может стать двусторонним информатором. Только если очень постарается.

– Мы не станем ломиться в дом, потому что это глупо, – браво рассуждала девочка. – Ну зайдем, и что? Мы все равно не знаем, куда господин Камерон увел Тига.

– Может, они и не в доме вовсе… – соглашался с ней Боузи.

– Именно! – кивала Ив. – А раз уж ты взял этот помянник, да еще и записал имя… Она же не знает, что тебе дядя подсказал! Да и не поверила бы никогда! Когда мы говорили ей про ангелов, она лишь кивала, и все.

– Я думал, вы дружны с послушницей. Ты ведь всегда делала то, что она говорит.

Девочка поджала губы и скрестила руки на груди.

– Когда страшно – стоит соглашаться. Тогда не обидят.

– Это тебе тоже брат сказал? – поинтересовался Боузи.

Но Иви промолчала.

Дети обсудили подробный план действий. Новенькому предстояло сделать вид, что он отделился от остальной группы и был готов поддерживать послушницу ради того, чтобы поскорее попасть в семью. То, что Боузи разгадал вранье старших, решено было не показывать.

– Чем глупее будешь ей казаться, тем спокойней она будет… – настраивала Боузи названая сестра. – Она тебя совсем не знает, и это к лучшему. Никак не поймет, чего от нас ждать!

– Но что именно я должен сделать?

– Напроситься в помощники! – жестикулировала Иви, заговорщически улыбаясь. – Дел у нее всегда невпроворот. А если все получится, вдруг она в чем-то да проговорится!

– А если не сработает?.. – испуганно отозвался Боузи.

– Зи-зи, что ты умеешь делать лучше всего?

– Не знаю… Я думаю, что прятаться.

– Отлично. – Ив взяла новенького за руку и крепко сжала. – Тогда чуть что – убегай, Боузи, и прячься! Так, чтобы тебя никто не нашел, пока ты сам этого не захочешь!

Спустя пару минут мальчишка уже стоял у главных дверей и стучался. Так, словно пожаловал в приют в качестве гостя, и только.

Дверь, как и ожидалось, открыла сестра Александра.

– Мальчик, – опешила она. – Сегодня вы наказаны, разве тебе не ясно?

– Я… хочу помогать, – тихо сказал Боузи.

– Я не понимаю тебя, – строго отозвалась сестра.

– Хочу помогать вам. Чем скажете – как раньше делала Иви.

Помедлив всего мгновение, женщина пропустила мальчика в дом. Их диалог продолжился в неприветливо темном коридоре. Отсюда, по злой иронии, отлично просматривалось то самое место у широкой лестницы, что служило детям местом для игры. Обмениваясь сокровищами в первый день своего пребывания, никто из детей не мог и подумать, что новый дом превратится в пристанище тревоги и пока что не до конца обоснованного, но все же страха.

– Тебя прислали дети, – прищурилась Александра. – Сама же Иви, не иначе.

– Нет, – мальчик поджал губы. Он еще не был знаком с искусством лгать, но имел один веский аргумент в запасе. – Я сам. Из-за этого.

Боузи продемонстрировал сестре помянник. Но та, кажется, нахмурилась еще больше:

– Объяснись.

– Я не… – мальчик помедлил. – Я не знаю, почему записал Самсона в эту колонку. Я ошибся. Но… Вы не наказали меня за это, и я благодарен. Я бы хотел помогать, чтобы самому поскорее обрести семью. Простите, что плохо себя вел.

После короткой паузы Боузи бессознательно добавил:

– Я хочу домой.

Сестра Александра сменилась в лице. Мимические морщины, добавляющие ей возраста, разгладились, брови сложились домиком, а губы тронула легкая улыбка.

– Господь учил прощать, и я прощаю. – Женщина положила ладонь мальчику на плечо. – Ты сделал верный выбор. Господин Камерон будет рад и благодарен. Знаешь, как его обидело ваше поведение за столом?

– Простите, – как заведенный, повторял Боузи и поджимал губы. Казалось, что еще немного – и он расплачется.

– Постой здесь. – Сестра странно потерла свои ладони и оставила их в замке. – А я пойду и спрошу, не требуется ли благодетелю помощь.

