— Чёрт! Сильно? — спросил Константиновский.
— Не, нормально, ссадина. Зовут-то как?
— Берсерком.
— Да нет, тебя. Хоть запомнить. А то всё по фамилии как-то.
— А-а, — Константиновский расплылся в улыбке. — Кит я. Родители решили, что, типа, фамилия и так слишком длинная, надо покороче.
— Ну, давай, счастлива, Кит, — Егоров ударил по ладоням. — Прости, если уж сильно напряг вас своим визитом. У вас хороший корабль. И тебе, Берсерк, пока.
Егоров ещё раз сходил в столовую, взял дешёвый и не очень вкусный, но питательный обед и вернулся вместе с ним в «Академик Гамаюнов», чтобы ждать ответа от Ильнура.
Последнюю фразу он Константиновскому сказал почти как дежурную, но за обедом вспомнил свои приключения и подумал: и правда, хороший корабль «Тавда». И люди неплохие — где-то наглые, вороватые, некультурные, но, в то же время, простые и правильные. Кроме того, оставалось чувство, словно он что-то забыл там. Не то Екатерину Сергеевну из медотсека, не то прогуляться в лесу — источник раздражения сидел где-то между этими воспоминаниями.
Когда Егоров доедал последнее блюдо, пришёл звонок от Константиновского.
— Мне стыдно обращаться к вам за помощью, но… вы сейчас сильно заняты?
— Что случилось?
— Он убежал. Я решил заскочить в торговую галерею, пятый сектор, прошёл мимо пары волкодавов, он вырвался из рук и убежал.
Егоров мысленно выругался
— Предлагаете поискать его? Не проще ли обратиться в местную службу поиска?
— Туда очередь за обращениями полчаса. Я сказал ребятам, которые есть на станции, они тоже поищут, но… А вас он вроде бы признал и запомнил.
Рассудив, что время за парковку всё равно заплачено, а делать нечего, Егоров согласился, дошёл до магнитной дороги, сел в ближайшую кабинку и приехал в пятый торговый сектор. Константиновский вместе с оказавшемся неподалёку юнгой уже наметили план, по которому предполагалось искать кота. Шесть этажей разделили на троих, итого каждому пришлось обойти по двенадцать коридоров. Следующие полчаса Егоров шлялся по заведениями и опрашивал продавцов и охранников, видели ли они кота. Наконец, юнга позвонил, появилась зацепка — один охранник видел, как мимо пробежал кот со странным хвостом, покрутился около мясной лавки, его взял на руки парень в красной куртке и отправился куда-то в сторону кабинок.
— Если ушёл из сектора — это то же самое, что искать иголку в стоге сена. На станции триста тысяч человек и десять секторов, — приуныл Константиновский.
— Вы же ещё двадцать часов тут будете. Найдётся!
Камеры просматривать никто не дал, только посмеялись над проблемой. Надо же, какой-то кот! В итоге через час проблему решили, добившись в справочном бюро двухчасовой трансляции объявления с фотографией кота.
Сели втроём и перекусили в вездесущих «Маковкиных Пирогах». Егорову тем временем на планшет пришло сообщение от Вольдемара Бушуева:
«Привет! Ильнур написал, что ты в системе и готов выступить. Есть одна движуха, приезжай. Припаркуй парусник на орбиталке! И садись. Приходи в гости, я живу в Ямальском Макрорайоне, регион Солнечный, микрорайон семь, дом тридцать, квартира сорок пять».
«Уже припарковал. Югра-5. Что за движуха?»
«Очень выгодная! Давно собирался осуществить. Как раз нужен кто-то родом из Империи, вроде тебя».
Егоров просмотрел список контактов — Ильнура не было в сети. Видимо, уснул.
«Хорошо, я, правда, жду сообщения от него. Он же у вас в ячейке гильдии главный?»
«А, плюнь на него! У него недостаток креативного мышления. Всё мыслит категориями поэтических вечеров. Я предлагаю настоящий, шокирующий перформанс. Ну как, получается? Я посмотрел. В ближайший час от меня с „Югры-5“ добираться ближе всего, на Ямальский северный космопорт за полтора часа, а дальше на монорельсе минут пятнадцать».
После «Маковкиных Пирогов» и поисков кота у Леонида было боевое настроение. До сна по его графику оставалось больше десяти часов, а душа жаждала приключений и наживы.
«А у тебя поэтизатор есть? Я свой посеял, хотел вот купить».
«Найдём! Можем и без поэтизатора обойтись! Ну, ты как?»
Прикинул время — всё сходилось. Попрощавшись с матросами, отправился на противоположный «берег» магнитной дороги и посмотрел расценки на посадку. Они оказались не такими уж и кусачими, как могли быть. Челнок вместимостью в двести человек до Тюмени стоил всего сотню кредитов.
К счастью, мест хватило всем — на стоячие, как и на любой приличной орбиталке, билеты не продавали.
Внизу, в иллюминаторе виднелся освещённый край Тюмени. Два блестящих полукруга с тысячами синих прожилок, цепочками хребтов и кавернами ледниковых озёр разделялись широкой разноцветной полосой, в которой угадывались очертания небольших морей, заливов, полуостровов с зелёными зонами и городскими районами. Только в середине пути Егоров заметил, что большинство пассажиров тепло одеты. Он помнил, что Тюмень — холодная планета, но не подумал о том, что Ямальский космопорт — один из самых северных среди них. Умеренный климат на экваторе всего в тысяче километров севернее, на границе с оледенением превращался в субарктический. И несло их челнок как раз к этой границе, в широкую полосу, покрытую густыми облаками.
