Фантастика 2025-35 — страница 238 из 1328

ИНТЕРЛЮДИЯ II. Галактическая энциклопедия. Корабли, станции и звания.

Я очень много говорю про корабли и станции — поэтому коротко о них, а затем вернёмся в то злополучное кафе.

0 класс — необитаемые аппараты до 1 метра.

1 — шлюпки, челноки, капсулы до 10 м, от одного до 50 человек.

1а — необитаемые / автоматические аппараты /спутники/почтовые станции от 1 до 50 метров, либо станции с временным посещением

2 — яхты, шхуны, истребители, штурмовики, среднемагистральные лайнеры, челноки 10–80 м, не больше 30 м в ширину (с возможностью посадки). 2 — 200 человек (2 тыс. с пассажирами у челноков и шхун)

3 — фрегат, корвет, лайнер 80–200 м, не больше 50 м в ширину (с возможностью посадки) 10 — 1 тыс. человек (10 тыс. с пассажирами)

3а — малая орбитальная станция или обитаемый астероид 50 — 200 м, от 0,002 до 5 тыс. человек.

4 — эсминец, баркас, сухогруз, лайнер 200 — 500 м, не больше 100 м в ширину (с возможностью посадки), 20 — 5 тыс. человек (100 тыс. с пассажирами)

5 — крейсер, малый космодром, малый дальнемагистральный транспортник, 0,5 — 1 км, не больше 200 м в ширину (с возможностью посадки), 100 — 10 тыс. человек (0,5 млн пассажиров у транспортника)

5а — средняя орбитальная станция или обитаемый астероид 0,2–1 км (без возможности посадки), 100 — 5 млн человек

6 — тяжёлый крейсер, танкер-сухогруз, средний транспортник, 1–2 км, не больше 400 м в ширину (с возможностью или без возможности посадки), 500 — 20 тыс. человек (1,2 млн пассажиров у транспортника)

7 — орбитальный грузовоз, большой транспортник-ковчег, малый летающий космодром, флагман, 2–5 км (без возможности полной посадки), 1 тыс. — 50 тыс. человек (3 млн человек. с пассажирами у транспортников)

7а — большая орбитальная станция или обитаемый астероид от 1 до 10 км, (орбитальный сборки или блочной земной сборки, без возможности посадки), 10 — 1000 тыс. человек

8 — летающий город, летающий завод, средний летающий космодром, 5–10 км (без возможности полной посадки, с возможностью подпространственного погружения) 5 тыс — 100 тыс. человек (5 млн. человек.)

9 — космический / орбитальный город / большой космодром, от 10 км (орбитальной сборки, без возможности посадки, но с возможностью погружения). 50 — млн. человек.

9а — малонаселённый орбитальный город / орбитальная плантация, от 10 км (орбитальной сборки, без возможности посадки, с возможностью или без возможности подпространственных погружений). 10 чел. — 50 тыс. человек.

10 — обитаемый астероид от 1 км (орбитальное строительство, без возможности посадки и подпространственного погружения). От 30 тягловых и гравитационных востроскруч, 5 чел. — 10 млн. человек.

11 — космический материк, объединение орбитальных городов от 50 км и больше, население 1 млн — 100 млн. человек. В силу уязвимости встречается только на Периферии и у отсталых держав (Шамбала, Новгородская Иерархия, Дальний Восток)

Космический населённый пункт — в соответствие с Московским Транспортным Протоколом населённое людьми пространство в космосе, первичная единица расселения людей в пределах одной космической территории (город, поселение сельского типа, посёлок).

Город(космической город, планета городского типа, планетарный мегаполис — уст.) — крупный (свыше 1 млн. человек) населённый пункт на каменной планете или на планете-океане, обладающей постоянной или временной атмосферой, пригодной для нахождения человека без скафандра. Имеет развитый комплекс хозяйства и экономики, является скоплением архитектурных и инженерных сооружений, обеспечивающих жизнеобеспечение населения. Города обычно подразделяются на районы (макрорайоны), дистрикты, территории или материки.

Деревня(космическое сельское поселение) — населённый пункт подземного, купольного, купольно-кольцевого типа на карликовой планете, спутнике, астероиде, либо планете, непригодной для создания городского поселения населением меньше 10 млн. человек. Чаще термин применяется к населённым пунктам в звёздных системах, не имеющих городов. Нередко после терраформирования планеты сельское поселение может перейти в статус городского.

Посёлок – населённый пункт на планете с временной атмосферой населением меньше 10 млн. человек, либо искусственно-построенный посёлок в открытом космосе (орбитальный, космический — межзвёздный — см. Посёлки на космических заводах и космоносцах). Статусом посёлка в соответствие с СМТП обладают также космические материки населением свыше 10 млн. человек.

Корабельная иерархия в Секторе Московского Протокола (с поправками разрядов Республики Челябинск)

Иерархия офицерских должностей:

Адмирал (1–3 ранга)

Капитан (1–6 ранга)

Старпом/штурман/боцман (1–6 разряда)

Лейтенант (1–6 разряда)

Мичман (1–3 разряда)

Старшина (1–3 разряда)

Матрос (1–12 разряда)

Юнга (помощник матроса) (1–13 разряда)

Кандидат в помощники юнги (студент)

Кандидат в младшие помощники юнги (шутейное про новорождённых детей офицеров)

Глава 13. Дина номер один

Возраст: 18 лет

Уровень стресса: выше нормы, рекомендован отдых.

…- Ты тоже любишь итальянскую кухню?

Она была не то, чтобы сильно красивая, но вполне милая и весьма интересная. Не знаю, наверное, я тогда слегка влюбился — собственно, это не так важно. Пока мы шли через весь зал к столику, подсвеченному большой стрелкой, я в очередной раз разглядывал её худые ножки в несуразном и уже давно вышедшем из моды полосатом платье.

Смуглый цвет кожи выдавал в ней не то мулатку, не то метиску. Таких было немало на этом провинциальном купольнике Хайфа-6, на который между рейсами меня закинул папаша, и где существовал единственный в системе филиал Иерусалимской Высшей Академии.

* * *

Наверное, стоит упомянуть, как я вообще оказался в месяце пути от дома, да ещё и в итальянском ресторане.

За полтора года многое произошло. За холодильники нам выписали по четыреста пятьдесят трудочасов — срезали полтинник за то, что отдали довозить их другой бригаде. Цсофику осудили условно, как и предполагал батя, наложили штраф в минус три тысячи трудочасов и выдали жилплощадь — пятьдесят квадратных метров в новостройке для модификантов. Пошла учиться не то на медика, не то на космобиолога.

Мне выдали благодарность и взяли в члены профсоюза. Мы же с батей ещё четыре раза слетали до Камы и обратно, возили те же холодильники, пылесосы и прочую бытовую дребедень, напичканную драгоценностями. За исключением пару внеплановых досмотров Инспекции и имперских пограничников — никаких проблем не возникало.

А спустя полгода, как я прошёл испытательный срок, произошла ротация направлений. Наше четвёртое теперь занималось Иерусалимом, а также далёкой Новгородской Иерархией и ещё более мелкими державами.

Батя сказал мне получить местное высшее образование.

— Нафига? — прямо спросил я.

— Товарищу Чигулимскому нужен парень с корочками. Чтобы махинациями разными заниматься.

— Хочешь меня сухопутной крысой сделать?

— И не надейся! Не боись, учись давай.

Планетка Хайфа была каменного типа, но ледяная, крутящаяся далеко на задворках системы. Иерусалимская республика, карликовая по своей сути и владеющая всего сотней бедных звёздных систем в распоряжении, имела грандиозные планы по её терраформированию. Но, увы, пока кто-то из местных чинуш в новостях заявил, что при нынешнем финансировании окраин процесс получится начать только через четыреста пятьдесят лет. То ли дело — соседняя Суздальская Империя, открывающая для проживания новую планету раз в пятилетку. Даже наш Челябинск в этом плане куда лучше.

И вот, на этой планете стоял купольник, где и расположилась итальянская кафешка.

Кто-то заметил, что всю космическую эру мода на древние кухни чередуется каждые лет двадцать. Нет, конечно, отечественные столовые, «узбечки» и дорогие рестораны оставались популярны всегда. Но бум модных национальных кухонь вполне чётко подчинялся такому циклу.

Когда папаша познакомился с мамашей, по всем ближайшим планетарным кластерам тоже была в моде итальянская кухня со всеми этими пастами, карбонарами, бокаччо и прочими названиями, которые запоминаешь только с третьего раза. Итальянцы! Кажется, крохотная национальная автономия была в наших краях только в Союзе, на планете Пермь. Ну, может, ещё есть пара посёлков у соседей, в Империи. Народность настолько редкая, что одним упоминанием «настоящей итальянской рецептуры» можно сделать неприличную кассу. Что и говорить про «настоящего итальянского повара». Но продолжалось это в прошлый раз недолго. Через лет пять, по воспоминаниям папы, все помешались на китайско-японской кухне, которую почему-то называли «восточной».

Вообще, китайские державы расположены далеко на Западе Рукава, а на востоке — Дальний Восток, дикий, полный космофауны и почти начисто лишённый всякого намёка на китайскую традицию. Позже мне объяснили, что на одной из древних планет всё было по-другому, Китай — справа, а Бессарабия — слева.

— Бать, а почему так? — спросил тогда я.

— Так надо!

— Бать, а почему планеты называют так странно?

— В честь городов.

Каких городов? Ведь планета, если на ней живёт больше миллиона человек, и есть — город! В общем, с детства меня преследовала мысль, что всё в моём мире названо через одно место. Я тогда ещё даже не знал, какую подлянку наше общество приготовила людям с моим именем, но нехорошее предчувствие уже возникло. Впрочем, восточная кухня мне нравилась больше всего, и когда папаша брал меня на каникулах в рейсы, я с удовольствием обедал на орбиталках лапшой с креветками.

Так вот, к разговору о кухнях. Когда я учился в средней школе, повсеместное увлечение восточной кухней сошло на нет, и во всех орбитальных ТРЦ стала популярна татарская кулинария. Эчпочмаки, чак-чаки, беляши, пельмени, баурсаки и всё прочее. Потом было кратковременное увлечение кухней «варварской», монгольской — строганина из сырой рыбы, квашеная сельдь, вяленое мясо, головы барана, жареная свиная кровь, и, конечно же, легендарный копальхен — мелкая дичь естественного брожения, закопанная в туше тюленя на несколько месяцев. Подавалось это всё с противоядием от трупных ядов. Если вы подумали, что это самая чудовищная из «кулинарных мод», то вы ошиблись. Где-то в эти же годы, когда я заканчивал школу, стала в очередной раз популярна «кухня первых космонавтов» — еда из тюбиков, молекулярное желе, вторичная каша, искусственная рыба, кексы из съедобного пластика. Вот это была просто лютейшая жуть, из которых мог понравиться только псевдошоколад.

Парой лет назад все пережили очередной бум американских гамбургеров, и, наконец, все рестораторы снова вернулись к пиццериям, достав из-под полы рецепты бабушкиных блюд и повыписав из-за Порубежья парней с итальянскими фамилиями и татарскими отчествами.

К этому времени папаша как раз поменял профессию с экспедитора на контрабандиста и взял меня юнгой на «Молотов». А я из недоделанного контрабандиста вырос в недоделанного шпиона. Сначала предполагалось, что мне для этого сделают поддельные документы. Но в последний момент перед рейсом наш Куратор из Партии сказал, что их сделать не успеют, и пришлось поступать самостоятельно. И под настоящим именем.

Достаточно редким и весьма говорящим именем. Что и говорить, отношения в группе у меня откровенно не ладились.

С одной девушкой, всё же, удалось наладить контакт. Её звали Дина, она жила в этом купольнике с рождения. Происходила из семьи не сильно богатой, но аристократичной. Мы были знакомы меньше месяца, и всё как-то стихийно закрутилось. Дина списывала у меня задания по точным наукам и помогала по гуманитарным. Потом я провожал её маглев-станции и после грустно шёл в свою общагу.

И вот я, безусый хлопец, только-только заканчивающий первую сессию заочного факультета Иерусалимской Высшей Академии, первый раз в жизни повёл девушку на свидание. И не куда-нибудь, а в настоящий, модный итальянский ресторан с непременно-крутящейся пиццей на голографической вывеске.

Точнее, это мне так казалось, что я веду её на свидание. Как я позже понял, для неё это было просто обычным походом на перекус, удачно уместившийся в окне между предпоследним экзаменом и практикой по слиянию космических коней. К тому же, наверняка она догадалась, как к этому отношусь я и, и предполагала, что я смогу заплатить.

* * *

Итак, пока мы шли к столику, я откровенно пялился на фигуру Дины сзади и успокаивал себя тем, что среди пятнадцати миллионов обитателей купола я, возможно, не такая уж плохая пассия, и что у меня могут быть хоть какие-то шансы. Не то, что на крупной терраформированной планете.

— Так ты тоже любишь итальянскую кухню? — переспросила Дина, усевшись напротив меня и почти не глядя потыкав пальцем по пиццам в вылезшем из стола меню.

(Если вы не поняли, это была моя роковая ошибка — не стоит на первом свидании садиться напротив девушки, всегда следует садиться сбоку, либо, если того позволяет расположение столика — рядом.)

— А?… Да, обожаю, да, — соврал я.

— Часто сюда ходишь?

— Нет, ни разу не был.

— Погоди… Но это единственный итальянский ресторан в ученическом городке, ты где был, «У Батюшки Марио»? Или в «Пицца-Дрицца»?

— Не-не, я был… какая же это была планета… Кажется, Тюмень, орбитальная около планеты, или, может, Орск, там купол. Ещё очень давно, в детстве, на планете, папа возил в зону национальных автономий, у нас там такой большой континент, сто миллионов человек живёт со всего Сектора. И кафешки разные…

Я знал, что это подействует. В её глазах зажглась искра интереса — такая, видимо, случается у девушки из купольной деревни, внезапно разглядевшем в невзрачном однокуре вероятного принца на белом коне.

— Ты… был так далеко⁈ На границе с Бессарабией? Это ж… почти полгода отсюда ехать!

— Ну, если по прямой, по бездорожью, то можно и за месяца два. Мой папа — пилот… эм, грузовика, и он брал меня в рейсы.

— Я забыла, ты говорил, что откуда-то с юга? Из Союза?

— Челябинск. Республика Свободный Независимый Челябинск.

Она немного насторожилась.

— Ого… Коммунисты! Ты коммунист?

— Ди… диссидент, — снова соврал я. — Моя мама рассталась с отцом и живёт, то есть мы живём теперь на Таймыре.

Моя мама действительно рассталась с отцом, но жила не на соседнем Таймыре, а где-то в приграничном кластере Суздальской Империи, в девяти месяцах лёту. Я постарался перевести тему, чтобы не расколоться на незнании Таймыра, на котором я был всего один раз, и то — проездом.

— … Но папаша периодически возит меня в рейсы, он сейчас получил патент на торговлю с третьими странами, — это было весьма близко к истине.

— Так интересно! Почему ты раньше не рассказывал? Где ты ещё был? Я каталась всего два раза… на курорты. В Иерусалим и на Ладогу, это Суздальская Империя. Так долго добирались, целых две недели! Ты был в Империи?

— Раз пять, папаша очень их не очень любит.

Я начал перечислять планеты, на которых — а, вернее, на орбите которых я был. Признаться, кое-где я привирал. Потому как случаев, когда я спускался на поверхность с орбиталок, к пыльным докам которых был пришвартован наш гипотраулер, было раз в пять меньше, чем случаев, когда я оставался сторожить транспорт и так и не вылезал не то что со станции — из кресла у туннелизатора.

Принесли пиццу, и Дина начала аппетитно вгрызаться в сочные горячие корочки, угумкая и пялясь на меня. Я осмелел. Конечно, не все истории можно было рассказывать, и я, как порядочный комсомолец, выполнял завет товарища Председателя «Не болтать!» Но всё же, упомянув планету Златоуст — полуобитаемую «кочевую» соседку Челябинска, я рискнул рассказать байку о своём двоюродном дедушке.

Святой партбилет, какая же глупость! Нет ничего более скучного, чем на первом свидании пытаться раскрыть свою обширную генеалогию.

* * *

— Моего двоюродного прадедушку назвали Влипп-Четыре-Восклицательный. Тогда ещё Челябинская республика была молодая, не приняла Московский Протокол и являлась, по сути…

— Пиратской, — подсказала Дина. — Террористическим коммунистическим государством. Там же конфедерация распалась, и… Погоди, как… как звали?

— Влипп-Четыре-Восклицательный, — я набрал на ученическом терминале «Влипп4!» и показал. — Такое имя. А мой прапрадед, Арчибальд Варламович, был граф и родился ещё во времена Конфедерации, получается, почти два с лишним века назад. И Влипп-Четыре-Восклицательный был его самым младшим сыном. А мой прадедушка — предпоследним. Арчибальд велел дать ему такое имя буквально на смертном одре. Дескать, иначе не получите наследство. А какое наследство? Тогда уже всё наследство национализировали…

— Арчибальд — какое красивое имя, — вставила Дина. — Я очень люблю красивые редкие имена.

Последняя фраза меня воодушевила. Для наглядности я даже открыл фото своего прапрадедушки — двухметровый, с бородой до пояса, весь в пирсинге, татуировках и со странным классово-осуждаемым гребнем из волос на голове. За головой виднелся восьмиэтажный особняк — я там был, теперь это один из филиалов музея Терраформации и Революции на Златоусте. Потом показал фото его сына — худой, со слегка косыми глазами и залысиной, в красном галстуке и с вакуумным ведром дефлюцината — космического планктона в руке. Космический конюх, стыдно сказать. Впрочем, на «Молотове» я точно также бегаю с ведром дефлюцината.

— … В общем, вся родня собралась в комнатке вокруг кроватки новорождённого — и давай гадать, что же может значить это имя. Кто-то догадался, что это какой-то символьный пароль. Но от чего? Прапрадед изрядно поколесил по Бессарабии и Дальнему востоку, и искать там какой-то тайник — это всё равно что иголку в стоге сена.

— В чём?

— Не важно. Стали изучать его биографию, и наткнулись на интересный факт — за лет двадцать пять до этого он просидел в тюрьме Владивостока — это самый цивилизованный мир в тех краях — до него от нас почти год плыть. А фотоальбом того времени в его терминале назывался «Влипп». Через третьих знакомых мы запросили во Владивостоке архивы, и выяснилось, что он сидел ни за что-нибудь, а за контрабанду культурных ценностей. Подумали-подумали, и забыли, тем более, что тогда назревала очередная война с Бессарабией, пару родственников репрессировали и отправили в трудовые лагеря…

— У вас же такое постоянно, да? Раскулачивание, если много площади и кораблей имеешь. Нам рассказывали в школе.

— Конечно, нет, — я, было, нахмурился от такого жуткого примера стереотипного мышления, но смягчился и пояснил. — Это в первые годы такое было, а потом построили новые жилые континенты. И каждому семейству и трудовой коммуне, если часовая выработка нормальная, выделили по кораблю, особняку и пяти гектарам земли. И роботов, у нас же они не…

— Пяти… Гектарам? Это сколько⁈ Больше, чем… наша аудитория?

— Ну… Надо считать. Получается, в одну сторону сто метров, в другую — пятьсот. У нас… то есть, у папы с дедушкой корабли большие, ещё и пара флаеров есть, и поэтому стоянка много занимает. Но дом в три этажа уместился, плюс бункер, они там внизу делают… не важно. Соседи все — родня. Дедушке выдали близко к экватору, ещё небольшая банановая плантация и немного инжира, но это муж тёти занимается. Ещё в промышленном центре четыре квартирки в небоскрёбе, ну, на случай, если по делам задержишься. Там другой континент, северное полушарие, далековато.

Я чуть было не рассказал про принтонный бассейн с цехом, где наш дядя с учениками выращивает алюминиевые каркасы мин-ловушек, шагоходов и продуктовых ларьков, но сдержался — это могло сойти за разглашение государственной тайны. Всё же, оборот припринтеров строго регламентировался. Как и про онлайн-магазин дедушки, в котором он распродавал лишнее барахло, списываемое через наш профсоюз Контрабандистов. Тем более, я не рассказал про подземную экспериментальную ксеноферму по разведению местных челябинских боевых инсектоидов-эндемиков. Этот проект у нас недавно отобрали соседи, и бункер очистили, теперь он использовался под склад бананов и гоночную трассу для детских электрокаров — со всей округи ребятня съезжалась покататься.

— А ты… у тебя братья с сёстрами есть?

Настолько непрозрачный вопрос, что я даже не стал юлить и ответил почти напрямую — правда, продолжая врать про то, что живу с матерью.

— Ну, у папы пока других детей нету, двоюродные все мелкие, или разъехались. И если я… откажусь от гражданства Таймыра, пройду проверки НКВД и верну гражданство Челябинска, то на старости могу стать председателем коммуны. Ну, либо, если семья большая — то выдадут новый надел.

— А ты… свозишь меня туда? — вдруг игриво спросила Дина с совершенно нездоровым блеском в глазах и придвинулась поближе.

Глава 14Мое настоящее имя и немного первого опыта

Чёрт, я вспоминал потом эту фразу, и казалось, что в этот миг она уже была готова на меня наброситься. Прямо там, в кафе, посреди зала. По крайней мере, поцеловаться со мной, если бы не сели за противоположные стороны стола — это точно. Но я, молодой да зелёный, только застеснялся и замямлил что-то вроде «Ну, не знаю, дедушке не понравится, да и далеко ехать», поэтому она поняла, что перегнула палку и тактично вернула разговор в привычное русло:

— Ты рассказывал что-то про своего родственника… со странным паролем вместо имени?

— А, да, так вот, прошло тридцать лет, Влипп-четыре-Восклицательный вырос, поменял имя на Порфирий. В обществе всё более-менее стихло, начали говорить о том, как бы принять Транспортный Протокол и перестать быть государством-изгоем. Континент, опять же, у жуков отвоевывали. И Порфирию кто-то рассказал всю эту историю про странное имя и завещание их отца. И тот, парень молодой ещё, конюхом работал — решил, что надо разгадать секрет. Поднял архивы, вернулся к тому самому старому альбому с фотографиями. На одном из фото Арчибальд Варламович был со странным рюкзаком — белым, очень рваным, с каким-то табло и цифрой четыре. А все родственники знали, что прадедушка был тем ещё франтом, одевался с иголки, всегда следил за собой. С чего бы он стал таскать такой рюкзак? Порфирий тогда стал искать людей, которые были в том фотоальбоме.

Двоих уже не было в живых — старые друзья Арчибальда Варламовича, он с ними занимался контрабандой. Один непонятный парень на фотках с рюкзаком был помоложе. Ещё он был альбиносом, легко запоминается, и Порфирий прогнал его лицо через купленную где-то базу контактов жителей Владивостока. Нашёл десяток слабых соответствий, но было понятно, что они не подходят по роду занятий. Потом на несколько лет снова забросил, учился, женился, карьеру пытался сделать. Но вдруг ему подсказали, что база-то контактов та была не полной, потому что на Владивостоке десять планетарных государств с разными воюющими флотами — полная анархия! Полетел он с поручением на Таймыр и там приобрёл у ритчистов базу знаний недостающих государств Владивостока. И оказалось, что этот альбинос работает не кем-нибудь, а антикваром! В крохотном государстве, не имеющем космического флота, причём рядом со свалкой разрушенного аванпоста Первой Московской Империи. Они туда пять веков назад добрались и потом всё бросили. Понимаешь же, контрабанда и антиквариат — всё очень хорошо сходится!

Дина слегка зевнула, хотя, возможно, от моего слегка монотонного голоса — рассказывал же я вещи вполне интересные, как мне казалось.

— То есть он решил искать тот рюкзак?

— Он взял ссуду во Внешнегалактическом Банке, понабрал вещей и полетел на перекладных во Владивосток. Через три месяца был там, неделю искал этого парня, потерял передний зуб в драке — так и не вырастил потом. В итоге — нашёл. Тот поднял журналы и говорит Порфирию, что Арчибальд Варламович приобретал у него сломанный квантовый рюкзак.

— Квантовый рюкзак? — Дина оживилась. — Это как так?

— Красивое название, — идея в том, что он как бы одновременно хранит все вещи и не хранит ни одной. В общем, это утерянная технология Первой Московской Империи, основанная на использовании очень редкого вида космофауны — карликового гипототема-вывертуна. Это как наши обычные космические коньки, на которых все корабли в подпространство ныряют…

— Я знаю, — немного раздражённо сказала Дина. — У нас же через пятьдесят минут экзамен по теории космофауны. А что за вывертуны?

Я осёкся, потому что задумался — а не является ли сказанное мною государственной тайной? С другой стороны, байка была достаточно известной у космических контрабандистов, и никаких бумаг на эту тему мы с отцом не подписывали.

— О них мало рассказывают, они… водятся только в глубинах пылевых туманностей, реликтовый вид. Поймать — целое искусство. Разновидность коньков-прилипал. Создают пузырь в подпространстве, только не в космосе, а в нашей обычной среде, внутри специальной колбы. Вроде небольшого мешка снаружи — а внутри сначала глотка, а потом двести кубометров пустого пространства.

— Вау! Я видела такое в одном фильме… Кажется, про зоопарк в багажной сумке.

— Ага. Проблема в том, что вывертун сам решает, что выплюнуть, а что оставить. И последний предмет пытаться достать очень опасно, если попытаться его вытащить, то вывертун может аннигилировать, или вывернуться наружу — что-то вроде небольшой вакуумной бомбы. Поэтому в рюкзак встроен счётчик, показывающий…

— Так рюкзак нашли? — поторопила меня Дина, взглянув на часы.

Я решил ускориться, потому что понял, что затянул рассказ.

— Ага. Но не сразу. Потом Порфирий с трудом нашёл корабль, на котором его папа был арестован, нашёл журналы, и увидел, что прямо перед арестом его папаша летал по окрестностям двух газовых гигантов в соседней с Владивостоком системе. Порфирий нанял волчка-ищейку, обученную искать гипототемов, летал по всем сорока спутникам, искал аномалии. И нашёл. На одной из маленьких бескислородных лун был курган из валунов, а в нём контейнер из напечатанного чугуния с программируемым квантовым замком. И написано «Здесь лежит сокровище». Набрал своё первое имя — Влипп4!, а замок его и спрашивает: «А вы точно наследник? Предъявите документы!» Ну, пришлось ему лететь сюда, в Иерусалим, искать контору, которая занимается старыми квантовыми замками, о том, что он действительно Влипп-Четыре-Восклицательный. И вот, девятого октября по среднемосковскому календарю, контейнер открылся. А в нём рюкзак лежит и инструкция к нему. Открыл, разбудил вывертуна — тот вышел из спячки и рот раскрыл. Засунул руку — достал слитки вольфрама, родиевые, осмиевые, калифорниевые, потом пошли большие инкрустированные вазы, видимо, китайские. По размеру больше рюкзака каждая!

— Ты выдумываешь! — улыбнулась Дина.

Достаточно по-доброму улыбнулась, но меня это почему-то задело. Одна из самых интересных историй семьи, а она так легкомысленно относится!

— Да нет же! Потом — оп! И достал свёрток каких-то очень дорогих трюфелей с датой заморозки пятивековой давности — оказывается, этот вывертун там мало того, что всё это хранит, ещё и процессы физические замораживает — вроде темпорального холодильника! И в списке указано не было, от древних хозяев ещё хранилось, получается. Всё достаёт, достаёт, уже гора предметов, и всё тяжёлое, что-то фонит радиацией неслабо. Да, помимо инструкции приложенной был большой рассказ Арчибальда Варламовича о том, как они это всё награбили, как за три ходки перевезли и распродали, но в четвёртый раз им на хвост села Инспекция Протокола, Орден Правопорядка, и местные, владивостокские спецы. Там страна с каким-то хитрым названием, Нарния Владивостокская, как-то так называется. Поэтому-то четвёртый схрон и остался…

— И чем это кончилось?

— Ну, в списке был указан восемьдесят один предмет, но последний-то доставать нельзя. Написано было, что непредсказуемые последствия. Дальше истории разнятся. На камерах всё вообще непонятно. Все очевидцы, как один, говорили, что Порфирий, он же Влип-Четыре-Восклицательный, был одержим поиском «главного сокровища». Дескать, оно там на дне должно где-то быть, и неучтённое. Один из команды корабля утвержал, что Порфирий залез в рюкзак с головой, слишком глубок полез. Другой говорит, что в этот момент корабль начал погружение, и начались вот эти вот квантовые эффекты. Третий вообще молчит — до того разговаривал, а после всё время просто молчит. Просто их потом всех допрашивали, и сроки отсидели…

— Так что с ним и произошло? — уже с нескрываемым раздражением спросила Дина, начиная собирать вещи. — Нам пора идти, опоздаем.

— Ну, в общем, квантовый рюкзак Порфирия проглотил, а потом схлопнулся в точку. Был рюкзак — и нету. А главным сокровищем, видимо, сам рюкзак и был. Случилось это всё… девятого октября, — повторил я, в надежде, что она поймёт весь драматизм и анекдотизм ситуации.

— Угу, — кивнула Дина. — Это какая-то особая дата?

— Да, через восемьдесят девять лет на свет родился я, Гагарин Шонович Куцевич, твой однокурсник. Это случилось в мой день рождения, родня всегда вспоминает об этом.

Огонёк интереса в глазах Дины погас. Глаза округлились, на лице проступила гримаса ужаса и пренебрежения.

— Га…гарин⁈ Ты разве не Гага? Тебя так называют, я думала… я думала — это полное имя!

— Моё полное имя — Гагарин! Я назван в честь…

— В честь того маньяка-философа, подорвавшего грязную бомбу в центре Храмового района Иерусалима! Я… чёрт, это ж подружки узнают, как тебя зовут, и…

— Нет, блин! Этот придурок подорвал бомбу, когда мне было девять лет! А меня назвали в честь первого человека, совершившего виток вокруг древней планеты Земля! Его звали Юрий, а фамилия у него была Гагарин. Мой дедушка читал старые книги, он хотел, чтобы я…

— Прости. Это было ошибкой, — она встала и отправилась к выходу, бросив через плечо: — Пожалуйста, не общайся со мной на парах.

Вот примерно так и прошло моё первое свидание в жизни.

* * *

На следующий день я с порога заявил прилетевшему меня забрать бате.

— Я точно имя поменяю!

— Придурок! — папаша, видимо, не знал, ржать или возмущаться. По крайней мере, в его интонации помимо привычного желания проявить авторитет была и добродушная насмешка. — Ещё и к итальяшкам повёл, гляди-ка! В самый дорогой, блин, ресторан в купольнике повёл! Она у тебя восьмую часть жалования месячного выкушала! Я тебе ничего из общака компенсировать не буду, сам кредиты пополняй.

— Ну, я вспомнил, как ты рассказывал, что ты маму пиццей кормил, — буркнул я. — Вообще, мог бы и поддержать! Хоть раз.

