Расположились под деревом, украшенным горящими турецкими лампами, за низким столиком. Нам подали холодный суп на кислом молоке с огурцом и зеленью и маленькие пирожки с бараниной в форме полумесяца. Далее последовал традиционный чай и сладости.
— Чем я могу еще помочь вам, дорогие гости?
— Вы уже с лихвой нам отплатили добром, достопочтенный гамах! — я приподнялся и поклонился караиму. — Но есть еще две просьбы.
— Я — весь внимание!
— Не трудно ли будет найти возможность передать эти акции в Ялту, в дом отставного капитана Мавромихали для моей сестры Марии? — я еще раз поклонился и положил с боем выбитые акции на стол.
— Не трудно! Продолжай! — благосклонно кивнул мне Бобович.
— Еще нам нужно добраться до Варны.
— Это уже труднее. Между Евпаторией и турецкими портами нет прямого сообщения. Завтра я посажу вас на пароход до Одессы в компании наших купцов, которые везут туда крымские яблоки. Очень доходное дело, между прочим… — он замер на секунду, затем продолжил. — Далее вам лучше проследовать по суше до Дуная и там сесть на австрийский пароход, который ходит строго по расписанию.
— Почему не морем до Варны? — решил вмешаться Спенсер и уточнить.
— Потому что вы не сможете точно рассчитать время отплытия из Одессы. Хочу предупредить вас сразу: покинуть пределы Империи — нелегкое дело. Вам придется собрать много подписей — от полицейского начальника до портового офицера — и лишь затем вы получите нужную отметку в своем паспорте. Приготовьтесь заплатить пошлину и давать взятки. Иначе заставить чиновника делать свою работу невозможно.
— И много нам придется платить? — расстроено спросил прижимистый Спенсер.
— Вы — англичанин, вам выйдет дороже, — сообщил нам, как неизбежное, караим. — Рублей сто.
— Сто рублей⁈ — вскричал Спенсер. — Это же цена билета первого класса в Стамбул!
— Увы. Такова правда жизни, — развел руками Бобович. — Но это не все ваши грядущие трудности. От вас потребуют дать публичное объявление в газетах. Следует сообщить о желании покинуть страну, чтобы с вас могли взыскать долги.
— Но у меня нет долгов перед русскими!
— Тогда вам потребуется надежный поручитель! Или придется ждать три недели с момента публикации объявления.
— Немыслимо! Мои планы на дальнейшее путешествие не терпят столь длительной задержки.
— Найдите поручителя, — спокойно объяснил Бобович.
— Все мои русские друзья-аристократы сейчас находятся здесь, в Крыму.
— Быть может, консул Йимс поможет? — подсказал я.
— Консул подойдет, — подтвердил важно гамах. — Еще я порекомендовал бы выдать вашего спутника за вашего слугу. Вы серьезно сократите свои расходы.
— От всей души благодарю вас! — сказал я и смутился.
Моя фраза прозвучала весьма двусмысленно: фактически мне посоветовали вернуться к прежнему статусу. Круг замкнулся: как приехал слугой в Одессу, так слугой и уеду. Уроборос — змей, кусающий свой хвост. Плак-плак.
— Немыслимо! — снова жалобно повторил Спенсер, хватаясь за голову. И явно не из-за меня.
Еще как мыслимо! Когда мы попали в Одессу, Эдмонд сполна вкусил «прелестей» бюрократической машины Российской Империи. Его гоняли из одного конца города в другой, держали на пороге приемных, откровенно вымогали взятки, а иногда просто насмехались. Причём, как я узнал от Проскурина, никто не давал команды его мурыжить. Просто таковой оказалась безжалостная система. И установленное железной рукой императора Николая беспрекословное следование закону, порой доходящее до абсурда. Но все же я не исключал, что мытарства Спенсера — прощальный подарок де Витта, который не любил проигрывать.
Я же провёл эти три дня, пока бедный Эдмонд сражался за свое право покинуть пределы Империи, в абсолютном релаксе и отличной компании. Микри — днем, Проскурин — поздно вечером — нам было о чем поболтать и за что выпить. Если с «козочкой» говорили только о семейных делах, то с капитаном — за всю Одессу и не только.
В последний наш вечер он мне такого наговорил — натуральный гангстерский боевик!
Дела в городе закрутились серьезные. Изгнание француза нарушило равновесие сил в криминальном мире. Не все просчитал хитроумный Папа Допуло. Оказалось, что за спиной хозяина казино скрывался затаившийся Васька Чумак. Он не стерпел и вышел на авансцену. В итоге, Дядя накостылял Папе. Жовинального мафиози подрезали в какой-то подворотне, и теперь он скрывался, зализывая раны в прямом смысле этого слова.
— Улеглись на матрасы? — вспомнил я «Крестного отца».
— Не знаю, куда и на что он с дружками залег, только в Одессе неспокойно. Но то дела полиции, а мне так даже лучше: контрабандистам пока не до контрабанды. Ты лучше скажи: удалось что-то про татарские связи Спенсера узнать? Меня де Витт пытает.
Я отрицательно покачал головой.
— Этот Спенсер-Бююк — прожжённый тип! Ты с ним, смотри, держи ухо востро. Как сам-то, готов к Черкесии?
— Пока туда не попаду, не узнаю.
