— Зачем вы пришли в наши земли, достойные слуги русского падишаха? Зачем убиваете наших людей?
— Турецкий султан подарил нам эти земли! Об этом в Адрианополе заключен договор, — бесстрастным тоном ответил Розен. Чувствовалось, что он произносит эту фразу в стопятьсотый раз.
— Выйди во двор и забери птичку на ветке дуба. Я дарю ее тебе! — усмехнулся убыхский вождь.
— Вам следует покориться! Те, кто присягнул нашему Государю на верность и обещал стать мирным, приобрел выгоды — неприкосновенность религии и обычаев. Те же, кто будут противиться силе нашего оружия, пожалеют и испытают самые пагубные для них последствия!
Берзег спорить не стал. Объяснил, что много погибло князей и старшин. Теперь некому увещаниями остановить сопротивление. Зато поводов для мести прибавилось многократно.
— А как же вы, уважаемый князь? — с насмешкой спросил кто-то из высших офицеров. От меня они заранее узнали, кто прибудет на встречу — когда вел переговоры о пропуске в лагерь.
Берзег понял, что его инкогнито раскрыто, но оправдываться не стал.
— Я прикажу своим людям разойтись по домам за реку Соча. Что ж до остальных, надежды на успех нет. Соседние племена джигетов желают сражаться до конца. Они говорят: если нам не хватит людей, мы пойдем их искать во чреве наших матерей и вручим им оружие в руки, чтобы продолжать с вами войну.
— Быть может, непримиримость джигетов смягчит золото? Мы можем заплатить за землю, которую заняли.
— Я передам им ваше предложение, большой генерал!
Он сказал так с легкой насмешкой. При желании можно было перевести и по-другому: как «толстый генерал». Розен со всей очевидностью страдал излишней полнотой.
— Сейчас вас проводят в другую палатку, где вы найдете наши подарки. Выбирайте, не торопясь!
Меня попросили задержаться. Берзег, покидая палатку, хмуро на меня зыркнул, но смолчал.
Розен не стал тянуть время, понимая щекотливость моей ситуации:
— Контр-адмирал Эсмонт мне объяснил, кто вы такой. Что скажете про Берзега?
— Хитрый и изворотливый сукин сын. Не верьте его лживым речам. Единственное, что он хочет, — это потянуть время.
— Не склоняют ли его к сопротивлению английские агенты? До нас дошли слухи, что они могут быть в лагере.
— Пока там лишь один — Белл. Ожидается и второй. Лонгворт.
— Ах, как неловко вышло, — воскликнул Розен. — Я уже написал Его Сиятельству графу Чернышеву, что Бель в Трабезонде! Ну, что ж! Как вышло — так вышло. Менять ничего не буду.
— Примите пистолет и золотое кольцо обер-офицера Марлинского. Он погиб от русской картечи. Я столкнул его тело в воду, чтоб над ним не надругались. Надеюсь, вы нашли его?
— Час от часу не легче! — всплеснул руками барон. — Никого мы не нашли, а посему объявим прапорщика Бестужева без вести пропавшим. Конечно, Государь будет доволен[1]. Но в Петербурге у Бестужева многочисленная родня. Еще пойдут разговоры, что мы его нарочно убили, коль погиб от картечи! Ах, как нескладно вышло! — снова повторил наместник Кавказа.
Нескладно? Нелепо? Скорее омерзительно! Вечно начальство пытается выдумать себе оправдания или попу свою прикрыть недомолвками. Еще и слухи пустит, что Марлинский перебежал к горцам! Вышестоящему ничего не стоит оболгать честное имя офицера ради карьеры.
— Вы, голубчик, ступайте, чтоб старик-черкес ничего не заподозрил. Или оставайтесь в лагере.
Я категорически отказался.
— Тогда запомните, — напутствовал меня Розен. — В Тифлисе вас ждет новый начальник секретной части. Полковник Хан-Гирей. Постарайтесь поскорее до него добраться.
Я вышел из шатра в скверном настроении. Оно еще более усилилось из-за подозрительных взглядов Берзега, так и не польстившегося на русские подношения. Стоило нам покинуть лагерь русских, он накинулся на меня с вопросами:
— Что они от тебя хотели?
— Золото сулили за службу! Но я отказался.
— Не верю я тебе, урум! Сегодня же покинешь лагерь! — сказал, как отрезал, вождь Конфедерации и, отвернувшись, умчался на своем белом коне.
Как я мог забыть поговорку, которую придумал поляк, раб моего кунака? Подозрителен как черкес — кажется так?
Нокаут, Коста! Ты сам, своими руками, уничтожил последнюю возможность бескровно решить свое дело! Теперь оставался лишь силовой вариант. Похищение невесты! Любимая практика горцев. Правда, в их случае это чаще просто игра, заранее срежиссированное действие. Мне же предстоит все сделать по-настоящему. Только хардкор!
Отправился разыскивать Молчуна и кунака — единственных людей, кто мог бы мне помочь. Быть может, они смогут еще кого-то подтянуть, чтобы усилить наш отряд?
Эти братишки-убыхи — серьезные ребята. Легко с ними не справиться. Пора подумать о дальностреле и шашке. Хватит притворяться неженкой. Коль пошла такая пьянка, режь последний огурец! В смысле, начинай выполнять, что сам себе обещал в ущелье в первом бою! Стань, наконец, Зелим-беем не на словах, а на деле!
