— Бежим! Там деревня!
Мы побежали по зарослям вдоль берега, я шагнул было на песок, но батя окрикнул меня:
— Стой! Там заметно!
Робот же, или то, кто преследовал нас, вышел на песок, зашагал параллельно нашему курсу. Лучи не то бластера, не то лазера, выжигали листву прямо над нашими головами, но бил не прицельно, словно пытаясь запугать. Вдруг я услышал голос из репродуктора:
— Devuelve lo que encontraste. y no te mataremos!
Деревня была близко, я видел в зарослях на подходе к деревни в резко наступивших сумерках сотни огней, услышал лай собак и что-то ещё очень знакомое и родное, и вдруг очередь из пулемёта отбросила преследующее чудище на землю, тут же выключив его невидимость.
К нам из леса бежала разношёрстная толпа — детишки с какими-то маленькими бластерами и рогатками, старики со стволами помощнее, женщины и подростки с вилами и совсем архаичными пороховыми ружьями.
— Живые! Живые! Баре спаслись!
— Баре… откуда вы знаете, что мы шли? — сказал я, едва выговаривая слова от усталости
Хлопнулся на песок, чтобы отдышаться. Отец последовал моему примеру.
— Так кто ж не знаить, что тут двенадцать километров заброшенного туннелю до дворца? — сказала тётка, в которой я с грустью узнал жену погибшего Петро. — Мне Петро как только купили, так я к ему тайком в замок и ползала по туннелю… эх… знаю, помер он, оповещение пришло. Ну ничего. Не впервой, двадцать годков назад помирал уже. Рухлядь какую надыбаем, да восстановим, у меня архивная копия есть. Идёмте, долго не сидите, вдруг снова…
— В смысле… Не понял, — сказал я
С трудом заставил себя подняться и направиться вслед за толпой в деревню.
— Да у нас половина — киборги и роботы. Отцу барина никак звание не давали и остров продать не могли, говорили, что душ мало для баронства. Так он и напокупал по дешёвке роботов забракованных… С разблокированной личностью.
Цсофика, подумалось мне. Так вот чего ты себе боди-модификацию сделала! Моя бедная мачеха, будучи девочкой, видимо, увидела, как умирает кто-то из киборгов. И решила, что правильно будет разделить учесть с ними.
Я не то, чтобы питал тёплые родственные чувства к ней, но снова почувствовал, что хочу донести рюкзак до родного В деревне в центре стоял броневичок с парой солдат той же формы, что и была на охранниках имения. На крыше был тот самый пулемёт, который остановил чешуйчатого робота.
— Так, вот и виновники торжества, — сказал один из них. — Командир сказал, чтобы встретили. Думали обратно… но тут у крепостных ополчение целое, надо защитить, они в смету входят.
— Да, мы стоим дорого! — сказал паренёк с вилами в руках.
— Эх, ребята. Не думаю, что вы справитесь, — сказал батя и указал рукой на океан.
Там вспыхивали одна за другой красные точки, приземляющиеся на воду.
— Что это?
— Десантные суда. Не наши.
Глава 25Ожидание приговора
— В укрытие! — Скомандовала супруга Петро.
Большинство из крестьян поспешили в небольшой, выступающий из холма бункер. Пока мы бежали, кто-то крикнул, остановившись и указав налево, на север:
— Смотрите! Наши!
И действительно — десяток бронефлаеров с символикой Бессарабии промчались над океаном и скрылись за деревьями. Мы прождали секунду, две, три, и по донесшемуся до нас звуку поняли, что ждать подмоги не следует. охране крепостных вояки предпочли охрану недвижимости покойного барона.
Но некоторые — в основном, старики и старухи — остались. Батя спросил, остановившись у входа в бункер:
— А вы чего не идете?
— Так ведь… Вам помогать, — ответил косоглазый паренек. — Вы же останетесь?
— Остаемся, — кивнул батя, подбирая оброненный ствол. — Мы же не простые баре. Обязательно останемся, чтобы защитить трудовой класс.
С грустью я смотрел, как запирается дверь бункера, как батя вместе с бессарабскими стариками и старухами мчится вперед через хижины, посылая выстрел за выстрелом. Начиналась кровавая баня. Время сначала замедлилось, потом ускорилось. Вот первые ряды десантирующихся — двухметровые исполины в переливающихся костюмах и такие же синекожие чужие — выходят на берег. Вот огонь из пушек выжигает группу сельчан, напавших на них первыми. Я валю одного из синих, перебегаю, прячусь. Вот бронефлаер наемников отправляет залп ракет вообще куда-то в сторону. Гляжу — там уже вылезли из туннеля трое таких же переливающихся исполинов трёхметровых, двоих разнесло в пыль, а третий выпустил лучи, выжигающие солдат на броневике.
