рекания. Он мал, коридоры низкие, нет отдельных выходов на верхние ярусы. При входе, между колонн, ветер доставляет массу неудобств декольтированным дамам. Все толкаются в партере, ибо мест с номерами нет. Этакое сообщество любителей Мельпомены! Но вот что удивительно. Среди театральной публики я заметил много евреев. Они — ярые поклонники оперы. Такие овации они устраивали певицам!
— Наверное, переехали сюда из Вены или Львова? — предположил я.
— Возможно, возможно. В Австрии, общеизвестно, оперу весьма ценят. Но бог с ним, с театром… Как твое здоровье, кунак? Как твоя рана?
— Иду на поправку стремительным шагом! Шов сформировался, нитки уже удалили, нагноения нет. Конечно, придется избегать физических нагрузок в ближайший месяц. Но доктор говорит, что молодой организм справится успешно.
— Это великолепная новость! Грандиозная! Извини, что несколько высокопарен после прослушивания итальянцев… — поправился Эдмонд. — То, что ты снова в строю, очень ко времени. И полностью соответствует моим планам.
— Вы про Крым, мистер Спенсер?
— Коста, мы же договорились: наедине — только на «ты» и просто Эдмонд. Я сделал выводы из нашей беготни вокруг больницы. Впредь ты не мой слуга, а личный помощник и переводчик. В Империи статус решает все! Впрочем, в нашей славной Англии он не менее важен, увы…
Ого, мое позиционирование на местной ярмарке тщеславия существенно повысилось. Этакая награда за пролитую кровь!
— Итак, Крым! У меня случилось выдающееся знакомство! Лев Нарышкин был столь любезен, что представил меня капитану Путятину, командиру корвета «Ифигения». Этот доблестный моряк — настоящий англоман! Его безупречный английский и похвалы в адрес Королевского флота — все это невероятно к нему располагает уроженцев Туманного Альбиона. И этот приятный во всех отношениях человек пригласил меня сопровождать его в плавании к берегам Крыма, которое состоится буквально через два дня!
— Мы поплывем в Крым на корвете?
— Именно! К черту пароходы! Только шелест парусов и благословенная тишина на борту!
— Я рад за нас, Эдмонд! Но как же быть с моими родными?
Спенсер на мгновение замер в раздумьях.
— Женщина на военном корабле? Не знаю, как на русском флоте относятся к этому старому суеверию. В любом случае, я приложу все усилия, чтобы вам не расставаться! Ты же не останешься потом в Крыму, Коста? Я могу на тебя рассчитывать в дальнейшем путешествии?
— Куда же, Эдмонд, я теперь от тебя денусь? Мы теперь — как ниточка с иголочкой: куда ты — туда и я!
— Ха-ха, какое образное выражение! Ниточка с иголочкой… Нужно запомнить… Твое решение наполняет радостью мое сердце! Ты мне будешь очень нужен. Не в Крыму. Там я дам тебе время устроить семью. Но позже… Мы отправимся в Черкесию! Вот мой план! Ты видишь, как я тебе доверяю после событий в подземелье!
— Я уже догадался, Эдмонд, о конечной точке маршрута, — не стал я скрывать наших с Фонтоном предположений. И рост доверия со стороны Спенсера был очень кстати.
— Я рад, что не ошибся в тебе, старина. С первой минуты нашей встречи я присматривался и все больше проникался как твоим умом и решительностью, так и доверием к тебе. И вот доказательство. Знакомство с Путятиным — это бинго![1] Он обещал меня представить Его Сиятельству графу Воронцову. А заодно ходатайствовать о моём участии в морском круизе наместника к берегам Кавказа! Мы увидим Черкесию с борта корабля, русские крепости, порты. Но — главное — я смогу получить из первых рук первостепенную информацию о политических планах правительства относительно новоприобретенных территорий! Уверен, рассказ о такой поездке украсит страницы моей будущей книги!
Отчет о шпионской миссии — вот что он украсит! Как же этому помешать? Похоже, жернова истории мне не остановить. Все предначертано! Нет смысла плыть против течения. Проскурину доложу, и пусть наверху сами решают, что с этим делать. Впрочем, возможно, его участие в круизе подстроено заранее. И мне следует не мешать, а, наоборот, всячески способствовать планам английского шпиона. Пусть и подкорректированным русской контрразведкой.
— Я рад за тебя, Эдмонд! Но как быть с сестрой?
— Уверен, я все устрою! Точно также, как вышло с хозяином казино.
— А что с ним случилось? — не скрыл я своей заинтересованности.
— Перед посещением оперы меня принимали у мадам Марии Нарышкиной. Этакий фуршет в русском стиле: черная икра, бутерброды с анчоусами, оливки и, конечно, бренди. Я не преминул поведать о своих злоключениях и о гнусной роли месье из игорного дома. И что же, ты думаешь, случилось…? — сделал Спенсер драматическую паузу. — Уже выдано распоряжении о высылке француза в 24 часа!
— Прекрасная новость! Уверен, наши друзья-контрабандисты будут довольны!
— Мне нет дела до благодарностей людей, не чтящих закон. Впрочем, никогда не знаешь, кто может тебе пригодиться. Возможно, связь с контрабандистами может оказаться нелишней.