— Ты на что надеялся, что тебе что-то перепадёт? Она, похоже, хоть и из деревни, а цену себе знает. Я тебе вот что скажу. Нечего на первой свиданке кошельком трясти и хвост распушать! Расспросил бы, кто она, и чего, поменьше говори, побольше слушай.

— Ну… Красивая, — вздохнул я. — Заболтался.

И тут произошло то, что на моей памяти случалось от силы десяток раз. Мой папа меня похвалил.

— Ладно. Ты молодец, — он прямо так и сказал, «молодец», я не ослышался. — Попытался. Сам. Первый блин всегда комом. А про имя — и не думай менять. Нормальное у тебя имя. Ещё лет десять — и забудется вся эта история про маньяка. И никто не станет это имя с ним, как там, слово забыл… ассоциировать!

— Ты мне что, предлагаешь ещё десять лет!… Ждать? Терпеть⁈

— А что такого? Не торопись! Всё придёт, когда нужно будет. Подождёшь, обрастёшь жирком, увереннее станешь. Ну, или, может, к тому времени куда подальше отсюда свинтим, или подвернётся какая-то дикарка, которая новостей не читает. Другим-то, сам понимаешь, стрёмно будет с Гагариным встречаться. А пока… Ты давай, доставай, что принёс.

Я вздохнул и покорно скинул с плеча залатанный, грубо перекрашенный рюкзак с инвентарным номером «Влипп4!». На стол один за другим посыпались пластины с базами знаний, иерусалимские деликатесы вперемежку с ядерными «пирожками» для гравитационных волчков и банками отборного дефлюцината.

Получена премия: 100 трудочасов (экспроприация капиталистической собственности)

В середине процесса папаша вдруг меня прервал, спросил:

— Ты эту твою девицу туда, надеюсь, не засунул сгоряча?

— Нет, конечно, ты за кого меня принимаешь! Я ей вообще соврал, что рюкзак схлопнулся в точку.

Батя рассмеялся.

— Хорошо. Осторожно, не урони обратно, Порфирия не потревожь. Пущай себе где-то там болтается, спит. Когда-нибудь его вытащим. Иди давай, там тебя сюрприз ждёт.

* * *

То, почему вывертун никак не выплёвывал моего двоюродного прапрадеда, являлось для нас загадкой. Но, судя по сохранившимся продуктам вековой давности наш родственник действительно мог оставаться живым. Мы уже несколько раз рисковали и доходили до цифры «1» на табло, но теория вероятности тут не работала — последним оставшимся в рюкзаке «предметом» оставался именно несчастный Порфирий. Вариантов, почему так происходило, было несколько. Например, что счётчик, отсчитывающий предметы, сбойнул и считал их неверно, или какой-то из предметов развалился во время запихивания. Возможно, у Порфирия слетел ботинок, шапка или что-то ещё, и его потом вытащили — до нас рюкзак кто только не трогал. Но был и другой вариант — космозверюга сознательно не отдавала человека. И что с эти делать — мы пока не знали.

Разложив барахло по складу, я поплёлся в каюту, в которой не был без малого месяц в надежде наконец-то поиграть на гитаре. Первым делом я обнаружил там некоторый беспорядок. Затем увидел над своей игровой консолью огромный полуголографический плакат с бессарабской поп-группой «Короли Барсуков». Бездарной, подростковой, но очень обожаемой в последние годы романтичными старшеклассницами.

Моё возмущение от наличие столь жуткой попсы в моей скромной обители меня настолько возмутило, что я не сразу заметил в углу вторую койку. На которой лежала, свернушись калачиком, незнакомая девица.

Перешагнул через разбросанное женское бельё, я бесцеремонно толкнул её в бок.

— Эй, ты кто?

— А? — она повернулась. — Дина я.

У неё была короткая стрижка и лицо с веснушками, какими-то невразумительными прыщами и кривоватым носом. Возрастом она была почти как я, может, чуть постарше. То, что её имя совпадает с именем моей воздыханной однокурсницы меня ничуть не удивило — к совпадениям в своей жизни я уже давно привык. Гораздо больше удивляло то, что батя ничего про неё не сказал. Ситуация сразу напомнила мне историю с обнаружением Цсофики, только та сидела в «погребе», а эта занимала мою неприкосновенную жилплощадь.

— Чего ты тут делаешь? Ты что, юнга?

— Юнга, — она протёрла глаза, поднялась и скинула одеяло. — Восьмой разряд. Перевели с «Братьев Шлапак» на пару рейсов. Пока тебя не было. Ты ж Гага?

От этого манёвра я покраснел и машинально отвернулся. Ночевала она в настолько просторной майке, что та перекрутилась и обнажила совершенно неожиданную для меня часть тела, которую вблизи я не видел, наверное, еще со времен того пионерлагеря.

— Ну, он, угу.

— Ой, — она поправила бретельку и сладко потянулась, зевнула. — А чё, тебе батя ничего не сказал?

«Батя?» Откуда она могла знать, что я его так называю⁈

— Не сказал. Почему моя каюта? И что за… срань на моей стене?

Я махнул рукой на плакат. Дина вспыхнула. Браслет отозвался.

Штраф на табуированную лексику: −1 трудочас

— Срань⁈ Как ты смеешь так называть моих красавчиков!

Её браслет тоже пискнул. Она размахнулась и врезала мне по щеке. Я поймал её руку, она выдернула её и нахмурилась.

— Я тебя каким-то другим представляла. Мальчиком-ботаником. Спокойным и послушным. Да, кстати, спасибо за сериалы в терминале, были забавные.

— Чё? Ты рылась у меня в терминале⁈ Я ботаник? Я вообще троечником был в бурсе.

— Оно и видно! — она указала на гитару. — Срань, говоришь? Играй. Сыграй что-нибудь из «Королей»? А? Слабо?

Её браслет снова пискнул. До этого я не замечал, что «срань» входит в список табуированной лексики по ГОСТ.

— Почему это слабо!

Я схватил гитару, накинул ремень на плечо. Настроил эффекты, взял пару аккордов, пытаясь вспомнить что-то из их репертуара, но ничего не вышло. И вдруг меня это почему-то взбесило — с чего это я должен, находясь в своей каюте, после долгого перерыва, играть какую-то бессарабскую попсу вместо классово-верных песен⁈ Я проскандировал:

— Да пошло всё в задницу! — и заорал, молотя по струнам хаммерами и переходя на хрип: — Банин, партия, комсомол! Банин, партия, комсомол! Ба-анин — комсомол Банин — партия, Банин — комсомол! Комсомо-ол!

Банин, если вы не знали — основатель нашей республики, великий революционер позапрошлого века. Признаться, я хорошо научился играть только пару древних коммунистических гимнов из обнаруженного в базе знаний самоучителя — на большее пока не хватило.

Дина стояла в изумлении, с широко вытаращенными глазами, затем сказала:

— Ты такой страстный!

А затем схватила меня за грудки, притянула к себе и смачно, вкусно поцеловала в губы.

— Ты меня прямо возбудил! Иди сюда!

Глава 15Вероятность успеха 28%

Дина повалила меня на кровать, стиснула в объятиях, перевернулась и закинула ноги на спину. Вернее, нормально получилось закинуть только одну ногу, второй помешала моя съехавшая гитара. После чего она вдруг заорала, продолжая меня удерживать:

— Караул! Шон Рустемович! Ваш сын ко мне пристает!!!

Я понял, в какую ловушку угодил, попытался вырваться — но держала она меня крепко. Отпустила ровно через секунду после того, как на пороге каюты показался Батя.

— Что вы тут? Гаря, что это за фигня? Что за неуставные отношения на борту⁈

— Батя, блин! Она все подстроила! Попросила поиграть — и как накинулась!

— Он приставал ко мне! Пять минут не знакомы, а пристает!

Обнаружены неуставные отношения на корабле в рабочее время.

Штраф: 50 трудочасов

Накоплено трудочасов: 850,5

— Охренеть! Еще и штраф! Недельное жалование! Это, типа, и есть твой сюрприз? Она у меня каюту отжала! Что она тут делает вообще?

Батя почесал репу — видно было, что он не понял, кому из нас верить. Возможно, он просто опешил от того, что я так дерзко с ним общаюсь. А потом рявкнул:

— Так. Прекратить цирк-шапито. Переоделись оба и пошли на построение. Потом разберёмся с каютами.

И вышел.

— Построение, — прыснула Дина, стаскивая майку через голову. — Что смотришь? Подглядывай, так хоть незаметно.

Я поставил гитару на место и отряхнулся.

— Это вообще-то моя каюта, не? Как хочу, так и подглядываю.

— Ладно… — сказала она и подхватила с пола валявшийся там лифчик.

Построение представляло собой хаотичную рассадку на табуретках на верхней палубе.

— Итак, что мы имеем. Встреча завтра вечером в Иерусалиме. Там же высаживаем Дину, но совсем в другом районе, у неё спецзадание на пару месяцев. А к нам, вобщем, поступило очень заманчивое предложение от старого приятеля Арсена. Заоблачная сумма сделки, благодарности и почётные грамоты — всё, как полагается. Деталей пока не знаю, что везти — не знаю. Есть минус. Существенный.

Батя выразительно обвёл взглядом собравшихся.

— Какой, ну? — не выдержал я.

— Путь в полгода. Везти, скорее всего, куда-то на Дальний Восток. Как раз до сессии Гари успеем обернуться.

Я приуныл. После достаточно нудной учёбы — а первый курс на вышке всегда во многом повторение того же самого, что было в «бурсе» — я наивно надеялся, что попаду домой, где не был уже почти полгода. Получается, ещё полгода не буду. С другой стороны — опасное приключение, неизведанные края, куда немногие забредают. А ещё порадовало, что Дина наконец-то съедет из моей каюты. Конечно, мне ещё никто до этого не закидывал ноги на спину, но предполагать, что это произойдёт ещё раз с более интересным исходом — не приходилось.

— Возьми Ильича, скажи, чтобы помог тебе перетащить кровать в общий зал, — сказал батя. — Сейчас тебе щитами огородим — будет тебе временная каюта. А послезавтра вернёшься.

Каюта оказалась отнюдь не временная.

Ночью я долго не мог уснуть — дежурящие батя с Арсеном играли в нарды и спорили о каком-то древнем декрете Первых коммунистов, провозглашавших женщин общей собственностью.

Только я начал засыпать — и из моей каюты послышался вопль:

— А-ааа! Паук!!!

Арсен метнулся — послышался грохот упавшей игральной доски, пару минут возился в каюте и вернулся на палубу с пустой канистрой дефлюцината, пробормотав:

— Уже третий за неделю… Цсофика просила не убивать.

Потом мы дважды ныряли — Хайфа была совсем рядом от Иерусалима, и остановились в итоге на одной из Иерусалимских орбиталок.

Потом пришло время высаживать Дину. Это задание поручили мне.

* * *

Текущее поручение: сопровождение сотрудницы Д. Пульсаренко к месту службы.

— Ты уж это, извини, что я тебя подставила. Очень уж хотелось последние дни в комфорте провести, — сказала она, только мы вышли из «Молотова».

— Ладно. А у тебя там что, кирпичи?

Мне было тяжело даже с местной уменьшенной гравитацией. Я тараканил на горбу два огромных чемодана, не считая свой квантовый рюкзак, а еще две сумки, чуть поменьше, несла сама Дина. Логичнее было бы запрячь всё это переносить «Ильича», но вот беда — они здесь были под строжайшим запретом. Даже на промышленных роботов здесь устанавливались квоты — видимо, из-за высокой безработицы. Покинув парковочное «стойло» на орбиталке, мы пошли к стоянке низкоорбитальных челноков.

Сама столичная планета республики, «Земля обетованная», была весьма уникальной. Одна из немногих планет в Секторе, которая находилась в приливном захвате, и при этом имела кислородную атмосферу, которую почти не пришлось модифицировать. Освоили и заселили её давно, в первые века космической эры. Условия, конечно, были суровые — на обращённой к местному солнцу стороне была пустыня и плюс восемьдесят, а на противоположной стороне — тоже пустыня, только ледяная, и минус шестьдесят. Все четыреста миллионов человек расположились вдоль линии терминатора, где текли многочисленные каньоны, разливавшиеся в мелкие озёра. Флот, что военный, что торговый у державы был небогатый, а купольных колоний, помимо Хайфы, имелось всего две. Поэтому многочисленных микронаций вокруг, подрабатывающих грузоперевозками, водилось весьма много.

Одной из них была «Церковь коммуналистической инженерократии имени святого Ритчи», или сокращенно — ритчисты. Движение очень старое, существовавшее еще во времена Конфедерации, но весьма окрепшее лишь с появлением нас, республики Челябинск. Пожалуй, это была одна из самых дружественных микронаций, и по убеждениям, и по политическим целям.

Поговаривали, что они тайно сотрудничают с нашей партией, и что являются нашей неофициальной колонизационной кампанией. А еще говорили, что они у них есть колония где-то в годе пути на Дальнем Востоке. Я уже предполагал, что задание Дины как-то связано с ними.

— Там все исключительно для нужд партии.

— И какие же нужды партии в Иерусалиме? Шпионские?

Я понял, что зря это ляпнул. Мы шли в толпе на таможенный контроль. Если большинство транзитных орбиталок были свободны для посещения, то доступ до планет строго регламентировался. Мимо шли толпы людей — в основном, бедняки с купольных колоний, часто семьями, но попадались и имперцы в строгих нарядах, и модники из Уральского Союза Планет. Парочку киборгов из какой-то микронации перед нами развернули, и они шумно о чем-то беседовали с парой качков в песочно-серой униформе.

— Ты не мог бы потише? — нахмурилась Дина. — Я подключена к очень важному проекту с нашими дальневосточными партнерами со стороны нашего профсоюза. Долговременному. Возможно, и ваш экипаж подключим. Доставай визу, мне уж не терпится.

— Что не терпится? — снова проявил я бестактность, кинул чемоданы на конвейер и полез в карман.

Она не ответила. Виза у меня была студенческая — обычная карта с вываливающейся голограммой и встроенным набором датчиков, Дина достала такую же — свеженькую, оформленную, видимо, ещё на Хайфе, до моего возвращения из филиала Академии.

— Показать браслеты, — хмуро спросил мужик сначала у меня.

Для челябинцев — это обычная практика. Я открыл личное дело — благо, браслет сам понимает, когда нужно показать «липовую бумажку» про то, что я тружусь на консервной артели.

— Что у вас с рюкзаком? Фиксируется присутствие космофауны.

— Шифрованный замок, новая квантовая технология, — я снял с ленты конвейера и продемонстировал — открыв, разумеется, только обычный карман, а не тот, что вёл в пасть вывертуна. — Ну, я в нём принтоны вёз, наверное, поэтому.

Погранец нахмурился, но в итоге кивнул.

— Цели визита?

— Сопровождение к месту командировки, — я кивнул в сторону Дины.

— Цель командировки? — спросил вояка у Дины.

— Исследование планетарной флоры и фауны, обмен опытом, — не моргнув глазом, выдала она.

— Да? — таможенник с недоверием посмотрел на неё, потом сказал. — Для политических беженцев у нас, если что, другой коридор.

— Мы не беженцы! — пылко воскликнул я, но Дина меня осадила.

Нежно обняла меня за руку и сказала.

— Мы пока не решили, и просто думаем, не решили. Если что — мы знаем порядок, как подать вид на жительство.

— Хорошо! — довольно кивнул вояка и отдал вам визы. — Всего хорошего.

Дальше мы несколько минут ждали челнок в нужный район. Он оказался весьма старым, но занятым лишь наполовину и достаточно просторным, с небольшими перегородками-купе, в одной из которых мы расположились.

Орбита была невысокая, спускаться нам предстояло чуть меньше часа. Двери закрылись, челнок покатился по рельсам в шлюзовой. Дина воровато оглянулась, проверив, что на нас никто не смотрит, и попросила.

— Слушай, поставь эти два чемодана друг на другу? Чтобы, типа, загородка получилась.

— Зачем? — насторожился я, но просьбу выполнил.

— Просто чтобы никто не подглядывал. Ну всё, можно и пообниматься, — она повалила меня на сиденье и уселась верхом, быстро расстёгивая комбез.

Я немного растерялся.

— А… Можно?

— Это у нас на корабле нельзя, потому что неуставные отношения на борту, а здесь мы не на борту и время нерабочее, поэтому можно, — зашептала Дина. — Ну, ты чего, неопытный совсем, почему руки не распускаешь? Распусти руки быстро!

Я послушался и распустил — это оказалось весьма приятно. Чувство опасности, что кто-то может подглядеть, лишь раззадоривало, и раздевательства пошли быстрее.

— Ну вообще, да, я, типа, в первый раз, — зачем-то некстати заметил я.

— Пофиг, — прокомментировала она, помогая раздеться и мне. — Ща научу.

Челнок тем временем уже выехал из шлюза на открытые в космос рельсы, и волчок, пасущийся на привязи, присосался к дну — нас слегка качнуло. Космический зверь подхватил нас и потащил к планете — легко и аккуратно, почти без ускорения.

— Ты чего так аккуратно, сильнее!…

Я зажмурился и по неопытности даже не сразу понял, что всё закончилось. Пискнул браслет.

Штраф (половой акт вне брака): −2 трудочаса

Получена премия: 10 трудочасов (приобретение первого сексуального опыта)

Получена премия: 5 трудочасов (попытка продолжения рода с гражданкой республики по ГОСТ-2669–034СО)

Вероятность успешного зачатия (исходя из циклов партнёра): 28%

— Для первого раза пойдёт… Вот зараза! — воскликнула она, с трудом переводя дыхание. — Мне сотню трудочасов сняли. Тебе что, нет восемнадцати⁈

— Ну, полгодика осталось.

— Зараза! Мне двадцать два, я думала, мы ровесники, — немного разочарованно сказала она, но тут же решила сгладить своё возмущение и снова меня поцеловала и принялась одеваться, приводить себя в порядок.

— Почему ты сказала, что думаешь получить политическое убежище?

Она фыркнула.

— Потому что этот бугай хотел это услышать, дурачок.

Я внимательно посмотрел на неё и понял, что, вроде бы, не врёт. Очень не хотелось бы после произошедшего узнать, что первой твоей девушкой была диссидентка.

— Расскажи хоть о себе, а то я ничего толком не знаю.

И она рассказывала — о том, что родилась на маленьком купольнике где-то на окраине, в семи погружениях от Челябинска, что потом батя поступил служить в Пограничный флот, а семья переехала в общинный казарменный дом в Военном Округе столицы. Но отца а толком не видела, возилась с двумя младшими братьями, а потом отец трагически погиб в ходе рейда против бандитского флота из «Астромига». Им выделили большой дом в Островном союзе, на новом архипелаге, и она твердо решила повторить дело отца. Поступила, как и я, в училище юнг и, точно как и я, закончила троечницей, потому и взяли лишь в Центральный Контрабандный флот.

— Зато можно не ходить в форме, и не измеряют длину волос и карманов, — усмехнулась она.

Это точно — подобным плюсам и я в своё время очень обрадовался. На этом ее история закончилась, потому что прозвучал приказ пристегиваться. Мы садились в сумеречном районе Бен-Гурион, солнце здесь всегда висело очень низко над горизонтом, а с ночной стороны дул пронизывающий ветер. Поэтому посадка выдалась тяжелой — бедного волчару кидало из стороны в сторону, пару раз нас подкидывало вверх — он пугался и отпускал гравитацию. Потом наступил самый неприятный момент — волчка увели в сторону, и включились маневровые. Трясло не слабо, верхний чемодан, который я забыл убрать, свалился и больно ударил по ноге.

— Ушибся? — с сочувствием спросила она. — У меня где-то восстанавливающие пластыри были.

— Ерунда, пошли уже скорее.

Челночный вокзал здесь лепился к стене глубокого каньона, уходящего с ледяной на солнечную сторону. Внизу, на километровой глубине бурлил мощный ледяной поток, обрывавшийся водопадом вдали на фоне низко зависшего над горизонтом солнца. Насладиться зрелищем мы не успели, толпа понесла нас по длинному широкому туннелю в сторону станций маглева. Обитаемое сумеречное кольцо здесь было пересечено сотнями хорд — прямых линий, проходящих через ночную и дневную стороны.

Чиркнули имперскими кредитками у турникетов — денег у меня осталось мало, но и билет стоил недорого. Ввалившаяся в вагон толпа прижала нас друг к другу — причём оказалось это совсем не романтично, скорее, травмоопасно — особенно если учесть, сколько месяцев мы провели в местах со слабой гравитацией.

— Много сегодня первого опыту, — хмыкнул я. — Первый раз еду на поезде и первый раз в давке, как-то к более комфортным условиям привык.

— Избалованный? Да уж, здесь не пообнимаешься, — её слова защекотали мне в ухо. — Ну, нам выходить через сорок минут.

— Всё равно — долго, — заметил я.

Мне по прежнему приходилось удерживать два чемодана, а рюкзак я перевернул на живот, вспомнив наставление по поводу действий в драке. Ещё, не дай бог, полезет кто-то в секретное отделение да и пропадёт в недрах вывертуна.

— Был бы наш контрабандный флот побогаче и обладал собственным нормальным челноком — просто высадил бы меня где-нибудь в нужной точке, всё равно местные станции слежения так себе работают. Либо просто приземлился бы на ближайшем утёсе.

— Приземляться дорого, да, но у вас есть челнок на нижней палубе, — парировал я. — Маленький, атмосферный, двуместный. Топлива только нет. Предусмотрели бы заранее…

— Это вот та самая фиговина, прикрытая большим тентом? — удивилась Дина. — Я думала, там очередной металлолом. Мне Ильич не разрешил посмотреть.

— Угу. Батя рассказывал, они как-то раз высаживались прямо из верхней атмосферы.

— С другой стороны — нам выходить на леднике. Ну или у ледника, я толком не помню. Ты на леднике когда-нибудь садился?

— Не-а.

— Ну и вот.

Впрочем, давка продолжалась недолго. От солнца осталась узкая красная полоска. Маглев-поезд вынырнул из полупрозрачного тоннеля и остановился рядом с двумя огромными небоскребами, вроде тех, что я видел у нас в районе Кирова. Еще на пару сотен вверх над ними торчали ветряки вперемешку с лепестками солнечных батарей, ярко освещённых спрятанным за горизонтом солнцем. Толпа вылезла наружу, и в вагоне осталась всего пара человек.

Я наконец-то плюхнулся на свободное сиденье, пока заходящие люди их не заняли. В противоположный конец вагона зашло всего четыре человека — крепкие, высокие, одетые в меховые жилетки. Трое темнокожих и один китаец. У одного в руках я заметил нож и сразу привстал, напрягся, также я обратил внимание, что у двух парней голые руки в крупной чешуе, как броненосца. Боди-модификанты, причём не кибернетические, а бионические — разновидность редкая в наших краях, и оттого — ещё более пугающая.

— Вау, посмотри, Ким, флотские, — сразу обратил на нас внимания самый крупный из них, а затем добавил пару фраз на неоиврите. — Вы из какого флота будете? Зачем к нам в район спустились?

— Челябинские мы.

— Ого, челябинские? Сраные коммуняки!

Я поднялся. Меня учили, что честь трудового народа нужно отстаивать с кулаками.

— Повтори?

— Не нарывайся, — тыкнула меня в бок Дина. — Сейчас просто позовём охрану.

Она шагнула в конец вагона и нажала кнопку вызова охраны. Двое парней тут же ускорили шаг и пошли на нас. Я понял, что предстоит драться.

— Драка, — сказал я в браслет, и браслет отозвался.

Сообщение: экстренная ситуация (вооружённый конфликт на планете чужого государства)

Сообщение: разрешён режим табуированной лексики (по ГОСТ 2698−988ГЯ)

Глава 16Шестнадцать мужей

Сообщение: экстренная ситуация (вооружённый конфликт на планете чужого государства)

Обнаружено отсутствие традиционного оружие. Активировать принтоны-ускорители ТПУ4м-4 (доступно 2/2 капсулы)?

Драться я вполне себе умел, хоть опыта имел мало, да и не особо это занятие любил. В школе и бурсе за этим строго следили браслеты — нет, за одиночный подзатыльник, пинок или тычок ничего не будет, потому что приучение к социальной иерархии — одна из задач образовательных учреждений. Но попробуй только встать в боевую стойку на перемене — мигом спишут половину дневных трудочасов, и ходи потом, дорабатывай на скучных отработках вроде покраски забора или сбора папайи в школьном саду.

Но сейчас, похоже, выбирать не приходилось.

— Что у вас в сумках, показывайте, — чешуйчатый махнул ножом.

— Может, не надо? — предложил я.

— Или что, достанете свои красные галстуки и будете их целовать?

Немногочисленные пассажиры осторожно встали с мест и пересели от нас подальше.

— Активирую принтоны — шепнул я браслету.

Я заметил, что Дина сказала то же самое своему устройству. В этот же миг миниатюрная иголка вылезла из браслета и вонзилась в вену. Микроскопические наноботы-принтоны попали в кровь, начали бешено размножаться и распространяться по телу, усиливая все физические и физиологические процессы. Всё это время мы отступали в конец вагона — необходимо было выиграть пару секунд. Я почувствовал лёгкое опьянение и расфокусировку зрения лишь когда моя спина упёрлась в дверь тамбура.

Это оружие есть только у нас — у Челябинска, а также у Инспекции миров, и, возможно, у разномастных террористов. Даже в Империи его использование строжайше запрещено.

— На… ча… лось, — сказал я, чувствуя, как медленно это прозвучало.

Так же медленно бандюганы наклонились к нашим вещам. Медленно встряхнул плечами главарь, готовясь замахнуться ножом. Мы зашагали вперёд — в четыре раза быстрее, чем обычно, дойдя до вожака, прыгнули на лавки, пересекая натыканные по всему вагону рекламные голограммы — это получилось легко, только воздух стал чуть более плотным. Я размахнулся и пнул чешуйчатому в живот. Удар был заметно больнее, как будто я бил не тело человека, а кусок резины, но он начал медленно сгибаться. Дина добавила ему по лицу. Рука, сжимавшая нож, ослабла, и я вытащил оружие. Двое парней, очень похожих, как близнецы, полезших в наши чемоданы, заметили неладное и начали медленно разгибаться. Наши ботинки прошлись по их голеням, они потеряли равновесие и начали падать. Я врезал в челюсть ближайшему. Четвёртый, китаец, стоял дальше всех, и он среагировал достаточно резво — развернулся и побежал к концу вагона. Ну, побежал в данном случае — громко сказано. Я видел его медленно поворачивающееся в смешной гримасе лицо с приоткрытым ртом, брызнувшие слюни, и неестественно вывернутая нога.

Тут Дина тронула меня за плечо, показала куда-то на потолок. Там медленно загорался большая проблесковая лампа и выезжало из открывшейся ниши жало шарпомёта-парализатора. Дуло достаточно резво поворачивалось на меня — видимо, то ли система, то ли оператор решил, что именно мы являемся источником неразберихи.

Первый разряд ударил в лавку в каких-то сантиметрах от ноги, оставив жёлтое пятнышко. Второй — в ногу, прожигая комбез, её зажгло, и она на миг подкосилась, онемела. Но уже спустя секунду заполнившие моё тело прионы-ускорители приняли на себя удар, восстанавливая брешь в сосудах, и я даже не упал, прыгнул и пригнулся, прикрываясь падающим телом одного из хмырей. Шарпомёрт ударил по нему, затем развернулся в сторону Дины. Она схватила один из чемоданов — в обычном состоянии она вряд ли смогла такое сделать — и поставила его перед собой, как щит. Спустя мгновение я увидел, как её руки слабеют, и она медленно опускает чемодан на пол. Действие её ускорителя уже заканчивается, понял я, следовательно, скоро закончится и моё. первым делом я бросил один из чемоданов в китайца — увидеть, попал или нет — не было времени. Я двинулся сначала к одной цели, потом к другой, врезал в челюсть одному, дал под дых другому. Затем я перехватил нож, схватил Дину за руку и потащил в дальний конец вагона, мимо испуганных физиономий вжавшихся в лавки пенсионеров, где сбежавший китаец медленно падал, сбитый чемоданом.

В метре от него действие ускорителя и закончилось. Шарпомёт выстрелил в Дину — я почувствовал, как она падает, но не успел удержать.

Заполнено заявление о списании 1 капсулы принтонов-ускорителей ТПУЗм-4, стоимость — 14500 трудочасов.

Позади глухо грохнулись три тела, послышались стоны и брань. Китаец тем временем поднялся, выругался, откинув чемодан в сторону. Понял, что моя «суперспособность» уже не действует и поменял своё решение. Вместо того, чтобы убегать, он решил атаковать. Врезал мне в лицо — я блокировал удар, потом увидел в руке парня короткую зазубренную цепь.

Принтоны в моих мышцах и костях уже медленно вымирали, превращаясь в воду и безвредные минералы, но мозг ещё продолжал работать на повышенных оборотах. Я просчитал все варианты, и я сразу понял, что пускать в дело нож не следует — главное, что он теперь не был в руках нападавших. Гораздо страшнее, если тебя потом обвинят в нападении с ножом. Я отступил на шаг и выпустил руку, в которой держал парализованную Дину, и она упала на пол. Цепь просвистела над моим лицом, я перехватил её ножом — цепь обвилась вокруг лезвия — и дёрнул на себя.

Моя рука уже нащупывала застёжку на рюкзаке, который я всё ещё держал на пузе — секретную застёжку, которая открывалась только через сканер отпечатка пальца. Затем я толкнул китайца в тамбур — промелькнула мысль, что там может быть слепая зона у камер, если они тут вообще есть. Обвил цепь вокруг его головы, заставляя пригнуться, наклонился сам и сунул голову бедолаги в зияющую бездной прореху вывертуна. Вывертун аппетитно причмокнул, вытянул губы и всосал китайского гопника.

Молния закрылась. Я затащил на лавку Дину и молча сел сам. На этом наша битва закончилась.

Получена премия: 5 трудочасов (бескорвное завершение конфликта на планете)

* * *

Два не то охранника, не то контролёра примчались спустя долгие три минуты.

Турель парализатора спряталась сразу же, определив, что беспорядок прекратился. Дина уже потихоньку постанывала и приходила в себя у меня на руках. Не будь у неё в крови остатка принтонов, ускоряющих метаболизм, ожог и действие парализатора было бы куда сильнее. Я достал из аптечки репарационный пластырь и прилепил на спину прямо поверх комбеза, через проетую выстрелом дыру, посчитав, что снимать его при всех будет чересчур. Гопники отряхивались, разминая ушибы и звали китайца. Нападать больше не думали — присели на лавке в противоположной стороне вагона от нас, двое близнецов держали главаря, который периодически порывался встать и рычал:

— Они проглотили! Проглотили Кима! Проглотили, я видел!

Я ненадолго оставил Дину, внаглую оттащил чемоданы прямо у них из-под носа, вернулся на место, и тут же упёрся в наставленный на меня парализатор охранника.