Скоро они пересекли границу облаков, и внизу показался прямоугольник космодрома, окружённый километрами разбегающихся небоскрёбов в торговых кварталах. Егоров почувствовал, как пропала и вернулась сила тяжести — это в паре километров от космодрома отстегнулась упряжка с востроскручей, которую переместили наверх. Теперь она не создавала искусственной гравитации, а лишь тормозила падение челнока, словно на невидимых цепях удерживая его.
Егоров снова взглянул в иллюминатор. Шёл снег. Тысячи посадочных зон, на которые был разделён космодром, подсвечивались разными огнями. Красные горели над занятыми зонами. Жёлтые — над зонами, занесёнными снегом и находящимися в состоянии очистки. Зелёными оставалось меньше четверти. Вдруг снова резко понесло вниз, как на аттракционе с горками, потом снова вверх. Видимо, это упряжка отцепилась от челнока в сотне метров от поверхности, а затем сработали тормозные движки. Народ вокруг стал возмущаться, кого-то стошнило. Вот, называется, похвалил орбиталку, подумалось Егорову. Уже давно не встречались вострокручи-посадочники, которые боятся касания с почвой. Наверное, какие-нибудь дворняги или помеси с рязанской породой.
Глянул на планшет и проложил маршрут до указанного адреса. Поднял воротник своей лёгкой куртки и вышел из челнока одним из последних. На улице было значительно ниже нуля. Народ закутался в термокуртки и неторопливо побежал в разные стороны. Большая часть, как сделал вывод Егоров — в сторону вокзала. Выбора не оставалось, и он побежал вслед за всеми. Тротуар от посадочной зоны был расчищен, но ближе к середине снега становилось всё больше. Ботинки промокли от взмешенной толпой снежной жижи, отчего становилось ещё холоднее. Нет, конечно, отставной гардемарин видел зиму не первый раз и учился в своё время преодолевать и такой климат. Но за последние десять лет его жизни случаи, когда ему приходилось находиться в холодных районах, можно было посчитать по пальцам одной руки.
Подошёл к информационному табло, потоптался на месте, нашёл нужный рейс, ведущий в Солнечный регион. Рядом с табло Егоров заметил автоматический магазин тёплой одежды. Посмотрел цены и присвистнул — самая дешёвая куртка стоила полторы тысячи. Привычная скупость одержала верх, и Егоров пошёл к перрону в лёгкой куртке.
Ждать пришлось недолго, поезда ходили каждые десять минут. Вагон был поизношенный, отапливаемый, со столиками, экранами и прочим, но со сквозняком. У входа стоял автомат с кофе, через пару минут пути Егоров не выдержал, подошёл и взял кружечку. Сверил сумму на терминале.
На счету оставалось двадцать пять тысяч семьсот кредитов.
Пейзаж за окном, несмотря на непривычную погоду, был вполне приятный. За небоскрёбами торговых и офисных зданий, окружавших космопорт, начинался район малоэтажной застройки. Домики перемежались огромными парковочными башнями для востроскруч и спиральными фермами для личного транспорта. Вдали виднелся темнохвойный лесок — не то реликтовый, многовековой, не то лесопосадки.
— Научи этот народ существовать в четырёх измерениях, он и там построит маленькие домики с сельским туалетом, — вырвалось из уст Леонида, вызвав неодобрительный взгляд у сидящей через проход пожилой дамы.
После того, как поезд залез в тоннель и вылез из него, Егорову пришлось прищуриться — тускловатое тюменское солнце здесь пекло во всю мощь. Облака со снегом остались где-то позади. Теперь они ехали по длинному склону вниз, в широкую долину, раскинувшуюся среди заснеженных гор. От трассы на десятки километров вниз тянулись аккуратные невысокие многоэтажки ярких цветов. Окружавшие деревья с разноцветными кронами добавляли ощущения уюта к пейзажу этого спального региона. И зря УСП считают отсталой провинцией, подумалось Егорову, раз даже на такой окраине, как Тюмень, есть такие свежие и цивилизованные места. Конечно, технология возвдения древняя — не умные районы, не кварталы-трансформеры и не купольные небоскрёбы, а всего лишь дома, но сердце отогревшегося поэта всё равно оказалось к ним не равнодушно. Сочинилось новое короткостишие:
«Посеяло солнце в Тюмени районы…»
Зима. Деньги не пахнут
Егоров сверился с картой, написал Вольдамару о том, что выходит. Тот ответил, что всё приготовлено и напомнил, что следует искать тридцатый дом.
Выходить в холод не очень хотелось, но Егоров решился и направился к выходу. Платили здесь, как и часто на общественном транспорте, на выходе, прикладывая карту сначала к глазам, потом к терминалу. Вместе с ним вышел хмурый высокий юноша с белыми, как снег, волосами. Варшавец, подумал Егоров — народность редкая что здесь, что в центральной полосе Союза. На перроне, как ему показалось, было немного теплее, чем на месте посадки. Такое чувство, что в микрорайоне, зажатом в ущелье, поддерживали искусственный климат. Но слякоть вперемешку с опавшими листьями всё ж не давали забыть о том, что зима близко. Егоров посмотрел планшет и местное время. Зацепил взглядом характеристики планеты. Сутки здесь длились тридцать шесть часов, а вот дней в году было всего двести восемь.