— Феликс Петрович Фонтон из посольства в Константинополе. Обо мне знают только де Витт в Крыму, а также Вельяминов и Засс — в Кавказском Отдельном корпусе.
Вульф нервно сглотнул. Морякам не привыкать иметь дело с лазутчиками. Сколько их было тайно перевезено в укромные бухты по приказу контр-адмирала!
— Я немедленно распоряжусь снять с вас цепи!
— Не спешите! Белл на корабле?
— Куда же он денется? Конечно, здесь. А! Я догадался! Вы не хотите себя раскрывать перед англичанином!
— Вообще-то, он шотландец. Но вы все поняли правильно. Есть ли возможность все отыграть назад и отпустить «Виксен»?
— Это уже невозможно. Шхуну отбуксировали на веслах в порт. Решение по ней будет принимать мой начальник. Но что здесь не так? Что я сделал неправильно⁈ — задохнулся он от тревоги.
Было видно, что капитан-лейтенант не на шутку перепугался. У него с самого начала с «Лисицей» все шло сикось-накось. Теперь же, когда замаячили призовые выплаты, мои слова вышибли из него дух. Он уже понял, что вместо денег может заработать приличный геморрой, вплоть до нехилой баррикады на карьерной лестнице.
— Вы попали в сети, которые расставили англичане, — объяснил ему, чтобы не мучился неизвестностью. — Но любой на вашем месте вляпался бы точно также.
Я изрядно покривил душой. Если бы он меня спокойно выслушал, все могло бы пойти иначе. Вульф это понял сразу и посмотрел на меня с благодарностью. Для него моя позиция теперь могла иметь первостепенное значение. «Ключевой свидетель!» — мне оставалось лишь горько насмехаться над своим уникальным положением. Что для Вульфа, что для Белла мое слово могло стать решающим.
— Чем я могу облегчить ваше положение? — спросил капитан, вытирая пот со лба. В трюме было душно и влажно.
— Как-нибудь перетерплю, — вздохнул я в ответ.
— Ваше ожидание может затянуться надолго.
— ?
— Мы не можем при таком ветре зайти в бухту. Возможно, придется проболтаться в море день-другой. Я распоряжусь, чтобы вам принесли подстилку, фонарь и отстегнули цепь от пиллерса.
— Думаю, пока этого будет достаточно. Не забудьте вернуть мне мои револьверы!
— Они такие красавцы! — вздохнул Вульф. Стало понятно, что он мысленно пристроил мою «прелесть» в своих карманах. — Может, продадите?
Я отрицательно покачал головой.
Он печально махнул рукой на прощание и удалился, громко топая по трюмному настилу. Я остался в трюме, посаженным, как говорят на флоте, в железо и томящимся в ожидании непростой встречи с контр-адмиралом Эсмонтом.
[1] Бора или норд-ост — бич Цемесской бухты. В 1848 г. стала причиной гибели эскадры П. Н. Юрьева. Вполне возможно, что медлительность капитана «Аякса» была вызвана его осведомленностью о коварстве местного ветра. А вот англичане серьезно рисковали, не ведая об опасности. Ветер мог сорвать вершину волны и бросить ее на паруса. Если было ниже нуля, корабль моментально терял устойчивость. Именно так в ноябре 1839 г. на тот самом месте погиб люггер «Геленджик».
[2] Сажать в железо — вид флотского наказания в XIX веке.
Глава 5Курс — на Севастополь!
Николай Павлович Вульф, к моему великому сожалению, оказался чертовым пророком. Мы смогли проникнуть в бухту только через два дня. Белла немедленно отправили на «Виксен» в общество разобиженного капитана Чайлдса. По всему выходило, что шкипер был не в курсе затеи его нанимателей. Иначе он не стал бы так яростно протестовать против транспортировки шхуны в Геленджик. Этой парочке придется еще долго выяснять отношения, если мне не удастся убедить контр-адмирала отправить ее вместе с «Лисицей» восвояси.
Он держал свой флаг на 44-пушечном фрегате «Анна». Меня доставили к нему тайком от всех, как только стемнело. Цепи, конечно, сняли и дали возможность привести себя в порядок. Даже кинжал вернули. Так что пред ясные контр-адмиральские очи я предстал в виде, за который краснеть не пришлось.
— Экий ты бравый черкес! — приветствовал меня сидевший за столом за горой бумаг офицер в расстёгнутом мундире с золотыми эполетами и шитьем. — Давай, голубчик, не тушуйся. Расскажи старику, чем ты так моего капитан-лейтенанта в смятение ввел. Обращайся ко мне по-простому, по имени-отчеству. Самуилом Александровичем прозываюсь. Ты человек не военный. Тебе можно.
У меня бы язык не повернулся назвать стариком 56-летнего бравого моряка. И юлить с ним не стоило. Он таких умников, как я, на завтрак ел и молоком запивал. Поэтому рассказал все, как есть, по фонтоновской схеме «а вот тут поподробнее».
Контр-адмирал задумался. Постукивая ногтем по краю чайного блюдца, он прикидывал все последствия инцидента в свете полученной от меня информации. Почему-то в ужас она его не привела. Напротив, в некотором роде обрадовала.
— Как к тебе обращаться?
— По паспорту я Константин Спиридонович. Но привычнее — Коста.
— Значит, грек! — констатировал Эсмонт. — Походил я не так давно по вашим островам. Пиратов жег. Сам-то не из ихней братии?
