— В первый раз што ль? Енти тут не за орехами заявились.
— Ладно! На первый раз прощаю! Будем считать, что проявил разумную инициативу, сообразуясь с обстоятельствами и знанием местных традиций войны.
Сенька удивленно похлопал глазами, но спорить не стал.
— Цекери! Ты чего застыл? — окликнул я впавшего в ступор Пшекуи-ока.
— Как же так? — пацан чуть не плакал.
— Что «как же так»?
— Соседи! А мы их насмерть! За минуту!
— Цекери! Мы тут вообще-то на войне, а не у тещи на блинах… эээ… ну, не на празднике. Так понятнее?
Юному воину понятно не было. Поэтому все дорогу до долины реки Вайа пришлось ему втолковывать новую политику партии. Его потрясение сменилось на отрицание. Потом кое-что стало доходить.
— В общем, так, оруженосец! Или мы с тобой расстаемся в твоем ауле. Или ты принимаешь мои правила игры. И ее цель. Она — в том, чтобы попытаться уменьшить боль и страдания простых людей. Спасти тех, кому не нужна эта война. Вот и выбирай. Но мне нужна твоя помощь!
Цекери загорелся. Я разъяснил ему, как будем действовать. Исподволь станем расспрашивать людей об их настроениях, распределив роли. Один из нас расскажет про потери на войне и усталость от нее. Другой — о возможном решении. Если встретим непонимание, сразу сворачиваем агитацию.
В первом же ауле, где проживали земляки Цекери, нас ждало разочарование. Разговор пошел не так, как я планировал.
Недалеко от берега широкой реки, впадавшей в Черное море, в ложбине между холмами пряталась деревушка из шести домов. Вполне себе зажиточная, а не то нищее захолустье, что мне нарисовал Цекери, повествуя о долине Вайа. Милые беленые коттеджики с газончиком и фруктовыми деревьями. Вокруг поля, взбиравшиеся до вершин возвышенностей, и виноградники, создававшие приятный контраст угрюмой местности на побережье с голыми скалами и малярийными болотами. И вино! Да-да, здесь угощали белым вином. Мои спутники, да и я сам, с удовольствием пропустили по два-три стакана.
— Что будете делать, если русские придут? — спросил я хозяина.
— Что они тут позабыли⁈ — удивился местный житель. — Я один из немногих, кто может похвалиться достатком. Повезло мне с местом. В отличие от большинства!
— Река! — подсказал я. — Турки приплывают. А русские борются с контрабандой. И не хотят, чтобы чуму из Турции завезли.
— Чума — беда! — признался хозяин. — Много недавно натворила. Пол нашего племени от нее вымерло. А с русскими воевать нам тяжело. За лето столько народу погибло! Отправились соседям помочь в долину Пшады. И не вернулись!
— Вот я и говорю: русские придут, нужно или договариваться, или уходить. Например, к хакучам.
— Молодежь любит войну, — рассудительно сказал хозяин. — Ее не остановить. А тем, кому свой дом милее, сейчас трудно. Ездят тут всякие! Требуют присоединиться к клятве. С русскими не торговать. И сражаться с ними. Кто отказывается, могут дом сжечь. А кто нарушает, тех на суд волочат и штрафуют.
— Кто же вас так застращал?
— Был весной у нас англичанин. Якуб-бей. Все упрашивал: объединяйтесь! С кем⁈ У меня кто-то кобылу украл. На черта кому-то кобылы? Разве что, твоему слуге, — усмехнулся шапсуг. — То убыхи баловали, уверен. И как мне с ними объединяться?
— Разве англичанин мог тебе угрожать? — спросил я, а про себя чертыхнулся. Активность Белла меня огорчала.
— Якуб-бей? Нет, он хитрый. С ним народу разного толпа. И угрожают. Если, мол, не подчинишься общему решению, накажем.
— Испугался?
— Испугался! — честно признался хозяин. — Вон, Индир, пшихан Пшады. Он с русскими заигрывал. Так от него половина народу сбежала. А потом пришел «красный генерал» — и всю Пшаду разорил. Нет больше владетеля Индира. Остался голодный и злой волк. Собирает узденей с русскими воевать.
— А ты?
— А что я? Придут сюда — буду воевать. Тут мне есть что защищать!
Вот и поговорили. Как переубедить, что нужно спасаться?
Добрались до селения местного князя. С ним и поговорить не вышло. Был пьяным. Недавно жену потерял, а с ней и голову, когда узнал, что все сыновья погибли. Сидел в руинах генуэзской крепости на большом каменном троне внутри круглого помещения без крыши. Смотрел на нас пустыми мутными глазами. Что-то ему втолковывать было бесполезно.
Зато в доме Пшекуи-ока нас приняли как королей. Его мать с меня пылинки сдувала. Не знала, чем угодить. Еле отбрехался от подарков, согласившись лишь на несколько обновок для моих «бродяг»
Молодёжь сбежалась на меня поглазеть. Потом Цекери полночи где-то пропадал. Не иначе как хвалился подвигами. Вдохновлял на путь спасителя! Утром к нашему отряду присоединились трое. Смотрели на меня преданными глазами, ожидая отказа. Но я решил погодить их прогонять. Проверю пацанов в деле, а там будет видно.
