— Почему?
— Потому что ты жив. Причем, благодаря мне. Я тебя вытащил. Стоп-стоп! — Коста поднял руку, чтобы Вася не лез со словами благодарности. — Для чего-то ведь это было нужно… Значит, и твой путь еще не пройден. Значит, Господь от тебя еще чего-то ждет. Надеется на тебя.
— И чего он хочет?
— Я бы не ломал голову, Вася, — улыбнулся Коста.
— Это почему?
— Что тебе сейчас предстоит?
— Вернусь в отряд охотников.
— Ну, вот, — Коста продолжал улыбаться.
— Что: вот⁈ — Вася занервничал.
— А то, что скоро в этот отряд прибудет Михаил Юрьевич!
— Лермонтов⁈
— Он самый, Вася. Не правда ли, круг замкнулся?
Вася неожиданно рассмеялся.
— Ты чего?
— Получается, что я накаркал! — с детской улыбкой сказал Вася.
— Каким образом?
— Как-то пожалел, что Пушкин уже погиб, что не доведется с ним увидеться. А потом подумал, что есть зато шанс увидеть Лермонтова. Ну, вот! Накаркал!
— Ну, или просто таков путь, заложенный в твою голову.
— Может быть.
Помолчали.
— Коста?
— Что?
— А ты не думал все это бросить? Уехать. Снять мундир.
— Ох, Вася! — Коста вздохнул. — Если бы ты знал, сколько раз я об этом думал. Как я хочу к Тамаре под бочок! Все время быть рядом с ней, не отпускать ни на минуту, ни на шаг от себя. Любить её каждый день. Нарожать детей. Сколько раз!
— И что?
— Мы с тобой, Вася, люди подневольные. Как бы это нескромно и пафосно ни звучало — Богом избранные. А если по-простому, считай, что с нами заключили контракт. Путь, Вася. Путь. И его нужно пройти. Нельзя отвертеться. Не получится. Уверен, если задумаем обмануть Его, дадим слабину, и наш с тобой проект тут же закроют. Ты же знаешь, что делают с неудачными проектами или невыполненными контрактами?
— Знаю, — кивнул Вася. — Закрывают.
— Ну, вот. А ты? Думал?
— Конечно.
— Что решил?
— А что тут решать? — Вася хмыкнул, — Хотел же с Лермонтовым винца попить. Поеду. Попью. Если получится, спасу.
— А раз понял, запомни: как бы ни повернулась твоя служба, из штанов выпрыгни, но окажись в начале лета следующего года в Пятигорске!
— Дуэль?
— Да! И только ты сможешь ее остановить.
[1] Первая публикация «Тараса Бульбы» — сборник «Миргород» 1835 года.
[2] Именно так и случилось. Не спасла горцев добыча, взятая в крепостях. И подаяние просили у русских, и детей своих им предлагали буквально через несколько месяцев. Впрочем, захват Вельяминовского форта имел то последствие, что в Туапсе возобновилась работорговля. Из камней крепости сложили постройки для турецких купцов.
[3] Полностью цитата звучит так: " Я не позволял себе в России и тем более не позволю себе здесь использовать меня в той или иной политической игре… Твой дом остается родным, независимо от того, каким образом ты его покидаешь… Как бы ты в нем — хорошо или плохо — ни жил. И я совершенно не понимаю, почему от меня ждут, а иные даже требуют, чтобы я мазал его ворота дегтем. Россия — это мой дом, я прожил в нем всю свою жизнь, и всем, что имею за душой, я обязан ей и ее народу" (Иосиф Бродский, «Писатель — одинокий путешественник», The New York Times, 1 октября 1972 года).
Глава 20
Вася. Долина Абина-Екатеринодар, апрель 1840 года.
Коста и Вася скучали в укромном домике, отведенном им Таузо-оком. Приходили в себя после потрясений, выпавших на их долю на протяжении двух последних месяцев.