Смиренно кивнув, мальчик остался на месте. Но, как только Александра сдвинулась с места, тот направил все свое внимание на маршрут, которому следовала сестра. Если прямо сейчас он поймет, где проходят послушания с Камероном, это будет первым достойным результатом их маленькой авантюры.

Александра прошла вперед, миновала гостиную и кухню и повернула направо, в маленький коридор, что вел к двум из шести всегда закрытых комнат на первом этаже.

Значит, послушания с Камероном точно проходили в доме.

– Мальчик, – позвала сестра откуда-то издалека. – Подойди сюда. Возьмешь швабру и поможешь тут убраться.

Предвосхищая события, Боузи практически стремглав побежал на голос послушницы. Одна из дверей в «запретные» покои была приоткрыта. Сестра стояла к нему спиной, тем самым загораживая обзор.

– Ну, подойди же, – произнесла она, не поворачиваясь.

Мальчишка сделал шаг вперед и оказался грубо втолкнут внутрь.

В следующий момент он обнаружил себя в узеньком помещении сплошь белого цвета. Комната напоминала больничную палату. Здесь присутствовала и настоящая кушетка, и специальная круглая лампа на длинной ножке, и даже стеклянный стеллаж с обилием баночек, скляночек и бумаг…

Теперь сестра Александра смотрела на него из дверного проема и неприятно ухмылялась.

Это было ловушкой!

– Тварь божья, – сказала она. – Существо – глупое и неразумное. Жди здесь. Благодетель скоро тебя заберет,

Детское сердце замерло на долю секунды. Он ведь действовал согласно плану Иви! Что же пошло не так?!

– Я… хотел лишь… помочь… – еле сдерживая слезы, в последний раз попытался выдавить из себя Боузи.

– Такое рвение будет поощрено, – настоятельница хмыкнула. – Долго ждать своей очереди тебе не придется.

Она заперла дверь на ключ.

Глава 10

Джереми Оуэн был прав. Психиатрия не была стерильной.

Но он не мог и предположить насколько.

– До поступления Джерри в стационар… – все еще пребывая в состоянии странного, волнующего помутнения, проговаривала доктор Боулз, – …я не интересовалась проявлениями заболеваний, которые считались нетривиальными. Когда имеешь дело с психическими расстройствами – в особенности с такими, как шизофрения, шизоаффективное или биполярное расстройство, – предугадывать симптоматику просто невозможно. Многие коллеги говорят, что существует устоявшийся паттерн, но это не так: человеческий мозг не изучен до конца. Никаких стандартов быть просто не может. Каждый раз все, что я видела, было чем-то сравнительно новым, не попадало под устоявшееся толкование. Однако случай с юным Бодрийяром был исключительным. И так считала не только я.

Это было начало девяностых, в которые наш специалитет не пользовался таким спросом, как сегодня. Практически все, кто выбирал психиатрию, работали в стационаре с самого начала своей карьеры и до самого ее логического конца. Кто-то пробовал практиковать частно, но тогда это было попросту невыгодно. Непонятно и дорого для простого люда, который на самом деле мог в этом нуждаться. А у тех, кто располагал деньгами, специалисты были семейными, потому как могли хранить и делегировать врачебную тайну годами, обеспечивая своим клиентам гарантированную конфиденциальность.

Диспансер был переполнен кадрами. Как юными, так и опытными. Но каждый за свою работу держался, несмотря на очевидную тяжесть профессионального труда. Работа в таком лечебном заведении требовала повышенной отдачи, заставляя нас дневать и ночевать в больнице. А взамен формировала прочные связи между коллегами, за редким исключением. Когда ты проводишь рядом с одним и тем же человеком сутки за сутками – доверие формируется подсознательно и развязывает язык. Об этом этическом нарушении я могу говорить с уверенностью, потому как и сама была грешна…

Но, только не подумай, Джерри, что твоя история нашла неблагородного слушателя именно таким образом. Нет. Твоя мать в своих намерениях была настойчива и щедро укрепляла их средствами, которых, как она любила повторять, у вас было в достатке для того, чтобы реанимировать единственного наследника. Словно то, что с тобой произошло, в действительности можно было купировать деньгами. Но наш главный врач, господин Рональд Давернас, пожалуй, верил в связь одного и другого. И это был его личный выбор, который, впрочем, аукнется ему позднее.

