— Ну, вот! А теперь рассказывай!
Я вкратце все изложил. Строил рассказ так, чтобы кульминацией прозвучала финальная фраза.
— Император дарит нам дом!
И застыл с глупой улыбкой, ожидая восторженного визга жены, хлопаний в ладоши, прыжков по кровати с непременными «Ах, мой Коста! Ах, мой герой! Ах, муженёк! Ай, молодца!»
Тамара улыбнулась, глядя на меня.
— Ну, ладно! За это можешь поцеловать мне ножку! — сказала, сделав шаг ко мне.
Нет! Никогда мне её не переиграть! Я усмехнулся и приник губами к её идеальной, будто вылепленной, коленке.
Глава 3
Вася. Окрестности крепости Грозная, конец осени — декабрь 1838 года.
Первый бежавший, размахивая кинжалом с лезвием более полуметра, до Васи и Глаши не добрался. Милов долго не рассусоливал, за спину любовницу не прятал со словами: «Сейчас разберусь!» Он просто метнул подарок Бахадура, целя супостату в живот. Нормально вышло, глубоко воткнулась стальная полоска. Не пропали даром уроки алжирца. Чечен сложился пополам. На его лице удивленное выражение сменило обиженное. И тут же морозный стылый воздух огласил жалобный крик. Налётчик рухнул на землю, уронив свою железяку и прижав руки к животу. Приятный аромат засыпающего яблоневого сада перебил мерзкий запах утробы. Не жилец!
Бежавший следом споткнулся о тело напарника и кубарем покатился в сторону Васи. Тот и рад. Любимый нож-горлорез был уже в руке. Бравый унтер без затей ткнул острием в так удачно подставленную шею в районе яремной вены. Тут же добавил укол в подключичную область слева от шеи. Смертельно раненый супостат растянулся плашмя. Темная кровь непрерывной струей оросила стылую землю. Глаша пронзительно завизжала.
Третий налетчик резко затормозил. С недоумением пялился на поверженных за несколько секунд товарищей. Спокойный вид Васи, перебрасывавшего из руки в руку странный нож, ввел его в ступор. Чеченец сделал шаг назад, изготовившись к битве не на жизнь, а на смерть. Жертва, «дичь» оказалась до крайности кусача.
Прошлой ночью троица из далекого чеченского аула у Качалыковского хребта переправилась через ледяной Терек. Надули воздухом бурдюки с лямками. Переплыли. Затаились в леске у воды. Кое-как обогрелись и весь день пролежали в засаде. Казачьи патрули их не заметили.
У хищников было два варианта.
Они могли подкараулить проезжего на дороге, ведущей в станицу. В одиночку никто обычно не ездил, но небольшой группой — завсегда пожалуйста. Короткая сшибка, удачно разряженные пистолеты — и вот уже важного русского чиновника волокут к реке, чтобы полузахлебнувшегося и перепуганного до испачканных портков уруса тайными тропами доставить в родной аул. А потом переговоры и много-много серебра, которое позволит достойно пережить голодную зиму.
Чеченцев не остановил урок, преподанный всем кавказцам генералом Ермоловым. Когда они захватили майора Шевцова и потребовали гигантский выкуп, генерал пообещал повесить всех князей, в землях которых случился захват. В итоге, майора выкупил аварский хан. А чеченцев все их соседи слезно попросили поумерить пыл. Впрочем, ичкерийцы, испокон века жившие набегами и грабежом, мало прислушались к подобной просьбе. Поумерили не пыл, а жадность, и дело с захватом пленников с последующим выкупом поставили на широкую ногу.
Второй вариант был не менее популярен. Подкрадывались к станице и хватали зазевавшихся казачек. На русских баб в горах был большой спрос.
Именно так и решили действовать Нохчо, Чаброз и Ваха. Но что-то пошло не по плану. Нохчо и здоровенный Чаброз валялись на земле, истекая кровью. А Ваха прикидывал: или вступить в отчаянную схватку с урусом, или сбежать, раз все пошло не так.
— Салам, чечен! — окликнул его Вася. — Хани вача (иди сюда — искаженный аварский — авт.)!
В прошлой жизни Милову довелось побывать в дагестанском селе Кванхидатли в Болхинском районе. Друг пригласил, с которым вместе воевали. Как раз там он и познакомился с методами добычи соли из земли, которые не так давно продемонстрировал Исмал-оку и Кочениссе. В том же ауле он понахватался аварских слов. Говорил, конечно, страшно коверкая язык, но даже этого скудного и корявого запаса ему хватило, чтобы ошеломить чеченца.
— Эээ… Да я тебя знаю, — перешел на русский Вася. — Это же был ты, кого я отпустил голышом не так давно⁈
Ваха застыл столбом. Он тоже узнал уруса, который столь издевательски с ним поступил. Мало того, что не прирезал. Так еще и кинжал дедовский утопил в реке. Когда русские ушли, чеченец с трудом его нашел. Он уже открыл рот, чтобы разразиться потоком ругательств, но не учел одного: Милов заговаривал ему зубы.
Вася прыгнул вперед. Крутанулся по земле кувырком с выходом в ноги. И уронил Ваху на землю, резко дернув его за лодыжки. Приставил нож к горлу, коленом фиксируя руку с кинжалом. Надавил посильнее. Чеченец со стоном выпустил кинжал.
— Что же мне с тобой делать, басурманин? А? Молчишь? Ну-ну.