— Никак нет…
— По-простому, голуба моя, по-простому.
— Нет, Самуил Александрович!
— Немного разбираешься в морском деле, нет?
— Совсем немного, увы. А по легенде должен все знать.
— Ну, чтобы все знать, надо школу мореходную заканчивать. Вон, Николай Павлович, — он кивнул на Вульфа, — Черноморскую штурманскую заканчивал. Я прав, капитан-лейтенант?
— Так точно, Ваше Превосходительство! — громко откликнулся командир «Аякса», стоявший навытяжку рядом со мной. Почему-то думается мне, что учился он на одни «тройки».
— Значит, морской науке ты, Коста, не учен. Зато, лазутчик из тебя знатный вышел, да? — Эсмонт наклонился немного вперед и приставил к уху ладонь в ожидании моего ответа.
— Не могу того ведать. Об этом моих начальников надо спрашивать.
— До них далековато будет. А мне вот прямо сейчас надобно понять, что с тобой делать.
Я удивился. Что значит, что со мной делать?
— А ты, грек, не удивляйся. Вопрос непраздный. Напужал ты моего капитана, только я не из таковских. Не из пугливых. Что страшного в поимке «Виксена»? Обычное на море дело.
— Так ведь англичане того и хотели!
— И что с того? Считай, подарили нам шхуну! — контр-адмирал зашелся дребезжащих неприятным смехом. — Войной нас вздумают пугать? Этот Бель тут, у меня в каюте, распинался: «задета честь британского флага»! Велика же честь в шести тысячах пудов соли!
Он снова засмеялся, на глазах превратившись из строго начальника в доброго дедушку.
— Вот ты говоришь: война будет. Так мы к войне всю жизнь и готовимся. Нас войной не напугать! Война офицера кормит! Впрочем, будет она или нет — то не нашего ума дело! Как Государь Император скажет, так оно и выйдет. Решит с англичанами воевать — будем воевать! А пока мы все по инструкции исполнили! Есть нарушение блокады? Задержать! Груз и судно конфисковать! Правильно я говорю, Николай Павлович?
Вульф энергично закивал головой, сообразив, что ответа от него не требуется.
— Разумею я это дело так! Коль есть в нем политический интерес, коль имеются дружественные отношения между Великобританией и Россией, правильнее будет шхуну в Севастополь отправить. Пусть адмирал Лазарев, наш командир, решает, что да как. Так постановила созванная мною комиссия, ознакомившись с показаниями купца Беля, а также капитанов Вульфа и Чайлдса.
Вот так номер! И контр-адмирал туда же! Раз дело пахнет керосином, хоть он и утверждает обратное, лучше от греха перестраховаться да спихнуть подальше проблему по инстанциям. Еще и комиссией свое решение прикрыл. Ну, просто классика жанра!
— Приказываю! — возвысил голос контр-адмирал, мигом обернувшись прежним большим начальником. — Бригу «Аякс» сопроводить шхуну «Виксен» в порт крепости Севастополь! Судно не считать арестованным, командование над ним шкипера Чайлдса сохранить до решения дела в суде. Купца Беля вернуть на «Аякс» как гаранта лояльности английской команды.
Вульф тяжело вздохнул. Эта шхуна, будь она неладна, прицепилась к нему, как морская уточка к медной обшивке.
— Отставить вздохи, капитан-лейтенант! За призовыми деньгами поплывешь!
Вульф тут же взбодрился и разулыбался. Засверкал, как новенький полуимпериал. Вот что приз благодатный с моряками делает!
Я же пригорюнился. Нет, я понимал, что контр-адмиралу виднее в вопросах большой политики. И, возможно, я излишне драматизировал ситуацию, посчитав неизбежной войну с Британией. В конце концов, есть дипломаты, чтобы разруливать такие инциденты. И уж точно мне не почину давать советы морскому генералу, прошедшему не одну битву не только на поле боя, но и за столом переговоров. Собственно, печалило меня одно — моя собственная жизнь. Что теперь будет с моими планами насчет Тамары?
— Позвольте вопрос, Самуил Александрович? — я чуть не поднял руку, как школьник за партой.
Контр-адмирал милостиво кивнул.
— Что со мной будет?
Эсмонт рассмеялся так, как будто я чушь сморозил, не подумав. На самом деле именно так он отнесся к моим словам.
— Вот за что я не люблю шпаков, так это за вашу неразбериху в голове. От чего такие вопросы? Тебе что твой начальник Фонтон приказал? Шхуну сопровождать?
— Да, но…
— Никаких не может быть «но»! Приказано — исполняй!
— Была договоренность до Черкесии! — упорствовал я.
— И что ж? Выйдешь за ворота геленджикской крепости и потопаешь по своей надобности? — снова рассмеялся контр-адмирал. Он был явно легок на смех.
— Именно так! А если до Адлера или до Сухум-Кале морем подкинете каботажником, вообще было бы замечательно!
Контр-адмирала словно подбросило из стула. Он подскочил ко мне и тихо, боясь напугать и сбить с ответа, спросил:
— Неужто на мысе Адлер был?
— Я, Самуил Александрович, вместе с одним англичанином осенью пол Черкесии объездил. И у Гассан-бея гостил несколько дней. А мыс на пузе прополз.
Эсмонт отскочил от меня и неверяще покачал головой.