Глава 8
Вася. Ночь 11-е сентября 1839 года.
С западной стороны Чиркея на радость аульцам в мирное время, но на беду в военное росли густые террасные сады — груши, кизил, абрикосы, персиковые и тутовые деревья. Все ухожено, обрезано, привито, лишнее убрано, вскопано. Не сады, а рай для диверсанта. Идеальные условия для скрытного перемещения. Васина группа подобралась к окраине аула, никого не встревожив. Дождь скрывал все шорохи и заставлял возможных часовых прятаться под навесами и следить за темными садами вполглаза.
«Не ждите радостей от природы, она сама вам их преподнесет!» — не то радовался, не то злился Вася, стряхивая с лица очередные капли.
Как таковой стены не было. Ее образовывали двухэтажные дома, проходы между которыми перекрывали каменные стенки. Узкие бойницы в жилищах позволяли вести огонь, но плохо подходили для наблюдения за ночными окрестностями. Четверка смельчаков подобралась к аулу, никого не потревожив. Замерла в ожидании отвлекающих действия отряда охотников.
— Лучше взобраться на крыши, прежде чем аул проснется, — подсказал Догоро.
— Ничо! Шебаршиться начнут, стрельну, — предложил Игнашка, освобождая от чехла свой винторез кубачинской работы.
— Я те стрельну! — погрозил Вася кулаком. — Давайте, как Догоро предложил.
Тут же выстроили живую пирамиду. Залезли на плоскую крышу выбранного заранее дома. Чиркеевцы-часовые, как заметила по светлу группа, караулили через два-три дома. Конструкция крыши, плотно укатанная землей, с засыпанными золой щелями, идеально подходила для скрытного проникновения.
Рано радовались. Из темного угла, навстречу группе, рванула смутно видимая в темноте фигура. Игнаша чуть не разрядил в нее свое ружье. Вася вовремя успел накрыть ладонью кремневый замок. Догоро махнул шашкой. Часовой — а кто еще? — упал с громким криком. Налетов от неминуемого провала спасло одно: в ту же секунду на южной стороне аула загремели выстрелы. Дорохов начал отвлекающую атаку.
— А что я? — заблажил казак, увидев внушительный Васин кулак. — Ну, не стрельнул же. Привычка така!
Игнаша пытался донести до временного командира, что все вышло на автомате. Унтера так и тянуло выдать в ответ: «кака така привычка?» Вместо этого он грозно зашипел:
— Шомпол отдай!
— Бить будешь? — понурился казак.
— Нет, б….! Лишу тебя возможности палить группу!
Игнаша воровато передёрнул плечами. Убрал палец с шишечки спускового крючка. Отдал шомпол. Не поверив Васе, ждал удара-наказания. Дождался лишь презрительного хмыка товарищей и приказа Девяткина:
— Тут останешься. Шашку наголо!
Поредевшая тройка запрыгала по крышам, благо оказалась почти в самой верхней точке аула. Старались держаться северо-восточной стороны. Юго-западная традиционно имела окна. Ориентиром служила нужная напарникам невысокая башня с остроконечной верхушкой. Она была явно ниже минарета в центре селения. На нее указали пленные чабаны, после того как Вася «пощекотал» их своим горлорезом.
Аул очнулся от тревожного сна при первых выстрелах на околице. По узким улицам уже метались люди.
— Ждем! — Вася упал на крышу в одном доме от нужной башни. Все последовали его примеру.
Потянулись минуты ожидания.
Унтер внимательно изучал подходы к башне, чуть высунув голову за край плоской крыши. Открывшаяся картина его не радовала. Не то чтобы окрестности кишели народом, но и пройти к нужному месту не представлялось возможным. Богатая усадьба внизу. Много свободного пространства. На крышу дома, примыкавшего к башне, можно было перебраться только по высокой стенке, замыкавшей контур двора. Лезть с него по приставной лестнице на башню нечего и думать. Срисуют враз!
«Жопа!» — пришел к выводу Вася.
— Тут кадий живет. Много нукеров, — не привнес оптимизма Догоро.
— Что сзади башни?
— Чей-то дом.
— Смещаемся туда!
С тыла башни картинка оказалась повеселее. Но ненамного. Супостаты в полуразваленной сакле отсутствовали или хорошо попрятались. Домашний очаг не горел. Но сама башня доступными входами не обладала. Лишь на самом верху было нечто вроде мишкулей. Оттуда в древности поливали штурмующих кипятком, а то и чем-то позабористей. За века отверстия заметно обветшали и явно требовали ремонта. В одно из них можно было пролезть даже такому бугаю, как Вася.
— Тут метров семь, не меньше, — печально констатировал Вася.
— Приставная лестница? — апатично буркнул Коркмас.
— Точно! — возбудился Догоро. — Всегда есть запасной путь отступления!
— Где тут такую бандуру можно заныкать? Ну, длинную штуковину? — Вася понял, что превысил лингвистические возможности подельников. — Лестницу такой длины где, говорю, можно спрятать?
— Во дворе, — как дурачку, пояснил унтеру Коркмас.
— Спускаемся?
— Иди один. Мы прикроем. Догоро с собой не бери. Не удержится, — сказал кумык, не обращая внимания на шипение салатаевца.
— Один? Как же я лестницу подниму?
— Ты сперва с хозяевами разберись.
— Будет с кем?
