Вышла.
— Тигран, Тигран! — покачал я головой.
— А ты как думал? — улыбнулся он. — Только так. Ануш не нужно знать, чего не нужно. Говори.
— Тогда сразу, без предисловий! — кивнул я. — Мне нужна винтовка. Английский штуцер и сошки к нему. И патроны. Имеешь представление о таком?
— Вартан? — Тигран обратился к сыну.
— Да, знаю, — кивнул Вартан. — Брунсвикский штуцер. Принят на вооружение в армии инглеси. Пули с ушками.
— Он у меня специалист! — не удержался Тигран. — С детства в оружии хорошо разбирается. Думаю, что еще чуть накоплю, дам ему денег, пусть открывает свою лавку, оружейную. Ну, раз так нравится!
— Это правильно!
— Когда нужно? — спросил Вартан.
— Вчера, — улыбнулся я.
— Всё понятно, — сказал Вартан, вставая. — Я скоро.
— Ещё одно, — остановил я его. — Насколько этот человек, у которого ты…
— Наш хороший друг, — перебил меня Тигран. — Если ты об этом.
— Да. Об этом. Настолько хороший, что сможет потом, если спросят, сказать, что нужно?
— Настолько, — подтвердил Тигран. — А что нужно будет сказать?
— Что это ружье купил незнакомый человек. Сказал, что для начальника стражи!
— Аха! — Тигран расплылся в улыбке. — Такое он подтвердит и на Коране! Хотя и армянин!
— Ну, и нужно, чтобы никто не видел, что ты купил, что это ружье…
— Об этом не беспокойтесь, — улыбнулся Вартан. — Так заверну, никто не догадается.
— Тогда, с Богом! — кивнул сыну Тигран.
Вартан ушёл.
— Твой план?
— Да. С ним точно нужно разобраться. Совсем ополоумел от ненависти.
— Откуда знаешь?
— Да столкнулся с ним полчаса назад на улице! — я улыбнулся.
— Вай! И ты улыбаешься?
— Тигран, дорогой, пока я в этом мундире, он меня пальцем не тронет. Не волнуйся. Лучше скажи, где магазин твоего друга?
— За Бакче-капысы.
— Садовые ворота. Угу. Хорошо, что не рядом с твоим домом. Там их много?
— Лавок?
— Да.
— Очень много, — тут он рассмеялся.
— Что смешного?
— Там лавки на любой вкус. Вразброс. У нас шутят, что у Садовых ворот можно человека сначала накормить, потом убить, потом заказать ему надгробный камень.
— Они там дверь в дверь эти лавки? — я тоже рассмеялся.
— Ну, да!
«Ну, прям, как в уездном городе N, — усмехнулся про себя, — "где было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть».
— И было бы прекрасно, — заключил Тигран, — если для начальника стражи потребуется еще похоронная лавка.
— Надеюсь, так и будет!
Выпили.
— Ануш! — позвал Тигран жену.
Ануш вошла с блюдом со свежими овощами и грудой зелени. Села, смешно шмыгнув носом.
— Ну, теперь рассказывай, — Тигран начал поудобнее устраиваться, — о всех твоих приключениях с того момента, когда ты завернул за угол, махнув мне на прощание рукой.
— Когда мы оба были уверены, что больше никогда не увидимся? — улыбнулся я.
— И плакали, как дети, — кивнул головой мудрый старик.
Мне пришлось, действительно, чуть ли не поминутно изложить все, что со мной приключилось за это время. Устроил милым старикам «кинотеатр». Живописал под беспрестанные восклицания и смех супругов. При этом, пили беспрерывно, ели. Тигран был прав. И Ануш была права. Еды уже не казалось так много. И она не заканчивалась. Казалось, что ковёр Тиграна и Ануш волшебный. Но только не ковер-самолет, как принято в восточных сказках, а ковёр-самобранка.
Под конец моих историй как раз вошёл Вартан. По тому, какой сверток он держал в руках, ни за что нельзя было догадаться, что в нём — ружьё. Тигран указал, что не стоит нас прерывать. Это было лишним. Вартан и так бы себе этого не позволил. Он только кивнул нам всем в ответ на наши вопросительные взгляды. Присел. Ополоснул пальцы. Набросился на еду, слушая меня.
Я закончил.
— Вай, вай вай! — качали головой супруги.
— Твоя Тамара — огонь, а не девушка! — высказалась Ануш.
— Вот, женщины! — всплеснул руками Тигран. — Человек битый час рассказывал о том, как со смертью играл, а она о своём, о женском.
— Я о главном! — улыбнулась Ануш. — Сколько бы вы не играли со смертью, все равно будете возвращаться домой, к нам. Чтобы вас накормили, напоили, успокоили, спать уложили. Разве не так, Коста?
— Воистину, Ануш! Без вас, верных и любящих жен, нам бы пришлось во сто крат хуже.
— Видишь! — Ануш накинулась на смеющегося Тиграна. — Совсем молодой мужчина, а все понимает. А ты? До седых волос дожил, а все не никак не дойдет. Ай!
Ануш махнула рукой.
— Понимаю, понимаю! — обнимая, успокоил жену Тигран. — Даже выпьем за вас!
Выпили.
— Показывай! — Тигран кивнул сыну.
Вартан развязал и раскрыл сложно скрученный сверток.
— Оно? — спросил Тигран с некоторой тревогой в голосе.
— Ты сомневался в сыне? — улыбнулся я. — Спасибо, Вартан! То, что нужно.