— В общем, мне поручили тебе передать следующие инструкции, и, клянусь богом, мне не по сердцу то, что ты услышишь. Сперва по Трабезонду. Вас там будут ждать англичане из посольства в Константинополе. Собственно, они уже там — по-видимому, готовят поездку.
— Стюарт! — кивнул я понимающе.
— Там работает наш консул, месье Герси, Луи Филипп[2]. Ну, как наш? Вообще-то он консул сардинский, а наш — по совместительству.
— В узловой точке регионального конфликта на нас работает не наш человек? — не скрыл я своего обалдения, изобразив лицом целую пантомиму. — Так бывает? Еще и сардинец до кучи!
— А чем тебе сардинец не угодил? И, да, так бывает. Сплошь и рядом подданные других стран выполняют консульские обязанности. Вон, у нас в Одессе, грек Ралли — американский консул, и категорически отказывается переходить в американское гражданство. Я этот вопрос на контроле держу.
Я не стал объяснять приятелю, что Сардиния в будущем вступит в войну против России на стороне союзников — Англии и Франции. И в свете такого послезнания понял, что, каким бы чудесным человеком и хорошим профессионалом ни был Герси, я от нашего консульства буду держаться подальше. Значит, поддержки от него мне ждать не придется. И рассчитывать мне следовало только на свои силы. Как там де Витт меня учил? Ищи агентов везде, где можно? Будем искать. С перламутровыми пуговицами и без оных.
— Нет ли возможности укрепить штат консульства более доверенным человеком, чем слуга двух господ, месье Герси?
— В принципе, есть. Ему по штату драгоман положен. Он все время просит.
— Тогда прошу передать Фонтону: жду юнкера в Трабзоне. Он поймет.
— Сделаем! — серьёзно кивнул Проскурин.
— Нет! Отбой! Не подумал. Его англичане знают как облупленного. Юнкер не подходит.
— И все ж не пойму: чем тебя Герси не устраивает? Нет, я понимаю, что на связь с ним выходить ты будешь лишь в исключительных обстоятельствах, а не побежишь в консульство сходу по прибытии. И тем не менее. От него поступает по дипломатическим каналам разведывательная информация. Генерал Розен на Кавказе им доволен. Консул выполняет отдельные поручение деликатного свойства. Вполне успешно, по моим сведениям.
— Ответь: получилось остановить поток контрабанды в Черкесию из Трабзона? Как так выходит, что при всем нашем влиянии в Константинополе, мы не можем с этим потоком справиться? В чем успешность Герси, не пойму?
— Ну, если под таким углом смотреть — тогда, да. Толку не много. Хотя он и уведомляет о вылазках английских агентов…
— Уведомляет? Что ж, посмотрим. Если он сообщит о нашей со Спенсером экспедиции, тогда ему можно верить. Если же нет…
— Да понял я, понял… Хреновое дело с тобой выходит… Без связи окажешься. Пойди, что не так, еще и без прикрытия. Но даже если допустить, что Герси или продался, или просто бездельник, или дела коммерции его заботят более, чем шпионские, ты всегда сможешь укрыться в консульстве, если жизнь окажется под угрозой.
Я изобразил максимально возможный скепсис. Проскурин огорченно махнул рукой.
— Ладно, что тут добавить? Все понимаю. Я же сразу сказал: мне не по сердцу то, что нужно тебе передать.
— Это еще не всё?
— Не всё, — вздохнул штабс-капитан. — На Кавказе, если попадетесь со Спенсером нашим солдатам, помощи не жди. Уведомить о твоей роли в его экспедиции комендантов крепостей — невозможно. Сразу будешь раскрыт.
— То есть, если нас схватят, моя голова будет качаться у шатра генерала Засса?
— Именно так!
— Вот же черт! Торнау было явно легче в этом отношении. Теперь я понимаю, зачем он выдвигается ко мне! Но ведь генерал знает про меня⁈
— До генерала еще дожить нужно…
— И Торнау в случае чего вмешается, чтобы меня свои не убили…
— На него вся надежда!
— Он меня предупреждал, что вернуться к своим — это самое трудное.
— Одним лишь можем подсобить. Это — тебе! — он выложил тяжелый мешочек на стол. — Золото.
Я, не притрагиваясь к деньгам, уточнил:
— Если по какой-то причине выход из Черкесии по морю будет невозможен и придется уходить по суше, каковы будут мои действия?
— Если окажешься в нашем тылу, бросай Спенсера к черту!
— И похоронить себя как агента в будущем?
Проскурин тяжело вздохнул:
— Надеялся, ты не спросишь. Де Витт считает, что ты должен идти до конца. Не только залезть к волку в пасть, но и вернуться обратно в Турцию и стать доверенным человеком для англичан. В перспективе — стянуть в свои руки все ниточки, что ведут из Лондона на Кавказ!
Охохонюшки-хо-хо… Вот вам и Коста Оливийский!
— Удачи, тебе, грек!
— И тебе, штабс-капитан! Наверное, не скоро свидимся?
— А я почему-то уверен, что скоро! Черное море — оно такое: все и всех сближает! Кажется, далеко что Турция, что Кавказ. А потом — бац — и ты в Одессе!
Мы обнялись на прощание. Все слова сказаны. Последняя отмашка на поездку к черкесам дана.
… Спенсер отчаянно торопился. Он заказал нам билеты на пароход Галац-Варна-Трабзон и очень боялся на него опоздать. Двое его знакомых англичан умудрились из-за проволочек властей пропустить свой пароход в Варну и теперь не знали, что им делать.