— Что тут произошло? — перевёл мне браслет неоиврит. — Что за беспорядок? Вы зачинщик?

— Эти молодые люди напали на меня. И требовали наше имущество. Пытались ограбить.

Охранник растерянно оглянулся, поймав взглядом пожилую пару, всё ещё сидевшую на соседней скамье. Те молча кивнули, мол, да — действительно, грабили. Я продолжал:

— Между прочим, это было нападение на гражданина другого галактического государства, находящегося с туристическим визитом. Дипломатический конфликт.

— Они проглотили! Проглотили Кима! — продолжал орать главарь. — Камеры! Проверьте камеры!

— Он не в себе, — прокомментировал я. — Мне пришлось применить тайные навыки моей школы единоборств, но я не нарушил ни одного закона вашего государства — обезвредил, изъял оружие. Я собираюсь заявить в консульство о нападении, могу я взять вас этим… свидетелем?

Охранник махнул рукой напарнику, и учтиво кивнул, сказал:

— Прошу прощения за доставленное неудобство. Вашей спутнице нужна медицинская помощь? Если что, можем вызвать к следующей станции. Что до заявления в консульство — то… не вижу никакой надобности, мы обезвредим их самостоятельно. И проследим, чтобы данные субъекты отправились в каторгу на песчаные копи.

Он несколько боязливо откланялся и направился напинывать нашим нападавшим. Дина тем временем окончательно пришла в себя.

— Как дела? — спросил я.

— Всё хорошо… ох, моя спина. Давненько меня не жарили шарпомётом. Так, нам выходить на следующей же, да? Давай, поднимай вещи.

Солнце здесь окончательно скрылось за горизонтом. Фонари вдоль путей выхватывали загадочный пейзаж — огромные массивы не то гор, не то ледников с одной стороны и мелкую россыпь огней с другой. Горизонт пылал — там было тепло, стояли массивные городские районы, заводы и фабрики. Когда мы вышли из поезда, мы поняли, насколько прогадали в одежде — наш комбез хоть и был внепогодный, но к такому морозу явно был не готов. Всё добавлялось сильным ветром, который дул с ледника.

— Нам туда, — Дина махнула рукой, сверившись с картой в браслете.

Один раз мы остановились — и чемоданы всё ещё давили на хребет, и после использования принтонов чувствовалась некоторая вялость. Мы прошли под эстакадой путей и шли ещё минут десять вдоль каких-то заборов, тускло освещённых домов. Запорошенную снежной крупой дорогу нам изредка перебегали странные пятиногие существа — разных размеров, от совсем крохотных, как насекомое, до кошки. Ещё повстречалась пара четырёхколёсных квадроциклов и автоматическая уборочная машина, кряхтящая и шумящая, очень старая.

— Мы скоро… где-то тут.

Она совершенно неожиданно остановилась у совершенно непримечательной секции забора, бросила сумки и принялась долбить в неё кулаками и ногами.

— Открывайте! Мама Люсинда, открывайте!

Я заметил небольшое отличие — тонкие струи замёрзшего льда на тротуаре и едва заметный шум, исходивший изнутри. И внезапно секция забора действительно открылась — отъехала в сторону и позволила забежать внутрь. За стенами оказался достаточно большой двор, на котором высилась тройка атмосферных флайеров и десяток небольших вездеходов. Несмотря на то, что пространство всё ещё было открыто, здесь было заметно теплее, со всех сторон шумели тепловые пушки, нагнетавшие тёплый воздух. За стоянкой слышался шум толпы — в небольшом углублении виднелись сотни огней, окружавшие небольшой не то амфитеатр, не то арену, на которой происходило какое-то действо.

— Идёмте, — сказал тихо вышедший из тёмного угла и слегка напугавший нас мужчина. — Моя жена ждёт вас.

— Это один из мужей мамы Люсинды, — шепнула мне на ухо Дина.

— Один? — переспросил я.

— Всего их у неё около шести или семи. Она из местной ячейки коммуналистической церкви ритчистов, они проповедуют эту…

— Промискуитет? — вспомнил я умное слово.

— Полиандрию! Очень модно, кстати.

Мы шли мимо стеллажа клеток, в которых, быстро перебирая ножками, двигались всё те же странные существа — похожие не то на странных пятиногих крабов, не то на ходячие чайники на ножках. На основном ринге сражались два крупных существа — размером в собаку, один бледно-розовый, другой — сине-зелёный, они сталкивались друг с другом, как небольшие бойцы сумо, хлестали и жалили друг друга острыми светящимися щупальцами.

— Кто это? — спросил я у «мужа».

— Пентаходы, — бросил он через плечо. — Мы устраиваем тут… соревнования.

Толпа свистела и подначивала бойцовых животных, зрители то и дело подносили к лицу платёжные карты — наверняка, чтобы сделать ставку, о чём-то дико спорили, толкали друг друга. На задворках виднелись пара рингов поменьше, вроде больших столов. Там было несколько спокойнее, и сражались меньшие представители местной фауны.

От одного из них медленно отошла женщина — статная, с короткими волосами, в строгом коктейльном платье с глубоким, совершенно неприличным вырезом. Увидев нас, она изменилась в лице.

— Идёмте, — скомандовала она, направив нас к длинному приземистому зданию в сопровождении ещё двух мужчин.

Мы долго шли по коридорам, спускались вниз — внизу был целый огромный бункер с мрачными цехами и принтонными ваннами, в которых что-то плавили, печатали и собирали, но закончили мы путь во вполне уютной, хоть и достаточно аскетичной гостиной, в которой подошедший юноша тут же подхватил чемоданы и унёс куда-то, прошептав:

— Сестра, ваши покои готовы, — а другой тут же вынырнул с подносом в сопровождении кухонного дрона, расставляющего приборы и тарелки.

Наличие множества прислуживающих мужчин и всего одной женщины вызывало у меня небольшое, непонятное беспокойство. Но мама Люсинда расплылась в улыбке.

— Я рада, что ты прибыла, сестра. Переоденьтесь, а мои мужья накормят вас.

— Фу-х, наконец-то, — Дина устало плюхнулась на кухонный диванчик и принялась беспардонно стаскивать комбез. — Мама Люсинда, а сколько их у вас сейчас?

— Четырнадцать… А, нет, вру. Шестнадцать. Двое вступили в наш гражданский союз на этой неделе.

— Шестнадцать⁈ — не скрыл я удивления.

В этот момент у меня пискнул браслет. Я бегло прочитал:

Получена премия: 10 трудочасов (акт о выполнении поручения по сопровождению тов. Д. Пульсаренко)

Сообщение от Ш. Р. Куцевич: «Аренда стоянки кончилась. Мы сели в Ашкелоне-6, дуй сюда, у нас встреча через два часа!»

Сели⁈ Я абсолютно не понял логики отца, ведь стоянка на планете традиционно дороже, чем стоянка на орбиталке. Не мог же он выбрать порт просто из-за близости к месту встречи? Что-то было не чисто. Я спросил у хозяйки:

— А Ашкелон-шесть — это далеко?

— Не очень, полтора часа на восток. Угощайтесь, это мясо ледяного пентахода с модифицированными белками, деликатес, — сказала хозяйка, открыв крышку на большом блюде.

Да уж. Знал бы — просто высадил Дину позже, и не попали во все эти передряги. Я похватал руками с блюда куски белёсого, похоже на крабовое, мяса, запил чаем и повернулся к Дине.

— Мне пора. Батя заждался.

Дина, не вставая с дивана, протянула ко мне руки, махнула рукой, мол, подойди. Я подошёл, наклонился, она обвила мою шею руками и поцеловала.

— Спасибо. Ты проявил мужество, мне понравилось. Ты милый и неиспорченный. Успехов в твоём полёте, увидимся ещё.

— Погодите! — Люсинда преградила мне путь. — Вы не имеете права уходить так скоро.

Я напрягся. Со всех сторон, из коридоров и дверей стали выходить юноши и мужчины — молодые, средних лет, весьма пожилые. Все они были одеты в строгие чёрные костюмы, вроде тех, в которых ходили первые партийцы Челябинца полтора века назад, всего их набралось около десятка — видимо, несколько мужей Люсинды всё же отсутствовали.

— Вы не уйдёте, если мы не помолимся вместе с вами, товарищи!

Самый пожилой мужчина, самый бородатый, подошёл к стене и снял большое красное полотнище с длинной цепочки ярких портретов. Бородатый мужчина, тоже с густой шевелюрой и густой бородой — в школе учили, но всё время забываю, кто это. Бородатый мужчина без бороды и с густыми бровями. Мужчина лысый, с острой худой бородкой — кажется, это был Ленин. По центру, в рамочке — Мужчина с бородой седой, кудрявой — это святой Деннис Ритчи, изобретатель одного из древних языков программирования. Следом — мужчина лысый, без бороды, с узким прищуром глаз, орлиным носом и таутированными серпом и молотом на щеке — это, конечно же, был великий товарищ Банин, он же Анастасьев. И последний портрет — строгая властная женщина в годах с густыми кудрями, тяжёлыми серьгами и мрачным, гнетущим взором. Это была одна из основательниц культа ритчистов, товарищ Гулимбекова.

— Планет нерушимых союз наш свободный навеки сплотила великая мать… — запела Люсинда, и строй её мужчин немедленно подхватил.

Подпел и я.

* * *

Потребность в еде: Средняя (8 часов)

Как я добирался до этого Ашкелона — не помню. Помню, что меня немного знобило — то ли побочное действие от принтонов, то ли от ледяного климата этого странного райончика. Помню, как возникло странное чувство, когда подъезжал к космопорту — как будто начинается утро. Хотя утро здесь начинается всегда за сотню километров до космопорта.

Когда выходил из вагона, понял, как жарко. Обнаружить космопорт не составило труда — его ржавый козырёк нависал над ближайшим утёсом, спускавшимся в очередной каньон. Повсюду росла колючка, бегали стайки пентаходов — другого подвида, сухопарых и длинноногих, напоминавших смесь паука с тушканчиком.

С батей и Арсеном я разминулся буквально у входа в арендованный ангар. Они шли налегке, в лёгких городских костюмах — видимо, их место назначения было на «тёплой» стороне планеты.

— Проводил, всё нормально? — спросил отец и молча сунул мне карту пропуска в ангар. — Трудочасы насчитались?

— Хм, да.

— Какой-то ты не весёлый. Чего она?

— Да нет, скорее, наоборот. Я тут это… Потратил ускорители, подрался.

— Похвально, потом расскажешь. Подключись с консоли, я печатку взял, — батя показал перстень. — Чтобы знал, как дела ведутся. И подготовь, проверь всё, как подключено.

Перстень соединялся с пультом по каналу квантовой связи и выдавал плохонькое, зато абсолютно-защищённое изображение и звук. Примерно по такому же каналу работали наши браслеты — вернее, могли работать, а большую часть времени они использовали местные системы связи.

Напившись горячего чая и обколовшись биоблокаторами, через час после отъезда папаши и Арсена я сходил и проверил, всё ли в порядке с гипототемами, затем вернулся за парковочный пульт. Запустил на одной из консолей, в аккурат под портретом товарища Банина, древнюю монохромную стратежку — ох и ругался бы батя, если бы видел! А на соседнем экране вывел трансляцию, которую Куцевич-старший вёл из своей печатки.

Они уже приземлились и направлялись к подпольной чайхане в самой глубине ближайшего к порту района трущоб. Как и всегда в подобных местах, разговор ожидался интересный. Вскоре картинка перестала мельтешить и стабилизировалась

— Чаёчку не желаете? — старик Рахим медленно наклонил чайник над кружкой, стоявшей напротив отца.

Мне вдруг подумалось, что чай может быть отравлен.

Глава 17С мясом

— Чаёчку не желаете? — старик Рахим медленно наклонял чайник над кружкой, улыбался хитро, с китайским прищуром. Не дать — не взять дедушка Конфуций из довоенных сериалов.

Я на всякий случай написал на браслете сообщение:

«Батя, не пей чай, вдруг он отравленный?»

Интересно, где у Рахима камера, подумалось мне? В золочёном клыке, которым он так характерно скалится, или в пуговице, по-старинке? Или в какой-нибудь родинке?

По паспорту наш работодатель был якутом подданства Суздальской Империи, но мы-то уже прекрасно знали, что, во-первых, он чистокровный китаец-ханец родом из далёкой Срединной Федерации — с другого конца Рукава. Откуда-то из орбитальных пригородов сорокамиллиардного Джун Ксина. Успел повоевать в наземной пехоте с Шамбалой и прочими сепаратистами, потом — то ли за провинность, то ли, наоборот, за успехи был переправлен к нам, за Китайско-Московское Порубежье. Три года пути — и осел тут.

А, во-вторых, настоящий его хозяин — микронация «Ночные Клоуны», которых ещё называли «Джокерами» или «космобайкерами». Насчитывалось их чуть меньше миллиона человек, штаб-квартирой их был крохотный астероид неподалёку от Таймырского ханства, а во владении находилась пара тысяч судов первой и второй размерности, а также один большой списанный крейсер, который они превратили в космическую крепость. Чаще всего они промышляли частным извозом, как и их конкуренты — «Астромиг».

В общем, «триада», засланец в Иерусалимскую Республику, батя уже успел через товарища замнаправления пробить всю информацию.

Впрочем, нас, свободных и классово надёжных челябинцев, членов профсоюза контрабандистов, это мало волновало. Партия сказала — «можно», контрабандист ответил — «окей». К тому же, отношения всех карликовых республик Московского Сектора нельзя было назвать дружескими. Подгадить иерусалимцам или таймырцам, помогая разжиться мелким мафиозникам и микронациям — милое дело, агенты Земли Обетованной не преминут сделать то же самое в отношение челябинцев. Впрочем, наша партийная разведка бдит куда лучше, чем местный МОСААД.

— Да не, я уже кофе заказал, — папаша крутанул ус, пригубил чёрный напиток из одноразовой термокружки. — Так в чём дело?

Рахим продолжал выразительно смотреть на папашу с Арсеном, медленно, не спеша разливал чай по трём кружкам.

— Дружище, мы, признаться, не любим всей вот этой вот предварительной болтовни! — многозначительно покрутил пальцем перед лицом нашего нанимателя Арсен. — Ты мне уже в третий раз контракт даёшь, я тебе верю. Зачем все эти восточные штуки, разговоры ни о чём, да, ты ещё о погоде нас спроси! Говори, что надо везти? Трансплутониевые? Дефлюцинат контрафактный? Приборы? Антиматерию? Оружие?…

Последнее слово он сказал вполголоса. Папаша строго на него посмотрел и сказал более спокойным тоном.

— Друг, мы не возим только наркотики, органы, серую гниль и рабов. Всё остальное…

— И порнографию! — перебил Арсен.

— Почему… Ладно, речь не об этом. Что тебе нужно провезти?

Наш собеседник молча, не снимая хитрого прищура с лица, прослушал их диалог, отхлебнул дымящийся напиток и повторил:

— Чаёчку не желаете?

— Пожалуй, нэ откажусь, — кивнул Арсен, видимо, решив сгладить вину за свой резкий пассаж. — Вах, какой ароматный чай! Это же настоящий, китайский?

— Называется Габа. Габа Чида-Душ-Ень. Его собирают с предгорий Исполинской Горы на Хуанхэ. Как вы знаете, это планета-океан, и это у них единственный естественный участок суши. Бывший вулкан, заповедник. Чай растёт всего на десяти гектарах, а удивительный состав почвы и воздуха…

— Я уже понял, к чему ты клонишь, — кивнул отец. — Сколько стоит килограмм этого чая?

— … А удивительный состав воздуха и, о чём я говорил…

— Почвы! — подсказал Арсен. — Сколько?

— Да, почвы, создают совершенно уникальный аромат и состав чайного листа. Потом контейнеры с листьями отправляют ферментироваться в специальную орбитальную лабораторию, охраняемую лучшими волчками Срединной Федерации. Разумеется, чай располагает множеством степеней защиты — голография, нанокоды на каждом тысячном листе, которые можно прочесть через микроскоп. В каждую стограммовую упаковку встроен принтонный агрегат, автоматически печатающий чайный сервис с фирменным логотипом. Всего такого чая собирают и отправляют на продажу не больше сорока тонн в среднегод. Вы спросили про цену? Одна тонна на аукционах в Срединной Федерации продаётся, в пересчёте на имперские червонцы, то есть, кредиты, за десять-пятнадцать тысяч. В среднем.

Артур присвистнул.

— А у нас? — наклонившись, в полголоса спросил папаша.

— Тонна, добравшаяся до Китайско-Московского Порубежья, стоит в пять раз дороже. Сюда, до Иерусалима — в пятьдесят раз дороже. Это если оптом. К примеру, заварка этого чайничка мне обошлась в четыре червонца — втрое дороже обычного казанского чёрного. А в Порубежьи Дальневосточном, например, в Нерчинске…

Рахим выдержал паузу.

— В сто? — робко предположил Арсен.

— Нет, родной. В тысячу. Примерно в тысячу раз больше, чем у производителя. И это, опять же, у оптовиков… За горсть такого чая местные китайцы из числа разбогатевших ссыльных будут готовы отдать целое состояние.

Над столом на десяток секунд воцарилась тишина. На трансляции было видно, как нахмурился лоб, как забегали зрачки папаши — бурная умственная деятельность, калькуляция исполинских чисел в уме. Тишину решил нарушить Арсен:

— А зачем разбогатевшим ссыльным китайцам на Дальнем Востоке…

— Это наши соотечественники привыкли заливать любой праздник вином, — Рахим слегка раздражился и одновременно поскучнел. Видимо, ожидал бурного обсуждения сразу же после оглашения цифр. — У людей из Китайского сектора чай — это церемония. Скажем, заказать сто грамм такого чая на свадьбу дочери для богатого папаши… У вас, Шон Рустемович, есть дочь?

— Нет. Сын. Гагарин, он же был в прошлый раз.

Я чуть не пустил скупую мужскую слезу, глядя на эту сцену из рубки. Папаша вспомнил о своём непутёвом отпрыске! Обычно создавалось впечатление, что он меня стыдится.

— Да, да, помню, как же, Гагарин — отличное имя. Редкое. Это же был такой древний философ, да?

— Угу. Книжки писал.

— В общем, есть покупатель. На сто пятьдесят килограмм чая. Есть поставщик, он готов осуществить передачу на одном из спутников Тюмени. Да, исходя из таможенного приложения к Московскому Протоколу, товар с такой рыночной стоимостью… тоже должен облагаться пошлинами, но…

— Ну, да, контрабанда, понимаем, — сказал Арсен, но снова увидел испепеляющий взгляд папаши и осёкся.

— Но на территории Уральского Союза Планет проблем быть не должно. Какие-то бумаги у поставщика есть. Имперским ищейкам и местным копам, как и сотрудникам Протокола обычно нет дела до таких объёмов контрабанды. Нет того, кто готов отвезти столь… специфический товар через территорию Новгородской Иерархии. Как вы знаете, у них весьма своеобразное местное законодательство — как-никак, до открытия Северо-глубинного коридора два века развивались изолировано… Протокол приняли полтора века назад.

О том, что Свободный Челябинск окончательно принял — хоть и не особо теперь соблюдает — Протокол всего полвека назад, а до того век считался пиратской планетой в самом центре Сектора, все тактично умолчали.

— А куда конкретно на Дальний везти?

— Нерчинск, я же сказал.

Я затаил дыхание. С одной стороны, путь был очень неблизкий. Мы находились в месяце пути от родного Челябинска. Это если по прямой, а мы так редко ныряем. Я не видел планету уже. С другой — мне очень хотелось повидать Дальний Восток. Как и любой мальчишка, я пересмотрел слишком много трансляций, сериалов и перечитал слишком много романтических комиксов-истернов, чтобы реально понимать, что это за край.

Край, которому Московский Транспортный Протокол — не указ.

— Далеко, — потёр подбородок папаша. — Северная Периферия. Это прыжков пятьдесят от Тюмени, а ещё до неё лететь. С учётом обратного пути — целых полгода. Сколько?

У меня загорелись глаза. Начался любимый эпизод переговоров — соглашение о сумме.

— Что сколько?

— Сколько вы можете дать за это?

— Двенадцать, — Рахим поджал губы.

— Двенадцать тысяч⁈ — Арсен вскочил, начал собирать вещи и демонстративно отправился к выходу. — Да вы офигели! Мы поехали! Нет, так мы не можем.

— Мало. Очень мало, — подтвердил отец. — У моего экипажа столько стоит месячное жалование! А тут — полгода.

— Да стой! Стой же ты, дубина! — Рахим привстал, прикрикнул на Арсена, затем понизил голос. — Сядь. Двенадцать… процентов от суммы. Это примерно сто шестьдесят тысяч в нынешнем курсе. По рукам?

Отец протянутую руку не пожал.

— Нет. Ты забываешь расходы — на парковку, на пошлины, на дефлюцинат и уран, на взятки — сумма должна быть как минимум втрое больше. Меньше чем за треть суммы — не согласимся.

— Пятнадцать, — стиснув зубы, прошипел Рахим. — Больше мои хозяева не могут дать. Я оторвал свои три процента от сделки.

— А сколько всего тебе дают, Рахим? Нам-то ты можешь сказать, мы же друзья с тобой, — папаша улыбнулся — максимально искренно, насколько позволяла ситуация. — Наверняка же не меньше четверти?

— Восемь… десять процентов, — выдавил из себя Рахим.

— А, давай нам семнадцэть-восемнадцэть, а тебе четыре-пять, по рукам⁈ — Арсен подставил свою волосатую ладонь.

— По… рукам, — недолго думая, Рахим согласился.

А я тем временем откинулся на спинку стула и заржал. Я уже знал, какой цирк ожидает нас на борту.

На браслете тем временем отобразилось

Текущее поручение: Доставка чая ДГКДС-017

* * *

— Дефлюцинат! Идиотина! Дубина! Три класса сельской школы! — голос отца я услышал задолго до появления в кают-компании.

Название «кают-компания» прилепилось к верхней палубе после Дины. Звучало настолько нелепо, что мне даже понравилось. Вся верхняя палуба нашей посудины была без стенок, и уголок, в котором мы собирались на перекусы, отделялся от туннелизаторов, моей временной спальни и складов стеллажами, кое-как набросанными плитками гипсы, принт-чугуна и небоскрёбами из коробок.

Времени оттащить кровать обратно в свою спальню пока что не было, и я оставил её, как есть, в отсеке.

«Завет Ильича», разливал кофе по кружкам, опасливо озираясь одноглазой камерой в сторону лестницы. Корабельные андроиды в Империи давно были под запретом как потенциально-опасные устройства, к тому же, источники безработицы на малых планетных телах. Возить его на большинстве маршрутов приходилось тайно. Мне кажется, железяка была даже рада возможности спокойно погулять по верхней палубе и высунуться наружу на мелких космореспубликах вроде Иерусалима.

— Шон Рустемович проявляет признаки агрессивности. Рекомендован спокойный тон беседы, — сказал Ильич. — И не забудь удалить следы запуска консольного приложения, не рекомендованного для запуска…

— Удалил. Я тебе когда-нибудь перепрограммирую. Перестань говорить протокольным тоном очевидные вещи.

— Партия запрещает роботам шутить. Зато мы говорим всегда по делу и не мелем зря языком. А за перепрограммирование в соответствие с кодексом о государственной собственности…

— У тебя и языка-то нет… — перебил я андроида и прислушался.

Похоже, переобувались в домашнее.

— Да что ты так ополчился-то на меня, брат? Я же и так поднял до восемнадцати! Двести шестьдесят тысяч — это же огого! Это чистыми сто пятьдесят прибыли! Можно второй траулер купить! Особняк! Остров целый свой на Таймыре!

Батя как-то обмолвился, что мечта была у Арсена — сбежать в Таймырское царство, осесть там и разводить овцебыков и прочих индрикатериев. Скорее всего, они оба так шутили, но звучало весьма сомнительно с точки зрения законодательства.

— Про остров на Таймыре мы ещё в присутствие куратора поговорим, а про проценты я тебе, балда, повторяю! Вовсе не десять процентов они ему отсыпают, а минимум двадцатку! Мы могли до двадцати пяти — двадцати семи точно договориться!

— Да не могли же! Говорю! Он бы больше не поднял!

Сапожищщи загремели по лестнице, и батина лысеющая шевелюра, наконец, показалась в лестничном проёме.

— Гага, ты видел⁈ Что он учудил⁈ Сотни! Сотни нас лишил! Этот хмырь после слов Арсена даже до двадцатки не стал поднимать! Дефлюцинат!

Обзывать меня и Арсена космическим планктоном отец страсть как любил. Но я, всё же, поддакнул отцу.

— Арсен, ты не прав. Можно было сторговаться на большую сумму.

— Мамой клянусь, я и собирался дальше торговаться! А восемнадцать — так, предложил! — старпом уже готов заплакать от раскаяния, но признаваться в нашей с отцом правоте не собирался. Чтобы разрядить ситуацию, я спросил отца:

— Как полетим? Путь неблизкий.

Отец устало плюхнулся на табуретку и махнул Ильичу:

— Карту сектора дай.

Над столом размахнулась слегка дёргающаяся от кофейных испарений карта звёздных скоплений и «коридоров» — тонких нитей, связывающий кластера-регионы космических держав.

— Северо-глубинный коридор — рискованный маршрут. Можно везти в обход, через Юго-восточный коридор, но он займёт на пару месяцев дольше. Безопаснее, конечно, базы лучше, там и взятку проще дать, и груз такой разрешён. Но вот с точки зрения бессарабских корсаров…

— Да, везти надо через Новгородскую Иерархию, — Арсен почесал затылок. — Фанатики… Не любят они иностранные товары. Помню, как в девяносто восьмом…

— Отставить разговоры. Пора лететь. Затаримся у уральцев, тут расходники дорогущие. Гагарин, зови волчка, а я с диспетчерами поболтаю.

Старого нашего волчка батя выпустил пару месяцев назад на специальном астероиде для «пенсионеров». Новый волчок, выданный за полторы тысячи трудочасов, был уральской породы, самый дешёвый и лёгкий в приручении, но обладал неприятной особенностью — не мог подлетать ближе, чем на пятьдесят метров к поверхности. Потому волчка приходилось отпускать на свободный выгул, либо оставлять на привязи у стратосферных дирижаблей, но на такую роскошь у нас хронически не хватало бюджета. Поэтому садиться и стартовать приходилось в старинных портах трамплинно-рельсового типа. Такого, как Ашкелон, он же Иерусалим-6.

Посмотрел в иллюминатор: ржавые ворота ангара, где стояло наше шестидесятиметровое судёнышко, неспешно открыл пузатый дядька. Потом я уселся на кресло второго пилота, закрыл глаза.

«Волчок, вернись», — подумал я, представив его светящееся тарелкообразное тело под кормой и сопроводив командой через радиоэфир, через браслет. Космофауна одинаково хорошо ловит и ментальные волны, и радио, а ментальный рисунок каждой сущности уникален, поэтому позвать его не составило труда.

Холодок пробежал по спине — когда волчок, мирно гуляющий в стратосфере, отзывается, всегда становится немного страшно. В голове послышался «шёпот», обрывки фраз, звуков, образов и мелодий, он становился всё громче, и я сказал бате:

— Стартуем, на подходе.

Началось веселье.

— Задраивай люки! Кислородку включай! Форсажники!

— Задраил-включил!

— Связь проверил? Сообщай!

— Порт, мы готовы!

— Готовы… Взлёт разрешён, — пробубнил голос не то роботётки, не то зануды-мужика.

Корабль дёрнуло, резко придавило вниз, заработали форсажные движки. В голове послышался ещё громче шёпот востроскручи. Космический зверь уже подлетел к концу пути, туда, где рельсы обрывались в пятидесятиметровый обрыв. Почуял приближение знакомого корабля, и уже был готов прилепиться подо дно, чтоб получить свой вкусный кусочек уранового изотопа на завтрак.

И тут…

— Так, стоп! — голос диспетчера стал более отчётливым и резким — всё же, человек. — Неоплаченная задолженность в размере двухсот семидесяти тысяч шекелей за парковку и обслуживание. Во взлёте отказано! Парковочные платформы заблокированы.

Я понял, что батя и не думал платить, садясь в этом порту. И что взлетать мы будем «с мясом.»

Глава 18Чаевед

— Ччёрт, не прокатило, — прошипел батя и подтвердил мои опасения. — Придётся стартовать «с мясом»! Волчок, хватай упряжь!..

— Диспетчер, вас плохо слышно, приём! — прокричал Арсен в передатчик, а затем жестом погасил его.

«С мясом» — это ничего хорошего. Это означало — вырывая парковочные телеги от рельсов и с риском, что нашлют Инспекцию Протокола.

— Есть захват упряжи! Есть ровная гравитация!

— Гагарин, девяносто-сто двадцать по правому.

— Есть девяносто-сто двадцать по правому!

Гравитация оказалась вовсе не ровной, при повороте я в очередной раз шатнулся к перилам и чуть не свалился с лестницы. Заскрипели рельсы парковочной платформы под днищем, зашипел воздух, загремело, заныло под ложечкой.

— Кислород, двигатели в норме?

— В норме.

— Удаление от поверхности?

— Шестьдесят километров! Ильич, включай металл!

Ильич зашипел встроенными динамиками, включив уже знакомый коммунистический классический хэви-металл:

Если дело отцов стало делом твоим —

Только так победим, только так победим!

Слышишь юности голос мятежный,

Слышишь голос заводов и сёл!

— К пульту живо! Проверь пульт, всё ли горит! А ты к туннелизатору!

— Есть!

Подбежал, держась на поручни, поглядел в туннелизатор. Три хилые вакуумные рыбёшки барахтались за пыльным, закреплённым на крупные болты просмотровым окном, готовые слиться в вихре.

— Крути! Гони синего к красному!

— Не хочет!

— Транспортир подавай! Ты всех кормил? А, дефлюцинат, ничего не умеешь, давай я! А ты — в трюм, проверь востроскручу!

Я побежал в трюм через грузовой, провонявший конским навозом — батя упоминал, что прихватил по дороге в Иерусалим заказ по перевозке табуна лошадей — и услышал в браслете:

— Тройка сформирована! Оси приняты?

— Тройка сформирована! Оси приняты.

— Не подведи, милая! — сказал папаша в полголоса в микрофон. — Толкай их! Нно, родимые! Ныряем!

Еле видимая волна погружения прошла по кораблю.

— Нырнули! Идём!

— Ура!

Я побежал наверх, в моих руках, как это часто бывает, появилась красная электро-семиструнка «Урал». Полились грубоватые аккорды в такт песне, и вот уже три глотки орали на весь зал:

Банин, партия, комсомол,

Банин, партия, комсомол!

Банин, партия, комсомол,

Банин, комсомол!

Успокоились, как это часто бывает, через пару минут. Плыть в подпространстве до нашего следующего пункта — малонаселённой звезды на границе Иерусалимской Республики — оставалось ещё долгих десять часов, и мы сели обратно за стол.