Вася вздернул на ноги ошалевшего Ваху, выкручивая ему руку и вздергивая ее вверх. Гололобый согнулся. Засеменил ногами в сторону реки, направляемый ненавистным урусом и беспрестанно ругаясь сквозь зубы. Шум поднимать он не хотел.
— Бог троицу любит! — назидательно молвил Милов. — Один раз отпустил. Второй — тоже отпущу. Поймаю в третий — зарэжу!
Унтер страшно оскалился, отпустив выкрученную руку и развернув к себе лицом Ваху. Схватил его за грудки. Приподнял над землей и швырнул спиной вперед с небольшого обрыва у воды. Прямо в полноводный неторопливый Терек. Повезет, выплывет!
Ваха забил руками, пытаясь справиться с течением. Отчаяние, вызванное новым унижением, его захлестывало с головой. Но неистребимая жажды жизни победила.
— Урус! Бурдук! Бурдук дай! — закричал он, отплевываясь от воды и указывая рукой на место захоронки средств переправы.
Вася сообразил, что от него требовалось. Отошел в направлении, указанном чеченцем. И с радостью обнаружил бурку со сложенными на ней ружьями и пистолетами. А также три несуразных надутых бурдюка, напоминавших детскую поделку человеческого туловища с торчащими в разные стороны подобием рук.
«Это я удачно зашел!» — присвистнул Вася, сообразив, что лут попался богатый.
Он подхватил один бурдюк. Быстро вернулся на берег и швырнул спасительное средство чеченцу. Не оглядываясь и не дожидаясь конца эпопеи с обратным форсированием Терека, Милов споро собрал привалившее богатство, скрутив его в тугой рулон из бурки. Донес его до первого пострадавшего. Чеченец мучительно стонал. Вася, недолго думая, его прикончил. Дождался, пока отойдет. Вытащил подарок Бахадура. Обтер от дерьма о рваный бешмет налетчика.
— Глафира! Ты чего застыла, как неживая? — спросил Милов.
Только в эту секунду он осознал, что высокий протяжный звук-вопль, вылетавший изо рта любовницы, давно оборвался, и она стоит, пялясь на него в совершенном изумлении. Подтащил труп чеченца ко второму. Бросил рядом бурку с хабаром.
— Глаша! Отомри! — приказал. — Давай ноги в руки и тикай до ближайшего патруля. Хай подсобят мне с убиенными. И — это… Молчок про третьего, хорошо⁈
Глафира понятливо кивнула. Быстро приблизилась. Прижалась всем слегка дрожащим телом. Крепко поцеловала в губы. Ни слова не сказав на прощание, быстро пошла к станице, вызывающе качая бедрами на ходу.
«Хороша, чертовка!» — восхитился Вася и крякнул от досады. Пнул ближайший труп. Весь кайф обломали, горе-налетчики!
… Через день, по возвращению в Грозную, унтер-офицера Девяткина вызвал к себе сам полковник Пулло. Отправились вместе с Лосевым. Беды и начальственного разноса не ждали. Наоборот, были все основания надеяться на благодарность за предотвращенное Васей нападение на станичников.
Вышло несколько иначе. Полковник смог удивить. Нет, он, конечно, похвалил. Но не наградил, а озадачил.
— Я, господин поручик, вот что думаю… Пора нам менять тактику. Сидим тут, за стенами, и ждем, пока беда приключится. Не дело так поступать. Пора переходить к активным действиям. На экспедицию вглубь Чечни — что Большой, что Малой — нам никто разрешения не даст. Но сие не означает, что в остальном мы связаны по рукам и ногам.
— Патрули будем высылать? — попробовал угадать Лосев.
— Толку от них! Хищник действует малыми партиями. От патрулей он затаится. А если будет большой набег, то хорошо, если патруль сам успеет ноги унести. Потребно нам, по моему разумению, создать отряды охотников, набрав в них егерей и карабинеров из резервного батальона. И рассылать их по окрестным лесам, через которые ведут тропы к Тереку. Пусть лежат в засаде и отстреливают тех, кто на них дуриком выскочит. Или режут, как твой молодец. Как там тебя? Девяткин?
— Так точно, Ваше Превосходительство! — гаркнул Вася, все время монолога командира преданно сверливший его глазами.
— Вот! — удовлетворенно кивнул Пулло. — Пойдешь в охотники, унтер?
— Отчего ж не пойти⁈
— Он у нас по артельному хозяйству, — попробовал защитить своего любимца Лосев.
— Старший комитета? — недовольно поморщился полковник.
— Никак нет. При артельной повозке.
— От службы освобождаем только старшего! — отрезал Пулло. — Назначаю унтера командиром команды охотников.
— Не справлюсь, вашвысбродь! — скороговоркой промямлил Милов. — Да и не нужен всей группе начальник. Группы по два-три человека. Не более. А коли толпой по лесу шататься, толку выйдет мало.
— Вот! Соображаешь! Короче! Вам, поручик, отобрать людей и поставить задачу. По тактике обсудите в роте со старослужащими. Они плохого не посоветуют. Может, кто в настоящей охоте что понимает. Разница небольшая — что на крупного зверя ходить, что на чечена. Тот же хищник, по моему разумению. С чего-то нужно начинать, а там будем корректировать. Подберем опытным путем оптимальную тактику засад. И — вперед! Как, Девяткин, думаешь: выйдет толк из затеи? Отвечай, как на духу! Забудь, что перед тобой командиры!
— Думаю я, Вашвысьбродь, людей нужно вдумчиво готовить. Одежа ни к черту не годится. Навыков скрытного движения через лес никто не имеет. А лес ныне листву уронил. Особо не попрячешься.