Дело Джереми Бодрийяра было поводом для регулярного сбора внутреннего консилиума, а потому о том, что терзало этого юного несчастного, знали практически все. Ошибкой рядового врача в моем лице была попытка обсудить детали анамнеза вне собраний. За что я каюсь прямо сейчас перед вами обоими – однако же хочу, чтобы вы знали, что мое молчание не предотвратило бы ничего.

На сороковой, кажется, день твоего пребывания в клинике, Джерри – сейчас я не могу сказать точно, – мы обсуждали частичную потерю памяти и впервые заговорили о том, чтобы увеличить дозу вкалываемого тебе антипсихотика. Вот тогда-то я и заприметила необоснованную, странную суету среди двух молодых врачей – Камерона и Флемминга. Недавние выпускники медицинской школы Винского университета.

В этом месте наш разговор прервался в первый раз.

Джереми тронул меня за плечо и шепнул:

– Знакомая фамилия?

– Тихо, – непривычно для самого себя отказался от рефлексии я. – Обсудим после.

– …Они не привлекали моего внимания до этого дня, – продолжала доктор Боулз. – Я слышала лишь о том, что их университетское прошлое вызывало у начальства сомнения. Отдел перцептивных исследований[70] – так они называли свое предыдущее место практики. Но что это такое – никто не понимал. Да и не интересовался.

Я бы не вспомнила этого собрания, не подойди Камерон и Флемминг ко мне после. Они пригласили меня пообедать вместе, и я, будучи тогда молодой и глупой, согласилась.

В отвратительнейшем кафетерии, что находился через дорогу от психиатрической клиники Святого Иоанна, было шумно. Еда была безвкусной, чай – остывшим, а эти двое без умолку твердили мне об исследованиях Стефферсона и задавали вопросы о природе твоих галлюцинаций, Джерри. Именно в ту встречу я впервые услышала о научном подходе к такому явлению, как реинкарнация. Но будь тогда, тридцать лет назад, рядом со мной, за этим липким маленьким столиком, свидетель – он бы подтвердил: я и подумать не могла о том, что довольно-таки однозначную теорию своего наставника студенты могут интерпретировать иначе. Нет, я не догадывалась о том, что конкретно они делали там, в подвалах своей кафедры «парапсихологии». Я слышала лишь то, что хотела слышать. Они повторяли одно и то же: «наш проект».

На этот раз речь Саманты решился прервать я:

– Что за проект, доктор Боулз?

Но женщина лишь покачала головой:

– Нет, Рей, я не вспомню названия… Могу лишь кратко рассказать о сути. О том, что помню.

– Продолжайте, пожалуйста, – мягко подтолкнул ее Джереми.

– …Камерон все твердил о том, что они продолжают какое-то наследие, и называл невообразимые даты. А Флемминг записывал. – Доктор покачала головой. – Чиркал в своей маленькой кожаной книжке, пытаясь зафиксировать каждое мое слово. Была ли я разговорчива? Не уверена, что это имело значение. Они могли узнать все на консилиумах, но требовали от меня больше информации, которой я не располагала. Камерон просил увидеться с пациентом. А когда я отказала, предложил мне работать с ними. Мол, сторонников у их благого дела осталось не так много… А вот руки – руки нужны всегда.

– Что они предлагали вам делать? – тихо уточнил Оуэн.

– Сначала отдать им на попечение тебя. А затем – искать, подбирать подобных вам с Реем, Джерри. – Казалось, что эта часть рассказа давалась Саманте особенно тяжело. – Как я понимала, им нужна была группа пациентов для того, чтобы собрать доказательную базу. Они собирались работать, используя регрессию прошлой жизни[71]. Но даже тогда, много лет назад, эта техника считалась крайне неэтичной и дискредитивной.

Камерон утверждал, что существует отлаженная система работы с такими больными, содержащая в себе список вспомогательных препаратов для активации тех самых воспоминаний. И, сколь бы ни были убедительны аргументы этих юных специалистов, я не понимала главного.

Доктор Боулз замолчала. Прежде чем мы продолжили разговор, Оуэн подал ей чашку, еще наполненную чаем, а та спохватилась так, словно нелегкое толкование заставляло ее забыть о том, где она находится.