— Итак, что мы имеем… — начал отец, но Ильич перебил его.

— Неприятности, товарищ капитан.

— Отставить! Денег задатка, на оплату оптовику, они дали, вот одноразовая карточка. Взлететь смогли. Запасы есть. Всё отлично! Всё под контролем!

Обожаю это батино «всё под контролем». От одних этих слов мурашки по спине, что от шёпота космической зверюги.

Вот что, что мешало спокойно заплатить? Фамильная прижимистость? Азарт авантюриста? Ведь у нас был не нулевой бюджет, мы могли особо не экономить. Нет, манёвр «старт с мясом» они с Арсеном выполняли не в первый — на моей памяти, уже в третий раз. В одном случае отделались взяткой ближайшему имперскому сторожевику, но один раз напоролись на неподкупных Инспекторов Протокола, которым имперский червонец — не указ. Непонятно как, но профсоюзу тогда удалось урегулировать проблему, отец отделался трёхнедельным арестом на орбиталке, а Арсен с Ильичом сидели под арестом в бронеангаре, на сухарях.

Но это ещё тогда повезло. Могли бы и на каторгу угодить, в какой-нибудь Дзержинск, в плутониевые копи. Повторять не хотелось. В общем, к необходимости успешно доставить груз прибавилась ещё и задача обойти по краешку все зоны баз Инспекции Протокола.

* * *

Вечером в те же сутки мы с Арсеном собрались перетащить кровать в мою комнату, и выяснилось, что она больше не моя.

Во-первых, во время жёсткого всплытия что-то случилось с трубой буржуйки, которая шла по контуру вдоль моей комнат — то ли она уже давно проржавела, и развалилась сама, то ли от сотрясения вывалился какой-то болты. В общем, сажа и копоть вывалилась в вентиляцию, а оттуда равномерно распределилась по всем поверхностям комнаты.

— … ! Твою…!… ты…! — рявкнул я.

Штраф за нецензурную брань −4 трудочаса

— Не беда! — попытался меня приободрить Арсен. — Ну, посвободнее со временем станет — приберём, ага?

— Ага! Конечно, приберём!

А во-вторых, выяснилось, что в углу, где стояла кровать, свили огромную паутину детишки приснопамятной Милли. Двое из них увидели нас, когда мы вошли, и спрятались под тяжёлый чугуниевый шкаф, который стоял в комнате с момента создания, и который мы могли бы сдвинуть только в состоянии невесомости. Арсен бросился на пол, полез под шкаф — вообще, я был удивлён такой его прыти, учитывая, что ещё недавно он весьма их боялся.

— Он же ядовитый?

— Да, не страшно! Смертельный лишь в десяти процентах случаев. Меня уже кусал один раз — рука отекла, раздуло в два раза, я в медкапсулу сунул на пару минут — как рукой сняло!

Одного он выудил и сунул в заранее подготовленную банку. Второго — не поймал. Сколько их осталось всего мы пока не знали, но решили от греха перенести побольше вещей в мою новую «каюту», а потом пришло время снова нырять.

Мне уже стало интересно, как батя выкрутится. Обычно у него получалось, но уж больно длинным был маршрут.

Первый участок мы прошли быстро. Ушли с коридора с отключенными транспондерами, чтобы отсечь возможную погоню. К концу вторых суток пересекли границу Иерусалимской Республики и Союза Планет и пошли короткими всплытиями по окраинам большой звёздной туманности, от одного коричневого карлика к другому. Первый патрульник Союза вынырнул на нашем курсе на четвёртый день, как раз, когда мы кормили гипототемов — уставшие коньки жрали дефлюцинат вёдрами, только успевай носить.

Входящее сообщение от кп1–100565–2987-усм

— О, письмецо, — битя немедленно зачитал. — «Требуем сохранять орбиту и приготовиться к досмотру».

— Местные?

— Патруль, не инспекция.

Катерок был совсем крохотный, десятиметровый и без всяких признаков востроскручи. Когда высокий и усатый — по последней имперской моде — пожилой погранец в сине-зелёной форме шагнул с посадочного коридора на палубу, я заподозрил, что он просто соскучился по гравитации. Потому и решил нас навестить.

Как выяснилось, я ошибся не очень сильно.

— Так, первым делом — где у вас сантехническая комната? — спросил он и в ответ на беззвучный кивок бати проследовал туда, буркнув. — Пока подготовьте отчёты.

Не выходил долго, минут десять, слышалось журчание воды, какие-то невнятные бурчания с возгласами «о, наконец-то».

— Только бы у них базы не обновились, — прошептал Арсен.

— Какие? — не понял я.

— Разыскные. Из Иерусалима.

Наконец, дверь отворилась, и наш ревизор вышел весьма с подобревшей физиономией, мокрыми волосами, застёгивая на груди лёгкий скафандр.

— Хм, ну, спасибо. Знаете, мы тут третьи сутки околачиваемся.

— Наказали вас, что ли? — улыбнулся батя.

Погранец нахмурился, пробурчал и стал рыться в браслете — не таком, как у нас, а в обычном, раскладывающемся в планшет.

— Вовсе не наказали. А вас вот сейчас накажу! Почему у вас логи очищенные? Я же вижу, что тут не всё в порядке, глаз у меня намётан.

Логи у нас всё ещё собирались полу-автоматически, и в дополнении батя предварительно сказал мне залезть в ломанутую сто лет назад консоль бортового супер-админа и вычистить всё подозрительное. Это я умел хорошо. Я взглянул на отца.

— Путевой лог не очищенный. Мы их вручную собираем. У нас электроника релейно-ламповая у большинства устройств.

— Ну и что? Нельзя, что ли, на эту релейно-ламповую налепить нормальные датчики? Сгорят — новые поставите! В общем, это всё отмазки. Вы запросто можете быть преступниками, а мне потом отвечать.

— Ну и как мы решим этот вопрос? Знаете ли, у нас не такой уж богатый бюджет, чтобы при каждой аварии менять датчики. А рейсы мы часто совершаем в Дальний восток — вот, как и сейчас. И пару раз под электронные бомбы уже попадали.

Пограничник нахмурился. Видимо, не часто через его края проходили смельчаки, направляющиеся в столь отдалённые края.

— Ладно. Штраф семь тысяч уральских кредитов, — он скинул голограмму документа отцу на браслет.

Тот кивнул, молча достал имперскую карточку.

— У меня только имперские кредиты. У вас же нормально обменяется? Какой сейчас обмен?

— Один к пятидесяти пяти. Обменяется, — кивнул имперец.

— Хорошо!

* * *

К большой орбиталке пришвартовались на пятые сутки. Первым делом я отпросился у бати, побежал в ближайшую столовую и навернул две порции нормального орбитального борщеца. Мы остановились на пять часов, и в планах было много чего — искупаться в полноценной душевой, потом пройтись по клубам настольных игр или интеракт-студиям, и завести пару ни к чему не обязывающих знакомств. Нет, про Дину я помнил и даже верил, что она действительно будет меня ждать, однако после такого внезапного опыта очень хотелось новых приключений на пятую точку.

Но — не судьба. Только допил компоту, как раздался звонок от бати.

— Слушай, Арсен куда-то убежал, ничего не сказал, а я один сижу с Ильичом. Мне нужно за каботажем сходить и топливом для коней. Дуй обратно.

— Так Ильич же на корабле?

— Ты что, думаешь, я ему корабль одному оставлю? В этих краях?

— Раньше же оставлял, и ничего… Нам надо экипаж расширять!

— Разговорчики!

Пришлось возвращаться, и тут меня ждал сюрприз. У самого перехода на корабль, припаркованному на нижнем ярусе перронов, нос к носу столкнулся с Арсеном, ведущим под локоток девицу странной внешности. Маленькая, худая, с иссиня-чёрными волосами, в которых мелькали нити-голограммы, в обтягивающем пластиковом топике, который транслировал какое-то древнее кислотное видео. Видео на доли секунды прерывалось, оставляя девицу полуобнажённой по пояс.

— А, Гага, вот, смотри, моя да-авняя знакомая, подруга — Галина, а это Гагарин, сынок нашего капитана.

«Сынок» прозвучало очень обидно, но я промолчал. Учитывая, каким Арсен бывает костноязычным — обижаться было глупо. А женщина опасная, подумалось мне. Не киборг, а кибер… котка, или готка, я с трудом вспомнил, как называется эта древняя субкультура. Давняя, говорит? Сколько же ей лет, если Арсену уже под тридцать. На вид она казалась чуть старше меня, хотя могло быть и все сорок.

Галина с надменным видом протянула мне руку, согнутую в запястье. Я неуклюже пожал, хотя, видимо, подразумевалось, что нужно поцеловать.

— Галя, родная, ты веди себя смирно, много не говори, товарищ капитан будет ругаться, но это он по первости, я всё улажу, — услышал я голос Арсена за спиной.

Зайца на борт, значит, задумал провести! Девицу. Я усмехнулся. Что-то зачастили женщины к нам на борт, хотя раньше батя был тем ещё шовинистом. Задним числом я задумался, какую выгоду с этого могу поиметь. Отношения с Арсеном у меня были, в общем-то, хорошие, и сразу сдавать его папаше я не стал.

— Кто такая⁈ — папаша нахмурил брови. — Ты, что ли, Гага, где-то отыскал?

— Не, это моя давняя знакомая, Галина, она… специалист по чаю. Я подумал, что такой дорогой груз нужно будет вести особым образом, и чаевед нам не повредить.

— Чае… кто? — почесал макушку папаша.

— Чаевед, — не меня презрительного выражения лица, повторила Галина.

Батя сел, вытер платком пот со лба. Успокоился — на миг.

— Так, а ну-ка, давай, рассказывай. Не мне — ему, — кивнул он на «Завет Ильича». — Он у нас знаток. Где училась? Какие сорта чая знаешь? А то, может, мой друг и напарник решил меня облапошить, а⁈

— Филиал шестнадцатого регионального аграрного университета Казани в орбитальном посёлке Аргаяш-3. А чаи?… Ну, бывают казанские чаи, индийские, китайские, с Зимбабве ещё, черные, зелёные…

Голос у неё оказался низкий, не очень подходящий к худой фигуре. Она немного осеклась, я заметил тень неуверенности, прорвавшуюся через напускное презрение.

— Ещё?

— Ну, крепкие, слабой выдержки, ещё… улуны.

— Сколько лет занимаешься?

— Пять… нет, шесть.

Она протянула какие-то документы — на пластиковой бумаге. Папаша бегло посмотрел, взглянул на Ильича, тот молча вгляделся в стереобумажку своим фирменным подслеповатым взглядом старых стереокамер. Зная характер робота, можно было предположить, что он обязательно сумничает и отпустит реплику в адрес сомневающейся девицы — участвовать в допросах с пристрастием он любил. Но нет — молчит, и всё тут. Тут и папаша опешил — видимо, тоже ожидал какого-то хитрого разоблачения.

— Ну, получается, что… Ладно, а какая нам выгода с чаеведа? Что, просто в гермоконтейнере его нельзя провозить? В сейфах там, не знаю.

— Не рекомендуется, — поджала губы Галина. — Спреет. Сгниёт. Товарный вид потеряет. Надо, чтобы обдувало, чтобы не испортился.

— Да она много есть не просит, — вклинился Арсен. — Смотри, Шон, какая худющая!

Батя помедлил пару минут, а затем сказал.

— Ладно. Но учти! Больше одного… двух процентов с нашей сделки ты не получишь. И обязанности по кораблю теперь делим не на четверых, а не пятерых, ясно?

— Может, четыре? — подняла бровь Галина. Чертовка, а она ещё в этой ситуации пытается торговаться с батей! Понятно, что для проформы — но своей смелостью она меня начинала раздражать.

Интересно, что у них с Арсеном?

В следующие часы мы вытащили из комнаты Дины чугуниевую кровать, огородили комнатку рядом со мной щитами, матрас запасной нашли.

В первом же погружении она затеяла уборку, начала перекладывать вещи на стеллажах. Но продолжалось недолго — после того, как она заявилась к папаше со стопкой его любимых пожелтевших журналов «Вестник Златоуста» и вопросом «А можно ли это сжечь?» ей быстро дали понять, что хрупкую экосистему верхней палубы лучше не трогать.

Признаться, я начал чувствовать себя не в своей тарелке. Мысли о том, что где-то в пяти метрах от меня летит — спит, переодевается, моется и так далее — настоящая, живая, красивая девушка, с которой мне предстоит лететь ещё целых полгода, будоражили мой незрелый юношеский ум. Впрочем, знакомиться поближе я даже не пытался — не хватало ещё конфликтов с Арсеном, да и бате такое вряд ли понравилось бы. Да и Дина… вдруг она меня дождётся?

До Тюмени оставалось плыть пару восьмичасовых нырков, как вдруг папаша, ни с кем не советуясь, повернул не по кратчайшему пути, а в сторону Тобола — большого и малонаселённого планеты-океана с несколькими спутниками. Это было достаточно забавно: просыпаешься ты утром, идёшь к просмотровому окну поглазеть на созвездия, и видишь у себя в половину обзора фиолетовую хрень с чёрными точками искусственных островов-купольников.

— Красиво? — похлопал меня папаша по плечу. — То-то же. Сейчас причалим к орбиталке-аквариуму и затаримся рыбой. Я нашёл лот с третьей степени годности всего за двести тридцать червонцев.

— Зачем⁈

— Запах! Мы же везём чай. А наш новый специалист подсказала, что чтобы ищейки его не нашли, нужно, чтобы тут всё чем-то провоняло. Заодно будет чего пожрать в поездке.

Текущее поручение: перевозка рыбы ДГЛ-107

Какая умница наша Галина! Я тогда ещё не представлял, насколько мощным может быть рыбный запах. Теперь мне кажется, что я почуял его ещё до стыковки, через вакуум, как чувствуют шёпот космического волчка. Он ворвался в мои ноздри и сжёг мои нервные окончания. Он заполнил всю первую палубу и впитался в поверхность наших чугуниевых стен. От него слёзы выступили на глазах всех членов экипажа, включая Ильича. Конечно же, респираторов для таких случаев мы не предусмотрели, и не в скафандрах же туда идти? И, конечно же, руководить погрузкой контейнеров с рыбой отправили именно меня.

Тягловые тюленеры, исполинские родственники волчков, поднимали километровый водный пузырь на низкую опорную орбиту вместе со всей живностью, в изобилии разведённой на Тоболе. Сортировку по разновидностям и упаковку производили прямо на орбиталке, и рыба здесь была десятка разновидностей, от крилекильки до исполинского тунца. Я готов предположить, что последние пахнут куда более благородно, но мы-то причалили на рельсы, ведущие к складам с самой отстойной продукцией — той самой «третьей степени годности» — с полуразмороженной, просроченной, с рыбными субпродуктами и прочей гадостью. В общем — повезло. Весь мой путь прошёл словно в тумане, я старательно пытался заткнуть нос, но запах шёл через уши и носоглотку. Я подписал документ на электробумаге и скинул деньги с имперской карточки, вручённой батей, повёл грузчиков с антигравами обратно, к парковочному рукаву — мы встали снаружи, наши габариты оказались слишком велики для парковки склада-отстойника.

Получена премия: 10 трудочасов

Батя заказал не так много — четыре тонны просроченной трески. Как только люк закрылся, я понял, что ситуация несколько лучше, чем казалось на первый взгляд — рыба, хоть и просроченная, была прочно запечатана в пачки углепластика по десятку кило, и вонь постепенно начала уходить, как вдруг папаша приказал Ильичу:

— Сейчас полетим к Югре — это спутник Тюмени, там нас будут ждать связные, чтобы передать товар. Как взлетим — достань пять-шесть пакетов, распотроши и разложи по первому этажу. Пущай пропитается. Да, и отбери ту, что посвежее — пущай Галя вон приготовит нам жарёху.

— Я эту дрянь готовить не буду! — взвизгнула Галина.

— Ильич! Запроси повторную стыковку, мы должны высадить одного пассажира.

— Я… я! Я буду готовить, только если она не будет вонять!

— То-то же. Отбери получше, чтоб не воняла.

Шовинист батя, что поделать. Мне даже стало жалко девушку.

А через пару дней я встретил говорящего кота и космического поэта.

Глава 19Яхта «Академик Гамаюнов» — история от лица Гаги

— «Тёмное колдунство»? — Арсен потряс коробкой.

Я кивнул, и на косоногий столик высыпалась колода разноцветных карт.

— Разрешите присоединиться? — спросил Ильич, но Арсен привычно покачал головой.

— А мне? — спросила Галина, вышедшая из своей конуры.

Товарищи из «Ночных Клоунов» никак не выходили на связь, и батя сказал, что ожидание может занять несколько дней. Всё это вылилось в более чем неделю ожидания.

Чтобы меньше платить за стоянку, меньше тратить припасов и при этом не привлекать внимание, мы изображали бурную деятельность. Колесили по всей местной системе, от спутников Тюмени до окраин, задерживаясь подольше на орбите и останавливаясь на пару часов то там, то здесь. Главным образом, летали к спутникам Ишима — местной планеты-гиганта, на которых то тут, то там были натыканы купольные городки и орбитальные посёлки. Каждый такой перелёт занимал не так уж много времени — от получаса до часа. Каждую ночь мы возвращались обратно в Югру-1 — купольник на спутнике Тюмени, либо на Югру-5 — небольшую транзитную орбиталку, вращающуюся вокруг спутника.

А ещё мы так делали из-за опасений бати. Он прочитал в местных новостях, что на систему недавно совершили нападение, как писали, «челябинские или бессарабские корсары». Разумеется, никаких челябинских корсаров тут быть не могло, но частенько так называли какие-нибудь дружественнын полу-бандитские микронации, прикрывающиеся челябинским флагом. Да и бессарабцев опасаться стоило — адмиралы некоторых их флотов склонны выходить из повиновения короля и устраивать вылазки…

— Конечно, дорогая, присоединяйся!

— На трудочасы опять играть будем? — спросил я. — У Гали же нет браслета, как она будет?

— Я буду банковать, — предложил Арсен. — Отдаю ей, скажем… десять трудочасов.

Игра заключалась в сборе рецептов и ингредиентов магических элексиров и чем-то напоминала покер. Наверное, раньше у неё были другие правила, но мы её приспособили под игру на деньги наподобие покера. На первых четырёх картах выпала неплохая комбинация с «Порошком судьбы», эликсиром второго уровня.

— Ноль-один трудочас! — сделал я ставку.

— Повышаю до ноль-пятнадцати! — сказал Арсен.

— Пас, — сказала Галина.

— Чек, — кивнул я.

Пришла пятая карта — не особо примечательная, и Арсену, видимо, тоже. А Галина насторожилась.

— Чек.

— Повышаю до ноль-тридцати.

— Чек.

На шестой карте пришла карта с хорошим рецептом — и у меня собралось второе зелье, теперь уже первого уровня.

— Повышаю до 0,2 трудочасов.

— Чек, — кивнула Галя.

— Повышаю до 0,3! — коварно прищурился Арсен.

— До 0,35! — усмехнулся я.

Блефует ведь, как пить дать.

— До 0,4!

Галина пасанула. Что-то не чисто, подумал я и решил остановиться.

— Хм… Чек.

— Чек. Вскрываемся?

Я открыл два своих зелья. Арсен медленно положил сначала три карты, слагающие эликсир второго уровня, потом ещё две карты, делающие его эликсиром третьего уровня и последнюю — из которой сложился Высший эликсир.

— Повезло… — хмыкнул я.

— 0,4 трудочаса.

Накоплено трудочасов: 920,1

Раздали по новой. Я отыгрался сначала наполовину, потом зря блефанул и снова вышел в минус. Но через три партии взял реванш и выиграл ещё суммарно три трудочаса — по полтора от Арсена и от той суммы, которую он выделил Галине.

Получено от Арсена Винникубова: 3 трудочаса.

Накоплено трудочасов: 923,5

Из того, насколько осторожно она играет с валютой, которую выдал ей Арсен, я всё ещё подозревал, что между ними что-то есть. Я прислушивался ночью к шорохам за стенкой — ничего необычного там не было, ни Арсен, ни Галина из кают не выходили, более того, их графики редко пересекались.

Больше всего раздражало, что она не проявляла никакого интереса ко мне — даже не здоровалась. Даже Цсофика, будучи вдвое старше меня и грозясь рано или поздно заделаться моей мачехой, относилась ко мне по-другому. Неужели я ревную её? Ревную к своему товарищу по команде? Мне становилось стыдно от таких мыслей.

* * *

Потребность в сне: Низкая (2 часа)

В третий цикл наших метаний по системе Галина сказала, что отбежит на пару суток на Тюмень — там были какие-то дела.

Тем же утром мы вышли из подпространства в десятке километров от Югры-пять и не узнали станцию — казалось, что она стала вдвое больше, а сбоку вырос огромный, почти сопоставимый с ней по размеру светящийся хвостами гипототемов пузырь.

— Это чего? — спросил я Ильича, стоя с ним на «балконе».

— Это пришвартованный космический посёлок-завод «Тавда-4», выполняющий в настоящие дни функцию сухогруза. Судно девятого класса размерности, вместимость — до двадцати гектаров терраформируемой суши. Также является местом обитания вымирающей малой народности — уральских космических гопников, общее население, включая экипаж — около пятидесяти тысяч человек.

— Гопники? Я думал, это ругательство какое-то.

— Нет, изначально они были малой народностью, однако потом слово стало нарицательным, обозначающим высокопримативную особь мужского пола с орбитальных планет, работающую на низших технических должностях.

— Спасибо, Ильич, — я похлопал нашу ходячую энциклопедию по плечу. — Что бы я без твоих ненужных знаний делал. Пошли, пора готовиться к стыковке.

Я сменил Арсена — поговорил с волчком, убедив его в необходимости пересесть в псарню на привязь, вместе с батей подплыл на маневровых и ухнулся на стапеля. Протащился на электротяге в шлюз, потом в ангар. Выполнил филигранно, за что браслет тут же радостно пикнул:

Получена премия: 2 трудочаса

— Отдохни часа два, — скомандовал батя. — Можешь прогуляться по станции и позаниматься экспроприацией, захвати рюкзак. Только осторожно.

Не скажу, что я любил гулять с квантовым рюкзаком — всё же, меня, как и любого пионера, учили, что воровать — это плохо. Да и батя, несмотря на разрешёние догматами анархо-коммунизма подобных мероприятий, всегда старался лучше сторговаться за бесценок, чем спереть какую-то мелочь. Всё же, не стоит воровать там, где кормишься. Но за последний год раза четыре, всё же, приходилось воспользоваться нашим «артефактом» — особенно, когда к концу долгого рейда заканчивалось и топливо, и еда.

Я привычно подхватил рюкзак — я ходил им и носил разное барахло в обычном отсеке практически везде, и только теперь вспомнил, когда воспользовался им в последний раз.

— Бать… Я забыл рассказать же. У меня там мужик.

— Порфирий-то? — отозвался отец. — Ну, я курсе, да.

— Не, другой. Ким какой-то. Китаец с Иерусалима. Он на нас с Диной напал в поезде, пришлось засунуть.

— Ты что, совсем дефлюцинат⁈ — батя вдруг резко развернулся. — Ты не читал, что ли, постановление директората контрабандного флота про квантовые рюкзаки⁈

— Когда б я его читал — вы мне его на день рождения подарили, когда мы от этих… от коллекторов имперских убегали и без света сидели.

— Дефлюцинат! Нельзя туда людей совать! После того случая с Порфирием — строго запрещено! Постановление! А если камеры спалят и вычислят⁈ А если этот твой китаец был сынком какого-нибудь местного князька⁈

— Не было там камер… — защищался я. — И князьков там нет…

— Ты понимаешь, что… — батя закрыл браслет рукой, чтобы заглушить микрофон нейросети, и указал мне сделать то же самое — манёвр был не особо эффективный, больше психологический.

— Что? — я перешёл на шёпот.

— Что ты убил человека фактически? Дефлюцинат!… Никто ни разу в истории Челябинской Республики не доставал человека из рюкзака! С большой долей вероятности — они там мертвые оба! И ладно бы бандюгана из микронаций или хрен пойми откуда — гражданина признанной партией соседней державы!

Холодок пробежал по спине. И правда, получается, убил. Получается, я таскаю за спиной два трупа — двоюродного прадедушки и неизвестного китайского юноши.

«Но ведь он был бандюганом, это была самооборона, онн угрожал моей жизни и здоровью, а я защищал девушку,» — захотел сказать я, но вслух лишь пробормотал:

— Твою ж мать…

— Иди… Развлекайся! — батя махнул рукой.

Я поплёлся к лестнице, ведущей к парадному выходу. Прошагал мимо кают — заметил, что дверь в мою Арсен зачем-то припёр кирпичем. Видимо, чтобы детишки Милли не разбежались. Прошёл «красного уголка», который уже изрядно запылился, бросив взгляд на кривоносый лик товарища Банина. Тот смотрел на меня своим татаро-монгольским прищуром весьма укоризненно, показалось даже, что татуировка в виде серпа и молота на щеке неодобрительно дёрнулись.

Прошёл турникеты, шарахнулся от толпы одетых в странные полосатые одежды коротко бритых парней — неужели это те самые, вымирающие гопники? Первым делом направился в торговую галерею, в «Маковкины пироги» — там иногда подавали вкуснейший пирог с красной рыбой, но его не оказалось, пришлось есть заурядный, с корейским слизневиком. Следом решил выполнить задание бати и потаскать что-нибудь с торговых галерей, свернул за поворот и носом к носу столкнулся с парой здоровенных, просто нереально крупных волкодавов. Ростом в холке они мне были если не по плечо, то по грудь. Фиолетовая с серебряными вставками шерсть явно показывала на генную инженерию, а не селекцию. Волосатые морды напоминали морды небольших львов, а на лапах были утяжелители — видимо, чтобы далеко не убежали и не унесли хрупкую хозяйку-пенсионерку в странных очках, которая и так еле поспевала за ними. Нет, они не выглядели агрессивно — они просто пёрли на меня без разбора, как подбитый крейсер, идущий на таран.

— Твою ж мать… — я едва отпрыгнул в сторону и проследил взглядом собак.

Прохожие точно так же разбегались в стороны, пропуская странную процессию. Я увидел, как парень небольшого роста в странной матросской форме замешкался, резко развернулся в сторону к собаками, и одна из них задела парня плечом. Матросская кепка съехала на глаза. Он едва не упал, из рук выскользнуло что-то серое, небольшое и в пару прыжков скрылось в магазине одежды с противоположной стороны магазина. Матрос поправил головной прибор, заозирался по сторонам, я услышал:

— Барсик! Барсик! Берсерк! Где ты?

Я поспешил в его, сперва подумав, что неплохо бы подсказать неудачнику, куда убежал зверь. Но матрос зачем-то пошёл совсем в другом направлении, а мне не оставалось ничего делать, кроме как зайти в магазин одежды.

— Барсик… Барсик, где ты? — тихо позвал я.

— Меня зовут Борис, — нахмурился плечистый темнокожий продавец. — Чем я могу вам помочь?

— Тут зверёк не пробегал? — спросил я. — Серый, вроде кошки?

— Нет, не видел, — пожал он плечами. — Могу посмотреть по камерам, или…

— Он там! — сказала девочка в смешном скафандре-тулупчике, молодая и симпатичная мама которой ковырялась в корзине с нижним бельём. — Там, за скафандрами.

Я пошёл в дальний конец зала, раздвигая джунгли курток, комбезов и скафандров всех возможных цветов, лейблов и размеров. Дошёл до раздевалки, дёрнул ближайшую шторку.

— А-ааа! — завизжала полненькая полураздетая девушка, схватившись за грудь.

Она примеряла совершенно пошлый кружевной красный лифчик с голографическими сердечками по краям. На тумбочке лежала парочка других похожих, я поднёс палец ко рту и тихо сказал:

— Вы выбрали? Я могу забрать.

Девушка перестала орать и спокойно сказали.

— Нет, нет… Я… ещё примеряю. А вы разве здесь…

— Что вы там делаете? — послышался грозный голос Бориса.

— Ничего, ничего, — сказал я и сунулся в соседнюю кабинку.

Именно там я и увидел его.

Уши были прижаты. Чёрная шерсть с белым нагрудником переходила в бронированную спину, изогнанную дугой и задние лапы, покрытые искусственным войлоком. Хвост, явно механический, был оборудован драконьими шипами и испуганно вытянут наверх, а половину морды занимал имплантат с камерами и хитрыми датчиками. Барсик оказался котом-киборгом бойцовской породы. Несмотря на зловещий, отталкивающий вид боди-модификаций, кошачья красота и грациозность всё же брала своё и вызывала симпатию к четвероногому.

— Мя-яя! Х-х! — прошипел Берсерк, а имплант на голове перевёл вкрадчивым, тихим баритоном с сильным китайским акцентом. — Страшно. Укушу.

— Тише, тише, зверюга… Иди ко мне. Иди. Кто это тебя так модифицировал?

У меня никогда не было котов, хотя я с детства хотел — все двоюродные больше держали собак, домашних лисиц и циветт, а родители заводить не разрешали. Сначала я закрыл глаза и попытался с ним поговорить — как говорю обычно с космическим волчком. Прекрасно понимал, что это не работает с обычными зверьми, но неожиданно — сработало, кот успокоился и прилёг на коврик. Я осторожно протянул руку и дал зверю понюхать. Мокрый нос пощекотал пальцы, потом я коснулся уха и осторожно погладил затылок. Хвост успокоился, свернулся дугой вокруг кошачьего бока.

— Иди сюда, — я присел на корточки, потянулся к коту, тот сначала пугливо шарахнулся в угол раздевалки и попытался убежать, но я поймал его, слегка оцарапав руку о когтистый хвост.

— Х-х! Укушу!

— Тише, тише, Барсик, я не стану тебя есть, или что ты там подумал.

— Нашли? — в раздевалку сунулась морда Бориса.

— Ага. Сбежал у нас с корабля, представляете!

— Ну, хорошо, что всё так закончилось. Выбирать что-то будете? Если нет — покиньте помещение, с животными нельзя.

Я поспешил к выходу, уже высматривая в магазине напротив того самого матроса. Сунулся — меня попросили выйти, потому что с животными, разумеется, там тоже нельзя было заходить. Кот в руках подуспокоился, немного поворочался и стал громко мурчать, а переводчик заговорил более спокойным голосом.

— Мр, мр, теплый человек, держи крепче.

То ли я находился в расстроенных чувствах после мысли о невинно убиенном мной китайце, то ли захотелось просто показать свой характер перед отцом — кота я, разумеется, притащил в корабль. Ещё подумалось, что боди-модифицированный кот может понравиться Галине, и, возможно, именно через него получится наладить общий язык.

Батя с Ильичом стояли у пульта, и батя о чём-то бурно спорил и жестикулировал. На экране видеосвязи виднелось подёрнутое дымкой помех лицо Варвары Горфинкль.