— Чего ждем, Спиридоныч? — спрашивал унтер штабс-капитана. Личная дистанция между двумя попаданцами заметно сократилась после их откровенного диалога и перенесенных вместе испытаний. — Мне бы в Грозную. Детишки там ждут…
— Еще ничего не закончилось, Вася. Нашу миссию никто не отменял. Чувствую, что-то зреет еще…
В первых числах апреля их хозяин примчался в скрытое урочище. Возбужденный, он взахлеб рассказал о штурме Николаевского укрепления, которое погибло 31 марта. Малюсенькая крепостица между Геленджиком и Абином, защищаемая одной ротой и четырьмя чугунными пушками, пропала по вине своего коменданта. Огромное скопище горцев числом в шесть тысяч штурмовало укрепление целый день, но отошло, не выдержав картечи и не имея за спиной тех, кто гнал бы их в бой. Комендант решил, что на этом все. Приказал выдать солдатам по чарке спирту… Ночью всех взяли тепленькими буквально за минуту. Лишь небольшой отряд сопротивлялся в казарме, пока ее не сожгли.
— После страшных потерь в Михайловской крепости рассорились шапсуги с убыхами. Пропало хрупкое единство. Князь Берзег увел своих людей на юг. Но теперь можем справиться своими силами. Все, как один, пойдем на Абинскую крепость — шапсуги, натухайцы, темиргоевцы. Недаром муллы разъезжают по всем аулам и, ссылаясь на какой-то отысканный ими стих Алкорана, предвещают, что 1840 год должен быть годом торжества мусульман и погибели неверных. Я из-за ноги не смогу в штурме участие принять, но все равно поеду, чтобы поддержать и хоть чем-то помочь. Ты с нами, Зелим-бей?
— Конечно! — покривил душой Варваци. — А вот другу моему нужно съездить в аул хамышевского князя Шеретлука. Дашь ему сопровождающих?
Таузо-ок подозрительно покосился: аул считался мирным, а князь был прапорщиком русской службы. Но просьба кунака свята, отказ невозможен. Он согласился.
Перед отъездом штабс-капитан проинструктировал Девяткина.
— Будь крайне осторожен. Приедешь в аул, найдёшь купца Андрея Гая. Передашь от меня привет. Он переправит тебя в Екатеринодар. На русской стороне обратись к кордонному начальству. Сразу требуй свидания с генералом Зассом. Сообщишь ему, что готовится большое нападение на Абинскую крепость. Пусть сразу отправляют подкрепление. Хватит нам форты и людей терять.
— Коста! Почему со мной не едешь?
— Я уже сказал: моя разведывательная миссия не закончилась. Помни: от тебя много зависит. Судьба целой крепости! Будь убедителен! И не попадись черкесам по дороге.
— Мне возвращаться?
— Нет, поезжай в Грозную. Мы же с тобой решили: у тебя своя цель, своя сверхзадача.
— Увидимся ли снова?
— Кавказ только кажется большим, Вася. Уверен, наши дорожки еще не раз пересекутся. Не говорю, брат, тебе «Прощай», говорю: «До свидания!»
… Странно, что штабс-капитан посчитал поездку Васи опасной. Люди Таузо-ока без проблем проводили Девяткина до хамышевского аула. Купца Гая найти оказалось нетрудно. Невысокий, рано поседевший человек средних лет, с бегающими испуганными глазами показался Васе похожим на профессора Плейшнера, разве что про горшок с цветами на подоконнике не болтал. Несмотря на свою суетливость, принял посланца от штабс-капитана Варваци ласково и без особого труда переправил в Екатеринодар через Кубань. Было видно, что маршрут на русскую сторону у него налажен четко.
Будущий Краснодар Васе не глянулся. Только по названию город, а, право, не стоил иной деревни. На улицах грязь непролазная. Домов хороших совсем нет, церквей четыре и пятая армянская. Собор большой, деревянный. Вокруг него госпитали, окруженные земляными валами с пушками. Лучшее строение города — гостиный двор. Там заправляли армяне, дравшие вдесятеро. Собак гораздо больше, чем людей. Скот пасется прямо в городе. И нормально ни закусить, ни выпить. Вместо трактира — черная харчевня, где готовили какую-то гадость[1]. Как ни мечталось Васе нормально поесть после походной пищи и принять рюмку-другую, пришлось топать к начальству.
