Но ещё интереснее было то, что на карте было отмечено пять безымянных точек — «Метка 1», «Метка 2» и так далее.
Что-то подсказало мне, что на них батя отметил возможное расположение Галстука Вождя. И что с этим делать — я пока не мог решить.
— Надо двигаться к ближайшему населённому пункту, — пока что решил я и зашагал вниз по свежей просеке, прорубленной в лесу.
Шёл и долго думал, почему инспектор Хеоренмару меня отпустил. Испугался грозной голограммы Семёна? Не захотел разбираться с уровнями секретности? Скорее, просто пожалел. Конечно, тут вспомнились слова отца, сказанные в отношение нашего родного профсоюза Контрабандистов. «Нас оставляют точно затем, зачем стервятников никогда не прогоняют из загона со львами». После того, как у меня сломали браслет, я всё сильнее стал понимать, что в галактике к нашей державе относятся, как к юродивым — тут и инаковость в мировоззрении, и не вполне совпадающие с буквой Протокола деяния вроде экспроприаций судов, и в целом — сложившиеся за столетия стереотипы.
Но я продолжал любить свою родную планету и желать вернуться. В моих руках теперь был рюкзак — мой пропуск домой. Да, я дезертировал, да, я потерял браслет, я не выполнил задание, в конце концов. Но я спас капитана своего корабля и практически не нарушил государственную тайну — так, самую малость выболтал, но в целом — молодец.
Оставалось одно «но», неприятная мысль, тяготившая все последние дни. Что, если Наденька говорила правду, и наш Куратор — предатель? В этом случае я ни за что не могу просто так взять и вернуться в Челябинск — мне не позволят оказаться на свободе. А то и прикончат где-нибудь в переулке. А в первую очередь — прикончат батю.
Тенге, которые мне отсыпал Семён, было вполне достаточно не только на внутрипланетный рейс, но и на перелёт на какой-нибудь попутке до соседней системы. Но стоило ли отправляться в путь до консульства прямо сейчас, не попытав счастья в поиске основной цели миссии? Я подумал, что в случае, если мне удастся найти Галстук Вождя и содержимое потерянной яхты — это будет куда более весомым пропуском на свободу, нежели квантовый рюкзак.
Мои размышления прервал шум тяжёлых шагов и громкое дыхание вперемешку с ворчанием. Звук шёл сбоку, я отступил назад, пытаясь разглядеть источник. И он показался — из листвы на высоте в пять метров высунулась большая, похожая на носорожью морда с бронированным лбом, длинным языком и уздечкой, прокинутой через зубы.
Индрик — вспомнил я один из роликов о биологии ближайших планет, реконструиированный реликт. Двадцать тонн веса, крупнейшее сухопутное млекопитающее. Выглядел при этом он весьма дружелюбно, и, несомненно, был одомашенным. В трёх метрах от земли, на покатой спине обнаружилась будочка, из окна которой высунулся парень, приветливо сказавший что-то на бессарабском.
— Не понимаю! — сказал я. — Секторальный знаешь?
— Знать-знать. Плохо знать. Сюда!
Он махнул рукой, приглашая подняться. Натянул поводья — непонятно, то ли руками, то ли какой-то автоматикой, затем крохотная дверца в будке открылась, развернувшись ярко-красной канатной лестницей.
Недолго думая, я полез наверх. Внутри оказалось тесно, пахло чем-то кислым и перебродившим. Крыша будки была полупрозрачной, и приходилось сидеть, согнув голову.
— Куда? — спросил парень.
Будочка была четырёхместной, и жокей диковинного зверя сидел спереди. Лицо я его толком не разглядел, заметил только, что он — смуглый метис, как и большинство местных. Я скинул мешавший рюкзак на сиденье и указал вниз по склону, в сторону предполагаемого поселения.
— Туда.
— Ай, давай туда! Домой. Потом опять — работа.
Зверюга медленно зашагала вниз через просеку, широкие листья листвы. Я заметил, что с противоположного бока шумит какая-то автоматика, а затем увидел, как над крышей проскользнул длинный суставчатый манипулятор, сорвавший здоровенный жёлтый плод с ветки.
— Это что, манго?
— Манго! Ты — откуда?
— Челябинск, — зачем-то сказал я.
Жокей заметно оживился.
— Ого! Другой планета! Товарищ!
— Да-да, шуточки, — усмехнулся я, глядя в окно.
Будка равномерно раскачивалась при каждом шаге — то влево, то вправо. Я посмотрел вниз и прикинул скорость. Несмотря на видимую медлительность дверя, из-за того, что его ноги были длинные, а шаги широкие, скорость получалась даже чуть выше, чем у человеческая шага. Рюкзак, лежащий у стенки, тоже болтался из стороны в сторону, я решил поправить его, схватился за лямку, и только в следующий миг понял, что он шевелиться.
— Вот блин!
Я уже почувствовав себя акушером-новичком, готовившимся принять роды в тесном флаере скорой помощи.
Глава 20Докторэ, а аропут капул!
— Слушай, чувак, ты роды принимать умеешь?
— А? Что? — парень растерянно обернулся.
— Роды сейчас начнутся… — я, наконец, догадался, сунулся в планшет и настроил там переводчик с бессарабского, тыкнул.
— Трававил ви инчепе акум!
Похоже, парень разговаривал на каком-то особом олдокляндском диалекте бессарабского, но меня он понял.