— Повторяю — это наш заказ, Шон! — ревела Железная Тётка. — Даже не смей туда лезть! Мы в двух системах, прибудем туда уже завтра! У тебя что, мало работы?

— Дорогая Варвара, вы забываетесь! Рассылка была получена всеми членами нашего направления, это значит — начинается социалистическое соревнование. С хренов ли я должен просто так отступить⁈ Я предложил сотрудничество — вместе мы проще с этим делом справимся — тебе это не надо, значит, я сам по себе.

— Мр! Еда! Рыба! — кот заворочался в руках, и это привлекло внимание Ильича.

Робот отошёл от пульта и с некоторыми интересом взглянул на животное.

— О. Плацентарное млекопитающее надотряда лавразиотериевых. Зачем оно? Для пищи, или предполагается, как домашний питомец!

— Не знаю… Вот, подобрал. Что за шум? — я вопросительно махнул в сторону пульта.

— Ты разве не читал сообщения? Объявлена охота за космической яхтой, полной доисторических произведений искусства.

— У меня руки были заняты, — я рискнул опустить кота на пол, после чего он, пригнувшись, стал с интересом обнюхивать углы и стеллажи.

Сообщение от Чигулимского Яна Вонифатьевича:

Всем судам в районе Тюменской автономии, объявляется охота, поручение по экспроприации яхты я-2–00101–2645-суз, предпологаемый владелец: Леонид Ромуальдович Егоров, безработный поэт гражданства УСП. Погрузить на борт с содержимым, мотыля можно отпустить, доставить в столичную базу. Не разбирать! Вознаграждение: 30000 трудочасов экипажу.

Доступно дополнительное поручение: Экспроприация коммунистическая яхты я-2–00101–2645-суз

— … В общем, не переходи мне дорогу, пацан, а не то, — Железная тётка на экране не договорила, потому что батя прервал звонок.

— Итак, что мы имеем? Что это за яхта, Ильич?

— Мотыльковая яхта «Академик Гамаюнов», — занудным голосом начал Ильич. — А-45, суздальских верфей, габариты — семнадцать с половиной на три на четыре метра, таким образом, она помещается в нашем грузовом отсеке, необходимо будет произвести только…

— Мяу! Еда!

— … Произвести только раскрытие больших створок и очистку задней части грузовой палубы.

Батя наконец-то развернулся и увидел кота. Тут же подскочил с пульта.

— Что⁈ Ты нахрена… ты зачем его сюда притащил⁈ Вдруг он блохастый! Ты сдурел⁈ Нахрена он нам!

— Ну… Гале понравится. И он потерялся. Не знаю. Захотел и подобрал, чего! И смотри, какая у него хреновина на спине! И хвост в шипах. Металлюга.

— Мяу! Жрать! Еда! Запах еду! Хочу есть.

— Я не рекомендую использовать его в пищу, — заметил Ильич. — В соответствие с ГОСТ 2603−988ДЖ данный вид не обладает пищевой ценностью и рекомендуется к использованию исключительно как домашнее животное.

— С другой стороны, рыбы у нас завались, — батя почесал затылок. — А этот переводчик с кошачьего, возможно, ценность как раз и представляет, надо бы его ломануть и скачать.

— Может, он пауков переловит?

Похоже, это оказалось неплохим аргументом.

— Ладно, пущай, потом продадим кому-то. Тем же поставщикам тюменским.

Получена премия: приручение бездомных домашних питомцев.

* * *

Тогда я не представлял, какая это была безумная афера. Перспектива обладания котом продолжалась недолго, всего пару часов. Следующие полдня батя с Ильичом искали ту самую золотую яхту и строили коварные планы по её краже.

Обнаружили только когда в сообщениях станции промелькнуло сообщение об эвакуации яхты с нашей станции, Югры-пять, на неизвестную нам штраф-стоянку. Батя, казалось, был готов вырвать оставшиеся волосы на голове и, одновременно, смеялся.

— Она всё это время была тут! В сотне метров от нас!

— Товарищ капитан, у нас всё равно не было возможностей её незаметно погрузить. К тому же, мотылёк не будет слушаться случайного человека, они сильно привыкают к хозяевам. Необходимо разработать какой-либо другой план.

— Хорошо, постарайся вычислить пока, куда перенаправляются все суда. И через пару часов будим Арсена, будем готовиться нырнуть.

Я слушал разговоры краем уха и организовал коту миску, воду и туалет — про использование которого хвостатый тут же всё правильно понял. Поиграл в консоли в древний шутер, посмотрел видео, и вдруг Ильич позвал меня в «кают-компанию».

— Товарищи, я нашёл информацию по данному кошачьеобразному существу. В новостной ленте по станции, подано вчера.

Перед нашими глазами появилась табличка с объявлением:

«Потерялось домашнее животное, кот, мужского пола, бойцовой породы, именем Берсерк, боди-модифицированной. Обратиться к Л. Р. Егорову до конца дня, лобби пятого сектора, либо на Тавду-4, К. Г. Константиновский — до конца дня»

— Это тот самый Эл-эр-Егоров? — оживился батя. — Что он тут делает? Его яхты у нас на станции уже нет. Неужели он и кота потерял, и яхту? Так, Гаря, бери его на руки, Ильич — сфотографируй. Отправляй письмо следующего содержания.

«Товарищ Егоров, приветствую! Я капитан гипотраулера „Молотов“, по вашей заметке. Найден кот, предположительно вашего происхождения!»

Ответ пришёл почти сразу, и Ильич отобразил переписку в голограмме.

«Да, это мы подавали объявление! Но это кот с сухогруза „Тавда“, которая сейчас, через пять минут отбывает! Идите на второй пирс, ещё можно успеть!»

— Югра-один, — успел вставить Ильич. — Корабли обычно отправляют на штраф-стоянку на Югру-один, реже — на Ишим.

— Сейчас, конечно, побежали мы! — оскалился батя. — Диктую, пиши: сожалеем, но мы тоже не можем отлучиться от корабля. У нас третий класс размерности и экипаж из трёх человек и одного андроида. Двое человек и робот трудятся, один до момента взлёта в трудовом отгуле. Через сорок минут мы совершаем вылет в сторону Югры-1. Мой непутёвый сын подобрал кота, это всё ошибка, но мне бы не очень хотелось выбрасывать животное на улицу и нарушать его возможные… права на жилище.

Следом раздался видеозвонок.

Поэт Леонид Егоров оказался практически ровесником отца. Признаться, я представлял космических поэтов другими — какими-то, что ли, пришибленными и мечтательными. Лицо было достаточно твёрдым, имелось в нём что-то от лица кадрового офицера.

— А вы не против взять меня пассажиром? Я как раз направляюсь до Югры-1, куда тоже по ошибке отправили мой транспорт. Готов сколько-то заплатить. Либо могу читать стихи. Дальше я попытаюсь самостоятельно догнать «Тавду» и вернуть им кота.

— Никакие валютные средства сверх меры нам не нужны, — отец отмахнулся. — Если вы не против нашего пролетарского быта, то мы с радостью приютим вас в обмен на уход за питомцем.

— Я скоро буду! — радостно согласился поэт и закончил вызов.

Батя махнул рукой.

— Иди, встречай. Ильич, прибери тут всё.

Через десять минут лицо нашей жертвы показалось в дверях.

— Заходите, мы пока готовимся к вылету, — сказал я.

А за спиной уже играл древний коммунистический марш «Взвейтесь, стяги!»

Глава 20Красивая регистраторша

Когда включался такой марш, я уже знал, что делать — необходимо максимально отыгрывать идейных коммунистов-фанатиков, чтобы не вызывать подозрения и произвести впечатление. Пониженное отопление и раскочегаренная буржуйка были тому доказательством.

— Мау! Вернулся! — кот выпрыгнул из-за коробок, запрыгнул с пола прямо на руки Егорову. — Мау! Корми! Корми!

— Папенька, я привёл, — хмуро сказал я.

— Дефлюцинат, покажи гостю каюту! — сказал батя из громкоговорителя. — Да запиши в журнал для отчётности. Мы взлетаем через пятнадцать минут. Потом дуй ко второму туннелизатору, там дежурит андроид! Пора выводить коней из стойла.

— Как зовут? — спросил поэт, подавая свободную от кота руку.

— Гагарин. Гагарин Шонович Куцевич.

Мимо пронёсся Арсен — в красивой полосатой рубашке, с завитыми усами. К свиданию, что ли, готовится?

— Арсен!

Поэт прошёлся до моей каюты, отодвинув кирпич, пробормотал:

— Холодно тут у вас…

Но нам уже было не до него, мы изображали панику — впрочем, изображать особо и не приходилось, потому что взлёт был практически такой, как обычно.

— Станция, это «Молотов», мы готовы!

— Задраивай люки! Кислородку включай!

— Задраил-включил!

— К пульту живо! Проверь пульт, всё горит! А ты к туннелизатору!

— Транспортир подавай! Ты всех кормил? А, дефлюцинат, ничего не умеешь, давай я!

Я отбежал от туннелизатора к маневровому пульту — за рычагами управления я стоял не так часто и счёт возможность порулить за удачу.

— Есть!

— Крути!…

— Гони!…

— Станция, мы!…

Корабль дёрнуло, резко придавило вниз. Гравитация станции на миг сложилась с гравитацией корабля. В голове послышался шёпот востроскручи. Космический зверь до того времени дремал на конце рельсового пути, на привязи. Почуяв знакомый корабль, он прилепился подо дно. Расстояние было невелико, он почуял новых пассажиров и осторожно полез в их и наше сознания, принюхиваясь и вызывая фрагменты образов. Кот тоже навострил уши. В такие моменты всегда ненадолго пробирает лёгкий холодок, как при просмотре фильмов ужасов.

— Есть захват упряжи! Есть ровная гравитация! — крикнул я.

— Гагарин, девяносто-сто двадцать по правому.

— Есть девяносто-сто двадцать по правому!

Рука на рычаге немного дёрнулась, и корабль ощутимо швырнуло.

— Тройка сформирована! Оси приняты?

— Тройка сформирована! Оси приняты.

Егоров подошёл и зачем-то поглядел в туннелизатор. Что там смотреть-то, он рыбёшек не видел? Мне всегда было немного стыдно, когда кто-то так делает — в нормальных кораблях троек несколько, а у нас всего две.

— Удаление от станции? — спросил Батя

— Шестьдесят километров, — ответил Ильич.

Музыку сделали громче.

Если дело отцов стало делом твоим —

Только так победим, только так победим!

Слышишь юности голос мятежный,

Слышишь голос заводов и сёл!

— Не подведи, милая! — сказал батя в громкоговоритель. — Толкай их! Нно, родимые! Ныряем!

Я чуть не прыснул со смеха, в это время яркая вспышка озарила просмотровые окна туннелизаторов, а еле видимая волна погружения прошла по кораблю.

— Нырнули! Идём!

— Ура!

Получена премия: 2 трудочаса (погружение в подпространство)

В моих руках появилась красная электро-семиструнка. Полились грубоватые аккорды в такт песне, и вот уже три глотки орали на весь зал:

Банин, партия, комсомол,

Банин, партия, комсомол!

Банин, партия, комсомол,

Банин, комсомол!

Поэт с котом неожиданно начали подпевать. Пока что всё шло неплохо — в атмосферу коллектива наш «пациент» вполне себе влился.

Плыли мы недолго — сначала под наклоном на крейсерскую глубину, а потом под наклоном же — вверх, к Югре-1. Поэта старались не замечать и заниматься своими делами, чтобы не вызывать подозрения, и, похоже, его наша необщительность начала раздражать.

— А почему нет нормальной системы навигации? — услышал я такой знакомый и привычный вопрос.

— Вокруг полно судов Бессарабии и корпократического Народного Объединения, у них полно электромагнитных гранат, — начал батя длинную лекцию, а я отвернулся в сторону, чтобы не заржать.

Батя жестом подозвал меня к рубке и прошептал:

— Готовься, сейчас пойдёшь вслед за ним. Напросишься в гости. Узнаешь, как попасть внутрь.

Всплыли резко, как это часто бывает у крупных планетоидов, а Югра была немаленькой, всего в четыре раза меньше Тюмени. Связались с диспетчером, нам выдали «стойло», в которое мы привычно заехали. Егоров соорудил коту какой-то импровизированный поводок, распрощался с нами и отправился на поиски своей яхты. Я выждал минуту и отправился вслед за ним.

Скачал карту на браслет и сверился — штраф-стоянка обслуживалась здесь тем же регистратором, что и стоянка грузовиков. Мне подумалось, что наверняка там дежурит живой человек, потому что на планетах, подобных Тюмени, всегда наблюдался переизбыток рабочей силы и нехватка вакансий.

И точно — человек перед моей очередью оказался вполне живой. Роскошная блондинка с белоснежной улыбкой о чем-то беседовала с нашим гостем, а тот бурно жестикулировал, беспокоя сидящего на плече кота. Я услышал слова «перенаправлена», «переполнена» и сделал вывод, что планы наши следует резко поменять.

— Как мне теперь на Ишим? — услышал я его вопрос.

— Не знаю. Ближайший рейс на Ишим-1 через три часа. Посмотрите какую-нибудь попутку, и вообще, гражданин, не задерживайте очередь! Следующий!

Ишим. Ишим. Я лихорадочно вспоминал, что я знаю про эту планету-гигант, вращающуюся на задворках тюменской системы и обладаюшей десятком спутников. Сказать, что мы летим прямо на крупнейший его спутник и повторно совпали местом назначения с нашей жертвой — вызвать подозрение. Номера орбиталок я толком не знал. И легенду отца о том, что мы уже много недель возим в этих краях рыбу, необходимо было поддерживать.

Внезапно вспомнилась история об нападении неизвестных корсаров на большую орбиталку чукчей-оленеводов.

— Мы летим на «Ишим-31», — выпалил я.

Егоров подошёл ближе.

— Это станция рядом. Та самая, на которую нападали недавно. Оттуда можно челноком, — я кивнул на регистраторшу и заговорщическим тоном вполголоса сказал. — Какая девушка, а…

— Спасибо! Да, действительно, красивая. Но вы же, наверное, будете ещё разгружаться?

— Недолго, пару контейнеров. Сейчас документы подам, и это… Волнуюсь, красивая такая регистраторша. А мне отец не разрешает на девушек в рейсах смотреть. А зверьё не устало, летели всего пятнадцать минут. Дадим отдышаться час-полтора, сами перекусим и снова в путь. Я, конечно, не спрашивал у отца…

— А он может быть против?

— Да нет, почему же. А что у вас за корабль?

— Яхта. С самым настоящим гелиображником. Старинная.

— С мотылём! — я изобразил на лице крайнее удивление. — А покажете?

— Покажу. Если удастся её вернуть. Твоя очередь! А я пока пороюсь в справочном.

Он уткнулся в планшет.

Я подошёл к девушке:

— Эм… мы из тридцать девятого эллинга, «Молотов», номер привезли рыбы, договор со складским отделом, нам нужно выгрузиться на пищевой склад.

— Так… я не вижу вас в списке поставок… Уточните ваш номер, и, с кем договаривались?

— Номер гпт-3–765613–2579-члб, — я наконец-то заучил его. — Минуту, спрошу у капитана…

Я принялся строчить бате сообщения. На самом деле, я вовсе не стал спрашивать, с кем он договаривался о поставках рыбы — потому что никакой договорённости не было. Написал следующее:

«Его яхту увезли на Ишим-1. Я соврал, что мы через час летим на Ишим-31, вроде бы это близко. Сказал, что можем подбросить, он скоро вернётся».

Потом добавил:

«Ещё соврал. что мы сейчас выгрузим рыбу, но это с перепугу»

Спустя пару секунд отец ответил:

«Надо было назвать Ишим-пять! Он ближе, блин! Ладно, хорошо, сейчас подумаю. Про рыбу забей».

Боком-боком, изображая бурную переписку в браслете, я отошёл от красотки, и она привычно сказала «Следующий». Вскоре Егорову пришёл ответ, он нашёл меня взглядом и крикнул через толпу:

— Да, всё верно, на Ишиме-1! Я буду через полчаса, пока закуплюсь!

Я направился обратно к стоянке, на бегу читая новости из планшета:

«Десяток незнакомых истребителей засекли в центральном кластере Бессарабии.»

Очертания кораблей на фото показались мне совсем незнакомыми, на курсах в бурсе и в разных каталогах таких точно не было.

«Эксперты говорят про возможную активность гипотетического пиратского квази-государства „Золотая Орда“, функционирующего в секторе Внешней Монголии».

Посмотрел видео атаки и разрушений «Ишима-31». Станция походила на четыре восьмёрки, лежащих друг на друге и попарно соединённых. Взрыв торпед разорвал одной из восьмёрок пополам. Именно туда нам и предстояло лететь.

Следом пришло сообщение от бати.

«Нашли корабль. Ишим-1, Сектор 2А, место 56.»

Начался самый важный эпизод миссии.

* * *

Мы сидели вокруг буржуйки и ели рыбу — большинство вилкой, один Арсен — руками. Рыба была не заливная, а вот батя заливал по полной.

— Уже два года морепродукты возим. От Тюмени на все ближние базы. По контракту с автономией, им не хватает рыбовозов, а мы обеспечиваем. Восемьдесят процентов доходов отдаём в казну на родину, пятнадцать — в грузовую артель, на остаток — живём, как видишь, неплохо. Челябинск почему независимый, когда вокруг так много жадных капиталистических ртов? Потому что флот большой построил. Грузовой, промысловый, истребительный. Первый по величине завод был в Новоуральской Конфедерации! Третий в секторе. Не удивительно, что в период смуты власть пришла к рабочим.

— Как оно и должно быть! — вставил Арсен.

— Вот именно. Суздальцы, засранцы, до сих пор свои жадные императорские ручонки к нам тянут. Новгородцы. То там корабль арестуют, то здесь…

— Но и вы… — начал Егоров, но осёкся. — А, впрочем, действительно.

— Что мы? Мы сопротивляемся, как можем. Тоже суда экспроприируем, бывает такое. Так ведь это наши суда! На наших бассейнах выращенные! Союз распродал половину своего имущества Суздалю за бесценок. Я ничего против Союза не имею, он сам жертва имперской политики, он ошибается. Но, поверь мне на слово, придёт время…

Я слушал всё это в лёгком шоке. Батя очевидно ходил по краю. Во-первых, поэт запросто мог оказаться имперских кровей — о себе он рассказал немного, сказал, что бездомный, яхта — единственное его постоянное жилище, что должен кучу денег бывшей жене, и что та преследует его. Во-вторых — упоминать про экспроприацию судов человеку, в которого в ближайшие часы собирался сам угнать его судно, к тому же, единственное — верх цинизма. Или нет? Или же отец действительно сожалеет, что таким приходится заниматься?

Заваривали крепкий чёрный чай, говорили ещё долго. Егоров пытался спорить про внешнюю политику, Арсен прочитал какие-то страшные стихи, потом батя посмотрел на часы и начал изображать беготню. Батя даже попросил последить Леонида за стрелкой какого-то контроллера — он не стал сопротивляться и сообщил, когда она достигла нужного уровня. После того, как волна погружения прошла, отец крикнул:

— По койкам! Пять часов лететь, за четыре часа выспимся. Я на вахте, прослежу.

Егоров не стал спорить, дошёл до жёсткой тахты, стоящей в общем зале, посадил кота на ноги и отключился.

Я лёг в своей каморке, но засыпать не стал, Знал, что моя помощь понадобится. Отец скоро тихо подошёл ко мне и сказал:

— Начинаем, пошли.

Глава 21Рука, схватившая меня в глотке четырехмерника

Потребность во сне: Средняя (7 часов бодрствования)

Потребность в еде: Низкая (2 часа)

Я прошёл мимо спящего на матрасе Егорова, над ним нависал Ильич — сканировал каким-то странным устройством, которое я раньше не наблюдал. Кот робота совершенно не боялся и никак не реагировал на его действия — сидел, обернувшись шипастым хвостом и посмотрел на батю с каким-то презрением, если не пренебрежением.

— Что на меня так смотришь, хвостатый? Стыдно мне — да, стыдно, у хорошего человека судно крадём. А что делать?

— Не красть? — предположил я.

— Поумничай мне тут ещё. Лететь два с половиной часа, а не пять, — продолжал батя, всё также вполголоса. — Я приукрасил, и до Ишима-1 чуть ближе. В кружке было снотворное, он отрубится минимум на часов семь-восемь. Я его расспросил, как корабль открывается, нужна сетчатка, лицо, карта и отпечаток пальца. Лицо и сетчатку отсканировали, сейчас напечатаем. Осталось карту и отпечаток. У тебя будет два часа на всё про всё. Выведешь корабль из эллинга. Отведёшь к Ишиму-40, это мелкий астероид, там его подхватит Варвара.

У меня зачастил пульс. Настоящее задание! Серьёзное!

— Варвара? — я нахмурился. — Почему не мы?

— У нас владелец спит! Ты хочешь, чтобы он проснулся, спустился ненароком в грузовой, а там его яхта стоит? Откуда нам знать, вдруг напоследок решит прогуляться?

— И то верно, — кивнул я. — Что нужно делать?

— Идём, — батя повёл меня в каюту Арсена, где стоял наш медмодуль. — Ты туда проникнешь и всё сделаешь.

У меня уже было нехорошее предчувствие.

— Ложись, — скомандовал батя. — И глаза закрой. Арсен, готово?

— Угу… Эх, Гага, прости, всё во имя правого дела партии.

Я лёг, закрыл глаза. Услышал, как захлопнулась надо мной крышка, как поменялся воздух — на вязкий, сладковатый, с тягучим привкусом… Потом я почувствовал боль по всему лицу — всего на миг, когда десяток тонких иголок воткнулся в кожу лица. Потом мне снилась Дина — совсем недолго, снилось, как мы бежим, взявшись за руки и почему-то совершенно голые, по бескрайней степи. В небе горело три солнца, а перед нами в две шеренги стояли огромные, в пару этажей ростов механические коты, а где-то за спиной играла совершенно попсовая мелодия — наверняка те самые «Короли Барсуков», которых она так любит.

Образ держался недолго, потом мне слегка хлопнули по лицу.

— Давай, поднимайся, через полчаса всплываем, — сказал батя.

Лицо горело, жгло, будто его ошпарили кипятком, и я уже знал, что это значит. Мне налепили биомаску, новое лицо. Это было что-то среднее между пластической операцией и кожаной маской, напечатанной на принтере и кое-как повторяющую черты лица Егорова. Нечто подобное теперь было пришито и к кончикам пальцев. Подобные программы для биомодулей были строжайше запрещены по всему сектору, даже у нас, в Челябинске. Но только не на контрабандном флоте. Я потянулся рукой к носу, чтобы потрогать его, но батя ударил меня по руке.

— Чего! Куда! Только пришили, и сразу щупать — не надо. Отёк спадёт — тогда и пощупаешь. И в зеркало не надо смотреть, а то, говорят, люди в обморок падают, — мы вышли на палубе, и папа спросил: — Ильич, как там?

— Готово, квантовая расшифровка завершена, ключ на сетчатку изменён, — проговорил робот и протянул скопированную универсальную карту доступа.

— Остаётся верить, что наш друг не наврал, — батя как-то растерянно посмотрел на Егорова, который завернулся в плед и сладко спал вместе со свернувшимся рядом котом. — Прости, товарищ поэт, ничего личного.

Описывать, как выныривали — не буду, отмечу лишь, что это было одно из самых плавных всплытий за тот вояж. Отец пробормотал что-то о том, что не собирается проверять надёжность снотворного. Дал несколько наставлений, затем выдал карту, рюкзак и скомандовал:

— Переоденься и дуй в нижний коридор, сынок. Удачи. Будем ждать тебя на тридцать первом Ишиме.

Я спустился в трюм — волчок шептал что-то мне на своём наречии на прощание, и шагнул в узкий и шаткий стыковочный коридор. Мы не стали садиться, зависли над полукилометровой мачтой, торчащей рядом с купольником — удобная штука, встречающаяся далеко не везде. Разрешена была стыковка не больше пяти минут, зато для высадки не обязательно было арендовать дорогой эллинг и отстёгивать волчка.

Лифт. Коридор, регистрация. Дрожь в коленках.

— Егоров Леонид Ромуальдович! — выпалил я строгому дядьке в старомодной кепке таможенника.

Тот молча кивнул на сканер отпечатка. Я провёл пальцем — тот считался с третьего раза.

— Хм… что-то вы не похожи на сороколетнего?

Уровень стресса: выше нормы, рекомендован отдых.

— Генетика… хорошая. Почти все предки выросли на крупных планетах… Я на штраф-стоянку, забрать, судно номер… я-2–00101–2645-суз, — сказал я почти без запинки.

— Ясно, это вам на минус третий ярус, сектор четыре, для маломерных. Там терминал, оплатите.

Снова лифты, переходы, тесные улицы, пропахнувшие противомикробными распылителями и потом тысяч местных жителей.

— О, Леонид! — окрикнул меня кто-то в толпе. — Это ж я, ты чего, не узнал? Ты куда!

Купольник был сравнительно небольшой, но очень тесный — под два миллиона человек на весьма небольшую площадь. Я сделал вид, что не слышу и упорно шагал по навигатору. Наконец, последний лифт открылся на дне глубокой пещеры, переоборудованной под штраф-стоянку.

Стоянка же, напротив, оказалась огромной — противоположные стенки её терялись в дымке испарений и атмосферных аномалий, вызванных расквартированным на стоянках зверьём. Дул сильный холодный ветер. Похоже, стоянку сделали куда больше купольника, и тянулась она далеко за его пределы под поверхностью спутника.

Местная девушка-регистратор была не столь симпатична, как та, которая повстречалась мне и Егорову на Югре-5. Я достал карту, посмотрел на встроенную в неё камеру и коснулся терминала.

— Ага, пятьдесят шестое место… С вас две тысячи четыреста кредитов, — с явным безразличием, даже толком не посмотрев на меня и мой распахнувшийся профиль.

Завёрнувшаяся в тёплый пуховичок-полускафандр, на была увлечена чтением на боковом экранчике художественного произведения — наверняка какого-нибудь третьесортного романчика про романтичную студентку. Я снова повторил манипуляцию с картой.

Ошибка оплаты.

— Ошибка, не считывается, — точно так же не глядя на меня повторила девушка.

Снова повторил.

Ошибка оплаты. Осталось попыток: четыре.

Я запаниковал. Кажется, мышцы на лбу были столь напряжены, что дополнительная кожа рискует отвалиться. Неужели Ильич с батей что-то напортачили, и карта не работает? Неужели мне теперь предстоит провалить задание, раскланяться и искать попутку до отца? Нет, есть какой-то другой способ, решил я, порылся в рюкзаке — во внешнем кармане и достал свою имперскую карту оплаты. Вызвал меню на экране — в отличие от кустарного дубликата, на моей карте экран вполне был.

Баланс: 180 имперских червонцев, 1000 кредитов

Конвертировать в союзные кредиты (1=56,1): 25

Баланс: 125 имперских червонцев, 2402 кредитов

Отправить платёж: 2400 кредитов на карту…

Авторизовался при помощи сканера на обеих картах, соединил их — они коротко завибрировали, что означало, что деньги перешли на дубликат карты. Затем снова провёл картой Егорова по валидатору.

Оплата произведена.

— Ага, проходите, сейчас дам команду диспетчеру порта, — регистратор наконец-то оторвалась от чтива, посмотрела на меня, посмотрела в моё досье на экране и полупрозрачные двери, ведущие в пещеру, открылись.

Только пройдя десяток шагов по узкому металлическому мостку, нависшему над шеренгами заброшенных судов, я наконец-то выдохнул. Кошелёк оказался пустой — то ли он и был таковым у поэта, то ли Ильич что-то напортачил, и скопировалось всё, кроме валютного хранилища. В любом случае — я уже отклонился от плана, думалось мне. Моя карта скомпрометирована, мой перевод наверняка отобразится в профиле основной карты, и поэт всё поймёт.

Внезапно раздалась сирена — загудело, заныло вокруг, на потолке выросли большие голографические стрелки и послышался голос:

— Внимание, смещение вектора гравитации, повторяю, смещение вектора гравитации.

Мостик медленно повернулся вокруг продольной оси. В паре сотен метров от меня послышался лязг, шум и скрежет, там везли на стоянку большое судно — почти как наш «Молотов» в длину, только плоское и узкое. И двигали его явно при помощи востроскручи, причём весьма дорогой породы, раз приспособилась двигаться на таком низком расстоянии от поверхности. С другой стороны, вспомнил я, на купольных поселениях небольших спутников любой уважающий себя градоначальник всегда держит с десяток подобных существ, чтобы поддерживать нормальный гравитационный фон — роет тоннели в паре сотен метров глубже кварталов и загоняет волчков внутрь, периодически меняя и выгуливая снаружи. Логично, что у купольника, одной из главный сфер которого является хранение конфискованных судов, запас подобных животин тоже должен быть.

Впрочем, вскоре смещение закончилось, и дойти за стоянки номер пятьдесят шесть не составило труда — она оказалась не так далеко от мостика. Я взглянул на яхту, которая оказалась несколько больше, чем я мог предположить. С обугленным носом, пыльная, серая, с непонятными имперскими завитками у люка входного шлюза. Снова накатил страх — а что, если сейчас не получится, если сейчас ко мне подбегут инспекторы протокола и повяжут? Но я спустился по лестнице вниз и остановился, ожидая проведение манипуляций по разблокировке судна. Робот-манипулятор с длинной рукой, стоявший на тележке, снимал фиксаторы с рельсовых тележек, на которых стояла махина. Я сильно мёрз, дышал на руки, чтобы размяться, обошёл и увидел мотыля — это был второй раз, когда я видел этого достаточно редкого зверька. Он спал и безмолвствовал, погрузив своё квантовое сознание в глубины подпространства, как делают это все четырёхмерники Полупрозрачный радужный кокон в вакуумной продолговатой камере светился и немного подрагивал — и этим чем-то напомнил мне Егорова, когда я видел его в последний раз, уютно спящего на нашем матрасе.

Ворую… Человека убил, думалось мне. Правильно ли я поступаю? Должен ли, хороший ли я коммунист после этого, и имею ли вообще право таковым называться?

Вдруг вспомнил, что на яхте с гелиображниками нет никакой гравитации, и мне предстоит болтаться полчаса, а то и больше, в невесомости, что делал я тоже всего пару раз, и крайне не любил. Отогнал мрачные мысли и подошёл к двери. Сверился со временем — прошло сорок минут, осталось чуть больше часа на всё. Даже с учётом, что батя заложил ещё лишние полчаса-час — следовало торопиться. Снова достал карту, посмотрел в окошечко камеры, приложил к валидатору, затем коснулся пальцем истёртого сенсора на панели и подставил лицо моргнувшей камере.

— Запускайте системы и подтвердите готовность, — послышался голос из однорукого робота, и я вздрогнул от неожиданности. — У вас десять минут на всё про всё.

