— Поэт! Поэт пропал! — послышались отдалённые крики. Егоров узнал голос Скоморохова. — Украли!
В следующий миг зашипело напольное покрытие справа от них. Пара жужжащих шариков прогудели над ухом, запахло озоном. Плёнка голограммы подёрнулась и исчезла. По уличной толпе разнёсся вздох удивления.
В три прыжка коллектор донесла Леонида до перрона и прыгнула вниз. Егоров вздохнул от боли — безвольные конечности хрустнули в суставах. Его бросили в проход между внутренней стенкой и монорельсом. Коллектор прыгнула на рельс — то, что он под напряжением, её мало волновало. Достала из кармана светящуюся ручку и приставила к лицу Леонида. От яркого света, прошедшегося по сетчатке на миг побелело в глазах. Прямо над головой Леонида пролетела пара разрядов бластера. Девушка подпрыгнула на рельсе на метр вверх, разряды улетели в перегородку.
Егоров почувствовал, что тело оживает. То ли зона действия подавителя воли была небольшой, то ли сказались давнишние модификации гардемарина, повышающие выносливость. Он попытался согнуть ноги в коленях, но их свела судорога. Потянул руки. Проморгался. Ушибы болели, но не смертельно. Повернулся и пополз, стараясь не задеть рельс.
Коллектор спрыгнула вниз, перерезая ему путь. Выставила руку с браслетом, из которого вылетела пара парализующих иголок. Достала, бросила круглый шарик в толпу и пригнулась. Раздался хлопок, сверху повалил дым. Девушка хватила Леонида за руку, намереваясь снова закинуть на плечо. Снова зашумело в ушах, ноги стали мягкими.
— Ишь ты! — послышался громкий женский голос сверху. — А ну стой!
Разряд бластера пролетел сквозь клубы и с шипением врезался в рельс в полуметре от коллектора, полетели искры. Рельсы загудели — приближался трамвай.
Девушка коротко вскрикнула, перепрыгнула через рельс и приземлилась на Перегородке, схватившись за выступ в двух метрах от земли. Тронула что-то на костюме и снова стала невидимой. Ещё пара разрядов взорвались в метре над Егоровым, помимо них послышались выстрелы импульсника. Он продолжил ползти направо, через дым, по ходу движения. Руки оставались пока более послушными, чем ноги. Шум приближающегося трамвая, который уже выезжал из плавного поворота за Перегородкой, не оставлял выбора. Егоров ещё раз размял руки, зацепился за бортик, подтянулся и перевалился за край.
Позади затрещала аварийная сирена. Трамвайная кабинка не доехала метров пять и остановилась. Леонида схватили за руки и помогли забраться на перрон. Народ кашлял и громко плевался. Поэт кое-как прошагал метров пять, где дыма было поменьше, и уселся у торгового ряда.
— Как ты, дружище?
— Это кто?
— Поэт, выступал сейчас в киноклубе.
— Живой?
— Что за женщина тебя тащила? Куда?
— Ловите её!
— Поймаешь разве, тут дым, она невидимая, куда-то по рельсам…
Егоров отдышался и посмотрел по сторонам. Толпа собралась немаленькая, вскоре к ней прибился Скоморохов, Константиновский и ещё пара парней из зала.
— Ты в порядке? Тебя что, украсть хотели?
Директор дома культуры выглядел испуганным.
— Да. Долгая история. Сам не всё понимаю. Кто стрелял?
— Вам помочь подняться? — сказал Константиновский и тут же отвлёкся на звонок. — Товарищ майор, у нас стрельба в жилом на нижнем, на Космолётчиков. В поэта гастролирующего стреляли. Да. Да. Так точно. Есть доставить в часть.
— Кто стрелял? — повторил вопрос Егоров. — Я слышал чей-то голос. Женский голос. Меня же, по сути, кто-то спас.
— Бабушка стреляла! — сказал парень из толпы. — Которая пивом торгует. С места встала, посох раскрутила и давай шмалять по рельсам.
— Странная бабушка, давно говорил, что не местная она…
Константиновский со Скоромоховым помогли Егорову встать. В глубине толпы поэт заметил Екатерину Сергеевну и тут же отвёл взгляд. Не то, чтобы ему было стыдно за случившееся, просто не хотелось лишний раз волноваться. А лёгкое неприятное волнение при взгляде на неё возникало само собой.
— Я звонил начальству, они сказали, что надо вас отвезти в безопасное место, — сказал Константиновский.
— В номер?
— Нет. Не при людях. Пойдёмте, поедем на трамвае. Граждане! Представление закончено, прошу разойтись.
Егоров проверил ноги, встал, попробовал подпрыгнуть — тело его слушалось. Пошёл к остановке. Скоморохов шёл рядом.
— Прошу вас, Ефим Степанович, не распространяться об увиденном, — сказал Константиновский. — Думаю, сейчас начнётся расследование, и…
— Понимаю. Ба! — директор вдруг вскрикнул и побежал в сторону киноклуба. — Забыл совсем. Сейчас, дождитесь немного!
Они остались одни с Константиновским и ещё одним матросом — видимо, тем самым, что стрелял. Старший матрос несколько раз приказал народу разойтись, и народ в итоге послушался. Когда следующий трамвай после пропущенного уже был готов подъехать, прибежал Скоморохов и вручил пакет с мобилами.