Так, то коря себя, то теша обещаниями — все смогу, все преодолею, — бегал до темна по лагерю в прибрежном адлерском ауле в поисках нужных мне людей. Они как сквозь землю провалились.
Вместо кунака и Джанхота столкнулся в узком переулке с Беллом. Руки так и чесались свернуть ему шею, но я сдержался. Не время сводить счеты!
— На ловца и зверь бежит! — радостно воскликнул Белл. — Я искал вас! По долгому размышлению понял, что в ваших словах есть доля истины. Но отступать не в моих правилах. Нужно ехать на север и воодушевлять людей. Все говорят, что арест «Виксена» породил у горцев уныние! Только представьте, как они будут счастливы видеть нас обоих живыми, невредимыми и на черкесской земле!
— Вынужден отказать! Мой путь лежит на юг, — хмуро буркнул я.
— В таком случае буду просить вас об услуге! Внезапное появление русского флота у мыса Адлер несколько спутало мои планы. Мне никак не получить писем из Константинополя. Уверен, все торговцы, которым поручена моя корреспонденция, пристают к берегу в районе Сухума или Бамбор. Если окажетесь там, наведите справки: быть может кто-то выйдет с вами на связь. Вы — личность уже известная!
От грубого отказа Белла спас Курчок-Али. Сам меня окликнул, внезапно выскочив из-за ближайшего палисада.
На мой вопрос, не видел ли он моих друзей, пожал плечами.
— Я провожу, — предложил.
Выдвинулись в горы. Окончательно стемнело. Вскоре пришлось смастерить факелы и ехать по лесной тропинке в их неровном пляшущем свете, настороженно вглядываясь вперед, чтобы не остаться без глаз.
Меня уже откровенно напрягала эта поездка. Что если Берзег отдал княжичу распоряжение разделаться со мной?
Еще больше укрепился в своих подозрениях, когда прибыли на место. В полной темноте выделялось чернеющее пятно на земле. Провал почти круглой формы.
Ночную тишину разорвал отдаленный лающий вой шакала. От неожиданности и напряжения у меня мурашки по спине пробежали.
— Зачем мы здесь, Курчок-Али? — спросил севшим голосом.
— Так надо, Зелим-бей! Просто доверься мне!
Он снял с коня моток толстой веревки. Крепко привязал один конец к мощному буку. Другой сбросил в провал.
— По преданию там, в полной темноте, живет страшный демон, — принялся рассказывать княжич страшилку, наподобие тех, что рассказывали дети в пионерлагерях. Только здесь все было по-настоящему. — Он питается человеческими душами, высасывая их до последней капли. Тебе — туда!
— Что за бред ты несешь, княжич⁈
— Это не бред, Зелим-бей! Я же сказал: так надо! Доверься!
Я бросил факел на каменистую землю. Еще раз оглядел Курчок-али. Он был спокойно-торжественен. Что-то тут было не так! Ну, не мог княжич нанести мне в спину предательский удар после того, что я сделал для его семьи.
Я глубоко вздохнул. Мысленно перекрестился. Ухватился за канат и стал спускаться вниз. Словно погружался в липкую бездну. Как ныряльщик, входящий в слой воды, до которого не достигали лучи света.
[1] Тело Бестужева-Марлинского так и не было найдено, что породило множество версий его гибели или дальнейшей жизни. Порою самых фантастических, достойных приключенческого романа, вплоть до такой: мол, его увез цыганский табор! Николай I его люто ненавидел. Несмотря на все ходатайства о смягчении участи бывшего декабриста, приказывал держать его подальше — там, где он меньше всего мог навредить.
Глава 16Соприсяжное братство
С моими существенно возросшими физическими кондициями спускаться было несложно. Но страшно! Звуки ночного леса как отрезало. Сколько ещё сползать вниз — непонятно. Видны ли звезды на небе, не мог заставить себя проверить. Задирать голову вверх, когда перебираешь канат руками, абсолютно не айс.
Внезапно достиг дна. Пошевелил ногой мелкую каменную осыпь, пытаясь хотя бы на слух определить, что меня окружало. И тут же услышал знакомые звуки и многочисленные вспышки, разорвавшие темноту. Вокруг щелкали спусковыми крючками пистолетов, высекая искры и поджигая бумажные свечи, а следом и факелы. Свет от горящих сосновых веток, расщепленных и набитых стружкой, озарил огромную пещеру со сводчатым потолком.
Я стоял в центре широкого круга, который образовали два десятка воинов. Полуголые, а некоторые и босые — не только без чувяк, но и без ноговиц, — они молча смотрели на меня. Среди них увидел Таузо-ока и Джанхота, не проронивших ни слова, чтобы поприветствовать меня.
Пауза затягивалась. Чувствовал себя крайне неуютно под чужими взглядами. Добрыми или любопытными они не казались. Скорее напряженными. И теперь сходящимися на точке справа от меня. Там, где стояла прислоненная к обломанному древнему римскому кресту плита с сохранившейся цифрой семь. Перед ней располагалась круглая площадка с утрамбованной землей, выровненной песком.
На эту мини-арену вышел пожилой горец — стройный, несмотря на возраст, и уверенный в себе. Единственный из собравшихся, кто остался в черкеске. Высоким голосом он затянул заунывную песню. Каждый куплет завершался общим выкриком «Ри!» или «Ра!» от собравшихся, топавших правой ногой в такт.