Получается, всё это время за мной наблюдал регистратор из камеры? Или это настолько человекоподобный голос у робота? Скорее всего первое, и получалось, что я нехило сглупил — ни в коем случае не стоило показывать, что я с таким интересом разглядываю пространство. Я кивнул, стараясь не выглядеть подозрительно, и зашёл внутрь.

Миновав крохотный одноместный шлюз, половину которого занимал скафандр, я очутился внутри. Салон внутри оказался очень узким и длинным, из чего я сделал вывод, что стенки здесь не меньше полуметра толщиной. Бардак царил неописуемый, как часто бывает в судах без поддержки гравитации — лишь часть вещей были развешены по местам и прикреплены за резинки к стенам. Остальное валялось на полу — бельё, какие-то связки бумажных книг, бумаг, приборов, инструментов, даже пластиковой посуды. И холод, ледянящий холод, от которого зуб на зуб не попадал и не спасал даже включившийся подогрев в комбезе. С трудом нашёл по подсказке из браслета тумблер на панели и пробормотал:

— Так… не подведи…

Включил запускаться системы и заглянул в крохотную кухонную зону, совмещённую с туалетом и техническим модулем — наружу торчали какие-то хитрые системы и трубы.

Через пару минут уже стало чуть теплее, заработала электростанция, и я подумал — интересно, из чего она берёт энергию? Наверное, какая-нибудь водородно-принтонная, как часто делается на малых судах. Стало немного теплее, я подошёл к монитору, снова авторизовался картой — пока всё работало, как надо, и по подсказкам из браслета зашёл в меню диагностики.

Запас аэропринтонов: ВНИМАНИЕ! низкий (3,5 суток)

Выработка кислорода: 95% нормы (1,1 кг в сутки, 1 человек + 1 домашнее животное)

Запас воды: ВНИМАНИЕ! критический, 25 литров (1,5 суток)

Запас дефлюцината: ВНИМАНИЕ! критический (0,2 ведра)

ВНИМАНИЕ! Неисправность резервной системы подачи кислорода.

ВНИМАНИЕ! Неисправность или отсустствие эвакуационной капсулы.

Как, всё же, удобно, когда всё документируется, проверяется датчиками и снабжено адекватной электроникой, пусть и полувековой давности. Пролистнул дальше, немного успокоившись — больше суток я точно не планировал здесь задерживаться, да и основные системы всё равно были более-менее исправны. Нашёл всплывающее сообщение от робота-парковщика с вопросом «Готовы?», кликнул «да», заглянул и махнул для надёжности в просмотровое окно, где виднелся его манипулятор. Тот тут же сдвинулся с места, зацепил тележку, на которой взгромодилась яхта и заскрежетал по рельсам, толкая корабль к выходу. Я вернулся к пульту и уже был готов отправиться к чайнику и заварить чайку, как вдруг мой взгляд упёрся ещё в одной сообщение.

Запас ксенона для двигателей резервного маневрирования: ВНИМАНИЕ! Низкий (92 тыс.км, полчаса)

Холодок пробежал по спине.

— Так… ну хоть какое-то есть топливо у двигателей… — пробормотал я и полез в браслет, вызвав карту спутников.

До Ишима-40, где меня ждала Варвара с товарищами, было двести шестьдесят тысяч километров. Получается, что я в ловушке, подумалось мне. Получается, что выхода нет, кроме как разбудить мотылька — что делать мне батя не рекомендовал — и пытаться отманеврировать при помощи паруса? Или в одиночку погрузить в подпространство? Но это безумие — я это делать решительно не умел.

Лихорадочно вспомнил ещё про одно поручение. Порылся в меня и нажал пункт «Отключение протоколирования — МОЖЕТ КАРАТЬСЯ ЗАКОНОМ», подтвердив при помощи всё той же карты. Поворот, ещё поворот. На экране навигатора возник индикатор:

Трамплин через 10 минут. Подготовить маневровые к запуску / Разбудить гелиображник?

Я на миг задумался и выбрал первое. Будить совершенно незнакомого космического зверя я не собирался.

Управляйте подачей топливом через педаль газа

Да уж, интересная система. Устроился поудобнее в кресле, нога легла на газ. Что-то глухо щёлкнуло в корме,

затарахтело, загудело на низких частотах. Мы уже покинули основной зал и ехали по восходящей спирали куда-то вверх, наверняка на вершину склона какого-нибудь кратера, из которого и планировался запуск на трамплине.

Яхта выехала из тоннеля спустя минуту, сердце забилось в истерике, свет солнца на миг ударил в иллюминаторы. Я вдавил на газ.

Резко тряхнуло, а потом вдавило в кресло — поле действия гравитации закончилось, и я теперь нёсся с обратным ускорением в пару-тройку «жи» на маневровых.

На экране всплыло окно навигации, я с трудом поднял руку, выбрал Ишим-сорок и тыкнул.

«Резервные двигатели: 35 минут»

Всё хорошо, подумалось мне, всё по графику, всё успеваем. Продолжалось ускорение это недолго, приятжение спутника мы миновали, и стало чуть легче сидеть в кресле. По сути, я чувствовал себя лежащим на спине в ванной, и чтобы не уплыть, пристягнул себя ремнём. Но вот запас топливо стал ощутимо падать. Причём гораздо быстрее, чем показывал индикатор.

Запас ксенона для двигателей резервного маневрирования: ВНИМАНИЕ! Низкий (50 тыс.км, двадцать минут)

Прошла минута. Отпихнул проплывшие мимо меня шорты и непомытый контейнер.

Запас ксенона для двигателей резервного маневрирования: ВНИМАНИЕ! Низкий (20 тыс.км, пятнадцать минут)

— Какого чёрта! — пробормотал я. — Прошла же минута!

Я отпустил педаль, тут же почувствовав, что парю в невесомости. Таким темпом — через минут пять двигатели выключатся, и я закончу движение. Я же не долечу, подумалось мне. Я зависну чёрте на какой орбите.

Мотыль заворочался, загудел, и я услышал тихий писк в голове — проснулся, что ли? Только этого не хватало. И опасения подтвердились.

Гелиображник пробуждён. Открыть садок?

— Друг… друг… прости… я у твоего хозяина яхту угнал, — пробормотал я.

Писк и треск в ушах звучал всё назойливей, напоминая звук фонящей электрогитары. Делать нечего. Нажал на кнопку подтверждения, и стеклянные створки вакуумной камеры открылись.

Необходимо произвести кормления. Открыть ведро дефлюцината (0,2)?

Прошёлся по меню, вызвал «выпуск дефлюцината», сдвинул бегунок, выпустив половину из остатка.

— Прости… прости, дружище… Нету больше ничего… Или есть?

Я отпустил газ, сунул руку в рюкзак, в обычное отделение — ведра дефлюцината батя, конечно, не положил. Посмотрел на счётчик предметов в квантовой части рюкзака — там показывало число «три». Прикинул — получается, там несчастный труп китайца Кима, несчастный труп Порфирия, который то ли не считается вообще, то ли непременно окажется последним, третьим, и ещё один предмет. Чаще всего я тянул именно ведёрка с дефлюцинатом, и, недолго думая, я открыл рюкзак отпечатком пальца и сунул руку.

Пробуждение вывертуна всегда сопровождалось лёгкой гравитационной волной. Гелиображник взбрыкнул, дёрнулся, и я увидел, как из садка высовываются гигантские полупрозрачные светящиеся крылья. Они гипнотизировали, манили, я даже не сразу заметил, что меня штормит, сносит с курса движения

Опомнился я только тогда, когда в мою руку, погружённую в глотку четырёхмерника, вцепилась чья-то пятерня.

— Мама, — сказал я и инстинктивно дёрнулся назад.

Но меня держали крепко. Сухие твёрдые пальцы сначала вцепились в ладонь, потом перехватились за запястье, словно рука утопающего. Потом из горловины рюкзака появилась вторая рука — в цветастом, расшитом синей шёлковой вязью рукавчике. Я тащил незнакомца вперёд, зацепил рюкзак о край кресла и раскрыл горловину пошире. В темноте квантовой глотки показалось лицо, которое до этого я видел только на фотографиях. Лицо испуганное, ошеломлённое, и, несомненно, с родственными чертами лица.

— Где я⁈ Лысый? Франтишек? Иммонуальд? А! — голова с разноцветной вязаной шапкой заозиралась по сторонам.

— Ну, здравствуй, прадедушка Порфирий! — сказал я. — Давно тебя ждали, больше века!

Глава 22Подозреваемый

Наследственное поручение «Вызволение тов. П. А. Куцевича из вывертуна» выполнено

Получена премия: 10000 трудочасов

Заполнено заявление о предоставлении к государственной награде: вызволение товарища П. А. Куцевича из четырёхмерника-вывертуна, Постановление ЦК Партии от 14.06.2676

Дополнительное поручение: «Доставка подозреваемого в гос.измене тов. П. А. Куцевича к месту проведения суда, центральный суд Северного Жилищного адм. Округа, микрорайон им.тов. В. И. Банина, ул. Банина, 1478».

Товарищ Порфирий Арчибальдович Куцевич окончательно вылез из рюкзака и испуганно озирался по сторонам. На вид ему было чуть больше тридцатника, росту — чуть повыше меня, не сильно плечистый, но одет шикарно и старомодно. В целом — не дать не взять имперский франт из старинных фильмов.

— Кто? Что?

— Прадедушка! Двоюродный. Ты. Я правнук твоего брата. А ты сто пять лет провалялся в квантовом рюкзаке, мы думали, что там мёртвый!

— Ско… Сколько⁈ Что, что происходит? А где барахло? Там были трюфели! Где Лысый и Франтишек? Только что здесь были! Иммануальд где… Ещё припоминаю лицо какого-то китаёсы…. Что это за челнок?

— Не знаю, о чём ты, я угоняю яхту…

— Погоди, ты кто?

— Гагарин Шонович Куцевич! Правнучатый племянник!

— Поехали!!!

— Что, блин⁈ — не понял я.

— Поехали, говорю, так Гагарин говорил, я в книжке читал! Вот чёрт, сколько, говоришь, меня не было? Я в этом мешке секунд десять всего плавал! Я до противоположного края доплыл, ногами толкнулся и обратно. Там сверху бесконечно мигало всё — быстро-быстро так. И вещи на полсекунды появлялись и исчезали. И мимо меня только что какой-то китаец проплыл. Это, получается, ты замок открывал?

— Получается, я. Слушай, подскажи, а как…. — я указал на панель и попытался спросить, но словесный понос было не остановить.

— Так куда мы несёмся, что за фигня? Где мы?

— Это яхта! Гелиображник! У нас осталось чуть больше получаса, и кончится горючее.

— Гелио… что? Никогда не слышал. Погоди, какой год⁈ — кажется, до него начало доходить… Они что… Все мертвы⁈

— Кто — все? Не, твой брат, например, живой, в пансионате в Третьем Электрическом микрорайоне, навещаем его иногда. Остальные — ну, да, кто вообще с концами, кто в Центральном Компьютере Партии.

Это была такая супермощная кибернетическая трансгуманистическая штука, которая пятьдесят процентов государственных и хозяйственных решений. Половину — люди, а половину — нейросеть, созданная из слепков сознания кучи умерших граждан республики.

— Ы… Они все мертвы… Чёрт… Где теперь мне жить… Батя, мамка… Вот дерьмо-то!

Запас ксенона для двигателей резервного маневрирования: ВНИМАНИЕ! Низкий (15 тыс.км, 12 минут)

Внимание! Высокая скорость!

Нас продолжало штормить. Мотыль сводил нас при помощи своего паруса то влево, то вправо, я еле успевал удерживать курс и продолжал давить на гашетку. Капсула развернулась, и нас придавливало к полу и к спинке кресел с силой в десятые доли «Жи» — на нормальную гравитацию это не было похоже, но позволяло держаться. Нытьё продолжалось минуты две-три, и я подумал, что он уже начал меня раздражать. Внезапно прадедушка Порфирий схватил меня за грудки, принялся трясти и завопил:

— Почему⁈ Почему ты меня не вытащил раньше⁈

— Да отцепись, прадедушка, я вообще этот рюкзак всего год таскаю!

— Почему⁈ Чёрт… И правда… — он почесал затылок. — Ты ж вообще ещё мелкий… Сколько тебе, лет тринадцать? А, слушай, у тебя есть пожрать чего?

— Без понятия, я говорю, я яхту только что угнал. У меня поручение!

Прадедушка отплыл дальше и стал разгребать запасы поэта. Послышался звук открываемой дверцы холодильника, затем шелест и чавканье.

— Чёрт, как жрать-то хочется! Угнал? Вы в мафии трудитесь… эти, недо-нации сектантские? Челябинск сейчас, кстати, к какой державе принадлежит? Его имперцы разбомбили?

— Челябинск независимый… — начал я, но меня опять перебили.

— Надо же! Я думал, он лет десять ещё протянет. И как, кто король… или президент?

— … И коммунистический! Первый председатель коммунистической Партии — товарищ Ольга Дергачёва.

— Вот же дерьмо… — он продолжал чавкать и шуршать пакетами. — На меня у них дельце было сшито за госизмену.

— Чего⁈ Нам никогда дедушка про это не рассказывал!

— И правильно, что не рассказывал! Ещё бы рассказывал, вас подставлять.

Я указал на браслет.

— То-то я думал, что это у меня на браслетах высветилось поручение: доставить к месту суда.

— Браслеты, значит, всё же эту хрень ввели… да… отстоище. Так, мне надо привыкнуть, какой сейчас век. О, круто! И правда, крылья какие-то, — он наконец-то посмотрел за окно. — В моё время гелиображников только пытались приручить. И что, вот ты угнал яхту. Куда везёшь? Где мы?

— Окраина системы Тюмени. Везу другой бригаде нашего профсоюза…

— Проф… Чего? Профсоюза контрабандистов⁈

— Что?

Запас ксенона для двигателей резервного маневрирования: ВНИМАНИЕ! Низкий (10 тыс.км, 7 минут)

— Ты куда давишь? Ты чего вообще творишь? — Порфирий наконец-то обратил внимание на сообщения на экране и подполз ближе.

— Я пытался тебя спросить, вдруг ты знаешь?

— У вас что, автопилот у вас теперь запрещён?

— Не знаю, он, вроде бы, работает. Вот, написано, что это всё в режиме автопилота.

Порфирий прокашлялся и принял важный вид.

— Сорян, дружище, но не подозревал, что потомок моего брательника будет троечником по маневрированию. Двигатели такие надо в импульсном режиме врубать, а не хомячить весь запас за раз. Тебе же главное траекторию задать и импульс приобрести, ага? Во, посмотри, вот ты сначала сюда направляешься, — Порфирий тыкнул жирным пальцем в дисплей. — Включил и вырубил. Потом сюда достиг и поправил. Ты и так летишь со скоростью близкой к максимальной. Автопилот всё должен сделать, сечёшь?

Неожиданное превращение паникующего и плаксивого родственника в Мистера Рассудительность натолкнуло меня на мысль, что у него какое-то древнее нервное расстройство вроде биполярного. Либо, может, не древнего, а приобретённого внутри вывертуна — кто знает, какое он оказывает влияние на человека. Впрочем, сейчас мне это было на руку. Я отпустил ногу, разбросанные вещи снова оторвались от пола и отправились в плавное плавание.

— Хорошо, что теперь?

— Теперь расслабься на полчаса, и вот где-то здесь развернись на сто восемьдесят и тормози маневровыми… А то врежешься, летишь слишком быстро. Или они у тебя вращаются? Я без понятия, как тут устроено. А слушай, этот мотыль тебе что-то шепчет?

— Угу.

— Так поговори с ним? Вы же часто на них летаете, наверняка тебя учили? Расскажи, что и как, он тебя сам притормозит.

— Они, говорят, тупые. Я в первый раз их вижу.

— А кто тебе поручение дал?

— Батя.

— Хвалю! Такого мелкого — и сразу на амбразуру. Правильно, если что случится — не страшно, нового настругает.

— Я не мелкий, блин! Мне семнадцать! И ничего батя не настругает, от нас мамка ушла!

— Ясно, сорян. Не знал, сочувствую. Блин, от меня, получается, тоже невеста ушла… В мир иной. Даж если жива, то вряд ли мне будет интересна статридцатилетняя карга…

Пару минут мы молчали.

— Можно я покурю? — вдруг спросил он.

— Чего⁈ Уже полвека как по Протоколу нельзя в судах меньше четвёртой размерности курить! И тут кислорода только на одного человека вообще.

— Проклятый режим! — проворчал Порфирий. — Расскажи хоть, как оно сейчас. Где живёте? Поди, в общежитии каком-нибудь с десятью неграми в комнате? Как там с континентами, все освоили со своим коммунизмом? Или жуки обратно всё захватили?

— Да не все, парочку только. А живём неплохо, у нас пять гектаров и усадьба на четыре семьи…

Я рассказывал ему про то, где учился, как жил в детстве, рассказал про мамку и про то, как батя пошёл в контрабандисты. Потом прозвучал сокровенный вопрос:

— А баба у тебя есть?

Я посмущался немного и рассказал сначала про первую Дину, а потом про вторую, коротко упомянув историю про космический челнок и про свой первый опыт.

— Молоток! Ну, не факт, конечно, что она тебя дождётся. Но я буду за тебя болеть. Ну, пора нам оттормаживаться. Кажется, вон эта луна.

Луна Ишим-40, представлявшая из себя необитаемый кусок диаметром в пару километров, уже была отчётливо видна на экране. Познания Порфирия в баллистике оказались верны — мы двигались чётко по курсу безо всяких двигателей, на уже приобретённом ускорении — только несколько быстрее, чем нужно. На браслет пришло сообщение.

Сообщение от В. Горфинкль: «Прошу капитана угнанной яхты снизить скорость и ответить»

Капитан! Только тогда я понял, что это мой первый опыт капитанства — настоящего управления кораблём, пусть и не подпространственным.

Я быстро надиктовал:

«Оттормаживаюсь, буду через минуту».

Развернуться получилось с трудом — больше из-за моей криворукости, потому что мотыль, на удивление, не стал глупить. Потом мы наперебой вместе с Порфирием пытались уговорить его свернуть крылья. Мысленный контакт — привычное жжение кожи лба, которое говорит о том, что твои мысли слушают — устанавливался настолько коротко, что я до последнего не был уверен, понял ли он мою команду.

Корабль «Садовод Якимлюк» уже показался прямо по курсу. Выглядел он ненамного больше яхты, и я испугался — хватит ли у меня манёвренности, чтобы влезть в их грузовой без повреждений. Медленно раскрылась хвостовая часть, я прекратил сближение, потому что не знал, как дальше рулить. Но неожиданно из кормы корабля Варвары выстрелили три прочных каната, щёлкнувшие по носу яхты, а внизу вылезла пара здоровенных рельсов. Да уж, они явно были куда лучше готовы к угону судов, чем мы.

Мотыль перестал сопротивляться, и я вовремя сообразил захлопнуть вакуумный садок. Высветилась надпись:

Включить парковочный автопилот?

И спустя пару минут мы уже стояли внутри, корма захлопнулась, по отсеку задул свежий воздух. Снова появилась гравитация, вещи внутри яхты перестали хаотично летать по салону, а Порфирий спросил:

— Ну, что, пора выходить. Посмотрю на своих потомков, какие они.

Он первый полез в шлюз, и вдруг я услышал его возглас:

— Оп-ля, нифига они тут у вас дерзкие. Ты кто, тётка?

Я вышел из яхты. Двери лифта были открыты, перед ними стояли трое: Варвара Горфинкль, товарищ Иванова и один из роботов, не то Хариус, не то Головань.

Все они стояли в оружием, направленным на нас. Я повернулся — сверху стоял ещё один робот и мой однокурсник, Бальтазар, который со страдальческим выражением на лице тоже держал меня на прицеле.

— Прости… — тихо сказал он.

— Так, разговорчики! Товарищи Куцевичи. Во исполнение поручения Куратора я вынуждена арестовать вас и содержать до прибытия на планету Челябинск. Вы, Порфирий Арчибальдович, обвиняетесь в госизмене. А ты, юнга — в укрывательстве!

— В укры… в чём⁈ Это абсурдно! Всем, кто в курсе, что такое квантовый рюкзак, было известно, что в этом рюкзаке лежит мой предок. Все думали, что он умер. А он живой, но я-то вообще не знал об этом! Что теперь, меня за это арестовывать?

Железная тётка на миг задумалась.

— Хорошо, я вынуждена признать, что арестовывать тебя у меня нет причин, кроме как банальной перестраховки. Тебя мы высадим, как и договаривались, на Ишиме-31. Порфирий полетит с нами.

— Кхе-м, я не хочу, — сказал мой нерадивый родственник. — Я вот с ним хочу полететь.

— Мы будем вынуждены стрелять по конечностям, если вы не согласитесь, — сказала Железная тётка.

— А у вас есть что пожрать? Я прямо не могу, хочу есть, что угодно бы съел.

— Что? — опешила Варвара, даже ствол опустила.

— У него какой-то глюк, зверский аппетит, — немного неуверенно подтвердил я. — Возможно, его нахождение на борту опасно. Может, он заразен? Я не знаю.

— Это всё разговоры, чтобы оттянуть время. Иванова, Головань — арестовать Порфирия.

Робот со старпомом решительно зашагали вперёд.

— Стоять! — рявкнул я и накрыл рукой браслет. — Только попробуйте! И я расскажу куратору… всё о вас, товарищ Горфинкль!

Глава 23Блеф

Я блефовал. Я просто решил блефовать — бездарно, грубо и неуверенно.

— Ты… ты лжёшь, — сказала она.

— Нет! Мне Бальтазар всё рассказал! Я просто не хотел в присутствие вашего коллектива.

— Да я! Я ничего! Он врёт! — заорал мой однокур. — Я ничего о вас не знаю такого, товарищ капитан!

— О чём он, Варвара? — тихо спросила Иванова, и я подумал, что, кажется, впервые слышу, как она разговаривает.

— Ничего я не вру. Сам рассказал, ага, я даже не выпытывал. Хочешь, чтобы Куратор узнал? Или, может, он и так знает, а вы с ним в деле? Какая-то договорённость, да? Тогда надо товарищу председателю райкома на приём сходить. Или к товарищу министру-адмиралу всех флотов, может?

— Ты блефуешь, — Варвара страшно нахмурилась и опустила ствол. — Ты блефуешь, малец. Обо мне всё известно, и нечего рассказывать!

Но я добивал. Наверное, я тогда сказал один из лучших своих спичей.

— Вы думаете, товарищ капитан, что я это чтобы его от суда спасти? Укрыть? Да ничего подобного!

— Э? — Порфирий резко повернулся ко мне, но увидев решимость на моём лице, спорить не стал.

— Сказал товарищ куратор — доставить, мы доставим. Но мы! Не вы, Варвара. Это наш родственник, и мы не позволим с ним обращаться абы как до момента оглашения приговора. К тому же, у вас ответственная задача. Вы хороший и ответственный капитан, с честью несёте знамя контрабандного флота. У всех свои тайны. Но позвольте нам всем… выполнить свою работу.

— Хм… хм… Опустить стволы, — наконец-то произнесла Варвара. Я оценил, с каким трудом она заставляет себя признать поражение. — Хорошо. Всем закрыть микрофоны. Итак… да. У меня есть тайна. Тайна, которая может бросить отпечаток на моё честное имя. Эта тайна касается моего возраста… и некоторых фактов моей биографии. Эта тайна должна остаться между нами. Я не буду запрещать вашему экипажу конвоировать товарища Куцевича-старшего… очень старшего к месту проведения суда. Однако напомню, что постановления ЦК Партии лучше исполнять беспрекословно. Иначе…

— Ясно, ясно, — Порфирий направился в лифт. — Проводите нас в туалет и на кухню, я дико хочу жрать.

* * *

Последующие несколько часов мы сидели на кухне. Порфирий опустошал запасы с чудовищной силой, не брезгуя пищевым синтезатором — достаточно отвратной штукой. Мне уже не терпелось доставить его на корабль, поместить в капсулу для обследования и понять, что с ним не так. Через пару часов прилетел Бальтазар и с гневным видом пытался разобраться:

— Ты, засранец, в натуре, ты почему меня подставил⁈ Почему ты мне вечно переходишь мне дорогу⁈

— Ты ошибаешься, это ты вечно переходишь дорогу. Я виноват, что ли, что наши капитаны договорились, и что вот он, — я махнул рукой на Порфирия, — так внезапно вылез из рюкзака? Я просто выполнял свою работу. А ты выполнял свою, скажем так, достаточно плохо. Ты сам виноват, что устроился в контрабандный флот, не имея на то способностей.

Я выбрал максимально спокойный тон — больше чтобы позлить. И это получилось — его кулак полетел мне в челюсть, но я вовремя заблокировал его. Развития драка не получила, потому что наши браслеты синхронно пискнули:

Внештатная ситуация: Драка на борту, зафиксировать?

— Способностей⁈ — фыркнул Бальтазар, а потом снова завопил: — Ты совсем охренел, каких это способностей я не имею⁈

— К убеждению начальства в собственной правоте. И вообще — к общению с начальством, властями, умению врать, вот это вот всё.

— Я умею! — Бальтазар смешно насупился. — Ты мне будешь должен! Что я прикрыл тебе задницу! Тебе и… и… дедку твоему!

— Э, э, потише, парни, — сказал Порфирий, не переставая жевать огромный кусок печенья — несомненно, «пластикового». — Мне кажется, или вы неуважительно со мной обращаетесь? За это у нас можно было и в вакуум без скафандра выйти погулять. Хочешь печеньку, малыш?

— Твой дедок ответит за хамство! — рявкнул Бальтазар, выходя из камбуза.

— Иди тётушке пожалуйся! — бросил я вслед.

Ссора с бывшим однокурсником оставила неприятный осадок. С одной стороны, я прекрасно понимал, что никогда не стану ему близким другом, с другой — плохой мир лучше хорошей войны.

— Ты хоть понимаешь, что я из-за тебя друга лишился? — спросил я Порфирия.

— Друга? Что-то не похоже, что вы были друзьями.

— Ну, приятеля…

— А, ну, сорян, что я могу сказать. Денег ему дай.

И точно, подумалось мне. Это очень стрёмно и по-капиталистически — покупать дружбу и лояльность, по сути, это было всё равно, чтобы заплатить взятку. Но я всё же нашёл Бальтазара в списке контактов — благо, были на одном корабле, и он нашёлся очень быстро, а затем тыкнул на «отправить платёж».

Перевод 1000 трудочасов Бальтазару Васильевичу Селассие

Накоплено трудочасов: 9 923

Ответа я тогда так и не получил.

— У вас там что, деньги теперь? — удивлённо спросил Порфирий Арчибальдович.

— Не деньги. Трудочасы. Деньги у капиталистов.

— Один хрен, я считаю, как не назови — валюта. А, это хотел спросить, — он перешёл на заговорщический шёпот. — Ты серьёзно меня хочешь сдать, да?

— Конечно хочу, — я прикрыл браслет рукой и добавил. — Может, батя что-то придумает. Отсрочку, аппеляцию, или… побег.

— Ясно, побег — это хорошо! — громко сказал Порфирий и продолжил жевать печеньку.

Мы ещё поговорили немного. Я обрисовал политическую обстановку, рассказал то, что помню из истории за последний век. Признаться, век в Московском Секторе в целом и в Приуральи в частности был достаточно скучным на крупные события — пара небольших войн, пара крупных набегов бандитских флотов, полдесятка планетарных катастроф и активное строительство, освоение и прочее процветание. Наконец, когда я уже дико хотел спать, явилась Железная Тётка и скомандовала:

— Выметайтесь отсюда. Мы подплываем к Ишиму-31, без посадки, стыковка мачтой.

* * *

Выражение лица бати я никогда не забуду.

— Д…дедушка… Живой… Я думал, это прикол какой-то.

— Двоюродный дедушка, — покачал пальцем Порфирий. — Ничего тебя расконтрабасило. Я думал, ты худой. Да, а у вас тут творческая обстановка… О, гитара!

— Ты же меня ещё ни разу не видел? — удивился отец. — Откуда знаешь, какой я комплекции?

— Не знаю, Гага вон сказал, что его отец, мой внучатый племянник капитан — я сразу представил высокого, статного, в фуражке.

— Терпеть не могу фуражки.

Порфирий прищурился и посмотрел на меня, а потом снова на отца.

— И сынок на тебя не похож. Вообще не похож. Точно твой-то хоть, а?

— На нём лицо чужое. Он вообще по-другому выглядит. Проходи хоть, садись, — батя махнул рукой на одну из табуреток.

Лицо, кстати, уже начинало ныть и саднить. А вдвойне неприятно было от мысли, что его ещё и придётся отдирать.

— Ну вот. А у вас есть чего пожрать?

— Арсен, у нас пополнение в экипаже, поздоровайся с Порфирием Арчибальдовичем.

Арсен вылез из ванной.

— Здрасьте! Товарищ капитан, ты так и не сказал, что мы с Порфирием Арчибальдовичем делать будем — в карцер сажать или спасать?

— Тише ты… — зашипел батя, и я понял, что сообщение на браслет ему тоже пришло. — Тут такое дело… Где ж ты, дедо, накосячил?

— Ну… Мы с Франтишеком и Ярмолкой Лысым перед тем, как рюкзаком этим заняться несчастным тут с «Пятибратством» провернули одно дельце… «Пятибратство», кстати, больше же не существует?

Холодок пробежал по спине. Я уже чувствовал, что упоминание микронаций добром не кончится.

— Существует, — сказал Арсен. — Сейчас они «Братство Пятёрочки», самые крупные из микронаций, да. Вроде как нейтральные, но…

— Какое дельце, Порфирий Арчибальдович? — холодно спросил батя.

— Нейтральные — это хорошо! Мы с ними пару станций грабанули и в рабство увели. На Дальний восток, у них там колония.

Повисла мёртвая тишина.

— Чьих станций, Порфирий Арчибальдович? — спросил батя. — Имперских?

— Не! Почему имперских? Ну, тогда вроде как челябинских, а сейчас — в спорной системе, я на карте посмотрел.

— Мы везём работорговца, — сказал Ильич, который всё это время стоял в стороне. — И государственного преступника.

— Ого, говорящий робот! Ладно, шучу, в наше время такие тоже были. Ну… ребят, а чего вы молчите все? Что вы так на меня пыритесь?

— Ты. Сраный. Ублюдок! Ты бандюга-работорговец!! Ты, дефлюцинат… — отец рванул к нему навстречу, в его глазах чётко читалось желание набить морду, но Арсен вовремя поймал его и принялся успокаивать.

— Тише, тише… товарищ капитан… время было другое.

— Да! Точняк! Время было другое ваще! — Порфирий Арчибальдович попятился назад. — Раздрай, бандитизм… все такие были, честно! Я, кстати, ни одного ребёнка не убил, честно! А женщину — один раз, и то случайно. Да вы не сердитесь на меня, ты чего, внучок, а?