— Полагается. За труд. Счастлива, гражданин поэт, увидимся ещё, может!
Егоров кивнул. Подумал о том, что, наверное, в последний раз видит всех них, и ему стало немного грустно.
Знал бы тогда, что ошибался…
Трамвай качнулся и поехал в сторону правого двигательного отсека. Среди народа Егоров отметил всё того же старика из зала. Он выглядел сочувственно. Снова ехали молча, но поэт не выдержал и спросил в вполголоса.
— Арестовываете? Как участника мятежей?
— Что за глупости! — воскликнул Константиновский. — Везём в безопасное место.
Они вышли на остановке «Правая Техническая». Константиновский набрал пароль и отсканировал палец на пульте, потом около минуты ругался с кем-то по телефону. Второй матрос пару раз включался в разговор и подтверждал вход. Егоров не слушал. Наконец, ворота открылись, и они пошли по узкому техническому отсеку, мимо складских штабелей. Миновали секцию горизонтальных лифтов и поехали на лифте вертикальном.
По узкому зарешёченному тоннелю на головокружительной высоте пошли вдоль транспортного портала, ведущего в грузовой отсек. Миновали два шлюза, пересекающих Перегородку, поднялись ещё на одном лифте и вышли на небольшую стоянку узких двухколёсных самокатов. С небольшим удивлением Егоров заметил киоск с продуктами и скучающую девушку-китаянку в окошке. Второй матрос отдал честь и покинул их.
— Добро пожаловать в верхний технический, — немного устало пробормотал Константиновский. — Быстрее бы мы сюда не добрались. После реконструкции этот отсек отрезан от кормового. Есть один проход, но…
— Вы уже устали от меня, наверное? — спросил Егоров.
— Да нет. Хоть какое-то развлечение. А то рутина сплошная. Садитесь на скутер.
Контроль доступа, снова контроль. Егоров прикинул размеры грузового отсека под ними и понял, что верхний технический вполне может вмещать в себя тысяч двадцать человек. Артемьев упоминал, что в период расцвета корабль вмещал в себя восемьдесят тысяч человек. Теперь стало ясно, где все пропавшие люди раньше жили. Только на жилой отсек это было не похоже, скорее, на офис или небольшую фабрику.
По мере приближения к центру купола становилось ощутимо жарче — сказывалась близость солнышка, которое в тридцатиметровой полусфере сияло где-то прямо по курсу. Егоров впервые был так близко к корабельному реактору. Корабли классом размерности ниже седьмого таким обычно не снабжаются, а на всех орбитальных станциях, что Егоров посетил, солнышко было слишком далеко.
Не доехав метров триста до центра, Константиновский с Егоровым свернули на кольцевой коридор, проехали пару десятков метров и упёрлись в белоснежную перегородку, рассекающую старый коридорный проём. Егоров прочитал вывеску, и многое стало понятным:
«Братья Галактионовы Инкорпорейтед. Вспомогательный офис №26 „Тавдинский“».
Константиновский не слезая со скутера позвонил в видеофон у дверей, ему что-то ответили и он пожал руку Егорову.
— Покидаю вас, ожидайте здесь. Дальше мне нельзя. Думаю, ещё увидимся.
Егоров слез со скутера, подогнал его ещё к пяти таким же и уселся на маленькой скамейке около дверей. Заглянул зачем-то в пакет и обрадовался. Кубик поэтизатора, про который Егоров совсем забыл, валялся сверху, на мобилах. Ждать пришлось недолго, скоро дверь открылась, и худая казашка в строгом костюме секретаря пригласила его внутрь. У самого входа его досмотрел мичман со сканером. Громила бессарабских кровей, мрачный и молчаливый. Порылся в пакете, пощупал карманы и пропустил дальше. Его повели.
Внутри царил непопулярный в этих краях и в этом столетии старинный стиль «хай-тэк», испорченный неуместными вставками из суздальского ампира. Широкий коридор в стиле Новоуральской Конфедерации был разбит перегородками и переделан в офисное помещение в лучших традициях ранней колонизации.
Егоров усмехнулся, увидев толстую лепную раму, обрамлявшая прозрачный голографический экран с курсом движения на стене. Менеджеры вальяжно развалились у терминалов. Разглядывали растянутую на пару метров карту какого-то дальнего сектора вперемешку с картинками, смеялись и почти не обращали внимания на вошедших.
Безымянная секретарша остановила Леонида у двери узкого кабинета и постучала.
— Аристарх Аркадьевич?
— Да-да, — послышался знакомый голос.
Девушка впустила его и ушла. Внутри сравнительно тесного, но дорого обставленного кабинета сидел тот самый заместитель суперкарго Кузовенко, которого Егоров встретил сутками ранее в лифте. Холодная сухая улыбка, рукопожатие и предложение присесть напротив очень напомнили поэту времена, когда он менял гражданство. Собеседник вызвал на настольной панели диктофон.
— Присаживайтесь. Мы уже немного знакомы, я упомяну лишь, что помимо должности замсуперкарго являюсь начальником службы безопасности корпорации на этом корабле. Вас не затруднит положить одну руку на стол?
Егоров поставил пакет с мобилами на землю, заметил тёмную мягкую полоску на столе. Детектор лжи, щадящий вариант. Пришлось согласиться — ситуация оставалась непонятной что Егорову, что персоналу корабля, и всем хотелось разобраться. Другие могли бы вообще проводами опутать.