— Будет! — кивнул головой Коркмас, уцепившись за рваный бешмет Догоро, собравшегося действовать по собственной инициативе.
— Не вопрос! — прихвастнул Вася, хотя чувствовал, как заколотилось сердце.
Он оставил подельникам свой штуцер. Вооружился лишь штыком-кинжалом и своим ножом. Соскользнул в тесный, небогатый двор чиркеевского жителя-аутсайдера. Стал шарить руками вдоль забора, разумно предположив, что искомая лестница такой длины могла быть только там.
Нашел быстро, хотя лестница была спрятана с выдумкой. Утоплена в каменные плиты у самого забора и присыпана листвой. Только собрался свистнуть напарникам, как почувствовал сзади чужое присутствие. Не успел Вася развернуться, его кто-то сильно обхватил, прижимая руки с ножами к телу. Неизвестный тяжело дышал, сипел, но почему-то воздержался от громкого крика. Железный обруч захвата никак не удавалось разорвать, как унтер ни старался. Пытался прогибаться, резко дернуться, ударить затылком — бесполезно. Местный хозяин оказался опытным борцом. Легко блокировал Миловскую дерготню и давил, давил… Вася чувствовал, что еще немного — и нож с кинжалом выпадут из онемевших рук.
Неожиданно нападавший негромко вскрикнул. Разжал объятья. Девяткин резко развернулся, но вмешиваться и атаковать не пришлось. Догоро уже вытирал свой кинжал о черкеску хозяина двора, сползшего на землю.
«На живца поймали, черти», — беззлобно подумал Вася.
Из сакли раздавались тихие крики. Там, наверняка, Коркмас наводил порядок.
— Женщин и детей зачем? — испугался Вася.
— Не волнуйся. Он их лишь запрет, — пояснил салатаевец. — Давай лестницу ставить.
… Милов осторожно выглянул из люка и удовлетворенно засопел. Нашел! В помещении трое. Варваци с перевязанными руками (неужто ранен?), на полу — молоденький офицер в беспамятстве и абрек, направлявшийся к кувшину с водой. Так удачно встал, что Васе только и оставалось, как спрыгнуть и на лету воткнуть ему в спину нож. Абрек повалился, выронив кувшин. Осколки разлетелись. Ошеломленный поручик вскрикнул.
— Здорово, Ваше Благородие!
— Ты тут откуда взялся?
— С небес! Давай, Спиридоныч, убираться отсюда. Нет времени лясы точить.
— А прапорщик?
— Не вытянем!
— Без него не пойду!
— Как же мы его по крышам потащим, Вашбродь? Побойся Бога!
— Не дело товарища в беде оставлять!
Милов сердито засопел.
— Руками шевелить можешь?
— Плохо.
— Давай я тебе руки мягонько свяжу и на себе потащу. Только сперва подсажу наверх. Там тебя Догоро встретит. На вид — чистый абрек. Ты его не пужайся. Он со мной.
— Что с Колей будет? — кивнул на раненого взволнованный поручик.
— Прежде с тобой разберемся. Там и до бедняги очередь дойдет.
С грехом пополам выбрались из башни. Затащили поручика на крышу. Варваци шипел сквозь зубы от боли, чувствуя, как повязки набухают кровью. Он болтался за спиной унтера бесполезной сосиской.
— Стой, Девяткин, стой! Куда ты меня поволок? — зашептал поручик в затылок Васе.
— На волю!
— А прапорщик⁈
— Вашбродь! Ну сами посудите? Как бы мы его утаранили?
Варваци обиженно запыхтел. Обманул, хитрый унтер! Ругаться с ним? А смысл? Человек ради него головой рискует! Будь Коста на месте Коли — с такими тяжелыми ранами, Девяткин утащил бы прапорщика. Остается лишь сказать ему спасибо за то, что он решил за поручика сложную моральную дилемму.
— Сами посудите, Вашбродь! Когда раненых в полевой госпиталь приносят, врачи на самых тяжелых внимание обращают в последнюю очередь. Так и с вашим прапорщиком. Мы бы его, как пить дать, вместо спасения уконтрапупили.
«Откуда у Васи такое выражение? Утаранить, уконтрапупить?» — удивился Варваци, но переспрашивать не стал. В его положении — не до разговоров.
Коста. Салатавия-Грозная, вторая половина сентября 1839 года.
У Миатлинской переправы отряд Дорохова нашел штаб-квартиру Граббе, уже переправленную на левый берег. Туда же активно перебрасывались войска на двух паромах.
Я не чуял под собой ног, вымотанный до предела. Переход по горам меня доконал, несмотря на то, что лошадью править не пришлось — меня крепко привязали к седлу, чтобы не сполз, не слетел на круче. Собрав последние силы, пошел к генералу отчитаться, ожидая неласкового приема. Как-никак в плен-то я угодил! К моему удивлению, встретили меня дружелюбно-горячо. Все офицеры штаба обнимали и выражали свое восхищение счастливым исходом. Граббе даже прослезился.
— Блистательное поведение, поручик! Заслуживает всяческих похвал! Я буду писать военному министру о благородной самоотверженности всех офицеров отряда, а о вашей — особенно! Буду настаивать на Георгии и повышении в штабс-капитаны! Проходите, Константин Спиридонович, отобедайте с нами.
Стол генерала радовал обилием мясных блюд. Не иначе как пошла в ход чиркеевская баранта. Я проголодался изрядно. Поэтому был благодарен за приглашение.