— Да! — Мария улыбнулась, прижавшись к мужу.
— Вот только Яниса мы теряем! — неожиданно посетовал Умут.
Я вздрогнул. Испугаться не успел. Заметил и озорство зятя, да и общий смех сразу смыл все страхи.
— Шайтаны! — вскрикнула единственная не поддержавшая смех Эльбида. — Тьфу на вас! Мальчик мой, не слушай их!
Прижала крестника к себе, стала осыпать поцелуями. Я все понял, тоже засмеялся.
— Не отпускает от себя?
— Еле вырываем, чтобы хоть парой слов перекинуться, обнять! — сквозь слезы от смеха произнёс Умут.
— Вы делами заняты круглые сутки! — Эльбида «намертво» вцепилась в Яниса, будто кто-то и впрямь намеревался отнять его у неё. — А ребёнку нужен уход и внимание!
Все уже буквально валились от смеха. Но Эльбида продолжала держать оборону. Все понятно. Своих детей Бог не дал. Крестник. Теперь Янис для неё — свет в окошке. Может, единственный смысл жизни. Теперь следовало опасаться не того, что Янис будет прятаться за маминой юбкой! Судя по всему, Эльбида, как вторая мать, за малейшую боль, причиненную крестнику, со свету сживет обидчиков!
— Что мы все про нас, да про нас? — встрепенулась сестра. — У нас все хорошо, брат, не волнуйся. Ты про себя расскажи.
— Да! — поддержал Умут. — Ты выглядишь, как настоящий горец!
— Про всё рассказать не могу. Не обессудьте, — предупредил вначале.
Рассказ получился на редкость дипломатичным. Он вышел похожим на те совершенно секретные досье, в которых пять шестых содержания каждой страницы наглухо заштрихованы черным фломастером. Я вдруг подумал, что даже если бы мне было можно рассказать всю правду, я все равно избежал большинства подробностей. По одной простой причине. Напротив меня сидели настолько счастливые люди, что язык не повернулся бы пугать их и заставлять переживать. К чему? Похвастать, какой я герой? Или сообщить сколько раз моя жизнь висела на волоске? Нет в таком рассказе достоинства. Так что — и я уже смеялся про себя — по итогу история моего путешествия выглядела в моем пересказе как увеселительная прогулка! Но было видно, что никто из семьи не поддался на легкость моего изложения и беззаботный тон. Все понимали причину. Так же как и то, что не нужно задавать вопросов. Никаких.
Никто и не задал. Женщины вздохнули. Мужчины прокашлялись. Ваня разлил водку.
— За то, что остался цел и невредим! И пусть Господь и дальше тебя хранит! — сказал отставной воин.
Все закивали. Выпили.
Сестра всхлипнула.
— Мария, ну что ты? Я в полном порядке! Егор, Ваня, скажите ей про мою «камеру»! — улыбнулся я.
— Курорт, Мария! — подтвердили оба. — Не волнуйся!
— Так, может, ты потом к нам приедешь? Отдохнёшь.
— Не могу, сестра! — я грустно вздохнул.
Всё сразу поняла только Эльбида.
— Ай, яй, яй, — покачала она головой и неожиданно добавила. — Бедная Афро!
Я знал, что «Афро» — это сокращенное от «Афродита». То есть речь шла о некоей девушке. Уже догадываясь, что это за девушка, все-таки спросил:
— Что за Афро? — при этом пристально посмотрел на сестру.
Сестра глаза опустила. Ну, так и знал! Даже не сомневался! У неё таверна большая, сотни посетителей, постоялый двор, княжна под боком, а она все равно ещё и брату девушку подыскала!
— Мария! — я придал голосу необходимую твердость и строгость.
— А что? Что? — Мария попыталась броситься в атаку. — Что такого⁈ Ты все время по своим горам лазаешь! У тебя времени нет. Ты же не собираешься вечно так бродить⁈ Тебе нужно осесть, наконец! Хватит! Не мальчик! Семью нужно завести! Детей!
Все вокруг опять начали тихо прыскать.
— И почему она бедная⁈ — Мария набросилась на Эльбиду.
— Потому что наш Коста, кажется, влюбился! Вы что не видите?
Все разом притихли. Я, наоборот, рассмеялся. И как не рассмеяться, когда мудрая женщина не только разгадала причину, но и выразила её почти один в один в строчке из знаменитой песни⁈ Все в нетерпении ждали, когда я перестану смеяться и сообщу им права или нет в своей догадке Эльбида.
— Это правда? — спросила сестра тоном дознавателя из застенок ЧК.
— Не о том спрашиваешь! — усмехнулась Эльбида. — Кто она?
Выхода не было.
— Грузинка.
— Ай! — сестру будто пронзила стрела!
Умут бросился её успокаивать.
— Мария! Почему «ай»⁈ — я улыбнулся. — Только сейчас не говори мне, что как грек я должен был бы взять в жёны гречанку!
Умут, заботливо поглаживавший супругу, такого выдержать не смог. Начал «булькать», сдерживая взрыв хохота. Мария тут же выдала ему нахлобучку. Правда, на турецком.
— Бессовестный! Не вздумай сравнивать! Тут совсем другое! И только попробуй засмеяться! На полу будешь спать!
Но все вокруг примерно поняли, что она выговорила мужу. А Умут, несмотря на страшную кару, ожидавшую его в случае непослушания, таки расхохотался. И смотрел при этом на Марию с гордостью и любовью! Мария для острастки несколько раз надавала ему по плечу. Успокоилась.