Крики, вонь, дым, сажа, песок. На какой-то миг мне показалось, что я потерял отца, но затем нашёл — он сидел за камнем, поймал мой взгляд и показал «ок». Я рванул на броневик, на пулемётную турель, спихнул то, что осталось от тела солдата, схватился за гашетку и начал полосовать ряды прущих из воды и из-за кустов чужаков. Лишь спустя полминуты, когда боль пронзила плечо, и я услышал крики «Отступаем, отступаем», я спрыгнул вниз, метнулся вместе с израненной толпой через то, что осталось от деревни, к спасительным зарослям. Рюкзак! Где рюкзак! Он только что был на плече. Я оборачиваюсь, бегу назад, лихорадочно пытаясь найти, и вдруг понимаю, что стрельба прекратилась. Последние ящерики и двухметровые «ацтеки» бежали обратно в море, к десантным судам, а откуда-то слева слышались одиночные выстрелы и крики «Ура!». Пригляделся и увидел под светом звёзд обгорелую знакомую глыбу — это был квадратный утюг грузовика «Садовод Якимлюк», от которого уже шла шеренга чёрных челябинских дроидов в сопровождении бравого старпома Ивановой. А над горизонтом, там, где только что виднелись десантные суда, появились массивные треугольники — челябинские корветы и эсминцы, пришедшие на помощь сопредельному государству. «Наши!» — заорал я с пересохшим горолом, а из-за кустов вышла, держа в руках мультипушку и перекинув через локоть мой рюкзак, «Железная тётка», товарищ Варвара Горфинкль, она спросила меня, кивнув:
— Там?
— Там! — воскликнул я.
— В таком случае — это будет величайшей частью арестовать тебя, — ответила она.
— Это всё? — спросил товарищ судья.
Только сейчас я заметил, каким уставшим он выглядит.
— Ну, дорогу домой я описывать не буду, — сказал я. — Кормили исправно, держали в хорошей каюте, потом пересадили на корвет Ревнивый, возглавляемый товарищем адмиралом Сатонкиным, они вместе с Инспекцией вскоре завершили операцию интервенции, и…
— Секретарь, проверьте протокол, всё ли записалось, все ли ключевики выделились? Про то, что мы говорили — браслет, рюкзак, про товарища Порфирия Куцевича, что там ещё… про робота, про куратора их.
Девушка в ярко-красном платье, сидящая справа, через перегородку, пару минут пролистывала длинный надиктованный мною текст с подсвеченными фразами.
— Подтверждаю, — кивнула она.
— Адвокат? Вам есть чего сказать?
— Никак нет! — развёл руками пожилой темнокожий мужчина, которого я видел первый раз в жизни. — Мне кажется, он своим рассказом выполнил мою работу куда лучше меня.
— Прокурор?
— Можно добавить к порче государственного имущества ещё один эпизод, — предложила пожилая дама. — Про разбитый в ходе приземления на Дунай челнок.
— Это частное имущество, — парировал адвокат. — За личные трудочасы приобретённое.
— Тогда — не имею.
Судья ещё раз тяжело вздохнул, откинулся назад, разминая затёкшую спину, проговорил:
— Как вы знаете, товарищ Куцевич, ваш случай — дело исключительное, так как вы, фактически, явились одновременно и изменником Родины, и его героем… Все допущенные к участию в заседании свидетели подписали высшие степени допуска, поэтому я могу повторить сказанное адвокатом. Ценность данных, обнаруженных и переданных вами сложно будет недооценить. В подобных случаях принятие решение в церемониальных целях перекладывается с ЦК партии непосредственно на его, — тут он осёкся, — на её генерального председателя. Я запросил очередь на конференц-связь с товарищем Дергачёвой, ожидаем связи спустя сорок пять минут. Да, можете ввести остальных свидетелей в зал.
Я сидел в стеклянной коробке перед небольшим залом, в который возвращалось полтора десятка человек, половина из которых — моя родня, также Арсен и Дина с товарищем тёщей, как я Степаниду Трофимовну сейчас называю сейчас. Цсофики не было — отец сказал, что её только пару недель назад извлекли из рюкзака, починили, подлатали — степень кибернетизации увеличилась, но главное, что она наконец-то воссоединилась с ребёнком.
На моей руке был новенький браслет, в котором я ещё раз прочитал:
Возраст: 19 лет
Место рождения: пл. Челябинск, Экват-ый Аграрный Районный Союз, Микрорайон им.тов.Котельникова, 11567 квартал, общинное фермерское хозяйство Куцевичей-5
Должность по категориям МТП: Кандидат в помощники юнги (временная приостановка должности)
Категория флота: Центральный Контрабандный флот
Подразделение: Четвёртое направление, бригада гипотраулера «Молотов»
Членство в профсоюзе: действительный член (приостановлено)
Членство в партии: беспартийный (приостановлено)
Заработано трудочасов (всего за жизнь): 78960,5
Накоплено трудочасов: 0 (счёт заблокирован)
Потребность во сне: Низкая (4 часа бодрствования)
Потребность в еде: Низкая (2 час после обеда)
Текущее поручение: ожидание Приговора Союзного суда Экваториального Аграрного Районного Союза по делу 3436701 «Дезертирство, порча имущества, разглашение государственной тайны, неисполнение приказов, халатность, укрывательство военного преступника, военные преступления»
Дина сел на своё место, снова улыбнулась мне сквозь слёзы и сложила сердечко из пальцев. Я коротко улыбнулся в ответ и отвернулся. Мне пришлось сейчас более подробно рассказать про Галину, и я не знал теперь, чего ожидать. Дождётся ли? Простит мне эту глупость? Или, того хуже, сама получит карт-бланш на измену — тогда будущая семейная жизнь грозит превратиться в ад. А то, что я точно был готов на ней жениться — не вызывало сомнений. Да, пусть я не настолько безумно влюблён в неё, но она сейчас выглядела той самой девушкой, с которой я мог бы неплохо прожить если не всю жизнь, то самую активную её часть. Весёлая, верная, в меру активная, в меру домашняя. Красивая, нежная, верная коммунистическим идеям — чего ещё надо? Чего-то не хватало, да, но народная мудрость подсказывала, что рано или поздно