— Тогда заворачивай! — улыбнулся Тигран. — А потом наливай!
Ануш внесла пилав. Шафрановый Арарат исходил паром. Я потянулся к нему. Брал, как следовало. Тремя пальцами. Не втыкая их, как ложку, а соскребая сверху и аккуратно подхватывая снизу, превратив пальцы в лодочку. Чтобы ни одна рисинка не упала.
— Ты как будто не грек! — усмехнулся Тигран, — а настоящий кавказец!
— Тигран дорогой, я же столько там находился! Чему же удивляться? Столько повидал, — видимо, количество выпитого стало действовать, потянуло на пафос. — Жизней, смертей. Людей. Хороших, плохих. Стольких национальностей! Прям, Ноев ковчег. Только людской.
— И моих соплеменников? — спросил Тигран.
— Но каких! — улыбнулся я.
— И хороших, и плохих, наверное, — пожал плечами Тигран. — Как и у всех остальных народов.
— Да, ты прав.
— Кто удивил?
— Черкесогаи, например.
Семейство переглянулось между собой в недоумении. По взглядам можно было понять, что никто не имел представления об этой ветви армян. Рассказал, ничего не утаивая.
— Как интересно! — воскликнула Ануш. — У нас тут тоже есть другие армяне.
— ⁈
— Жена имеет в виду армян-католиков. Константинопольские армяне разделены на две враждующие секты — эвтихиян и тех, кто любит Папу. Их взаимная ненависть 10 лет назад довела до беды. Католики были очень богатые, — уточнил Тигран.
— Почему были?
— Отобрали турки у них все. Прогнали. Сейчас вернулись. Но уже… Нет прежнего достатка.
— А как же они католиками стали?
— Наверное, думали, что так будет лучше, легче, — пожал плечами Тигран. — Только я думаю, нельзя изменять вере и предавать дружбу. Нельзя одному народу делиться. До добра не доведёт.
— Наверное, ты прав, дорогой друг. Дружба превыше всего!
Раздался стук в дверь.
— Не волнуйтесь! — я улыбкой и поднятой рукой предупредил удивление семьи. — Это за мной. Мой соратный товарищ. Я хотел, чтобы вы с ним познакомились, знали в лицо. Он алжирец.
Вартан уже открыл дверь.
— Знакомьтесь! Бахадур! — представил я бывшего пирата.
Тигран и Ануш вскочили на ноги. Душевно поздоровались с алжирцем. Взяли под белы рученьки, препроводили к столу. Усадили.
— Он по-нашему понимает? — шепотом спросила Ануш.
— Только по-турецки. И он не может говорить. Язык отрезали.
— Вай, несчастный! — Ануш перешла на турецкий. — Угощайтесь, уважаемый! Друг Косты и наш друг!
Бахадур склонил голову. Вопросительно посмотрел на меня.
— Что? Что-то не так? — забеспокоились хозяева.
— Мы должны идти, — улыбнулся я. — Поэтому он спрашивает.
— Как же мы его отпустим голодного? — всплеснула руками Ануш.
Все-таки я был прав относительно этого алжирского «негодника», как окрестила его Тамара! Он сразу вызывал жалость у добрых людей. Его тут же хотели накормить, утешить.
— Ну, хотя бы полчаса ещё, — попросила Ануш.
— Разве можно вам отказать, дорогая Ануш!
Бахадур, выслушав нас, улыбнулся, не открывая рта. Потом с видимым удовольствием схватил огромный кусок баранины. Откусил. Зажмурился. И опять улыбнулся. Теперь уже во весь рот.
— Вай! И правда — без языка! — Ануш от удивления так толкнула Тиграна, что он свалился набок.
Алжирец потянулся за кувшином с ракией. Как же мы винтовку до посольства донесем?
— А скажи-ка мне, Тигран, где в Константинополе живут черкесы?
[1] Адыгейская паста — это не макароны, как можно подумать, а хорошо сваренная и поджаренная пшенная каша.
[2] Франкская собака, презрительное обращение турок к европейцу.
Глава 16
Вася. Михайловское укрепление, май 1838 года.
«Бойтесь своих желаний — они имеют свойство сбываться!» — справедливо сказал Булгаков устами Воланда. Как раз Васин случай. Попал он не в рай. По всей черноморской линии гарнизоны сидели в земляных крепостях, как в ловушках. Укрепления были отрезаны одно от другого. Связь поддерживалась с помощью гребных судов азовских казаков. Гарнизоны располагали столь малыми силами, что с трудом могли добывать даже дрова, несмотря на обилие леса вокруг. Горцы стерегли крепость и атаковали любую команду. Каждая вязанка дров или стог сена стоила немалой крови. По той же причине гарнизоны не имели возможности заводить огороды, пользоваться сенокосами и даже иметь пастбища. Это ставило солдат в невозможные условия. Лишь баня спасала. Помогала не зарасти грязью, которой хватало с лихвой. В фортах ощущался недостаток в свежей пище, говядине и овощах. С первых же дней своего пребывания в укреплениях при таких условиях солдаты заболевали цингой.
Вокруг Михайловской крепости свели лес на расстоянии пушечного выстрела. Моментально почва прилегающих к возвышенности низин оказалась заболоченной, отравляя воздух миазмами и привлекая комаров. Наряду с цингой в крепости свирепствовала малярия. Госпиталь, зачем-то устроенный позади батарей, стерегущих главное направление возможной атаки, был забит под завязку. Убыль из-за санитарных потерь была ужасающая. За год существования Михайловского укрепления многих уже похоронили.