— О-о⁈ Кто? Ты?
Я махнул рукой в сторону рюкзака.
— Не я! Сейчас полезет.
Открыл секретный клапан, сунул руку в секретный отдел. Руку защипало, её стало привычно морозить — ещё бы, ведь время внутри замедлялось. Спустя мгновение, мою руку схватила чья-то рука. Я наполовину высунулся в окно, отставив рюкзак максимально далеко от себя, дёрнул за руку. Горловина рюкзака раскрылась, и в нём показалась косматая шевелюра.
— Докторэ, а аропут капул! — прокомментировал через жокей, переводчик сказал: «Доктор, головка уже показалась!».
Индрикотерий недовольно заворчал, обернул свою бронированную башку, посмотрев на меня.
— А-а! Где я! — послышался знакомый голос. — Я не чувствую ног!
Не отец. Это был дедушка Порфирий. Впрочем, и ему я был рад. Я быстро сообразил и положил изрядно потяжелевший рюкзак на пол, помог высвободить плечо, затем — второе.
— Мать моя, мы где? На планете?
— Ай, се байтат маре! — удивился наш проводник. — Какой большой мальчик! Вы все, коммунисты, так на Челябинске рождаетесь?
— Он что, бессарабец⁈ — рявкнул Порфирий. — Где мы? Мы в плену у их сраного герцога?
Он кое-как сумел вытащить ноги, которые мелко дрожали. В его руках откуда-то появилась ложка — видимо, в момент обнаружения его товарищем Куратором он держал её в руках. Размахнулся и врезал жокею в ухо!
— Сраные ублюдки! Я вам не дамся! У вас нет доказательств!
— Э! Э! — жокей не в шутку испугался.
— Тише, дядь Порфирий, тише! Он нас везёт до деревни! Мы на Дунае! Как тебя, кстати, зовут?
— Зовут? Ханзи!
— Ханзи… Дунай… — мой двоюродный дед немного успокился. — Это ж вроде недалеко. Знавал я одного повстанца с Дуная, воевавшего за независимость народности эко-цыган… Как мы здесь оказались? Какой год? Браслеты, гляжу, отменили наконец-то. Постарел-то ты как… Лет десять прошло, да? Батя твой как, жив ещё?
— Тебя полгода всего не было, блин. Как с Нерчинска вернулись — нас после отпуска сразу на задание. А батя мой — вон там, — я махнул в рюкзак. — А браслеты…
— А-а! Припоминаю батю, да! Кто-то мимо меня тут только что проплыл, я еле в горловину втиснулся. Ну, рассказывай давай.
Следующие минут десять я кратко пересказывал все наши приключения — про Анциферовский материк, про то, что у отца родился сын от Цсофики, что началось вторжение армии Теночтитлана и про то, что мы ищем Галстук Вождя. Порфирий с серьёзным видом кивал, затем спросил:
— Значит, браслета нет, и ты теперь преступник?
— Ага, — я глянул на большую коросту на месте браслета, которую периодически почёсывал.
— И ты собираешься в консульство на другом конце этой дыры, чтобы вернуться обратно, да? Чтобы тебя судили?
— Ага.
— Ну, слушай, мою позицию про нашу державу ты знаешь, поэтому поддержать не смогу, но это настолько безрассудно, что мне даже нравится! Слушай, а у тебя ничего пожрать не завалялось? Очень хочу есть.
Я снова полез в рюкзак, пошарился, нащупал на дне половину энергетического батончика — протянул. Сам я пока есть не сильно хотел. Лишь секундой спустя сообразил, что рука коснулась чего-то увесистого и холодного. На самом дне обнаружился ключ — тот самый золотой слиток, витые галактики.
— Красивое. Это что такое? — спросил Порфирий.
— Ключ. Возможно, это ключ к моему спасению. Мы найдём этот грёбаный Галстук Вождя, потом заявимся в консульство и потребуем связи непосредственно с товарищем Первой Председателем Коммунистической Партии.
— Удачи, чувак! — сказал Порфирий. — Ну, пока что я за любой движ, а там — посмотрим.
Что такое «движ» — я не был в курсе, но понял, что мой родственник настроен доброжелательно.
— Пириехали! — сообщил наш жокей.
За разговором мы не заметили, как приблизились к деревне.
Спустились по лестнице, огляделись. Порфирий радовался твёрдой почве под ногами, как младенец. Поселение выглядело куда больше и богаче, чем та деревня на Анциферовском материке — дома стояли деревянные, с соломенными крышами, голографическими наличниками, столбиками из алюминия и других не самых распространённых металлов. Тут же набежала толпа детворы — на удивление, не назойливой, просто слегка любопытной, стояли в сторонке и глазели.
Обнаружилось даже какое-то подобие буфета, в которые нас тут же потащил Ханзи. Заплатил пару тенге с карточки, которую выдал Семён, за две вкусные шавермы, сели на скамейке под пальмами, я бросил свой рюкзак рядом. Посмотрел наверх — там в ветвях копошилась семейка рыжих маленьких обезьянок. Вздохнул, вспомнил те посиделки с товарищем Куратором на утро после нашего приключения в деревне. «Нас теперь связывает некоторая тайна», — напомнил он в нашей последней встрече. Грустно стало, что он оказался не тем, кому можно доверять.
— Ну, и какие планы?
— Переночуем. Потом батю из рюкзака достанем, план ему расскажу, может, что лучше придумает.