Еще бы! Когда, интересно, англичан останавливали вопросы морали? Особенно, английских шпионов. Мы же в Трабзон поплывем, как я понимаю. Там не институт благородных девиц. Там, как говорил мне Цикалиоти, черноморская Тортуга — рай кавказских контрабандистов.
Мы распрощались, довольные друг другом. Спенсер убежал заниматься моим вопросом с сестрой. Энтузиазм бил из него, как первая нефть из скважины.
Я же погрузился в раздумья. Конечно, Эдмонд мне полностью не доверял, что бы он мне тут не рассказывал. Проблема не в этом. Она в том, что я не мог видеть в нем врага. Мы все больше сближались. Возможно, противники, но точно не враги. И, конечно, не братья, но уже товарищи по оружию. И куда это нас заведет? И не случится так, что я решу поменять сторону? Как же все сложно, если заниматься рефлексией!
После известия о судьбе хозяина казино я ожидал нового визита. Не сомневался, что он последует. И не ошибся! Вечером меня навестил Папа Допуло.
Он выложил на стол два странных круглых шара из подсохшей глины.
— Небольшой презент для пострадавшего героя! — объяснил главный мафиози Одессы. — Пролитая кровь требует подношений!
— В виде комка старой глины? — рассмеялся я.
— Не все то золото, что блестит, благородный защитник английских джентльменов! Внутри вы найдете превосходные гранаты. Их плоть сладка и ароматна. И в высшей степени хороша для восстановления пострадавшего от кровотечения. Их обмазывают тонким слоем глины, чтобы сохранить свежими до нового урожая. Эти, — он указал на шары, — привезены из Персии. Там их называют анар.
Я поблагодарил. Действительно, о целебных свойствах плодов граната я слышал не раз.
— Было бы верхом бестактности ограничиться столь скромными дарами, учитывая, как быстро и изящно был решен вопрос с хозяином казино! Меня бы просто не поняли мои люди. Сказали бы: что ж ты, хозяин Одессы, забыл о принципах, тобою же провозглашенных!
— По-моему, мы в расчете, уважаемый Папа Допуло.
— Вовсе нет! Я лишь помог — и то со столь ужасными последствиями на вашем теле, которые отныне будут всю жизнь напоминать вам про мой промах. Посему, вот главный дар от меня!
Папа выложил на стол тяжелый кожаный сверток, крепко перехваченный бечевкой.
— Недавно в газетах было объявление, — продолжил он свои объяснения. — Наш почитаемый в народе царь объявил награду тем, кто задержит и доставит властям любого иностранного гражданина, находящегося в пределах Кавказа без должного на то разрешения. 500 рублей серебром. Звонкой монетой — за каждую голову! Жестоко, но справедливо. А арест или высылка иностранца — какая разница? Главное — дело сделано!
Я удивленно присвистнул. Получается, наша поездка со Спенсером будет таить еще одну опасность. Смелый человек, Эдмонд! Храбрость против алчности!
— Я решил, что размер моей благодарности должен соответствовать. Вот почему, мой бесценный Коста Варвакис, в этом свертке вы найдете… 499 рублей серебром! Переплюнуть императора — фи, какая бестактность! Я бы даже сказал граничащая с самоуверенностью на грани государственного преступления, — тут он не удержался и расхохотался. В устах человека, вся жизнь которого — сплошное преступление, это звучало, действительно, очень забавно.
— Воистину, царская награда! — я улыбнулся, оценив изящный жест Папы с недостающим рублем.
Папа Допуло услышал именно то, что ожидал.
— Я не ошибся в вас, мой отныне дорогой друг! — надеюсь, он не имел в виду, что я ему дорого обошелся. — Я вообще редко ошибаюсь в людях. Каковы ваши дальнейшие планы?
— Моя работа у мистера Спенсера не закончена. Мы уезжаем в Крым.
— Договор — дело серьезное. У людей моего круга есть выражение: забился — выполняй! Означает оно, что данное обещание нарушать невозможно. Смертельно опасно.
— Я понимаю.
— А я не сомневаюсь в вашей понятливости. Именно по этой причине мне хотелось бы сделать вам предложение…
«Надеюсь, сейчас не последует предложение, от которого нельзя отказаться», — напрягся я моментально. Мафия, она такая: от нее уходят лишь ногами вперед.
— Когда закончится ваш контракт с мистером Спенсером — передайте ему мои благодарности, — я буду ждать вас в Одессе. Человек вашего интеллекта и вашей храбрости займет место справа от меня. И кто знает, пройдут года, и мое кресло может перейти к вам по наследству. Не отвечайте, просто примите к сведению. На этом я прощаюсь.
Папа Допуло изящно раскланялся и удалился, оставив меня в полном недоумении.
Это что сейчас такое было? Меня хотят назначить правой рукой босса одесской мафии? Охренеть -не встать!
Но не стоило ломать над этим голову — надо думать о насущном. И в первую очередь, о прощальном разговоре с Микри! А еще нужно через нее предупредить Проскурина о планах Эдмонда.
Я задумался. Как написать таможеннику, чтобы он понял мои опасения в отношении контактов Спенсера с окружением Воронцова во время морского круиза к берегам Черкесии?
О круизе уже все знают. О планах Спенсера знаю только я. Напишу-ка я так, причем, по-английски: «Бююк мечтает о большом походе под парусами. Его общение с командой — на ваше усмотрение. Я бы предложил карантин».