Наш волнующий обоих разговор прервало появление странной процессии. Вдоль обочины двигалась толпа не то солдат, не то оборванцев. На одном был поношенный мундир, на другом — потемневшие от грязи белые брюки, на третьем — фуражка без козырька с полуоторванной кокардой. Они будто разграбили склад обмундирования, прихватив что кому досталось. И теперь шли сдаваться властям, загребая придорожную пыль босыми ногами.
— Кто эти люди, Тамара? — спросил я в полном изумлении.
Глава 24Охотники за руками
— Это рекруты-карабинеры из Эриванского полка, — пояснила грузинка. — Их командир, князь Дадиани, строит неподалеку винокуренный завод. Вот и установил солдатикам наряд работать на него почти бесплатно. Платит беднягам медной монетой и держит впроголодь. Мы их подкармливаем.
Эх, ничего в России не меняется. В будущем станут призывников гонять на строительство генеральских дач, а ныне — вот оно как! Спиртзавод — это же золотая жила во все времена!
Тамара отвлекла меня от грустных мыслей, потянув за рукав.
— Подъезжаем! — сказала.
Я спрыгнул с коня. Тамара протянула руки. Я подхватил её. Спуская на землю, опять не удержался, чуть прижал к себе. Тамара не сопротивлялась. Позволила продлиться мгновению, чуть больше положенного. И взгляда не отвела.
…Трудно было не понять, что мы — у серных источников. До высококлассного спа им было далеко. Из груды камней вытекала горячая вода. Над ней клубился лёгкий пар, воняло тухлыми яйцами. Минеральная вода заливала все вокруг, образуя обширную разноцветную лужу желтых, синих и белых оттенков. Она немного не достигала берега Риони. Мы осторожно повели Спенсера к сердцу источника.
— Ты бы ноги не мочила, княжна! — предложил я Тамаре.
Она лишь отмахнулась, не среагировав на «княжну». Покрывало, чтобы не испачкать, оставила на коне, воровато оглядевшись по сторонам. Под чадри оказался красивый платок и уже продемонстрированная мне вуаль.
«Если все грузинки так ходят, их мужья, наверное, называют их многослойной капустой. Не от этой ли женской моды пошло французское обращение к милым „ма шу“ — моя капусточка⁈» –подумал я, непонятно чему умиляясь.
— Снимай повязку с ладони и окунай свою руку в воду! — приказала Тамара. — А я инглез-беем займусь!
Она набрала минералку в бутылку. Размотала повязки Эдмонда и принялась осторожно промывать его раны.
Я исполнил, что мне повелела царица (да-да, уже царица! А как иначе?). Размотал бинты, опустил руку в воду. И совсем не думал о своих ощущениях, не обращал внимания на довольно приличную — градусов 45 — температуру воды, на тухлый запах. Я смотрел на Тамару.
«Может, я всё это выдумал? И нет никакой химии? Я не про себя. Со мной всё ясно. Хорошо себя знаю. Точно влюбился. А она? Может, просто играет? Она же очень умная девушка. Поэтому всё видит. Чувствует. Понимает. И, значит, я зря хвост распушил. А она просто смеётся. Какой девушке не понравится такое внимание? Уж тем более, когда ей нет и семнадцати, а влюблённому остолопу — за тридцать⁈ И как проверить?»
Я громко вскрикнул. Растерянный мозг не придумал ничего лучшего, как подобную детскую выходку. Но иногда примитивные методы срабатывают.
Тамара тут же резко обернулась. В глазах — испуг. Тут же бросилась ко мне, не обращая внимания на лужи, грязь.
— Что? Что случилось? Ты поранился?
Уже схватила мою руку. Осматривая, гладила её. Подняла глаза на меня. Я смотрел с улыбкой. Она всё поняла. Набрала воздуха. Теперь смотрела строго.
— Никогда, слышишь, никогда больше не смей так делать!
Толкнула мою руку обратно в воду. Развернулась, пошла обратно к Спенсеру. Тут я вскрикнул по-настоящему.
— Так тебе и надо! — бросила, не оборачиваясь.
Эдмонд улыбался, качая головой. Я улыбнулся в ответ. «Проверка на дорогах» прошла успешно. Для меня очевидными стали два факта. Первый: наши чувства взаимны. Второй: если мы станем мужем и женой, я буду у неё под каблуком. Оба факта меня радовали! Эта девушка сдирала с меня всю крутость одним своим вздохом. Превращала Зелим-бея обратно в Спирю. И меня это нисколько не огорчало!
…Процедуры закончили. Тамара продолжала дуться. Снова укрылась чадри.
— Извини! Обещаю, что больше так не буду.
Она внимательно посмотрела. Оценила. Милостиво кивнула. Я обхватил её за талию.
— Нет! — остановила меня. — Нельзя!
— Не волнуйся! — я усадил боком её в седло. — Держись.
Сам взял поводья в руки, повел лошадь пешком. Иногда оглядывался. Первое время Тамара не удостаивала меня взглядом. Гордо восседала с прямой спиной, шею держала ровно, смотрела вперёд. Потом опять сменила гнев на милость. Ответила улыбкой.
Подъезжали к деревне. Навстречу шла пожилая женщина с двумя бутылками в руках.
— Здравствуй, Тамара! — поздоровалась, внимательно рассматривая меня и Эдмонда.
— Здравствуйте, тётя Нино!
— С источника?
— Да!
— А это кто? — не удержалась Нино.
— Это англичанин! Руки ему лечу!
— Англичанин⁈ — Нино поразилась.
— Да!
— А этот красавец? — Нино посмотрела на меня с улыбкой.
— Этот? — Тамара хохотнула. — Мой слуга!