– Зачем? – все же проговорила Саманта спустя несколько минут. – Вот чего я не понимала. Какая цель стояла перед этим «новаторами», как они без ложной скромности себя называли. Но на прямой вопрос я получила весьма сомнительный ответ.

«Для науки», – недобро усмехаясь, отвечал мне Камерон. Но стали бы молодые доктора вроде них подвергать свой авторитет такому риску, будучи лишь на первой ступени своей карьеры? Кроме того, как я теперь знаю, перед их глазами был пример Кима Стефферсона, который страдал от своих инновационных идей относительно перерождения до самой отставки. Нет, Джерри, я не поверила им. Там должно было быть что-то еще. И это были деньги. Но как они планировали их получать – я не знаю, мальчики. И, честное слово, знать не хочу.

Руки женщины вновь содрогнулись. Она поставила чашку на место, а затем невидящим взглядом осмотрела меня:

– Теперь я знаю, что хотя бы раз в своей жизни сделала правильный выбор. Однако даже то, что я вообще говорила с ними, причиняет мне боль.

Джереми поднялся с места и подошел к Саманте. Не чураясь непривычной для себя позы, Оуэн опустился на колени возле доктора Боулз и взял ее за руку:

– Я благодарен. Честно говоря, тогда, тридцать лет назад, я не мог подумать: вы меня спасли.

Боулз лихорадочно замотала головой, отгоняя от себя невидимые навязчивые картинки:

– Мое слово мало что значило. Тебя вытащила твоя мать, тогда, в декабре.

– Что вы имеете в виду? – осторожно уточнил я.

– Меня быстро выписали, – ответил Джереми.

– Нет, нет, – Саманта замахала рукой в мою сторону. – Она его вытащила. Никто бы его не выписал. Когда Джерри был в стационаре уже чуть больше двух месяцев, помешательство Камерона и Флемминга на их проекте дошло до главного врача. А там, где были деньги, был наш Давернас. И, видимо, дело двух этих аферистов сулило очень неплохие суммы. Потому как он даже осмелился сказать о продлении срока пребывания пациента в стационаре миссис Оуэн.

– А та? – теперь я почти допытывался. В истории отчаянно не хватало деталей, которые могли бы расставить все на свои места.

– Спросите сами, – негромко посоветовала доктор Боулз. – Все, что знаю, – скандал она учинила нехилый. Эти двое из Винского больше не отсвечивали, поговаривали, что она «накрыла» их проект. А Джерри забрала еще до Рождества.

Я посмотрел на Оуэна и уже второй раз за последнюю неделю поймал его в состоянии внезапной уязвимости. Он смотрел куда-то в пол, все еще стоя на коленях. Руку своего бывшего лечащего психиатра – Джереми – так же не отпускал.

– Твоя мама знает больше, – еще раз подчеркнула Саманта. – Вы должны с ней поговорить.

– Мы поговорим обязательно, – не дожидаясь выхода дяди из анабиоза, отчеканил я.

– Так и надо, – кивнула мне доктор. – И вот что я скажу: своего врача, Рей, ты знаешь многим лучше. Однако поверь мне: если ему на пути встретились сказочники, похожие на Камерона и Флемминга… Твой доктор Грэм мог и не отказаться от сотрудничества. Потому как такие, как они, умеют убеждать. Да так яро, что не успеешь опомниться.

* * *

Больничный интерьер вселял панику в хрупкого мальчишку, сдавливая и без того небольшую площадь комнаты холодом плиточных стен. План провалился. Следующий шаг послушницы был непредсказуем, и, оставаясь наедине с ощущением безысходности, Боузи бессознательно последовал совету своей названой сестры.

Он начал прятаться.

Высокий, наполовину застекленный шкаф со склянками, уже запримеченный мальчиком, имел в своем основании, с виду, просторный ящик. В другом углу, рядом с кушеткой, стоял белый шифоньер. А под секретером, что, скорее всего, выполнял функцию рабочего стола для сейчас отсутствующего в кабинете доктора, было небольшое пространство, в которое можно было попробовать забиться. Боузи решил начать поиски подходящего закутка с нижнего отделения в витринном шкафу.

Раскрыв дверцы, мальчик обнаружил большое углубление. Но, к его ужасу, все оно было забито кипой бумаг. Он вытаскивал множество толстых папок с подписью «Досье» и прятал их под секретером в момент, когда услышал голос за дверью:

– Куда подевалась эта старуха? Может быть, ты знаешь, умник? Что, теперь будешь молчать? Ну, то-то же!