До Тоапзе добрались за восемь часов. Миновали по дороге строившийся блокгауз из бревен и земляных траншей. Побережье готовилось к бою. Летом ожидали русских в гости. Первый визит уже состоялся. Небольшой десант, отправленный сжечь корабли турок-контрабандистов. Был отражен с большими потерями. Но и русским задали перцу. Если бы не корабли прикрытия, им бы пришлось несладко.
Тоапзинцы были настроены решительно. Как всегда, рулила экономика. Удобная дорога до Абадзехии определила судьбу порта, как нового главного узла торговли с Турцией. Невольничьи базары Стамбула жаждали нового товара. Чтобы их наполнить, вдоль реки алчные турки выстроили сотню убогих хижин. В каждой сидели пленницы в ожидании отправки. Их хозяева вприпрыжку бросались к караванам, спускавшимся с гор, чтобы первыми завладеть вожделенным «живым» товаром. Серебро и рулоны с материей переходили из рук в руки. Тоапзинцы были всем довольны. Они выбрали бой. Скорее не за честь, а за то золото, что осядет в их карманах, если порт отстоят. Говорить о спасении тут было не с кем.
Чем дальше мы продвигались на север, тем чаще звучало имя Якуб-бея. И Надир-бея. Я догадался, что так прозвали Лонгворта. Он уже должен был соединиться с Беллом. Они на пару развернули активную деятельность. Их слуги, греки, включая помеченного мною Георгия Луку, постоянно проезжали по побережью. Развозили письма-воззвания. А один странный тип из той же компании собирал по аулам захваченные у русских орудия. Он обещал подготовить для горцев собственную артиллерийскую часть. Меня все это откровенно напрягало. Пора было наведаться в шпионское гнездо англичан, спрятанное где-то в окрестностях Анапы. Или выжечь его каленым железом, или парализовать его деятельность. Дискредитировать. Мне казалось, что ничего сложного в этом не будет. Где обещанный английский флот⁈
Разговоры об англичанах, их кораблях и их короле вызывали у горцев странную реакцию. Все продолжали надеяться и верить. Говорили, что англичане — их последняя надежда после предательства султана. Что флот не может не прийти. Что постоянно прибывают корабли с порохом и свинцом. Я не спорил. Лишь время от времени бросал фразу:
— А вдруг — нет! Что тогда?
Легковерные горцы лишь пожимали в ответ плечами. Говорили про какие-то съезды-собрания старейшин, на которые съезжались все кому не лень. Про регулярно зачитываемые там письма от Сефер-бея и Дауд-бея. И Уркварта Черкесия не забыла. Превозносила как героя, который всех объединил.
Правда, объединение выходило какое-то странное. Поговорить сообща — это запросто. А вот коллективный отпор организовать — это проблема. Еще в Тифлисе я слышал любимую фразу генерала Вельяминова: «на моей стороне черкесский генерал-интендант». Он намекал на то, что снабжение крупных отрядов горцы организовать так и не смогли. Вот и продолжали воевать мелкими группами. В результате, за летнюю кампанию у русских появились два новых форта на побережье — Новотроицкий в долине Пшады и Михайловский на реке Вулан.
Проезжая в этих местах, нельзя было не заметить следы прошедших боев. Толстые стволы деревьев, изрешеченные пулями. Сожжённые аулы. Жители пострадавших селений внимательнее прислушивались к моим словам о возможности спасения. Быть может, кто и задумался. Если доживет до следующей осени, решится на переселение к хакучам. Кто знает, как все повернется?
Русская экспедиция задела горцев куда сильнее, чем новопостроенные укрепления. Разорение и гибель близких многих потрясли. А форты? На них смотрели презрительно. Местные гарнизоны сидели за земляными валами и постреливали из пушек. Отогнать у них лошадей или скот, захватить пленника — нормальная практика и способ дать молодежи выпустить пар.
Я сам убедился в бесполезности русских укреплений, проехав мимо них на расстоянии пушечного выстрела. Юные вайцы не удержались и промчались поближе. Дразнили пушкарей. Сидевшие в наблюдательных пунктах горцы приветствовали их одобрительными криками. Из крепости бахнуло орудие, расплескав грязь в местном болоте и разогнав лягушек. Чушь, а не форт, прости господи!
В окрестностях Геленджика завел об этом разговор с владельцем дома, согласившимся нас принять. Сидели в кунацкой, развесив оружие на стенах. Мои «слуги» ждали своей очереди отведать угощения.
— Скажи мне, уважаемый, есть ли какая угроза от русских крепостей?
Старый, 80-летний шапсуг, все продолжавший воевать, честно ответил:
— Урусы лишь закрыли те реки, на берегах которых разместили свои гарнизоны. Но разве мало рек по соседству? Турки как приставали к нашему берегу, так и пристают.
— А если чуму завезут?
— Каждый капитан клянется на Коране, что у него на борту все здоровы.
Да уж, нечего сказать! Лучший в мире санитарный кордон!
— Как думаешь, уважаемый, зачем тогда русские ставят свои крепости? Не для того же, чтоб нас потешить?
Старик задумался.
— Много раз толковали о том. С теми, кто постарше и помудрее, кто все видит иначе, чем вы, у кого бороду не покрасило в цвет снега.
— И что же придумали мудрейшие?
Старик затянулся своей маленькой трубкой, отделанной серебром.
— Место столбят!
— Как собаки что ли? Метку на столбе ворот?