[3] Какого цвета была черкеска Спенсера, неизвестно. Мы выбрали белую. В 1998 году мастер и модельер Юрий Сташ создал арт-посвящение всем путешественникам: «Белая черкеска — Посвящение Эдмонду Спенсеру». Именно в таком наряде Спенсер изобразил черкеса в своей книге.
[4] Полностью уничтожены во время Кавказской войны.
Глава 3Круассаном по горлу
Из Трабзона отплыли незадолго до полудня.
Плыть нам предстояло на двухмачтовой бригантине с названием «Блида». Как не вертел в голове это, столь пограничное по фривольности для русского уха, название, ничего в голову знакомого не пришло.
«Скорее всего, или город, или женское имя, — решил про себя. — Лучше бы город. Женщине с таким именем в России пришлось бы туго. Прям, как Даздраперме[1]. Впрочем, это еще надо постараться Блиде попасть в Россию. А на арабском может означать что-то необычайно красивое».
Потом эта ерунда с названиями и их различным звучанием еще вертелась некоторое время в голове. Сказал себе стоп в тот момент, когда вспомнил, почему наши «Жигули» на иностранных рынках переименовали в «Ладу». Ровно из-за этого: Жигули коверкали в Жиголо. А такого наше гордое руководство допустить не могло. Я уже молчу, почему «Паджеро» продается в испаноязычных странах под другим названием…
— Согласись, Коста, наше судно не такое экзотичное, по сравнению с теми, которые мы обычно видим под турецкими флагами…
Я кивнул, отвлекшись окончательно от нелепых названий и имен, и вернулся к разговору с Эдмондом. Точнее, к выслушиванию его восторженного монолога. Он все никак не мог успокоиться, оценивая «Блиду».
— … но зато по чистоте и аккуратности оно выглядит, как только что покинувшее лондонские доки!
«Ну, конечно! Только из твоего Лондона могут уходить в плавание такие чистые корабли!»– ворчал я про себя.
— Ты только посмотри: все гайки, все веревки на своих местах. Нет, определенно, тот американец в Константинополе, кораблестроитель, был человеком незаурядного дарования, если смог построить такую красавицу!
Я кивнул.
— А наш капитан! Какая мощь! Просто — Геркулес!
Тут со Спенсером нельзя было не согласиться. Капитан, представившийся в коротком знакомстве Абделем, действительно заслуживал звания античного полубога. Живи он в мое время, с легкостью потеснил бы Арнольда с пьедестала Мистера Олимпия. Высокий, идеальные пропорции, гора мышц. Но не это первое бросалось в глаза при знакомстве с ним, а шрам. Ужасный шрам через все лицо. И, может Абдель был весельчаком и балагуром, но шрам не оставлял ему шансов, навсегда запечатлев на его лице выражение свирепости. Впрочем, весельчаком и балагуром он и не был, что стало сразу ясно с первых наблюдений за ним.
— Я узнал, — Спенсер наклонился к уху, зашептал, — что у него отец марокканец, а мать испанка. Он почти, как вы.
— В смысле⁈
— В смысле знания языков. — успокоил меня Эдмонд. — Знает арабский, испанский, итальянский, ну и турецкий. Так что проблем в общении не будет.
«Опять мне переводить без продыху! Прямо сейчас и начну», — вздохнул я, наблюдая приближающегося к нам капитана.
— Капитан! — радостно приветствовал его Спенсер. — Я как раз только что выражал Косте свое восхищение вашим кораблем и выучкой вашей команды!
Я перевел. Абдель просто кивнул, принимая как должное восторг Спенсера.
«Может, и с продыхом», — оценил я явную немногословность капитана.
И с похвалой Спенсера команде бригантины тоже нельзя было не согласиться. Несмотря на их пестрый вид — и по составу, и по одежде — когда совсем не ждешь от такой гоп-компании слаженных и толковых действий, они сейчас работали как часы. Быстро, но без суеты. Практически, молча.
«Впрочем, — думал я, наблюдая за шайкой полуголых людей в красных шалевых поясах, набитых пистолетами и пороховыми зарядами, — у такого капитана — не забалуешь!»
Не успел я подумать об этом, как один матрос неловко споткнулся набегу, с грохотом растянулся на палубе.
«Накаркал!»– усмехнулся я, наблюдая, как упавший совсем не обратил внимания на падение, а сразу бросил испуганный взгляд на своего капитана.
«Люлей ждет и боится!»
Абдель повернул голову, посмотрел на несчастного.
— Осторожнее, Марсель, — только и сказал, после чего отвернулся.
Марсель, француз, очевидно, радостно кивнул, вскочил на ноги, побежал дальше. В его глазах, к удивлению, я увидел не облегчение от того, что он избежал наказания. В них явно читалась любовь к капитану и гордость за него.
«Выходит, люлей не боится. Вся команда работает как часы! Они любят Абделя! Он строг, но справедлив. Без нужды не наказывает. Только за явные оплошности и провинности»– оценил я увиденное.
— Как я вижу, — Спенсер, также отвлекшись на этот небольшой инцидент, вернулся к разговору, — мы не одни на корабле?
Хоть произнес вежливо, но была в его интонации смесь недоумения и недовольства.
«Щелкнули тебя по носу. Не оказали „королевских“ почестей!»– усмехнулся про себя, переводя капитану.
— Вы про этих трех турок? — Абдель не обратил внимания на тон Спенсера.
Спенсер кивнул.
