Лонгворт хвалился своими подвигами. Как он отправлялся на вылазки с горцами. Как стоял под ядрами русских. Такой глуповатый юнец, не наигравшийся в войнушку.
Паоло пил много и молча. Под конец, когда бутылка показала дно, резко вскочил. Нагнулся ко мне и схватился за отвороты черкески.
— Я узнал тебя, сволочь! Ты русский шпион!
[1] В социальной структуре общества адыгов крепостные присутствовали, как и свободные крестьяне. С ними нельзя было обращаться как с вещью. Поэтому упоминаемые в «Дневниках» Дж.С. Белла «крепостные», которых привозили в подарок или продавали/отдавали в уплату штрафа, — никто иные, как рабы. Очень не хотелось шотландцу получить на родине упреки за помощь рабовладельцам.
Глава 20Сколько быков стоят порубленные жопы?
У Венерели были на редкость сильные пальцы. Мне никак не удавалось их отцепить. Он тяжело дышал, со свистом втягивая воздух. Белл и Лонгворт вскочили из-за стола и бросились нас разнимать.
— Как напьется, вечно начинает шпионов ловить. Вы уж его извините, Коста, — причитал Белл. — Зная ваш характер, уверен, полезете в драку. Бессмысленно! Он ничего завтра не вспомнит. Пьян как поляк, — передразнил Йода-бей своего подельника.
Паоло усадили обратно на стул. Он свесил голову и бессмысленно водил перед собой руками, будто нащупывал путь в темноте. Бормотал что-то по-итальянски.
Белл позвал Луку. Отдал распоряжение. В его небольшой домик в мокром осеннем саду зашли несколько поляков — совсем юнцов. Они взгромоздили на плечи своего начальника и куда-то унесли.
— Шпиономания — у него в крови, — пояснил Лонгворт. — К сожалению, в окрестных аулах жирную почву предательства обильно унавоживает русское золото. Мы то и дело слышим о поимке очередного лазутчика. У подобных типов постоянно находят письма.
— Как с ними поступают?
— Расстреливают!
— Странно. Я слышал, что у адыгов нет смертной казни. Изгнание, убийство во время кровной мести, а лучше штраф в виде быков — вот их метод.
— Если и есть что-то, в чем я убедился, — с горечью признался Белл, — так это в том, что у адыгов провозглашенные принципы и их практическое применение очень далеки друг от друга. Одна из проблем, мешающих подлинному объединению горцев в текущую минуту — старая вражда дворян с простым народом. Его лидер, Чорат-ок Хамуз, богатый и влиятельный, несмотря на низкое происхождение, завел жестокую ссору с самым важным человеком из рода Абат, по имени Бесни. Совершенно его разорил наветами, за которыми следовали налетами, изнасиловал его жену, захваченную в плен, и поклялся извести под корень весь знатный род. В ответ множество дворян из других семей стали нападать на владения Хамуза. Натухай заражен этой застарелой политической гангреной, излечить которую способна лишь ампутация.
— Канла! — подтвердил я. — Я насмотрелся примеров ее жестокости.
— Если бы только кровная месть… Мы не можем уговорить вождей держать постоянную армию. Покончить с воровством друг у друга. Прекратить сношения с русскими не на словах, а на деле.
— Нам обещали, что после жатвы нам покажут, насколько высок боевой дух адыгов. Я жду нового набега, чтобы к нему присоединиться, — воинственно вскричал Логнворт.
«После жатвы! Ха-ха. Оригинальный способ вести войну!» — хмыкнул я и прервал поток жалоб Белла и хвастовство журналиста вопросом:
— Что со снабжением моего отряда?
— Здесь много проживает турок, сбежавших из Анапы. Продолжают приторговывать. И готовы поставить товары в кредит. Только не пугайтесь цен.
— Когда нам принесли первый счет, мы решили, что разорены, — загадочно рассмеялся Лонгворт.
— В чем секрет?
— Здесь все мерят не деньгами, а локтями бумажной материи. Напишите в векселе: передать в Константинополе подателю кредитного поручения сумму, равную стоимости такого-то количества тканей. Поразитесь дешевизне своих закупок!
— Вы же журналист! Как вы разобрались в столь хитрой торговой механике?
— Одно другому не мешает. Я привез с собой целый корабль товаров и неплохо расторговался, — самодовольно пояснил Лонгворт.
«Шпион, продажный писака, военный авантюрист и торгаш — Боже, что за дьявольское сочетание! И его компаньон — пьяница-поляк, артиллерист-любитель и параноик со стажем. Великая Британия умеет находить редких типов, чтобы защищать свои интересы!» — подвел я итог нашему знакомству.
«Редкие типы» лихо защищали, в первую очередь, интересы личные. В этом я убедился, пообщавшись на утро с турками. После тяжелой ночи в кунацкой Шамуза, где мне на голову свалился комок мокрой глины со стены, я был раздражен и не склонен к долгой торговле. Купцы это оценили. Жаловались мне на скаредность англичан. И снабдили меня всем необходимым, включая коней для моего отряда.
Турки остались крайне довольны сделкой. Мне же было плевать. Пускай Стюарт платит! В подобной афере я находил даже некоторое изощренное удовольствие. Представив себе вытаращенные зеньки человека-акулы, я рассмеялся.
