Фантастика 2025-35 — страница 1118 из 1328

Упрашивать, к слову, особо и не пришлось. Спенсер сам загорелся и жаждал принять участие в нашей ночной эскападе. Все-таки, этот белотелый англичанин, надо признать, был не робкого десятка мужик и по-хорошему азартен. И я был удивлен и расстроен, когда мы с Цикалиоти подошли к Санта-Марии, где нас ждали отец Варфоломей и Фалилей, и не обнаружили Спенсера.

— А Спенсер? — спросил я тогда.

Отец Варфоломей только отмахнулся, сдерживая неприличествующие его сану слова. Фалилей без особых затей просто ткнул пальцем в паланкин. Спенсер знал толк в эффектных выходах. Цветастая шторка паланкина приоткрылась. Эдмонд выглянул с довольным лицом.

— Не правда ли, Коста, — спросил он меня елейным голосом, — тренировка очень важна, когда что-либо делаешь впервые?

Я тут же поднял обе руки.

— Один — один, мистер Спенсер! — признал свое поражение.

Эдмонд был доволен.

…Теперь же из паланкина доносился отнюдь не елейный голос.

— Что за черт! — метал молнии Спенсер-громовержец. — Ты что себе позволяешь⁈ Как ты смеешь нарушать мой покой и границы моего частного владения⁈

Я подумал, что прямой перевод такой довольно высокопарной речи вряд ли будет понятен стражнику и вряд ли его окончательно отрезвит. Поэтому «что за черт» мной был заменено на «какого хера», а всю остальную часть спенсеровской филиппики я превратил в реальную угрозу.

— Эдмонд-паша разъярен. Он этого так не оставит. Хочет обратиться к кади и потребовать для тебя самого жестокого наказания!

Полицай задергался, пытаясь найти выход.

— Но…Но… — губы его дрожали. — Но его там не должно было быть!

Я посмотрел на него так выразительно, что он все понял без слов. «Тоже, нашел мне оправдание!» — говорил мой взгляд. Стражник поднапрягся и выдал, следуя классической полицейской «логике»:

— Там должна быть женщина!

— Он говорит, что в паланкине должна была быть женщина, — смиренно перевел я Спенсеру.

— Тем более! — раздался львиный рык Спенсера в ответ.

Эдмонд рявкнул так, что стражника буквально отбросило на пару шагов.

— Тем более! — повторил Спенсер, не снижая уровень децибелов. — Это уже вообще последняя степень падения мужчины при исполнении: врываться без стука и без предупреждения в зону женской приватности.

Я перевел. Полицай, выслушав перевод, впал в полнейший ступор. Справедливости ради, и я никак не мог связать заявления мистера Эдмонда в правильную логическую цепочку. Но от меня сейчас этого и не требовалось.

Спенсер, понимая, что добился своего, что стражник попросту лишился дара речи и более ни на какие действия не способен, закруглился.

— Пусть уходит и больше не смеет попадаться на моем пути!

Сказав это, Спенсер не посчитал для себя возможным ждать ответа стертого им в порошок неприятеля. Он откинулся вглубь паланкина, закрыл шторку.

Полицай с угасающей надеждой в глазах посмотрел на меня. Я тоже смилостивился.

— Мистер Эдмонд сказал, что ты можешь идти. Сейчас он не даст ход делу. Но если ты еще раз попадешься ему на глаза — тут я развел руками, — тогда не обессудь. Пощады не будет!

Начальник стражи все это проглотил. Кинув на меня полный ненависти взгляд, он развернулся и быстро зашагал прочь. Уверен, что в этот момент он последними словами поминал не меня, а этих непонятных «инглезов», которые совсем свихнулись, коль позволяют себе передвигаться в паланкинах, как последняя баба!

Мы переглянулись, не сговариваясь, выдохнули.

Шторка паланкина опять приоткрылась. Выглянуло довольное и уже миролюбивое лицо Спенсера.

— Как вам представление, Коста?

— Честно говоря, мистер Эдмонд, я уже начинаю не на шутку удивляться и поражаться количеству ваших талантов. Вы, оказывается, еще и неплохой актер.

— Неплохой⁈ — Спенсер фыркнул.

— Хороший актер, удивительный! — я поспешил исправить свою оплошность.

Спенсера такая оценка удовлетворила.

— Ну, тогда продолжим нашу тренировку! — предложил он нам, вновь обретя привычную невозмутимость, и исчез за шторкой.

Я кивнул честной компании на паланкин. Все взялись за свои шесты.

— А этот англичанин… — отец Варфоломей не стал заканчивать, а просто покачал головой, что означало, что этот джентльмен его удивил и вполне заслуживает оценки «ничего так, молодец, хоть и англичанин»!

…До Тиграна добрались, слава Богу, уже без еще каких-либо приключений. Сбросили, наконец, паланкин со своих плеч. Признаться, устали порядком. Сияющий Спенсер выбрался наружу, не без удовольствия всех нас оглядел.

— Какой впечатляющий старт нового приключения! Когда бы я еще прокатился на руках по Стамбулу, хоть и в паланкине? Что же касается вас, мои друзья… Тяжело в учении — легко в бою! — вдруг провозгласил он, чем вновь ошарашил меня до состояния отвисшей челюсти. — Я же не ошибаюсь, Коста? Так же говорил ваш extremus полководец Суворов?

— Нет, не ошибаетесь, мистер Эдмонд.

— Опять вас удивил? — он рассмеялся.

— Опять, — признался я.

— И каков же счет между нами?

— Я начинаю безнадежно проигрывать, мистер Эдмонд!