— Арматор-турок, снарядивший корабль в Константинополе, — мой компаньон. Эти трое — торговцы от него.
Объяснив, Абдель совсем не оправдывался. И было ясно, что и не считает это нужным. Его корабль — его правила! Спенсер проглотил ответ капитана. Ничего не ответил.
К капитану в этот момент подбежал, наверное, его помощник.
— Море, капитан! — коротко доложил.
Что означало, что мы только что вышли в открытое море. Капитан кивнул. Помощник тут же махнул рукой. Раздался грохот. Синхронно выкатили 4 пушки. В задраенные порты не выставляли. Крепили намертво к палубе, чтобы не разнесли все к чертям. Я оторопел. Посмотрел на Спенсера. Тот, улыбнувшись, только развел руками.
«Встали на боевое дежурство! — вздохнул я. — Этот капитан совсем не прост. Да что там — необычный капитан. Как и его судно!»
— А мы разве не берегом пойдем? — я не удержался, высказывая свое опасение.
— Зачем? — Абдель оставался совершенно спокойным. — Зря потратим время. Пойдем к самому «сердцу моря», потом повернем на восток. Вы чего-то опасаетесь?
И что я мог ему ответить⁈
— Идите спать! — легкая улыбка коснулась губ капитана. — Завтра на обед у нас будет кассуле.
Мы переглянулись со Спенсером, когда капитан нас покинул. Он неожиданно подмигнул мне.
— Пожалуй, капитан прав: пойду-ка я лягу. И тебе советую. Поверь, с таким морским волком нам не о чем беспокоиться!
Спенсер направился в свою каюту. Я подумал о том, что теперь по-настоящему могу оценить, что значит быть «как на пороховой бочке»!
«Трюмы заполнены порохом и оружием под завязку, четыре пушки, а у него, видите ли, кассуле на обед» — не переставал я ворчать про себя, направляясь в свою каюту.
… Прошла пара часов. А мне все не спалось, будто мешало отсутствие уже привычного грохота машины в трюме и стука гребных колес. Я чертыхнулся, поднялся с постели.
Выбрался на палубу. Удивился, когда заметил на носу корабля капитана. Он покинул шканцы — свое законное место, чтобы потеснить на баке экипаж в их зоне отдыха, лишив его возможности справить нужду. Еще больше удивился, когда понял, что он сидит, вытянув ноги, ни много ни мало, в настоящем солидном кожаном кресле. Учитывая не слишком большие размеры корабля, солидную команду и важность каждого килограмма груза, кресло это можно было считать роскошью или единственной прихотью Абделя. Я начал к нему приближаться. Двигался бесшумно.
— Не спится? — метра за три до кресла меня остановил насмешливый вопрос капитана.
— Мне казалось, я не издал ни одного звука?
— Так и есть, — капитан обернулся. — Только ко мне однажды уже так подкрались. Без звука. Это, — пальцем он указал на шрам, — память о том случае и укор моей беспечности. С тех пор подкрасться ко мне никому больше не удавалось.
Абдель с улыбкой наблюдал за моей растерянностью.
— Кроме того вы совсем не заметили Бахадура…
После этих слов сбоку от меня в свет вышел улыбающийся моряк-алжирец, которого я, действительно, не заметил.
— Ему нет равных в метании ножей, — капитан продолжал говорить ровным и спокойным голосом и, не меняя ни тона, ни громкости вдруг произнес. — Нога.
Сразу после этого я успел лишь боковым зрением заметить короткий и резкий взмах руки Бахадура, а в следующую секунду в миллиметрах от моей левой ноги в палубу воткнулся короткий нож. Обычная плоская стальная пластина без рукояти и намеков на какие-либо украшения. Из-за того, что все это произошло молниеносно, испугаться я не успел. Только чуть вздрогнул, когда услышал звук входящего в дерево палубы лезвия. И слегка прихренел от наплевательского отношения контрабандистов к собственному кораблю.
Я наклонился, вытащил нож. Еще раз осмотрел его, переворачивая в руке.
— Впечатляет! — признался я, протягивая нож Бахадуру.
Бахадур кивнул мне, благодаря за столь высокую оценку его искусства, потом вытянул обе руки ладонями вверх в моем направлении.
— Он благодарит вас за похвалу и просит принять этот нож в качестве подарка.
— Передайте ему, что для меня это честь…
— Нет нужды.
—?
— Бахадур все понимает. Просто он не может говорить.
— Немой?
— Да.
— Сочувствую.
— И опять в том нет нужды.
— Но…
— Французы должны были его казнить. Но только успели отрезать ему язык. Поэтому и немой. А учитывая, что мог вообще погибнуть… Нет нужды. Впрочем, я иногда, признаться, славлю Аллаха. С языком Бахадур был невероятно болтлив.
Бахадур, услышав это, открыл рот в широкой улыбке и часто закивал, подтверждая слова капитана.
— И как же ему удалось избежать смерти?
— Я спас его. И получил в благодарность верного слугу, всегда прикрывающего меня. Что вы замерли? Подходите, присаживайтесь.
Я подошел. «Это он хорошо предложил мне присесть! Куда, спрашивается?» Капитан, видимо, понимал мое замешательство. Улыбался, наблюдая за мной. Я замер у бушприта. Только собрался на него взгромоздиться, как Бахадур принес раскладную табуретку. Поставил рядом с креслом. Я уселся, сразу оказавшись ниже Абделя. Его такая диспозиция устраивала, меня не оскорбляла.