— Не называй меня. Внучком! — рявкнул батя. — Ты, тридцатилетний сопляк! И ты Арсен, не смей защищать этого говнюка!

— Вспомни, а сам-то… Цсофика, — вставил Арсен.

Наш нежданный родственник, казалось, не терял бодрого расположения духа.

— Мне сто тридцать шесть! А вы куда направляетесь, кстати? В Челябинск, да? Может, не надо туда?

Отец спустя десяток секунд перестал исторгать пламя из ноздрей, отряхнулся, поправил комбез и сказал.

— В общем, дедушка. Тебе повезло, что мы не летим в Челябинск. У нас важное поручение на Дальнем Востоке. В Нерчинске.

— У… Далековато. Я туда всего один раз долетал.

— Не перебивай капитана. В Челябинске мы появимся в лучшем случае через месяцев пять, а то и шесть. Своё решение я оглашу ближе к концу полёта. А пока что я твёрдо уверен, что тебя надо отдать правосудию!

— Но…

— Никаких но! Мы члены профсоюза, мы чтим закон республики. Хоть и нарушаем законы Протокола. И учти — если подумаешь сбежать — у нас длинные руки. А никого другого из родни, кроме нас, у тебя теперь уже нет. И никто тебе, говнюку, не поможет, ты понял?

— Понял, — скривился Порфирий. — Один вопрос? Точнее, два.

— Ну.

— Пожрать. Я очень сильно хочу жрать. Мне нужна еда, и, пардон, я практически не хочу в уборную. Вы поможете разобраться, ага? И второй вопрос — каюта. Приткнуться будет куда?

— Будет. Будет тебе каюта. Двухуровневая. С отдельным санузлом, огромной кроватью и массажным креслом… Хотя нет, обойдёшься, его я попрошу вытащить оттуда. И корма для тебя закупим. Пёсьего, пару мешков. И про разобраться — поможем. Раз мы на одной лодке.

— А, ещё третий вопрос, забыл. Всё забыл парню вашему сказать. Я потерял очки! Слетели в этом рюкзаке. Поможите достать.

— Очки⁈ Можем зрение поправить.

— Я роботу лезть к себе в глаза не позволю!

— Напечатаем, — батя махнул рукой. — Арсен, Ильич, ведите в медотсек.

Потребность во сне: Острая (19 часов бодрствования)

Узнать, что конкретно не так с моим родственником было крайне любопытно, но глаза уже слипались.

— Батя, я пойду посплю? В медкапусле же помощь не нужна?

— Иди. Спи. Раз работал. Потом расскажем.

Похвалы за свой подвиг я не дождался. Лишь когда уже ложился спать и заводил будильник в браслете увидел заветные строчки.

Сообщение: окончание дополнительного поручения

Получена премия: 5000 трудочасов (активное участие в экспроприации капиталистического имущества)

Накоплено трудочасов: 14 923 трудочасов

Получена благодарность от ИИ Профсоюза Контрабандистов с занесением в личное дело.

Ваш ранг повышен: Юнга 6 разряда.

Ваш дневной коэффициент выработки увеличен.

За тот день я заработал почти столько же, сколько за всю свою предыдущую жизнь. Но радости особой не чувствовал, потому что мыслей было слишком много — и о том, что обманул хорошего человека, космического поэта. И о том, что поругался с приятелем. И о том, что двоюродный прадедушка, человек, о котором рассказывали всю жизнь, оказался негодяем. Но усталость сыграла своё, и я уснул мертвецким сном.

* * *

Когда я проснулся, то не смог открыть глаз. Всё лицо было опухшее, оно чесалось, жглось. Кое-как разлепив глаза, я посмотрел на время и изрядно испугался. Я проспал четырнадцать часов.

— А! — заорал я. — Что за фигня!

По лёгкой качке я понял, что мы летим в подпространстве. Тут же в мою комнатку подошёл Ильич, подал руку, помогая подняться с матраса.

— Тебе необходимо произвести удаление временного лица. Либо ускорить процесс имплантации, чтобы оно стало постоянным. К сожалению, биокапусла сейчас занята.

— Кем занята?

— Вашим родственником. Оперируется.

— Что там?

— Достаточно аномальное повреждение внутренних органов, но для жизни безопасно.

— А куда мы летим?

— На Югру-пять, там нас ожидает Галина. Затем на Югру-один. Там должна осуществиться передача груза.

От мыслей о том, что девушка снова будет жить прямо за стенкой, стало и приятно, и немного тревожно.

Я быстро поел, всё так же, наблюдая за местностью одним глазом, затем зашёл в каюту Арсена. Батя с Арсеном сидели с кружками чая рядом с медкапсулой и играли в шахматы. Увидев меня, Арсен поперхнулся чаем.

— Бедняга, нихрена себе у тебя морду разнесло! Вай, молодец у тебя сын, Шон Рустемович! Не каждый бы так смог!

— Ну, да, не каждый, — хмуро кивнул батя. — Потерпи полчасика, сейчас его зашьют, почистим и тебя засунем.

— Что зашьют?

— У него в желудке какая-то ерунда, — сказал Арсен и поставил кружку чая на стол. — А, Шон Рустемович, расскажи сыну, как Егоров приходил.

— Да что рассказывать… Оказывается, наш несчастный поэт двое суток торчал в Ишиме-31. Всё надеялся, что яхту найдёт. Попросился снова на борт, чтобы уплыть — я его послал в грубой форме, сказал, что не знал, что он родом из Империи. Эх. Жалко, хороший мужик, даже как-то стыдно.

— Мне тоже, — признался я. — Но — всё во имя правого дела Партии.

— Угу, — батя повернулся к биомодулю. — Сейчас… Уже биоматериал извлечён… что за фигня?

Он уставился в приборы биомодуля.

Ошибка системы. Не найден биоанализатор номер 12.

Ошибка системы. Не найден зажим номер 12

Нажал на «извлечь биоматериал» и выдвинул лоток. На белом пластике в сгустках крови и слизи лежало круглое нечто, похожее на светящийся пузырь. Арсен достал простой скальпель и осторожно поддел эту штуку за край.

— Святой партбилет! Это же… Это… это то, о чём я думаю?

— Ну-ка, посмотри, что у него внутри.

Все уставились на поддон. Взяв ещё пару инструментов, Арсен извлёк из пузыря те самые зажимы и биоанализаторы, втрое привышавшие длину предметы.

— Товарищи, — торжественно сказал батя. — Перед нами — личинка вывертуна. А судя по тому, что у него в желудке ещё пара таких, то наш нерадивый родственник — ходячая фабрика по производству квантовых рюкзаков.

* * *

Когда мы прибыли на орбиту Тюмени, где располагалась уже знакомая нам Югра-5, пришли тревожные новости. Оказалось, что в системе появилась пара неопознанных истребителей, неизвестной формы, скоростные и маневренные, которые обстреляли одну из военных орбиталок. Самих истребителей мы особо не боялись. Боялись мы флотилии Инспекции, которая запросто могла нагрянуть в эту систему в аккурат к моменту передачи груза. Не то, чтобы мы сильно боялись на тему передачи чая — пока что это был не настолько страшный груз, чтобы за него могли вздёрнуть. Больше боялись из-за яхты и прочих мелочей, которыми мы уже изрядно наследили.

Галина пришла ничуть не изменившаяся — молчаливая, замкнутая.

— А Гага тут яхту угнал. Один, представляешь! — услышал я Арсена.

— Молодец, рада за него, — ответила она.

— А ещё вытащил из рюкзака прадеда, он у нас в подвале сидит.

— Хм, у вас есть подвал?

Только и всего! Всего лишь «Молодец». Я ожидал восхищения, радости, удивления. Мне всё больше казалось, что либо она специально держит меня на расстоянии, либо у них с Арсеном всё слишком серьёзно. А значит, стоит держаться в стороне от неё. Пикантности добавлял тот факт, что на борту был столетний реликт, который пребывал в воздержании ещё дольше, чем я.

Но мне тогда было всего семнадцать, а в этом возрасте не думать о красивой девушке — очень тяжело.

* * *

На встречу папаша пошёл с Арсеном. Как я теперь понимаю, он делал это не только из-за того, что считал меня безусым сопляком, не понимающим в сделках и махинациях, но и из-за изредко проявляемой заботы о моей безопасности. Всё ж, случись что с Арсеном — он бы так не жалел.

И случилось. Долго не отвечали на звонки, вернулись они на три часа позже запланированного. Папаша запрыгнул на верхнюю палубу, бросился к туннелизаторам, приказал:

— Взлетаем! Звони диспетчеру!

И только тут я заметил, что у Арсена, оставшегося в холле у лестницы, перевязана голова.

Глава 24Долгий путь до Мурманска

— Что… что случилось?

— В драку полез. Швы наложили в лазарете. Эти засранцы заломили цену в полтора раза больше оговоренной. Не пятьдесят, а семьдесят пять! Почти половина задатка!

— И что?

Папаша махнул рукой в холл.

— Вон. Лежат. Заплатили. Вариантов нет.

Я спустился вниз, присел рядом с Арсеном.

— Болит?

— Болит… сотрясение… Дубинкой врезали, представляешь! Иди, помогай взлетать! Я сам до биомодуля доползу.

А драгоценный груз, действительно, лежал внизу. Три чёрные коробки, суммарно чуть больше кубометра, лежали на тележке у входа в грузовой отсек. Галина прибежала следом, притащила аптечку, захлопотала, а меня позвал папаша, в общем, чай я толком разглядеть и не успел. Закрутилось:

— Упряжь на изготовку! Волчка зови!

И далее по списку, на полуавтомате, как обычно. К чему была спешка, честно говоря, я так и не понял.

Как нырнули и поплыли в подпространственном пузыре, мы с вылезшим Ильичом потащили коробки наверх, рассмотреть. Первым делом — взвесили. Оказалось почти двести кило, но это было брутто — учитывая коробки и самораспаковывающиеся чайники. Смутило то, что одна из коробок оказалась чуть меньше других и вскрытой сбоку. Вскрытой была и одна из стограммовых пачек внутри — варварски, ножиком. Видимо, предыдущие курьеры, тащившие груз через окраины Порубежья, вскрыли груз для проверки. Папаша сходил в кухню за ложкой, ковырнул, подозвал Галину и спросил строго:

— Ну, чаевед. Оно?

— На вид, вроде бы — да, — пожала плечами наш эксперт.

Микроскоп, чтобы посмотреть нанокоды, конечно же, мы в нашем хламе не отыскали. Арсен предложил заварить пару ложек самим и дать проверить Галине — та кивнула. Неужели она действительно спец по чаю? Отец было согласился, но как только мы уже помыли наш раритетный красный заварничек и занесли над ним ложку с заваркой, Арсен заорал благим матом:

— Стойте!! Нет, не так нужно! Сейчас прилетим в систему покрупнее, найдём ТРЦ и сравним!

Мысль была верной, хоть и рисковой. Найти более-менее элитную кафешку — хоть и захолустье, но такие попадаются, — заварить один чайник нашего чая, а один — такой же «габы», но из кафе. И сравнить.

— Можно, но только через два всплытия, — согласился папаша. — Всё равно в ближайших системах только базы-ночлежки для вахтовиков, ни одного поселения. Да и надо поскорее отсюда убраться. И быстрее долететь до Новгородья, там много между коридоров петлять придётся по бездорожью.

Я почуял, что что-то тут не чисто. Уж не удираем ли мы от кого-то ещё? Ладно Инспекторы — угроза больше психологическая, чем реальная. Не уж-то местные?

Вечером я подсел к папаше, смотревшим трансляцию кубка астероидного биатлона, и осторожно спросил:

— Батя… Мы ещё где-то наследили?

Батя нахмурился, поставил на паузу.

— С чего ты взял?

— Ну… взлетали уж больно быстро, как тогда, с Иерусалима.

— Нет, всё нормально прошло, — раздражённо ответил папаша, а сам глаза отводит, темнит. — Ну, повздорили слегка, морду Арсену набили. Не смертельно же. Всё под контролем.

— Расскажи ещё раз, как всё было?

— Не буду я ничего рассказывать! Всё и так понятно! — вспылил папаша, потом слегка успокоился. — Вообще, вон, лучше, посмотри, как мы бессарабцев на упряжках уделали. Двадцать из двадцати!

Астероидный биатлон, последние трансляции которого закачались к нам на развлекательный сервак, действительно, смотреть было весьма приятно. Утлая капсулька-упряжка, присобаченная и частично проглоченная волчком — а наверху рельсоган, пуляющий маломощными ядерными фугасами. Челябинцы выигрывали в этой редкой дисциплине из года в год, и я бы с радостью посмотрел все пятичасовые трансляции вместе с батей, если бы был уверен, что он не врёт.

По правде сказать, даже если и врёт — мало чего это меняет. Но что-то внутри зазудило — знаете, бывает такое, когда тебе откровенно врут по какому-то не сильно принципиальному для тебя делу, и ты понимаешь это, но вот просто так закрыть глаза и не докопаться до истины — не можешь?

Я отправился к Арсену, которому Ильич прописал пару дней полупостельного режиму, и для начала спросил его:

— Как себя чувствуешь?

— Нормально, слушай. Давай в шахматы играть? Или в разрывных капиталистов.

— Скажи мне лучше, ничего странного не было в тех ребятах? Которые оптовики.

Арсен пожал плечами.

— Нет, ничего такого.

— А кто они? Что за банда?

— Да, какие-то охранники Енисейского терраформирующего концерна. Работали по подряду в Альянсе, оттуда перевезли через Порубежье в Союз, потом связались с «Ночными Клоунами», а те — с Рахимом.

Терраформирующие концерны — страшные по своим масштабам организации. Енисейский считался одним из мелких, трудился всего на парой крупных проектов, и то — в нём работало миллионов пятнадцать человек, а в составе флота была сотня кораблей. Не то, чтобы их охранники были страшнее имперцев, но по своей мафиозности вполне могли тягаться с микронациями.

— Но хоть сделка вся штатно прошла? Карту отдали?

— Да… — неуверенно ответил Арсен. — Вроде бы отдал Шон Рустемович какую-то карту.

* * *

Ильич играл в молчанку. Я сделал вывод, что и я подумал, что какую-то информацию могла сказать Галина. Но общение с ней по-прежнему не клеилось — то ли я был слишком сопляком для неё, то ли она так общалась со всеми — непонятно. Всё свободное время она смотрела сериалы, играла в настолки с Ильичом и изредка заходила общаться с Арсеном.

Я решил идти ва-банк. Поймал её, когда она сидела в массажном кресле, и в упор спросил.

— Хочешь, расскажу тебе, где батя прячет абрикосовое варенье. Настоящее!

Галина удивилась:

— К чему такая щедрость? Или ты сейчас попросишь что-то взамен?

— Угу. Попрошу. Тебе Арсен ничего не говорил про прошедшую передачу товара?

Она остановила кресло, задумалась, картинно положив подбородок на левую руку. Ответила:

— Учитывая, что Арсен просил ни за что не рассказывать, а его я знаю куда дольше тебя, я считаю, что варенье — недостаточная плата.

Ого! Значит, есть что скрывать. И значит, возможно, у них с Арсеном всё не так, как я предполагал.

— Что… ты хочешь?

— Пароль от припринтера. Хочу напечатать себе одну штуку.

Припринтер — это принтонный принтер. Вид космического планктона в симбиозе с нанороботами может нуль-синтезировать простейшие кристаллические решётки, газы и даже что-то из органики вроде этанола. Как некогда в древности огнестрельное оружие было предметов запретов, ограничений, и, в то же время, символом власти — так и ручка припринтера сейчас.

Папаша скрывал пароль даже от Арсена, когда нужно было — сам запускал. А мне сказал, но требовал просить разрешения, если чего решил напечатать. У нас был крохотный бассейн в трюме, но при желании можно было затопить и превратить в цех половину грузового отсека. Забавно, предстояло менять одну тайну отца на другую. Похоже, папашины секреты становятся главной валютой на «Молотове».

— Пароль я тебе не дам, увы. Но напечатать смогу помочь.

— Идёт. Говори, где варенье?

Я рассказал — он было на складе, который располагался под капитанским мостиком. И Галина рассказала секрет:

— Ну, в общем, Арсен видел, как наш кэп подменил платёжные карты после передачи товара. Говорит — сначала подумал, что, показалось, но твой папаша пробормотал что-то вроде «Прокатило», а потом они бегом побежали сначала в лазарет, а из лазарета в порт. В общем, я полагаю, кинул поставщиков твой папаша.

Я знал, что батя у меня отмороженный, но чтобы настолько? Кинуть бандюганов из концерна с окраины ойкумены? Но зачем? С властями можно хоть как-то рассчитаться, даже под арестом за порчу имущество пересидеть — и всё, живи спокойно. Но бандюганы? Их кидать у нас в профсоюзе разрешалось строго после консультаций с куратором.

Признаться, мне стало немного страшно. А впереди страху было ещё больше — Новгородская иерархия, край фанатиков и культистов.

* * *

Лететь до границы Новгородья пришлось долгих четыре с половиной недели. Летели параллельно Северо-глубинному, в паре систем подальше. Выбирали нырки подольше, по двое-трое суток, дрыхли по двадцать часов, ели поменьше — ну, как обычно. На пути попалась всего одна захудалая перевалочная база с десятком одичавших вахтовиков, снабдивших нас ужасного качества дефлюцинатом, ураном и бичпакетами, причём бичпакеты стоили дороже всего. Попытки найти там вразумительный чай для сравнения не увенчались успехом.

Всего же за время перелёта я пересмотрел три сериала, почти привык к запаху (и, что самое страшное — вкусу) рыбы.

Пару раз мне удалось подглядывать за Галей, пока она мылась в нашей душевой. Это было стыдно, неправильно и незрело, но выбирать не приходилось. После я долго терзал семиструнку и разучил пару древних песен. А Дину начал уже потихоньку забывать…

Признаков преследования не было. Сначала это настораживало, потом все просто про это забыли.

Первой планетой городского типа — то есть терраформированной и с населением больше миллиона человек — на нашем пути был Мурманск, но таможня оказалась в «пригороде» — у красного карлика Тарту. Перед этим шла череда ничейных и приграничных звёзд, в которых хозяйничали патрули Инспекции, союзные таможенники и гастролирующие Внутренние войска Империи, но мы успешно выныривали на самых окраинах системы и никому из перечисленных товарищей не попались.

Арсен тут бывал раньше один раз — проездом. Папаша заходил с другой стороны, с «юга», где расположен кластер более близких к освоенной части Империи планет. Ещё за пару дней до таможни Арсен начал нагонять страху — дескать, законы здесь жуткие, чужаков не любят.

Таможня показалась мне странной и ужасно несовременной — длинная, в пару километров рельса в космосе, вдоль которой выстроилась очередь кораблей и каталась катается крохотная вагонетка.

Папаша волновался. Он даже переоделся из рабочей униформы в парадную — коричневый пиджак с красным галстуком. Арсен вырядился в свою любимую застиранную пижаму с пальмами. А Галина… Галина вышла в длинном обтягивающем платье в пол, которое ни разу до этого не доставала. У меня даже волосы на руках встали дыбом.

После короткого диалога с диспетчером и стыковки, шлюзовая камера открылась. В свете фонарей мы ожидали разглядеть строгий силуэт шеренги силовиков с автоматами, взявших в оцепление корабль, или фанатиков в длинных балахонах. Но вошли двое: первым шёл среднего роста молодой темнокожий паренёк в чёрно-синей спецовке с маленькой шарпо-пушкой и огромными, в полтора плеча полу-голографическими погонами. Вторым вышел, опираясь на тросточку, дедушка, которого мы позже вспоминали не иначе как «тот пожилой профессор ботаники». Лысина, небольшая сутулость и чёрная толстовка с кое-как нашитой гербовой голограммой — единственное напоминание о его должности.

— Фу-х, фу-х, как пахнет, — замахал он свободной рукой, в которой была книжица. — Рыбу везёте?

— Да. Ближневосточный карась из Енисея, новогодний улов.

Таможенник угрюмо посмотрел на папашу исподлобья слезящимся левым глазом.

— Вы мне голову не морочьте. Это минтай. Протухший. Я тут тридцать лет! Тридцать лет я на этой таможне! Вы что, думаете, что я не пойму, зачем вы весь корабль, это самое, рыбой…

Таможенник повернулся и зачем-то потыкал пальцем в дермантиновый утеплитель шлюзового отсека.

— Провоняли? — зачем-то подсказал я и тут же получил затрещину от отца.

— Ага. Зачем вы весь корабль рыбой провоняли? Василий, сходи в трюм, проверь.

Мы замерли в ожидании.

Глава 25Самораспаковывающийся чайник

Коробки с чаем были к тому времени раскурочены и распределены везде — в стеллажах с барахлом, в секретных складах, под рыбой, в герметичных чехлах внутри гермодверей, под внутренней обшивкой трюма, в системе фильтрации воды — в общем, всего около двадцати тайников.

Внизу какое-то время слышался шум раскидываемых коробок, короткие матерки, затем, наконец, послышался голос солдата:

— Ого, ничего себе! Смотрите, господин инспектор, что они спрятали!

— Лл-я, — зачем-то тихо сказала Галина.

Обратно приковыляли двое — Василий тащил неумело упирающегося Ильича, спрятавшегося в привычном своём укрытии в мусорной куче.

— Так-так… Укрываете роботов? Вы знаете, что вам на родине грозит! У нас с вами договор, между прочим, на выдачу роботов…

— Постойте! — воскликнул папаша. — Какой такой договор? Какая родина! Мы из Республики Свободный Челябинск!

— Так, — опешил дедушка. — Как из республики? Это же семьдесят седьмое место?

— Семьдесят восьмое, — отвёл глаза солдат.

— Ба! Челябинцы! Что ж вы сразу не сказали? — тут он перешёл на заговорщический шёпот. — У меня прадедушка служил у Банина в личной гвардии, да. Только потом перешёл в немилость, в общем… кхм, да. Получается, семьдесят седьмое пропустили, ох, они же нас ждут! Так, говорите прямо, чего везёте? Вижу же, что контрабандисты, иначе нахрена вы пёрлись в такую даль. Антиматерию? Нет, ага. Трансплутониевые? Нет, верю. Уран?

— У-уран, — сказал Арсен. — Незадекларированный. На станции купили. И дефлюцинат.

— Так, ну что вы, как дети малые, — дедушка раздражённо оторвал бумажку и начеркал на ней какие-то каракули. — Дефлюцинат можно, за уран левый штраф — пять гривен… Или сколько у вас его? Давайте запишем, что в особо крупном — корабль же большой, так? — поэтому сорок гривен. Робота — десять… нет, двенадцать. Всё. Платить в Мурманске на любой орбиталке, у меня платёжных средств нет. Василий, пошли дальше.

Они уковыляли, а мы продолжали некоторое время стоять в недоумении, пока отец снова не заорал привычным тоном:

— Волчка звать! Упряжи захват! Диспетчеру звони!

Получена премия: 13,5 трудочасов (активное и успешное участие в досмотре таможни)

Накоплено трудочасов: 15 525,5

Скорей бы вернуться домой и потратить уже своё богатство, думалось мне. Я запросто мог взять себе небольшой катерок, гектар земли где-нибудь в новых районах либо небольшую армию роботов. Но вернуться бы ещё обратно целыми…

* * *

С Галиной по прежнему не клеилось. Определённой тревоги добавлял тот факт, что у нас на борту находился ещё один конкурент, про существование которого мы порой забывали. Столетний реликт, который пребывал в воздержании ещё дольше, чем я, и который выглядел на тридцать. Впрочем, тревога несколько улеглась, когда их с Галиной познакомили. Порфирием их познакомили только на второй неделе. Помню, как мы вместе с Арсеном подвели к люку, откинули и показали.

— Вот. Ему сто тридцать пять лет. Живой реликт! — сказал Арсен.

Порфирий сидел за игровой консолью в одних трусах и огромных старинных наушниках — неизвестно, где он их откопал? Мы думали, что Цсофика забрала все вещи. Наше присутствие он заметил не сразу.

— О, у нас есть прекрасные дамы! Пардон, но я в неглеже.

— Что такое «неглеже»? И пардон, — нахмурилась Галина. — Странный у него язык.

— Понятия не имею. Хочешь — спустись туда вниз, спроси его, — сказал Арсен и коротко хохотнул.

— Ну нет. Выглядит, как если бы захотели сбросить меня в яму к чудовищу, — сказала Галя, поднялась и ушла с «балкона».

Порфирий Арчибальдович за весь рейс изъявлял желание покинуть свою каюту всего раз пять, не больше. Мы, разумеется, соглашались — что мы, звери, что ли? К тому же, лишняя компания не помешала бы. Вместе играли в настолки, пили чай и расспрашивали про былые подвиги. Многого он не рассказывал — скорее какие-то смешные истории про Франтишека и Ярмолку, которые казались, скорее, какими-то нелепыми сказочными персонажами, нежели реальными бандюганами. Мне даже захотелось найти их родственников — или их самих, вдруг они ещё живы.

С Галиной он практически не пересекался, лишь один раз позволил себе пошлые высказывания вроде «я вижу ангела, упавшего с небес» и «вашему тестю зять не нужен». Всё оставшееся время он сидел в подвале и играл в десятки видеоигр, оставшихся на консоли Цсофики.

— Представляете!!! Вышли «золотые драконы» — тридцать пять! И «Тайные пещеры» — сорок! И «Узурпатор-эксплуататор» — тридцать восемь. Я ещё в четвёртые играл.

Как мало, оказывается, нужно для счастья столетнему «старику».

* * *

В предварительно захваченном каталоге «Пятьсот самых мрачных и непристойных заведений в Новгородской Иерархии» обнаружилось кафе корейской кухни в Мурманске. Располагалось оно в квартале беженцев из Альянса Планет — оказывается, и такое бывает. Сотню лет назад, в аккурат после открытия коридора, на незанятом острове Мурманска плюхнулся транспортник с планеты Манчестер. То ли гражданская война у них случилась, то ли какой-то конфликт интересов в ходе континентального переселения, в общем, из одиннадцати миллионов за четыре года по бездорожью из другого конца Рукава сюда долетело всего пять. Двенадцати национальностей, восьми идеологических конфессий… Такое несколько раз было и с Челябинском, но так далеко — зачем? Чего бы им было не запросить убежища в Суздальской Империи — при всей строгости, капиталистической коррупции и лёгком национализме такие скромные одиннадцать миллионов они бы уж точно расселили. Но нет — из одной антиутопии улетели в другую.

Собственно, нас это мало интересовало. Интересовало другое — в файлике каталога упоминалось, что в этой кафешке подают точно такую же «габу», что и должны были везти мы. А значит, наконец-то было с чем сравнить оригинал.

— Значит так. Я с Ильичом остаюсь на орбиталке. Вы трое высаживаетесь в ближайшем порту и производите дегустацию. Но только быстро!

Мне было и радостно и боязно одновременно — оказаться в самом мрачном районе незнакомой державы, оставив папашу с единственным средством спасения на орбите казалось тем ещё приключением.

Когда спустились на челноке, в районе оказалось уже десять часов вечера. Район напоминал худшие азиатские кварталы, в которых мне удалось побывать — безликие чугуниевые небоскрёбы, криво накиданные с орбиты из океанских принтонных заводов, бесконечный ряд лавок, велорикши, гравирикши, нищие, строй солдатов-хоругвеносцев в балдахонах с огромными погонами и исполинскими голограммами над головой, прославляющими Космогоническую Церковь. Тут же — расклеенные на столбах бумажные объявления о тайных религиозных приходах Истинно-Верного Культа, странные голографические бумажки с полуголыми девахами и казино.

Особо понравилась бумага, зазывающая стать «Генералом нового континентального государства на Дальнем Востоке». От кандидата требовалось лишь наличие припринтера, воздушного флаера и небольшого запаса принтонов, за что ему обещался «личный полуостров в пять тысяч квадратных километров с тремя сотнями рабов». Правда ли это, и что за феодально-рабовладельческий режим на той планете — оставалось только гадать. Впрочем, подобные порядки были в ряде регионов и вполне цивилизованной Бессарабии.

Кафешка нашлась не сразу, её полуподвальное помещение оказалось огромным. Кто здесь только не сидел — боди-модификанты, генные исполины, ребята из секты синекожих, дельфиноголовые, доисторические хиппи-веганы — в общем, тот ещё зоопарк.

— Что желаете? — подскочил официант. — У нас большой завоз свежей человеческой крови, от лучших поставщиков, любая группа, очищенная, без болезней, очень рекомендую наш фирменный коктейль…

— Э… Нам, пожалуйста, чаёчек, — взяла в свои руки инициативу Галина. — Стоп, что⁈ Человеческая кровь? Серьёзно?

— Давай по одной, Галечка? — Арсен подмигнул. — Как в тот раз, да? Можем заказать, если хочешь!

— Что⁈ — я посмотрел на них, и они лишь через секунду рассмеялись.

А я чуть было не поверил — после увиденного обнаружить в составе экипажа двух вамп-модификантов было совсем не удивительно.

— У вас есть Габа Чида-Душ-Ень? — наконец спросила Галина.

— О, да, конечно! Свежая контрабандная поставка, в фирменном самораспаковывающемся чайничке! Настоящий оригинал. Вам с распаковкой, или без?

Конечно, мы выбрали с распаковкой — надо же было сравнить. Вышло это нам в сто сорок червонцев — как моё недельное жалование.

Принесли большую бумажную таблетку с торчащим соплом крохотного одноразового припринтера, бросили в небольшую плошку с водой. Арсен нажал кнопку на упаковке, таблетка зашипела, засветилась, стала расти, пока из плошки, наконец, не вырос чугуниевый чайничек с блестящим боком, на котором виднелась гравировка с кучей мелких иероглифов и квадратным кодом.

Код считали сканером, который мы предварительно запрограммировали, тот написал марку чая — Габа Чида-Душ-Ень.

Пришло время второй таблетки, уже нашей. Рядом вырос точно такой же чайничек, блестящий, и гравировка была точно такой же.

— Ну, что, заварим? — спросил Арсен.

— Нет, блин, так уйдём! — раздражилась Галя. — Насыпай в чайник.

В общем, заварили мы чай. Тот, что был в первом чайничке, шибал в мозги не хуже крепкого алкоголя. Даже я, полный дилетант, услышал в аромате привкус цитруса, орехов и каких-нибудь восхитительных цветов. На миг мне даже показалось, что я не чувствую запаха тухлой рыбы, которым пропиталась наша одежда.

— Оно, — со знанием дела кивнула Галя.

Я согласился. Арсен тоже кивнул — он помнил аромат ещё с Иерусалима. После этого чая по совету Арсена мы запили парой глотков водки, чтобы перебить вкус. Настал черёд второго чая. И тут…

— Да, оно, — снова кивнула Галя.

— Хм… — хмыкнул Арсен, бросая то на меня, то на Галю многозначительные взгляды.