— Как зовут? — спросила.
— Тамара.
— Сколько ей лет?
— Восемнадцатый пошёл, — тут я не был уверен на все сто.
— Вы уже помолвлены?
— Нет. Но я дал слово. Нужно ехать, забирать Тамару. Иначе братья отвезут её в Абхазию, чтобы выдать замуж за какого-то местного князька.
— Ты так её любишь?
— Да!
Мария задумалась. Уверен, что она сейчас решила про себя, что еще не все потеряно. И может вполне так сложиться, что её креатура — Афродита — все-таки «выстрелит»!
— Хорошо, брат, — покорно согласилась. — Раз дал слово…
— А ты, надеюсь, Афро слова не давала?
— Нет, конечно! — горячо запротестовала Мария.
— Тогда почему Эльбида сказала, что она «бедная»? А?
Сестра замялась.
— Чуток лишнего наобещала, — призналась вместо сестры Эльбида. — Но не волнуйся. Мы эту проблему решим. Все останутся довольны!
— Хорошо! Дорогие, пора!
— Погоди, погоди! — Мария встрепенулась. — А ты здесь надолго?
— Пока не понимаю. Но как только освобожусь, так сразу — в Грузию, к любимой! Флотские обещали подкинуть! Но тут вилами на воде писано. Если подведут, буду искать крысиные тропы. Через Батум. Так ближе всего.
— Шурин! — Умут перестал потирать плечо. — Я тебя разочарую. Порты Батума и Трабзона закрыты надолго. Чума! Единственный вариант — это Синоп или Самсун. В Синопе много черкесов и турок из Анапы, то есть связи с кавказским берегом есть. Проблема еще в том, согласится ли кто-то плыть зимой во время штормов. Я сейчас даже в Одессу с трудом фрахт нахожу. Хотя с этим городом пора заканчивать.
— Синоп или Самсун?
— Да!
— Хорошо. Спасибо. Теперь буду знать. И думать. А с Одессой что не так?
— Они там совсем обезумели со своим порто-франко. Такие цены заламывают! Сплошное ворьё! Еще и очереди на выезд из города. Так что, ты был прав с самого начала. Нужно выстраивать новую цепочку. Прямиком через Крым! После праздников отправлюсь туда закрывать все дела.
— С таким подходом, зять, ты точно станешь апельсиновым королём!
— Буду стараться, шурин!
Сестра с трудом дождалась окончания нашей с Умутом беседы.
— Но после того как ты её заберёшь, вы должны вернуться сюда! Здесь твой дом, Коста! — настаивала Мария.
— Да, конечно. Постараюсь! — я не был уверен, что так получится, поэтому ответ не мог быть полностью утвердительным.
— Пожалуйста, брат! — сестра по привычке пустила слезу.
— Мария!
На сестру мой грозный тон подействовал не так, как я рассчитывал. Тут же слёзы потекли рекой.
— Всё, всё, любимая! — успокаивал жену Умут. — Мы будем ждать и молиться. Все будет хорошо!
Начали прощаться. Расцеловался со всеми. Теперь слезы полились у всех женщин. Мужчины держались.
— Кстати! — решил чуть остановить этот поток. — А кто остался в таверне, если вы все здесь?
— Голицына и повара дала, и пару слуг! — с гордостью сообщил Ваня. — Так она твою сестру уважает!
— Дорогого стоит! — согласился я.
…Родные мне люди постепенно удалялись.
— Семья! — закричал я.
Они обернулись.
— Запомните! Сегодня — я самый счастливый человек на Земле!
[1] Проскурин имеет в виду не лоскут каторжанина, из-за которого королей воровского мира прозвали «бубновыми тузами», а саму карту, на которой с 1820-х гг. ставилась печать с двуглавым орлом. Поэтому бубновый туз считался главным в карточной колоде.
[2] Ваня преувеличил. Выслали каждого пятого. Вообще, то была дичайшая история. Особенно ее финал. Тех, кто спровоцировал восстание, не наказали, а наградили. Например, штаб-лекарей за борьбу с чумой, которой не было. А боевого генерала, который своей волей отменил карантин, чтобы утихомирить народ, разжаловали в солдаты. И он умер от горя.
Глава 7Самый гуманный суд в мире
Наступил новый, 1837 год.
Отшумели, отгуляли рождественские и новогодние празднества. Детишки насладились шумными играми вокруг елочки, введённой в моду с легкой руки жены императора, Александры Федоровны. Чиновный и офицерский Севастополь закончил с традиционными праздничными визитами. Но скучно и тоскливо было сидельцам с «Виксена». Лишь дикий пронизывающий ветер навещал их в заключении. Известие об открытии судебных слушаний стало для Белла и Чайлдса, как ни парадоксально, лучиком света в январском мраке.
Их доставляли в старое здание Адмиралтейства (новое еще строилось) на Корабельной стороне. Хотя имелась дорога по суше, везли на шлюпке, чтобы исключить возможность посторонних контактов. Допрашивали в присутствии трех капитанов, назначенных судьями, и секретаря. Я переводил.
Сам был рад вырваться с опостылевшей гауптвахты, хоть и в сопровождении вооруженного матроса. Наелся сидением в четырех стенах, покрытых шаровой серой краской. Проскурин уехал в Одессу еще перед Рождеством. Греки изредка навещали, но гораздо реже, чем хотелось. У Марии в таверне была горячая пора из-за наплыва гостей Голицыной, навещавших ее на праздниках. В общем, душа просила любой смены обстановки.