По совету Андрея Гая Девяткин направил свои стопы к дому наказного атамана генерал-майора Павла Степановича Завадовского. Доложился адъютанту. Генерал принял без промедления. Выслушал сбивчивый рассказ. Пожевал ус. Повел длинным утиным носом. Принюхался к запахам с кухни.
— Голодный?
— Есть такое дело, Ваше Превосходительство!
— Дадут тебе постных щей и отведут на казенну квартиру. Никуда не ховайся. Приглашу генерала Засса с Прочного Окопа. Балакать будем.
Засс примчался быстро. Сам поспрашивал Девяткина. Недоверчиво сверлил его своими красными глазами, страшно шевеля длинными белыми усами. Кликнул караул.
— Молодца этого, — показал на Девяткина, — в холодную. Держать под караулом, пока я не освобожусь. Есть у меня к нему вопросы. Но сейчас не до них.
Удивленного до крайности Васю увели солдаты. Старшие офицеры принялись обсуждать, что делать, вызвав к себе командира 4-го батальона тенгинцев штабс-капитан Корзуна и командира Навагинского полка полковника Полтинина.
— Давати думку гадать, панове офицери! — обратился к собравшимся наказной атаман.
Завадовский был хитрым и изворотливым хохлом. Мечтал отделить от России Черноморию Китайской стеной, но больше заботился о своем кармане, умея при этом так угодить начальству, что до своей смерти оставался у власти. Всем говорил, что он простой и, по его выражению, «неписьменный». Малороссийского акцента не скрывал. Наоборот, любил им фраппировать приезжавших офицеров из столиц.
— Положение серьезное, — обозначил свое видение ситуации генерал-лейтенант Засс, не дожидаясь, пока выскажутся младшие по чину. Он с этого года командовал правым флангом всей Кавказской линии. — Вся Черкесия поднялась. И до нас докатилась сия напасть. А крепость на Абине как была слабым звеном, так и осталась.
— Отож оно так и було! Скильки раз гоняли тенгинцив до Абину, а толку?
— Изнурен мой батальон, — признался его командир. — Полк оставил нашу часть нести караульную службу взамен ушедших к Анапе войск, а мы все время в походе.
В марте месяце, прознав про тревожную ситуацию на черноморском побережье, с Кубанской Линии был отправлен отряд под командой полковника Могукорова. Отчаянный вышел поход. Болота за Кубанью поднялись. Ледяная вода доходила порой до груди. Кое-как прорвались, не потеряв обоз и артиллерию. На подходе к реке Кунипс, обнаружили, что черкесы разрушили плотины, а переправы смыло. Семь речек-притоков вздулись. Перешли, неся оружие, амуницию и заряды на голове. Главное русло казалось непреодолимым. Река ревела, мимо неслись заостренные дубовые колоды. Их бросали в воду горцы, надеясь развернуть отряд. Просчитались! Кинулись в холодную мартовскую воду отчаянные рядовые Щербаков и Зильберт. К ним присоединились другие. Натаскали корчи, любезно предоставленные местным населением. Из них соорудили крепкий мост и переправились. Лошадей пустили вплавь, а орудия и пустые зарядные ящики перетащили по дну[2]. Отряд добрался до Абинской крепости. Она оказалась в плачевном состоянии: рвы требовали расчистки, эскарпы и контрэскарпы обрушились, а валы настолько осели, что уже не прикрывали людей от обстрелов. Неделю исправляли повреждения. Оставив 10-ю Тенгинскую мушкетерскую роту в форте, отправились обратно. Преодолели все те же препятствия. И вот снова-здорово: как ни крути, а предстоит новый поход.