— Хм, — хмыкнул я.

Потому что наш чай был совсем не тот! Нет, конечно, он тоже был не какой-нибудь третьесортный казанской породы, безвкусный и желтоватый. Чай был безусловно забугорным и фирменным, только аромат у него был совсем не тот. Что-то вроде мокрой собачьей шерсти с примесью аниса и каких-то лекарственных штук.

— Похоже, что… такой же, да, Галя? — спросил Арсен.

— Ну…

И тут меня прорвало — видимо, включились гены отца. Вспомнилась обида за холодное общение, вспомнилось, как первый раз увидел её — явно не в своей тарелке, обманщицу и интригантуку, и чуть не завопил:

— Да нет же, блин! Это вообще какой-то другой сорт! Пей-Жуй-Пёс-Шерсть! Я не разбираюсь! И никто из нас не разбирается! Галина, я же знаю, что ты не спец по чаям! Что тебя Арсен провёл на палубу, чтобы ты куда-то улетела, наверное, потому что у тебя нелады с законом. Что вы старые друзья! Папаши тут нет, скажи прямо! Вы… встречаетесь⁈ Спите, да⁈

— Я… я… — у неё на глазах первый раз за наше путешествие показались слёзы. — Я книжку перед рейсом прочитала! И ничего мы с Арсеном не встречаемся! Я его троюродная племянница!

— Я её ещё вот такой вот маленькой помню, — Арсен взмахнул огромной ладонью над полом. — У неё папаша помер недавно. А мамаша пьёт. И из вуза отчислили, да, Галя?

— Думаешь, сколько мне среднелет, тридцать, сорок⁈ Давай, скажи мне, что я старая! У нас экология в районе плохая! И я ещё крашусь, чтобы казаться старше! Мне девятнадцать, ты понял, умник! — она уже не скрывала слёз. — На полтора года старше тебя! А в Нерчинске у меня брат двоюродный, он… от закона скрывается. И у меня денег нет в такую даль ехать!

И вот так вот в этот момент захотелось её обнять и успокоить, но папаша как всегда не вовремя ворвался по коммуникатору с голосовым сообщением:

— Караул, Инспекция! Обыск! — и мы рванули обратно.

Глава 26Разворот

Дополнительное поручение: Обыск Инспекции Правопорядка

В общем, пока добирались до порта, на орбиталку, в док, кто парковался Молотов, заявилась Инспекция Правопорядка со специальной ищейкой — мускусной крысой. Навели, получается — не то бывшие хозяева чая, не то кто ещё. Хитрая животина вынюхала все тайники, и бравые ребята вынесли всё, даже казанский байховый. Составили протокол. Наложили арест на имущество — но кроме корабля забирать особо было нечего, поэтому помимо чая конфисковали ещё и рыбу — наконец-то. Поставили на инспекторскую штраф-стоянку, а после направили представление в консульство.

* * *

— Играю робота-ремонтника, минус повреждения и плюс два очка, — сказала Галя.

— А я… играю урановую шахту, она прибавляет два очка радиации шахтёру, но увеличивает выработку волчков… — я уверенно вёл в счёте против Порфирия, Галины и Арсена, но батя ворвался на палубу, размахивая пластиковой бумагой.

— Все посмотрели в браслеты! Консульство выкупило наш штраф! Летим домой.

Я прочитал строки.

Основное поручение «Доставка чая ДГКДС — 17» аннулировано.

Задолженность погашена из общего счёта контрабандного флота

Штраф −2000 трудочасов

Новое основное поручение: «Доставка подозреваемого в гос.измене тов. П. А. Куцевича к месту проведения суда, центральный суд Северного Жилищного адм. Округа, микрорайон им.тов. В. И. Банина, ул. Банина, 1478»

— Получается, всё? — первой спросила Галина, положив карты. — Я больше не нужна?

— А у тебя планы какие-то? Да. Не нужна. Хотя мы не против, в общем-то, чтобы ты осталась — давай, получай заявление в Челябинске, дадим гражданство, официально в бригаду примем, а?

Батя был удивительно спокоен и миролюбив. Мне это не нравилось, я уже знал, что часто за этим скрываются нехилые переживания, грозящие вылиться бурей. А я, напротив, напрягся — всё же, быстро привыкаешь к приятной, пусть и молчаливой женской компании.

— Я подумаю… — ответила Галя.

— То есть мы летим домой, так? — почесал затылок Порфирий и повернулся к бате. — Ну что, внучок, ты решил?

Мы все потупили взгляд.

— Пойми, Порфирий. У нас основное поручение. Все уже давно знают, что ты на нашем корабле. Дополнительное мы ещё можем затянуть, отмазаться как-то. Но не основное.

— Ну и сколько мне дадут? — спросил Порфирий.

Мы уже рассуждали об этом и всё ему рассказывали, видимо, он это спросил с надеждой, что скажем что-то другое.

— Либо пожизненная ссылка в магнитогорские горнорудные поселения. Там пара купольников тюремных — со всеми удобствами, обычный город, даже семью сможешь создать, только ты его не покинешь. Ну, либо лет тридцать строгача.

— Да уж. Хреново. А у нас что-нибудь готово? Есть хочется.

Мы переглянулись.

— Опять, что ли, началось, — проговорил Арсен. — Пошли, обследуемся.

* * *

В желудке обнаружился и был успешно изъят ещё один вывертун. Как и предыдущего, мы подсадили на субстрат — кусок вяленой рыбы — и положили в холодильник до того, как Порфирий выйдет из наркоза. После он снова допытывался, что мы такое из него выковыряли, но но мы непреклонно молчали.

В тот же вечер «Молотова» сняли со штраф-стоянки Инспекции, и мы нырнули в сторону Северо-глубинного коридора, вдоль которого пришли. Были сомнения, завернуть в ближайшее консульство, или хотя бы к местным ритчистам — и у тех, и у других можно было обменять трудочасы на валюту, которая уже стремительно заканчивалась. Но в итоге решили поскорее убраться из Новгородчины. Ныряли пару дней, и на третий, когда припарковались, меня подозвала Галина. Она была одета в повседневную одежду — футболку и шорты — и выглядела смущённой. Заметно было, что ей не нравится о чём-то просить.

— Слушай, ты помнишь, за тобой один должок. Ты говорил, что поможешь мне напечатать на припринтере одну штуковину.

— Пошли, — кивнул я. — Надо будет в трюм спуститься.

— Эх. Не люблю трюмы.

Мы пробрались по лабиринту складов, мимо пышущих жаром агрегатов к нашей припринтной ванне. Пока в неё набирался дистиллят, я нашёл пару табуреток и подготовил припринтер — ввёл пароль, просмотрел через браслет настройки.

Материал: чугуний.

Режим: печать из прототипа.

Плотность: Ячеистость 0,5 мм.

— Я нашла у тебя в комнате вот это, прости уж, что утащила — случайно заметила, оно лежало в углу, в хламе. Думала унести, но подумала, что правильнее будет сделать копию.

Она достала из кармана шорт здоровенный золотой кулон с перекрещивающимися галактиками. Тот самый, который Цсофика вытащила в Порт-Стенли и который я забыл отдать товарищу замдиректору направления.

— Ах ты воровка!

— Откуда он у тебя? Я знаю людей, которые отдадут за него очень много.

Золото сейчас уже не носило такой огромной ценности, как раньше. Кое-кто умудрялся даже печатать его на припринтерах, хотя элемент по Протоколу не входил в число разрешённых для дуплицирования.

— Достался при странных обстоятельствах. Это же простое золото, — пожал я плечами. — Или, хочешь сказать, это какая-то реликвия?

— Да, реликвия. Есть предание одно, я могу скинуть текст и видео. Только что отпирает — точно не известно.

— Зачем тогда тебе?

— Долго объяснять. Ну, я попытаюсь отдать её тому, кто может подсказать.

Я было усмехнулся — это только в сказочных игрушках бывают мудрые старцы, знающие тайны древности, сейчас обо всех тайнах мироздания знает Галактопедия, чьи копии рассредоточены по станциям всех звёздных систем. Впрочем, подумалось мне, на Дальнем востоке, куда мы направляемся, да даже и на задворках Уральского Союза Планет и в Бессарабии действительно существуют народности и сообщества, которые столетиями живут без космоса. И гипотетически могут хранить предания и легенды, о которых вся галактическая информационная сеть уже позабыла. Но «предание» вкупе со всезнающим оракулом — звучало чертовски-загадочно.

— Ладно, пофиг, — сказал я и просканировал медальон. — Но придётся подождать, структура сложная, как бы не сбился.

Я перенёс трёхмерный слепок в ручку, вставил в специальную треногу, стоящую над чаном и медленно опустил в воду. Следующие пару минут мы молча наблюдали за тем, как на дне ванны с медленным голубоватым свечением начинают вырисовываться очертания и слои будущей копии медальона.

— Уходить, значит, собираешься?

— Угу. Мне в другую сторону надо, — сказала она и снова замолчала.

— В Нерчинск? — спросил я.

Она кивнула и снова замолчала. В трюму было, с одной стороны, очень шумно, с другой — молчание, уже в какой раз случавшееся при общении с ней, казалось чрезвычайно напряжённым и каким-то электрическим. А ещё более напряжённым казалось неприятное предчувствие, что, возможно, я в последний раз вот так вот сижу с ней вдвоём на соседних табуретках посреди пустого трюма.

— Ну, я пойду пока, позовёшь, — Галя не выдержала, поднялась с места и уже пошла к выходу из трюма.

И тут меня вдруг накрыло.

— Погоди! — я схватил её за руку. — Ну что ты такая, собралась уезжать, а мы же так мало общались все эти месяцы…

Она развернулась и спустя секунду раздумья в развороте впилась губами мне в рот — получилось это больно, потому что мы стукнулись передними зубами, но при этом очень сладко.

— Ой, — зачем-то сказала она и продолжила меня целовать.

Перехватила руку и положила на место, где заканчиваются шорты, я понял намёк и потянул их вниз, думая на ходу, как побыстрее снять свой комбенизон, который снимался куда сложнее тут же улетевшей в потолок лёгкой футболки. Мне было стыдно от того, насколько грязные у меня руки, но ими я больше не управлял — они делали всё сами, и Галина это разрешала. Затем она подошла и села на краешек табуретки. Пол в трюме был чугуниевый, ледяной и бугристый. Я тогда не думал, что моим коленям после такого потребуется восстановление в медкапсуле, да даже если бы и подумал — мне было на это наплевать.

Кричала она громко — я даже не думал, что такие тихие девушки могут так кричать, от души, закатывая глаза.

Штраф (половой акт вне брака): −3 трудочаса

Штраф −50 трудочасов (попытка продолжения рода с гражданкой другого государства)

Вероятность успешного зачатия (исходя из циклов партнёра): 69%

Всё случилось быстро и, похоже, одновременно, и прямо в этот момент корабль шатнуло. Близко зашумел волчок, призванный кем-то — не то Арсеном, не то отцом, включилась связь через динамик.

— Хвосты крути! Ныряем! Курс на юго-нижне-восток! Порфирий, держи левого! Гага, ты где шляешься?

* * *

Я рванул наверх, на ходу натягивая комбенизон. Мы снова ушли «с мясом». Ушли без нормальных припасов, в непонятном направлении, но главное, я чувствовал, что у бати появился какой-то план, а значит, мы будем его придерживаться.

Ох уж мы нанырялись! От камушка к камушку, от кометке к кометке, потом в астероидном кольце утаились с выключенной электроникой, и рванули дальше — к синему гиганту. У гиганта было что-то вроде заповедника, там собрались на нерест дикие галактические тюлени — четырёхмерная масса исполинов была таковой, что волчок взвыл под кормой, а кони разбушевались в туннелизаторах, норовя уволочь в подпространственные глубины.

После каждого нырка Галина тащила меня в трюм. Целовалась жадно, с покусом — адреналин! Сколько тогда штрафов за соитие с не гражданкой накапало — страшно было смотреть. Батя с Арсеном уже обо всём догадались, Арсен, похоже, даже радовался за неё, а вот батя хмурился и хмыкал.

Выждали, думали, что будет погоня, но преследования не было. Это казалось каким-то чудовищным везением, но батя сказал тогда речь, которая одновременно и огорчила меня, и успокоила:

— Знаешь, почему нас не трогают? Почему отпустили, знаешь? Почему инспекция на хвост не села?

Я пожал плечами. Нет, какие-то догадки были, но в общем и целом — это была загадка для меня.

— Эх, — вздохнул батя. — Помнишь, ты тогда со мной в сафари-парке, мелкий ещё?

Возраст: 6 лет.

Должность по категориям МТП: Кандидат в младшие помощники техника-колхозника.

…Я вспомнил один из немногих эпизодов, когда батя уделил внимание моему воспитанию и развлечению. Маме в профсоюзе выдали пару билетов в сафари-парк, но она, конечно, будучи чрезвычайно занятой, не поехала. Сафари-парк размером со средний микрорайон раскинулся на самой границе с Заповедником — неосвоенными территориями, населёнными жуками. Он был разделён на большие зоны: фауна древняя реконструиированная, с шипастыми и клыкастыми зверорептилиями, фауна планеты Кавказ — с огромными наземными осьминогами и радужными цветами, фауна пхеньянская — со студенистыми наземными кораллами, между которыми перелетали с ветку на ветку четырёхкрылые полупрозрачные рыбоптицы и ещё пара подобных. И заканчивалось всё самым большим сектором — фауной «классической», которую люди таскают с собой в кажду новую терраформированную планету. Это мне понравилось больше всего, мы ехали на большой скорости группой — человек десять — на бронированном глайдере через саванну, между табунов антилоп, через речушки и кряжестые холмы. На одной из остановок на вершине небольшого кряжа я заметил пиршество — десяток звериных туш, вокруг которых копошились местные «жуки» — клыкастые, с лапами-саблями, а поодаль сидела и наблюдала за этим стайка птиц

— Папа, а жуки едят слонов? — спросил я.

— Бывает, едят, сынок. Набросятся толпой, штук двадцать — и объедают целого слона.

— А носорогов?

— И их тоже.

— И антилоп?

— Вот их, походу, они сейчас и хомячат.

— А львов.

Папа подумал и сказал.

— Их боятся. Не трогают. Они же тоже хищники и ходят толпой. Только самые тупые полезут ко львам. И нас с тобой, сынку, не трогают.- он похлопал ладонью по стеклу глайдера. — Получается, мы тоже — львы!..

Возраст: 18 лет.

— Угу. Ты сказал тогда, что мы с тобой — тоже львы.

— Понимаешь, мы не львы, мы стервятники. Да, не смотри на меня так, мы стервятники — нас оставляют точно затем, зачем стервятников никогда не прогоняют из загона со львами. Не будет нас — не будет важного звена пищевой цепочки. Не будет того, кто будет подъедать объедки и доставлять проблем падальщикам помельче, чтобы те не сильно плодились. Понял?

— Это ты сейчас про что, про нас? Про профсоюз контрабандистов? Или про…

Батя промолчал, только тяжело вздохнул.

— И что теперь?

— Ну, у нас осталось незаконченное дельце. И нам надо доставить эту твою девицу в Нерчинск — да-да, Арсен, я всё знаю.

— Что, экспроприация?

— Экспроприация!

Дополнительное поручение «Доставка чая ДГКДС — 17» восстановлено из архива.

Эпилог IIЭпизода. Важная реликвия

В общем, мы полетели грабить ближайшую чайную фабрику.

* * *

Фактически, процедура экспроприации капиталистической собственности со времён принятия Протокола была исключена из всех законодательных актов. Но негласно поддерживалась идеологической ветвью Космического Анархо-коммунизма, которой следовал наш профсоюз контрабандистов. «Нельзя, но если очень хочется — то можно».

Оружием каким-никаким — двумя старыми плазменными ружьями к двум имеющимся шарпомётам — мы затарились на предпоследние имперские кредиты у пролетевшего мимо кораблика ритчистов — батя перед самым погружением из системы вовремя заметил высветившиеся контакты в голосовом чате, списался и пошёл на контакт.

По картам, которые нам выдали ещё в Мурманске, мы обнаружили, что ближайшая местная чайная фабрика — в Китеж-граде, планете с «дикарским терраформированием». Как наш «Златоуст».

Папаша порылся в стеллажах и выудил десяток жучков-проекторов. Я даже не заметил, когда он успел их купить. Это были миниатюрные роботы на ножках, отображающие голограмму.

— Будет вам массовка!

Затем пошёл в подвал и растолкал Порфирия.

— Повоевать хочешь?

— А то! — отозвался тот, подорвавшись с кровати. — Кого надо убить?

— Если повезёт — то никого.

Подлетели к соседней с системой Китежа звезде, карлику, и три дня отсиживались. Потом подкрались незаметно, со стороны соседей, газовых гигантов. Вынырнули в пяти километрах от поверхности, коньки закрутили, запаниковали — ещё бы, не любят атмосферу. Нас тащило вниз, к большому острову у экватора, и мы понятия не имели, следят за нами системы ПВО, есть ли охрана у фабрики — в общем, чистейшая авантюра.

Нашли скалу, хлопнулись на форсажниках на краешек — ксенона осталось мало, но решили, что, авось, хватит мощи, чтобы приподняться и подхватить волчка.

Выдвинулись ночью — я, батя, Порфирий и Ильич. Ферма выглядела как слабоосвещёный двухэтажный домишка с парой сараев. Было боязно — я третий раз участвовал в экспроприации, и второй раз держал в руках дедушкин шарпомат-парализатор. Жучки рассредоточились вокруг оградки, вывели голограммы здоровенных качков с пушками, и по команде Батя заговорил в мегафон:

— Внимание! Вы окружены! Просьба не оказывать сопротивление! Ваше имущество будет конфисковано в пользу Республики Свободный Челябинск! Внимание! Выйдите с поднятыми руками!

Ноль реакции. Тихо и страшно.

— Щ-щас я им покажу! — сказал Порфирий и побежал вперёд.

— Стой! — заорал батя. — Ты куда⁈

Но тот не слушал — расстрелял замок на воротах, и позвал внутрь. Только мы пробрались, махнул жестом — спрячьтесь за укрытие.

— Внимание! Вы окружены! — повторил батя, а сам короткими перебежками направился в сторону низко деревянной постройки, напоминающей сарай, как вдруг замер на середине пути.

На крыльце соседнего дома зажёгся свет. Я приготовился стрелять.

— Тихо, тихо, — послышался раздражённый голос. — Забирайте что хотите, у нас всё равно ничего не покупают. Только оборудования оставьте хотя бы часть.

Мужичёк маленького роста, завёрнутый в махровый халат, вышел из домишки и, совершенно не обращая внимания на нас, направился к сараю. Мы слепили его прожекторами пушек, держали на мушке, ожидая подвоха, но он лишь подслеповато пригляделся в нашу сторону.

Порфирий вышел из укрытия подошёл к нему и тыкнул стволом в плечо.

— Не нужно оборудования, — сказал Порфирий. — Чаю нам давай, понял!

— Пожалуйста! Сколько вам надо? Пять центнеров, десять?

— Д-два, — крикнул я, а батя меня поправил.

— Нет, три!

Старичок оживился, открыл сарай и полез за коробками.

— О, а хотите, я вам ещё и робота списанного отдам! Как раз поможет вам донести до корабля, а то что ж вы всего втроём пришли…

* * *

В общем, у Ильича появился товарищ, робот-андроид Тихон-36. Вместо головы — кое-как налепленная камера, и не хватало обшивки корпуса, но коробки до корабля донести помог. На корабле перепрограммировали на женский голос, приладили пластиковую маску и переименовали в Надежду Константиновну.

Не без труда поднялись, рванули на орбиту и, не ныряя в подпространство, сели пробовать и пить чай.

— Жижа какая-то, — Арсен выплюнул на пол. — И горчит. Это вообще чай? Трава какая-то!

— Чай, — пропела Надежда Константиновна. — Самый вкусный Иван-чай на Китеж-граде. Мы производим чаи уже восемь лет. К сожалению, в последнее время наш чай конкурирует с…

— Иван… что? Иван-чай? Это как это?

— В соответствие с энцикликой Космогонической Церкви от 2566 года, во избежание нравственного разложения единственным допустимым видом чайного напитка на территории Иерархии является травяной чай.

— Твой ж мать! — Арсен вскочил, казалось, он сейчас опрокинет стол. — Это нэ чай! Тут нигде чая нет! На сотню световых лет вокруг! Что делать!

— Без паники. Всё под контролем, — сказал батя.

* * *

Шел третий месяц нашего путешествия. Пока что Галине было с нами по пути. Я понимал, что она наверняка сбежит, да и наши побеги в трюм стали несколько реже, но от её присутствия было намного спокойнее.

Всё время, пока мы окольными тропами, по «бездорожью» выбирались из территории Иерархии всё дальше и дальше на восток, мы вместе с Галей и роботами потрошили упаковки иван-чая, мочила их водой, а затем жарили на большой сковородке на плите.

Чай чернел и скукоживался, от чего отдалённо становился похожим на забугорный. Даже вкус у него становился от этого чуть лучше. Нам повезло, что мы взяли не полтора центнера, а три — в весе он терял изрядно.

Через три недели, когда мы проходили по условной границе Новгородья и повернули чуть к Югу, на Нерчинск, сломался один из трубопроводов, Арсен с Ильичом полезли чинить и спустя десять минут выбежал с криками:

— Нашлась! Нашлась!

— Ура. Ура.

— Что нашлось?

И Арсен протянул одну из коробок «габы» — целых пять килограмм!

— Шон Рустемович, родной, ты неправильно посчитал! Получается, двадцать один тайник был! Это же я сам прятал, а потом и забыл. Сверхсекретный склад за туалетом крыса так и не вынюхала!

Этикетки срезали, налепили, чай размололи и перемешали с нашим контрафактным. Арсен продолжал паниковать, а батя, к удивлению моему, сидел спокоен, как удав. Шансы, что прокатит, были один из десяти.

После мы вырулили к Хабаровску — одной из самых цивилизованных планет Дальнего Востока. Конечно, назвать её «космической державой» не поворачивался язык — по континентам был раскидан десяток враждующих планетарных государств, многие из которых даже не имели своих портов и флотов.

Здесь мы заказали дополнительные копии печатей, отправили сообщение получателю — некоему Барону Юрию Горячих — о дате и месте встречи, и отправили Галину затариться продуктами.

Она исчезла. Ждали три часа, четыре — на звонки не отвечала, затем, уже через пять часов прислала мне сообщение с анонимного номера:

«Не ждите меня. Передай, что со мной всё хорошо. Я люблю тебя, Гага, и найду тебя, мы с тобой ещё увидимся».

— Она шпионка, вот же зараза, — ощерил зубы батя. — Работает на микронации. Или на Иерусалим.

— Нет же! Она не шпионка! — бросился я её защищать. — У неё здесь брат двоюродный, видимо, из Нерчинска переехал.

— Дефлюцинат! Думаешь, почему я недоволен был, что ты её в трюм таскаешь? Охмурила, все тайны выведала, а потом сдаст кому-нибудь!

— Никакие тайны она не выведала… — сказал я и прикусил язык.

Что, если батя прав? Медальон. Она сделала копию медальона. Вдруг он действительно так важен?

— Ильич! — обратился отец к роботу. — Скажи мне, почему ты её пропустил? Ты же знал, что она не чаевед? Мы все это сразу поняли.

— Расчёты и опыт нахождения на борту товарища Бёрдс-Идрисовой показали, что женщина на борту психологически облагораживает коллектив.

Облагораживает… Коллектив.

Тяжко мне было после — это слабо сказать.

* * *

Чаёвня в элитном квартале Нерчинска — да, там был и такой, — оказалась куда лучше аналогичной в Мурманске. Чайничек весело звякнул о край кружки, затем другой. Рука, густо увешанная перстнями, поднесла кружку к крючковатому носу, некрасивые, огромные ноздри расширились ещё больше, вдыхая аромат. Обветренные губы вытянулись трубочкой, втянули желтоватый напиток. Причмокнули.

— Хм, — сказал Барон. — Что-то я не понимаю.

Мы затаили дыхание. За нашими спинами стояли три качка со здоровенными огнестрелами, чтоб наверняка — здесь любили старинное оружие. Мы наняли парочку каких-то ЧВК-шных хиляков с пушками за бешеные в местных краях десяток червонцев — для солидности, но они стояли снаружи.

— Ну, вообще… Вообще, я пил чай последний раз четыре года назад. Какой-то… казанский, кажется, так? Сейчас что-то всё больше алкоголь, шипучки, синтокофе вот ещё. Поле какой-то травы чайной местной засадили, но растёт плохо. Да, вроде бы, аромат был у того куда посильнее. Наверное, выветрился, пока везли, да?

— Да, да, выветрился, — закивали мы, и папаша добавил: — Три года от Китая, как-никак.

— Эх, выветрился, так и знал, что из такой дали не стоит заказывать, — Барон выглядел раздражённым.

Я посмотрел на отца: капелька пота текла по его лбу. Он уже успел пройтись по соседним элитным лавкам и увидел, что в одной из них продаётся пачка «габы». За тысячу имперских червонцев, но пачка, и в розницу: наша оптовая цена была такой же.

— Ну, ладно, по рукам! — наш покупатель внезапно оживился. — Итак, что мы должны?

— Четыре зашифрованные карты, — скучно сказал папаша и достал записную книжку. — Нам, поставщику, информатору, крыше информатора. Вот в таком соотношении…

Подразумевалось, что наш процент расшифрует и переведёт Рахим, но вот хитрец батя! Поставщику-то мы уже вроде как платили. Получается, решил вернуть должок? Пока оформляли карты, папаша отвёл меня в сторонку и сказал:

— Если Барон после зайдёт в ту лавку… или кто-то из его людей… Беги.

Секунды тянулись вечностью. Наконец, одноразовые платёжки оказались в наших руках.

— А вашу я не стал шифровать! — махнул рукой Барон. — Зачем, вы и так славно потрудились.

Папашино лицо воссияло. Я уже понял, что он собирается сделать: выкинуть чужие платёжки, забрать нашу и рвануть куда-то вдаль.

И мне тоже хотелось рвануть. Искать Галину, например. Или лучше сначала домой, а потом искать.

Но нет, выкидывать он их не спешил. Вышли из кофейни, спокойно дошли до порта, проскользнув мимо уличной перестрелки. Спокойно расплатились с эскортом — те знали, что карты зашифрованы, и даже не попытались нас ограбить.

— Что теперь? — спросил я, активировав с браслета открытие парадного трапа. — Домой?

— Домой! — ответил папаша.

— Домой, — подтвердил незнакомый голос из шлюза.

* * *

Поручение «Доставка чая ДГКДС — 17» выполнено.

Обновление нейросети искусственного интеллекта браслетов…. успешно.

Давно я не видел этого сообщения. Оно отображалось только рядом с Челябинском и настолько редко, что пересчитать разы, когда я его видел, можно по пальцам одной руки. Мы переглянулись с отцом — судя по всему — у него было такое же. Схватили пушки на изготовку, осторожно шагнули на лестницу. Батя показал — встань справа, Арсен встал сзади, прикрывая. Сотрудники порта мигом сообразили, что намечается стрельба и встали за укрытиями. Я первый шагнул на трап и заглянул в шлюз.

Незнакомец в строгом синем костюме с красным галстуком сидел на одной из табуреток. Секундой спустя я понял, что в первый раз вижу живьём нашего куратора и опустил шарпомёт.

С небольшими залысинами, лет сорока, а может и пятидесяти. Лицо такое не примечательное, что, кажется, отвернёшься — и тут же забудешь, как выглядел.

— Вы славно потрудились, — сказал он. — Не без перегибов, конечно, но родина вам никогда этого не забудет. А теперь — про главную цель вашего вояжа. Последний год я путешествовал инкогнито по местности Северо-восточной периферии, инспектируя колонии. Ваше текущее поручение: доставить меня в целости и сохранности обратно. По прилёту вам будут начислены премии в размере шести месячных окладов. Ещё прошу вас, капитан, сдайте платёжные карты мне на ответственное хранение, и давайте отправимся в путь, после чего вас ждёт новое задание. Продукты, корм для живности и кой-какое оборудование я уже закупил.

Отец протянул карты, отдал честь:

— Служу трудовому народу! Какое задание?

— Пройдёмся в кают-компанию, товарищи.

* * *

Получена премия: 500 трудочасов

Накоплено трудочасов: 12 920,5 трудочасов

Получена благодарность от ИИ Профсоюза Контрабандистов с занесением в личное дело.

Ваш ранг повышен: Юнга 7 разряда.

Ваш дневной коэффициент выработки увеличен.

Новое дополнительное поручение: Доставка тов. Иванова И. И. в Челябинск.

Я бросил рюкзак у входа на верхнюю палубу, помыл руки и сел за общий стол. На столе стояла так нелюбимая отцом табличка, которая раньше обычно висела над капитанским пультом. Я давно не обращал на неё внимание и в первый раз за последние месяцы вчитался в список отрядов четвёртого направления.

— Ничего себе! Серьёзно? На семь пунктов?

1. «Садовод Якимюк» — В. Горфинкль

2. «Братья Шлапак» — К. Кулик

3. «Витольд Султанов» — В. Соловьёв

4. «Молотов» — Ш. Куцевич

— Товарищи! — Ильдар Ильдарович сам разливал чай по кружкам. — Новостей много. Буквально на днях мне пришло два сообщения, присланных космокуропаткой. Учитывая скорость передачи — всё это случилось около месяца назад. Во-первых, в центральных кластерах Сектора появился новой флот. Новый противник — реликтовый флот Теночтитлан с технологиями, которых нет даже у Империи с Альянсом. Пишут, что они летели к нам сотню лет с другого конца галактики. И что Бессарабия их союзник.

— Получается…

— Получается, мы теперь или на стороне Империи и Союза Планет, — сказал куратор. — Или мы нейтральные и смотрим на это со стороны. Или… Но это вряд ли, да и, в общем-то, это всё лирика.

Куратор сделал многозначительную паузу и залпом выпил чай.

— Во-вторых, друзья мои, мы нашли то, что искали последние пятьдесят лет.

Внезапно он резко поднялся со стула, держа в руке кружку, как древко красного знамени, и проревел:

— Мы нашли ГАЛСТУК ВОЖДЯ!

И тут же куратор резко развернулся. У выхода на палубу стоял Порфирий Арчибальдович, он был в одних плавках, а в руках держал огромный самострельный гарпун — самодельный, наверняка напечатанный тайком на припринтере.

— До свидания! — сказал он и наклонился к моему рюкзаку, расстёгивая горловину пошире.

— Стой! — хором выкрикнули мы.

Куратор первым рванул к рюкзаку, опрокинув стол и ошпарив меня кипятком. Но он не успел. Порфирий Арчибальдович подпрыгнул и рыбкой ушёл вниз, в пучины четырёхмерника-вывертуна.

январь — апрель 2021 г.

Алексей Скоробогатов