— Чему радуетесь? — недружелюбно окликнул меня хмурый, злой и помятый Паоло. — Пойдемте. Я познакомлю вас с Шамузом. Он ждет.
Накануне мы грубо нарушили законы гостеприимства, не представившись хозяину. И лишили его возможности угостить меня и моих людей достойным обедом. Он мягко попенял мне за бестактность. Решил исправить упущение и угостил на славу. Его домашние выставили для меня и моих людей 45 блюд на низких столиках. Не то, что все съесть — попробовать все блюда нам оказалось не под силу.
Покончив с трапезой, я смог поговорить с Шамузом без лишних ушей. Англичан на обед не приглашали. Мои люди нам не мешали. Вышли из кунацкой, сгрудившись у дверей, чтобы ничто не отвлекало нас от беседы.
Послушав хозяина, я открыл для себя, что за его велеречивыми цветастыми оборотами скрывается явное преувеличение успехов черкесов. Его послушать, так Вельяминов едва ноги унес за Кубань. По всему выходило, что старик ездил англичанам по ушам. Рисовал им воодушевляющую картинку. Любую мелкую стычку, захват стада или пленного выдавал за великую победу. Всё, лишь бы англичане слали в Константинополь хвалебные реляции и не соскочили с крючка. Я видел в этом скорее отчаяние. И хитрый способ поправить свои дела.
— Достойнейший! Мне сказали, что вас называют правой рукой Хаджуко Мансура. Что случилось с Аслан-Гиреем и его тестем Махмудом, чьим советам я многим обязан?
— Оба погибли, — признался Шамуз. — Много храбрейших дворян, великих воинов, пали этим летом в боях.
— Я был на Адлер-мысе во время русского десанта. Та же беда! Не только уздени, но и князья сложили свои седые головы в битве, — добавил я, не скрывая скорби. Бедный старик Махмуд. Он так гордился зятем и боялся за внуков.
Шамуз замолчал. Смотрел на меня из-под кустистых бровей, догадавшись, что меня на мякине не проведешь. Пытался уловить оттенок недовольства на моем лице. Я демонстрировал каменное спокойствие.
— Мы каждый раз с нетерпением ожидаем новых писем из Константинополя, — неожиданно признался он, снова впиваясь взглядом. Он словно ожидал увидеть смятение или беспокойство. — Они очень для нас важны. И волнительны. Объединяют нас. Многие собираются вместе, чтобы их послушать.
Какой-то скрытый подтекст таило в себе это признание. Я не мог уловить намеков старого шапсуга. Обо мне что-то написали такого, чего стоило опасаться?
— Мистер Белл тоже много пишет, — ответил я и закинул удочку. — Вопрос — кому?
«Подозрителен, как черкес», — раз услышанная поговорка крепко врезалась мне в память. Я планировал разыграть эту карту максимально эффективно. По-моему, Шамуз крючок заглотил.
— Вчера в ближайшей бухте, в двух часах езды отсюда, к берегу подходила шлюпка с русского корабля. Просили барана в обмен на соль. Врали, что голодают. Их пытались заманить в ловушку, обстреляли, но русские сбежали.
— Я должен немедленно осмотреть местность!
— Что-то подозреваешь? — всполошился старый вождь.
Мы отправились в бухту большим отрядом. Я прошелся вдоль берега. Нашел какие-то брошенные сходни, кострище, сломанные кусты.
— Кто-то оставлял для русских секретные знаки! Здесь была тайная встреча!
Я ткнул в переплетение веток в подтверждение своих слов. Знаки то были или просто кто-то развлекался, понять было трудно. Но Шамуз купился.
— Предатели указали врагу кратчайшую дорогу к моему дому! Нужно срочно увозить англичан!
Мы вернулись в аул. Белл всполошился. Конечно, ему не улыбалось бежать в неизвестность, в холодные, залитые осенними дождями и продуваемыми ветрами из России предгорья, оставив обжитое место. К нему стекались визитеры и просители. Проинструктированный Спенсером, он пытался оказывать квазиврачебную помощь и даже заработал нечто вроде славы великого лекаря. И теперь по моему слову вынужден отправляться в скитания. Я назвал свою шутку «Привет от Тамары». Она тоже любит меня гонять.
Выехали на рассвете следующего дня. Прилично удалились. Стали подыскивать деревушку, чтобы переночевать. Но таковая нашлась нескоро. Не все были готовы давать приют столь большой, а значит, прожорливой, группе. Один пастух предложил нам свою скромную хижину, обещав зарезать двух баранов. Какой-то знакомый Шамуза пообещал принять нас завтра, когда все достойно подготовит. Кое-кто лишь качал головой, сетуя на бедность.
Приют нашли лишь к вечеру у богатого армянина, аталыка сына Мансура. Нас разместили в большом двухэтажном доме — первом подобном, который я встретил в этих краях — и под примыкавшими к нему навесах. Пять конвоев — мой, англичан и Мансура — элементарно не поместились бы даже в таких хоромах.
Я пошел ночевать к своим, хотя мне предложили устроиться вместе с греками-слугами. Их статус уже поднялся до драгоманов, да и снобизмом я не страдал. Просто невместно мне делить комнату с теми, кого считал предателями. Особенно, с Лукой.
Он про меня не забыл. Как забрался под навес, мои ребята оповестили: