Вид парящих в вышине хищных попутчиков вызывал суеверную тревогу. Проклятье, да здесь вообще всё тревожит, несмотря на прекрасную погоду! Да… Нормально городок мертвяков вокруг себя атмосферу сформировал!
Мёртвый город похож на чёрный ящик, если подходить к делу с научной образностью. Если не на чёрную дыру. Некую систему, которую можно изучать только анализом входных и выходных данных, без каких-либо знаний о её внутренней работе. Всё скрыто, непрозрачно, в черноте, но эта же чернота и затягивает в себя всех любопытных, подумалось мне.
Что им стоило давным-давно отрядить делегацию на юг и по ровной дороге заявиться в Пятисотку? И велосипеды они захватывают, можно не пешком. Не знают, где мы находимся, и кто у них соседи с юга? Не верю. Наладили бы для начала деловые контакты, ведь им есть, что предложить сектору. Но интереса со стороны мертвяков не зафиксировано.
Нет ничего исходящего, в том числе и радиообмена.
Зато всё, что попадает к мертвякам извне и обнаруживается ещё на подходе, тут же уничтожается, исчезает в этом чёрном ящике.
— Похоже, впереди справа отличная стоянка! — прокричал Хайдаров, толкая управляющего плитой напарника в плечо.
Я взял бинокль и развернулся. Показалась симпатичная роща высоких и редких для этой местности хвойных деревьев. Раскинулась она на небольшом плоском возвышении — господствующая высота, как ни крути. И тени там больше всего.
Такие места с выделяющейся среди прочей растительностью или редким для местности ландшафтом, рельефом, называют урочищами. «Урочище Хвойное», звучит?
Не дожидаясь команды, Спика начал притормаживать.
— Правильно, вплотную не подходи, давай сначала издали рассмотрим, — сказал я.
— Большая река совсем близко, — на всякий случай напомнил Мустафа.
Глайдер встал.
Я оторвался от мягкой резины окуляров и вытер накопившийся под козырьком кепи пот. Жарко! Мне показалось, что в центре рощи что-то колышется или отбрасывает большую чёрную тень, но регулярные миражи в саванне могут изобразить вам не только тени, но даже непонятные дома и далёкие оазисы, поэтому я не придал видению значения и вернул большой морской бинокль Мустафе.
— Полюбуйся сам, готовое местечко для отличной турбазы.
— На отличных турбазах всегда кто-то живёт, между прочим, — проворчал Хайдаров.
Я задумался. Он прав. Затем поднял голову.
Тройка грифов встала в круг и опустилась пониже. С высоты этим зорким гигантам отлично всё видно. Вот жёлтая лента вечно пустой грунтовки, над которой висит странная чёрная плита в ременных путах. Слева — небольшое озерцо, справа — изгиб Форелевой, готовящейся влиться в Большую реку.
А это трое охотников, кто же ещё может болтаться по саванне и не быть при этом копытным? Но почему люди остановились на солнцепёке и не спешат укрыться в спасительной тени? Нет, грифы не способны рефлексировать, они не умеют удивляться чему-либо и задавать разумные вопросы, это не они придумали керосин. Их интересует только излюбленная пожива — мёртвое мясо: недаром этих птиц называют падальщиками. Но люди внизу пока живы, и в таком виде интереса не представляют.
Чего же птицы выжидают? Ещё несколько взмахов, синхронное групповое скольжение в сторону, и они, похоже, обнаружили недостающее звено в цепи предстоящих событий.
— Похоже, там действительно кто-то прячется, — приглушённо сказал я, снимая с плиты автомат.
Куст мешает. Прошёл немного вперёд.
В этом урочище из крученых кедров, плоская крона которых даёт укрывшимся среди них густую тень, с подлеском из молодых акаций, которым кедры ни за что не дадут набрать силу, пряталось что-то опасное для «охотников».
В небольших даже у крупных птиц мозгах наконец сложился самый ожидаемый алгоритм: засада, драка, кровища во всем стороны и вожделенная падаль в производных. Падлы, а ведь они явно воодушевлены! Меня передернуло. Я перехватил несколько напряжённый взгляд Хайдарова и понял, что он тоже чувствует необычное.
— Мужики! — громогласно гаркнул с плиты оставшийся на ней Пикачёв.
— Что там у тебя случилось? — раздраженно отозвался я, недовольный лишним шумом.
— Мужики! Я это… Я шмайсер потерял!
Мы оторопели.
— Как потерял, когда, где? — отрывисто спрашивал Хайдаров.
— Да не знаю! Сбоку от себя на плиту поставил, прислонил к бедру, — он похлопал себя по ноге, — а потом, видать, задел нечаянно…
— Ты охренел?! — заорал я. — Это ещё что такое?! Знаешь, что бывает за утерю боевого оружия?
— Что? — испуганно спросил остолоп.
— Всё, — коротко пояснил Мустафа.
— Ребята, я же нечаянно! Мэ-э… Забыл закрепить.
— Боец Пикачёв, прекратить мычать коровой, найдитесь в обстановке и доложите точней! — продолжал бушевать я. — Дьявол тебя забери, быстро вспоминай, где это могло произойти!
— Я же объяснил… — поёжившись, сказал Семен.
— Сейчас ударю, — плохим голосом предупредил я.
— Командир, наверняка автомат прямо на дороге лежит, мы от неё ни разу не отклонялись. Причём недалеко, — попытался успокоить меня Мустафа.
— Когда шмайсер точно был при тебе, помнишь? Вспоминай!
— Ну… Мы тогда только скорость набрали. Он точно ещё рядом стоял! А потом…
— Отрезок в семь километров от силы, — подсчитал Хайдаров.
— Пикачёв, потеряв один из двух автоматов, ты разоружаешь группу! Так, останавливаемся, подход к роще и берегу тормозим. Не нравится мне обстановка… Отлетаем на сотню метров назад, ждём. Семён, приказываю немедленно отправиться на поиски и найти личное оружие! — рявкнул я. — Разжалую в мойщики посуды, на пищеблок!
— Есть, командир, я пулей!
— Куда, паразит?! Голову включи! А если там тварь какая-нибудь? Держи мой автомат и про рацию не забудь, оставайся на связи. Сколько, семь километров? Даю тебе тридцать минут, время пошло!
— Ты со всей дури-то не гони, Семён, сделай всё хорошо с первого прохода, — посоветовал Мустафа.
— Понял! — бросил Спика, уже ёрзая от нетерпения в кресле оператора.
Если бы гравилёт умел вставать на дыбы, встал бы, как савраска под шпорами. Мгновение, и глайдер, старательно повторяя малейшие изгибы дороги, заскользил в обратном направлении.
А мы остались на земле.
Спокойствие длилось недолго, уход гравилёта стал веским доводом для того, кто прятался в прелестном урочище.
Раздался треск.
Кустарник и деревья в центре рощи неожиданно раздвинулись, тонкие стволы молодых зонтичных акаций с треском начали ломаться, выпуская на волю чудовищного вида зверя, испуганного гравилётом и разъярённого непонятными звуками и запахами.
— Твою ж ты мать… — прошептал я, дрогнувшей рукой выхватывая кольт. Хорошо, что мы откатились назад!
Тварь была похожа на огромного носорога, но с существенными отличиями: гораздо шире, приземистее, большая пасть сильно-сильно поперёк морды, глаза расположены ближе друг к другу, как у хищника. И две страшные, одинаково длинные и толстые, абсолютно убойные костяные рогатины, разнесённые на носу в стороны.
Обнаружив нас и убедившись, что больше никого рядом нет, жуткий зверь остановился, оценивая сложившуюся ситуацию и принимая главное решение.
Хайдаров застыл с СВТ в руках, выставив левую ногу вперед и до поры опустив ствол самозарядной винтовки под углом к земле.
Господи, почему ты не дал мне дополнительную минутку! Успел бы вытащить из кобуры Хайдарова его АПС с возможностью вести автоматический огонь… Но сейчас отвлечься уже не получится, ситуация не позволяет.
— Не бежим, воюем, если придётся, — приказал я сам себе, превозмогая страх, и, не глядя, бросил в сторону Мустафы:
— Работаешь первым, я страхую!
Если магазина «светки» не хватит для поражения цели, надо дать Мустафе время для перезарядки.
Носорог-мутант опустил покатую, как башня Т-90 башку, а столбоподобные ноги в складках и трещинах толстенной кожи расставил на ширину гусениц основного боевого танка, не меньше! Покрутился, топнул ножищей, запугивая противника…
— Не подпускаем вплотную! — прокричал я.
Тварь ещё раз тряхнула башкой с жуткими бивнями-рогами и, очевидно определившись в ситуации, рванула на непонятных пришельцев, вбивая в сухую гулкую почву чудовищные лапы-столбы с ороговевшими пальцами или копытами, кто ж теперь разберёт. Волна неукротимой первобытной ярости буквально понеслась в нашу сторону.
Теперь Мустафа перенёс тяжесть тела на выставленную левую ногу и поднял винтовку. По опыту я знал, что сейчас он не чувствует ни веса, ни внушительных габаритов оружия.
Сизый с коричневым отливом живой танк стремительно надвигался на нас в облаке им же поднимаемой пыли и подброшенных в воздух ошмётков травы и сухих листьев. Рога-тараны чуть ли не метровой длины уже прицелились и зловеще покачивались над низким кустарником, чтобы в нужный момент ударом снизу вверх насадить наши мягкие, пропитанные цивилизационным маринадом тела, словно куски мяса на длинные шампуры.
Стоя рядом с поднятым стволом, я понял, что Хайдаров целится выше опущенной по-боевому огромной башки, выискивая в качающийся прицел место на холке, где остроконечная армейская пуля сможет прошить кожаную броню, перебить позвоночник, а при удаче разорвать лёгкое или сердце. Мы оба прекрасно понимали возможные последствия столь резкого обострения ситуации…
Звуки природы исчезли, зловещую тишину рвал на куски лишь топот тяжёлых кожаных колонн, и от этого гула по спине пробегал колючий холодок: чёрт, нас реально танк атакует! Где гранатомёт?!
— Ба-бах! Ба-бах! — раздался грохот выстрелов. СВТ подпрыгнула, отдача чуть распрямила наклонившегося вперед Мустафу, и он тут же поправил стойку.
— Ба-бах! Ба-бах! — «светка» размеренно выпустила первые четыре пули.
Две первые пришли точно в покатый лоб и, отдав этой броне лишь часть энергии, скользнули по коже выше.
Третья пуля Хайдарова вошла в тело чёртового «многорога» почти на уровне передней ноги, прошла вдоль правого бока, не затронув жизненно важные органы, и не нанося гиганту серьезного вреда. Четвертая вообще улетела куда-то в молоко. А у кого бы руки не дрожали?!