Это был господин Камерон.

Пространство в шкафу не было освобождено до конца, но здесь мальчишке мог пригодиться его миниатюрный, не соответствующий возрасту склад.

Не медля ни секунды, Боузи юркнул в ящик и сложился так компактно, как только мог.

В следующее мгновение он услышал, как хозяин дома возится с ключом.

Когда дверь открылась, мальчишка уже успел устроиться в нише в позе эмбриона.

Он слышал, что мужчина был не один. Грузное топанье перемежалось с легкой поступью. Наверняка господина сопровождал Тиг, не иначе, ведь под старухой он мог подразумевать только сестру Александру, а остальные дети были выдворены за непослушание.

– Залезай, паршивец, – гулко бросил Камерон тем жутким басом, что никому в этом доме еще не доводилось слышать.

Послышался скрип, но Тиг по-прежнему сохранял молчание.

После непродолжительной паузы снова послышались шаги. Но на этот раз тот, кому принадлежала тяжелая походка, направлялся прямо к витринному шкафу!

Сердце Боузи ухнуло в пятки. На всякий случай он закрыл себе нос и рот руками, чтобы не издать ни звука.

– Да где же… Черт бы тебя побрал…

Камерон перебирал баночки, что покоились за стеклянными дверцами, с характерным звоном. Как вдруг его прервал скрип. Кто-то вновь отворил входную дверь:

– Господин Камерон? Я повсюду вас ищу, но…

– Сестра! – грубо перебил ее мужчина. От его прежних манер, что неоднократно были продемонстрированы за столом, не оставалось и следа. – Ваше маленькое чудовище прокусило мне руку!

– Ох… – только и смогла ответить Александра. – Разрешите мне помочь.

По новым звукам мальчик определил, что послушница присоединилась к Камерону в поисках. Теперь они вдвоем стояли всего в нескольких сантиметрах от Боузи, отделяемые от трясущегося мальчишки лишь тонкой дверцей ящика!

– Дело в том, что я привела вам еще одного, – негромко заметила сестра Александра. – И когда я уходила – он был здесь.

– Кого?

– Боузи, – скрипя зубами, все же произнесла это имя послушница. – Его подослали дети.

– Вы что, сестра, сегодня нездоровы?! – рычал на нее Камерон. – Я же сказал, что этот экземпляр будет последним!

– Да, но…

– Без но! У него четкий сохранившийся паттерн и предполагаемое документальное подтверждение! Он должен остаться в приоритетной категории, и вы об этом знаете!

– Но, если он зде…

– Мне плевать, где он! – с каждой сказанной фразой мужчина распалялся все больше. – Лишь бы на территории дома! Вы уже все сломали! Ведите мне ту девчонку!

– Н-н-н!.. – послышалось с той стороны, где стояла кушетка.

Быстрые шаги в сторону двери оповестили о том, что сестра Александра покинула комнату.

* * *

Теперь автомобиль Джереми превратился в место для молчаливых размышлений.

Я по крупицам восстанавливал в памяти один из эпизодов, что был связан с Камероном, но не решался его озвучить. Было ясно, что в текущий момент Оуэну хватало психологической нагрузки и без меня.

– Куда мы едем? – решился я задать бытовой вопрос, пытаясь отвлечь дядю от его самокопания.

– Катаемся, – негромко отозвался он.

Пришлось попробовать зайти с другой стороны:

– То, что мама помогла тебе, – хорошо, а не плохо. Чего ты провалился куда-то во тьму?

– Я никак не характеризовал то, что она сделала, – все так же тихо продолжал Джереми. – Первоначально именно она закрыла меня в клинике. Этого уже не отменить.

– Да, но… – я запнулся, думая, как лучше построить свою речь. Мне хотелось звучать по-взрослому, быть наравне с ним, несмотря на то что суть проблемы «отцов и детей» была мне недоступна. – …Но, это не отменяет того, что она, по словам доктора Боулз, взяла и вышла на тропу войны ради того, чтобы тебя спасти.

Оуэн повернул голову в мою сторону:

– Спасибо, что говоришь все это, мой мальчик. Но ты не обязан пытаться вникнуть в то, к чему не имеешь отношения. Тогда тебя еще и на свете не было.