— Ну, ну! Выше нос, Коста! — Спенсер кивком поблагодарил Тиграна, передававшего ему в этот момент чашку кофе. — Я, например, очень надеюсь на то, что и вы еще не раз меня удивите! И даже не надеюсь, а верю! Иначе…

Договаривать не стал. И так было понятно, что Спенсер не считает меня паршивой овцой и не собирается поэтому довольствоваться лишь клочком шерсти. «Ему нужно от меня шерсти на десяток шуб, — думал я, принимая свою чашку из рук Тиграна. — Да только и я намерен как следует поживиться за твой счет, „инглез“. Еще посмотрим, каков будет окончательный счет!»

Впрочем, следовало признать, что этот самый счет — с точки зрения моего долга чести — уже перевалил черту, за которой нельзя было смотреть на Эдмонда, как на противника. Вообще-то, он сейчас рядом, рискует вместе с нами ради меня. Делает, а не языком треплет. Я же пока лишь обещаю. Мне следовало подумать об этом, когда схлынет накал событий.

…Цикалиоти, выпив свою чашку, вызвался провести рекогносцировку на местности. Посмотреть все ли тихо вокруг караван-сарая. Мы ответили, что в этом сейчас особой нужды нет, но и лишним тоже не будет. Попросили его быть осторожным. Цикалиоти ушел.

Отец Варфоломей и Фалилей в углу тихо беседовали о Боге. Спенсер опять забрался в паланкин, предупредив всех, что поспит немного. Действительно заснул! Не храпел, и на том спасибо!

Тигран сел рядом со мной.

— Друг мой, — заговорил на армянском. — Вы же приведете Мариам и Ясина сюда?

— Да, — я удивился вопросу, поскольку Тигран знал весь наш план.

— Потом сестра и племянник сядут в паланкин, и вы покинете мою лавку?

— Да, — степень моего удивления нарастала.

— А завтра утром вы сядете на пароход, и покинете Константинополь…

— Да.

Тигран грустно усмехнулся.

— Когда вы придете сюда с сестрой и племянником, ни до чего уже времени не будет. Вам нужно будет торопиться…

И тут я понял, наконец, что мудрый старик пытался все это время до меня донести. И, как только я это понял, глаза мои поневоле заблестели от выступающих слез.

— Да, друг мой, — глаза Тиграна тоже блестели. — Скорее всего, в этой жизни мы больше никогда с тобой уже не увидимся. Так что, давай сейчас попрощаемся, как следует. Чтобы потом не жалеть, что не успели этого сделать.

Мы крепко обнялись.

— Тигран… — слова с трудом прорывались через перехваченные спазмом связки…

— Не нужно слов, мальчик мой, — Тигран тихо похлопал меня по спине. — И так все понятно.

— Я хотел сказать, что мне даже нечего тебе подарить на память обо мне.

— Ты сделал мне самый роскошный подарок из тех, которые один человек может дать другому.

— И что же это за подарок?

— Хорошие воспоминания о хорошем друге.

— Ты как всегда прав, мудрый старик — лучше подарка не может быть. Я всегда буду вспоминать тебя с теплотой в сердце.

До возвращения Цикалиоти мы больше не проронили ни слова.

Студент был несколько озадачен, увидев меня с Тиграном в таком состоянии. Но ничего не спросил. Сообщил, что все в порядке. Все тихо.

— Думаю, часа в четыре ночи, как и договаривались, можно будет выдвигаться.

Мы согласились.

— Вы бы все поспали, — предложил Тигран. — Не волнуйтесь, когда нужно будет, я вас разбужу!

Отец Варфоломей охотно согласился.

— И то! Силы нам понадобятся!

— Я не спать! — Фалилей не изменял своей аскезе что в жизни, что в речах.

Цикалиоти не стал храбриться. Тоже принял предложение.

Тигран посмотрел на меня.

— Поспи, — улыбнулся он. — Поспи. Сейчас уже не нужно думать о нас с тобой. Не нужно печалиться. Мы уже попрощались. Сейчас нужно думать о сестре и племяннике.

Я сразу успокоился, услышав такой простой и, в то же время, удивительный довод мудрого старика. И принял тот факт, что больше никогда я Тиграна не увижу. Заснул.

…Тигран и Фалилей подняли всех около четырех ночи — в час, когда самый беспокойный не может не сомкнуть глаз. Минут десять мы потратили на кофе, нас взбодривший и окончательно разбудивший. Еще пять минут ушло на повторение плана. Все точно знали свои действия. Здесь сюрпризов не должно было быть. Тигран пожелал нам удачи. Мы нырнули, как тати в ночи, в лунный свет от яркого полумесяца в черном небе.

Быстрым шагом дошли до той части хана, которая тремя выступами, напоминавшими чуть раздвинутые меха гармошки, выходила на безлюдный пустырь. В торце первого из выступов на среднем этаже было окно Марии. Этот архитектурный изыск нависал над улицей, покоясь на фигурных каменных кронштейнах: здесь наверх не заберешься.

Отошел чуть в сторону, чтобы вспомнить, где был прошлый спуск с крыши. Отец Варфоломей, Фалилей и Цикалиоти остались ждать под окном.

Спенсеру предстояло, как я выразился, ходить вокруг по периметру, предупреждая о любой опасности. В общем, красиво завуалировал весьма обыденную и заурядную роль человека, стоящего на шухере. Но Спенсер, как и все мы, был сейчас под таким воздействием адреналина, что не придавал значения чинам и рангам, и, тем более, не задумывался над своей, граничащей с оскорблением, ролью в этой операции. Одним словом, зауряд-офицер в армии Косты. Даже не знаю, есть ли уже такой чин в русской армии?