«Точно буду под каблуком!» — усмехнулся я про себя.
…Въехали во двор.
— Вах! — удивились и рассмеялись братья. — Ты уже слугой её стал?
Образ мыслей у всех был одинаковым. Время диктует.
Тамара сама спрыгнула с лошади. Передала Манане бутылку с водой. Стала расспрашивать про обед.
Я помог Спенсеру спуститься с коня.
— Как он? — спросил Ваня.
— Спасибо! Идёт на поправку! День, два и нас с тобой за пояс заткнёт!
— А я что говорил?
— Да. Теперь вижу. Тамара и Манана любого на ноги поставят!
— Давайте обедать! — крикнул нам из-за стола нетерпеливый Малхаз.
…Обед плавно перетёк в ужин, как это обычно и бывает в Грузии. Спенсер такого темпа не выдержал. Никто его не упрекнул за слабоволие. Наоборот. Без слов отдали его в руки Тамары и Мананы для продолжения лечения. Эдмонда увели.
Всё это время я пытался хоть на мгновение пересечься с Тамарой. Взглядом, словом. Но она не обращала на меня внимания. При этом вела себя естественно. Как и полагается гостеприимной хозяйке. Но только мне этого было уже мало. Мне не хватало её. Поддерживая беспрерывный разговор с братьями, я все время косился на неё. Без толку! Я специально окликал её, задавая какие-то несущественные вопросы. Она вежливо отвечала. Только на ходу. За стол так и не присела.
«Вот же, зараза! — не выдержал я. — Ведь, знает, что я весь извёлся. Видит. Так, нет же! Не удосужится! А, с другой стороны, с чего должна низойти? Кто я ей? Гость. И только. Не может же она на шею броситься? Это — позор!»
Последнюю попытку предпринял, когда спросил, не нужно ли и мне рану еще раз обработать.
— Нужно, — ответила она. И тут же похоронила все надежды. — Манана промоет!
Так, несолоно хлебавши, отправился спать. Братья требовали продолжения банкета. Я, наоборот, указал, что и им бы не мешало отдохнуть. Ответили, что спать не собираются. Прямо из-за стола пойдут на охоту. На зорьке. Предложили и мне. Я, сославшись на руку, вежливо отказался, пожелал им удачи, пошёл к себе.
Благо, заснул сразу. Всё-таки и не припомнишь, когда в последний раз нормально спал. Была вчера ночью возможность, так Спенсер поднял в караул!
«Спать, спать, спать! Хватит любовных томлений на сегодня! Будет день — будет пища!»
…Наконец-то выспался! Какое же это приятное чувство! Потянулся. Посмотрел на Эдмонда. Он спал. Дыхание ровное. Отлично! Тихо поднялся, оделся, вышел во двор. Замер, с улыбкой.
За столом сидела Тамара. Ощипывала… белого лебедя! Очевидно, один из трофеев утренней охоты братьев.
Я пошёл к столу.
— Доброе утро! — поздоровалась со мной из дома Манана, выглянув в окно.
— Доброе!
— А ваш друг проснулся?
— Спит пока.
— Хорошо. Позже зайду, руки промою.
— Да.
Подошёл к столу.
— Здравствуй, Тамара.
— Здравствуй, — подняла голову.
— Почему ты плачешь? — я заволновался.
Тамара, не ответив, кивнула на лебедя.
— Да. Красивая птица. Жалко, — согласился я. Глядя на белое крыло, вспомнил сравнение Вано насчет чадри. Тамаре говорить о нем не стал.
Присел.
— Братья подстрелили?
— Да.
— Где они?
— Где им быть? Спят. Раньше обеда не проснутся.
Меня сковала непонятная робость. На языке вертелись какие-то глупые вопросы. А завести какой-нибудь разговор? Темы не мог придумать.
— Я никогда раньше не пробовал лебедя.
«Ну, что тут скажешь? Гений! Мастер непринужденной беседы! Вот, нашёлся, так нашёлся! Прям в точку попал с темой. Придурок!»
— В смысле, даже желания не…
— Коста! — Тамара резко перебила меня.
Я заткнулся. Тамара прекратила щипать птицу. Вздохнула. Опустила голову. Я молча наблюдал, не понимая пока, что происходит.
— Ты же сейчас с другом направляешься в Турцию?
— Да.
— А потом?
— Пока не могу сказать точно, Тамара. Хочу к тебе вернуться.
Тамара, наконец, подняла голову. Слёз уже не было. Смотрела твердым решительным взглядом.
— Коста, когда сойдёт снег и когда реки станут проходимыми, братья повезут меня в Абхазию. Выдадут замуж за одного из узденей князя Шервашидзе.
Я молчал.
— Так что у тебя совсем немного времени, — она задумалась. — У нас!
Встала из-за стола.
— Я смогу выгадать от силы еще месяц. Притворюсь больной.
Я кивнул.
— Манана! — та выскочила во двор. — Закончи!
Тамара ткнула пальцем в лебедя и ушла.
…Наверное, это было одним из самых оригинальных признаний в любви за всю историю человечества.
«Она плакала вовсе не из-за лебедя. Красивая птица, конечно. Жалко, спору нет. Но не впервой. У неё был утром разговор с братьями, когда они вернулись с охоты. Она настаивала на том, чтобы отложить свадьбу. Наверное, просила год еще подождать. Понимала, что мне этого времени хватит с лихвой, чтобы вернуться обратно. И увезти её с собой. Как жену. А братья — ни в какую. У них этого года нет. Они — на грани. Я сколько угодно могу осуждать, но понимаю их. Такое время. Такие нравы. Поэтому она и плакала. Ей не оставили выбора. А она любит меня».