– Просто позвони ей. Это же нам поможет! – попробовал убедить его я.

– Не могу, – мотнул головой Джереми.

Мы вновь погрузились в тишину. Но ненадолго.

– Я могу.

– Боузи… – Оуэн вздохнул. – Она тяжело воспринимает даже собственного сына. Представь, как она будет разговаривать с тобой.

– В фармации разговаривала нормально! – бравировал я. – Для меня этот разговор не будет нести такой психологической нагрузки. Мы хотя бы попытаемся выудить из нее информацию. Давай же!

Джереми снова выпустил из себя воздух, но спорить со мной не стал. Дождавшись ближайшего светофора, он включил блютус на своем смартфоне и нажал пару кнопок на электронной панели управления автомобилем. Затем передал мне свой гаджет.

– Развлекайся, – без особого энтузиазма бросил дядя.

С минуту я рассматривал Лютера на заставке его телефона, а затем решился и открыл телефонную книгу.

Контакт «Мама» был в разделе избранных.

Я нажал кнопку вызова.

– Джерри? – удивленно спросила старушка на том проводе после пары гудков. – Что-то случилось?

– Гм, добрый день, миссис Б…

Язык не повернулся.

– …миссис Оуэн, – уже более уверенно закончил я. – Это…

– Мистер Дуглас, – безэмоционально закончила за меня мать Джереми. – Я слышу.

– Да, все верно.

– С Джерри что-то не так? Вам нужна помощь?

– Нет-нет! Он в порядке!

Я легонько похлопал дядю по руке.

– Привет, мам, – лениво отозвался он.

– В чем дело? – без обиняков поинтересовалась миссис Оуэн.

– Видите ли… Мы только что были у… Доктора Боулз. Вы помните женщину с таким именем?

– Конечно, мистер Дуглас. Я не стану спрашивать, откуда вам известна роль этого человека в судьбе моего сына, но то, что вы с ней знакомы, меня удивляет.

– Миссис Оуэн, я звоню вам не потому, что ваша помощь нужна Джереми. Она нужна мне, – осмелился заявить я. – Саманта сказала нам, что вы настояли на выписке сына из клиники, потому как узнали о проекте Камерона и Флемминга.

– Да что… – в ее голосе начинало читаться возмущение.

– Миссис Оуэн, я был воспитанником приюта, что существовал при поддержке господина Камерона, лет пятнадцать назад.

Женщина промолчала.

– Миссис Оуэн, – еще раз повторил я, подражая манере членов этой семьи использовать несуществующую магию власти над именем. – Я – один из трех детей, которых смогли вытащить оттуда.

В динамиках, что прятались по всему салону автомобиля, послышался тяжелый вздох.

– Что они с вами делали, мистер Дуглас?

Джереми передернуло.

– Со мной – ничего. – Я почувствовал, как тревога вновь начинает подступать, превращаясь в комок где-то в районе горла. – Они не успели, миссис Оуэн. Но теперь одна из моих названых сестер… предположительно вновь обрела связь с проектом, о котором мы ничего не знаем.

Я вдохнул поглубже.

– Но что-то о нем точно знаете вы.

Мы услышали неясное шуршание.

– Мам? – негромко позвал ее Джереми.

– Я сажусь, Джерри, сажусь! – с укором отозвалась она. – Ты уверен, что эта информация для ушей молодого человека, что сидит с тобой рядом?

– Да, мам, – Оуэн закатил глаза. – Он взрослый. И имеет право спрашивать то, что посчитает нужным.

– Что ж… – женщина тяжело вздохнула. – Мистер Дуглас, вы еще здесь?

– Конечно! – с готовностью ответил я. – Здесь и хорошо вас слышу.

– Надеюсь, что вы распорядитесь тем, что я скажу, разумно, – будто бы отчитывала меня женщина. – Или что хотя бы Джерри это проконтролирует.

– Все в порядке, – настаивал я. – Расскажите мне, пожалуйста.

– Escape, – вдруг произнесла старушка.

– Что, простите?

– Escape, – повторила она. – Так назывался этот проект.

Часть 2

Предыдущая Стр. 7 из 1050 Следующая

Алиса БодлерEscape. Приют: NoSugar Books

Часть 1

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Часть 2

Оглавление