ливые песчаные отмели и осерёдки, но их было немного. Мели видны очень хорошо, но одну мне пришлось обходить по достаточно сложной дуге. Хорошо, что водоросли не намотал. Осерёдки тоже читаются, но надо быть очень внимательным, разок слегка зацепил единственным грузовым винтом, еле успев сбросить ход.
Река для навигации здесь сложней, но мощь и красота необыкновенная! И очень много птиц, в отличие от правого берега, где мимо избы за всё время ни одна утка не проплыла для приличия.
Пш-ш…
— Парни, начинайте высматривать признаки причаливания плавсредства. И даже не одного.
Берег на всём видимом протяжении ровный, плоский, такой удобен для стоянки, если нет штормов. Южнее местность становится другой, чуть холмистой, равнинный характер пропадает. Тем временем погода слегка испортилась, поднялся небольшой прибойный ветерок, судя по всему, скоро ожидается слабый дождь с рецидивами.
Странное дело, в этот момент я вдруг почувствовал, что на воде чувствую себя вполне комфортно. В чём-то даже комфортней, чем на суше. Однако никакой тяги к профессиональному морскому делу я не испытывал. Мне не хотелось, к примеру, досконально изучать парусное дело, историю флота и кораблестроение, не хотелось быть капитаном большого корабля. Категорически не хотелось проводить полгода в море без захода в порт.
Наверняка у меня есть немалый опыт эксплуатации судов маломерного флота, навыки заметны, мышечная память сейчас мне и помогает. Я водномоторник со стажем, бывший владелец хорошей лодки или катера? Наверняка. Но ведь это хобби, а кто по основной специальности? Коммерсант, имеющий в собственности несколько судов разных категорий? А что, неплохо… Я бы и на Большой такой флот завёл. Причалы, слипы, эллинги, дебаркадеры… Бакены, маяки, створные и другие знаки водной обстановки…
Размечтался.
Пш-ш…
— Командир! — испуганный голос Спики в рации прервался после первого слова.
— Командир, слева! — теперь он кричал сверху вживую. — Какая-то тварь наперерез, огромная!
Сердце ёкнуло, резкий прилив адреналина мгновенно сбил дыхание. И сразу глубокий вдох — организм спешил насытить кровь кислородом. Одна рука схватилась за ремень автомата, подтягивая его рывком, а другая вывернула ручку газа. Лодка прыгнула и недовольно заскрипела.
Хайдаров резко развернулся с живота на бок и тут же повернулся обратно, нащупывая шмайсер.
Берег, песчаные островки, гуси, погода… — всё исчезло, всё в этот миг куда-то испарилось, отступило в призрачную зону, за границы туннеля, очерченного овальной линией резкости. И в этом туннеле из-под воды быстро надвигалось что-то мощное и страшное.
По только что спокойной поверхности реки в нашу сторону перекатывался переливающийся коричневыми и зелёными потоками огромный жидкий горб, вздыбленный чьим-то исполинским телом.
Медлить, советоваться, что-то выяснять, отвлекать или пытаться убежать — всё бесполезно. Нет на это времени, нет маневра. Нет никакого другого выхода, кроме как драться или смирится с неизбежным концом.
— Огонь! — истошно заорал я, ещё не осознавая, что ручка управления огнём «ксюхи» ещё не в ладони, а ствол автомата направлен совсем в другую сторону.
Сверху звонко стукнула первая двойка из самозарядной винтовки Токарева, пули смачно впились в водяной горб. Я поправил ствол и торопливо выжал спуск, с ужасом понимая, что не снял оружие с предохранителя.
Сука! Щёлк!
Тра-та-та-та-та! — характерно застучал справа немецкий автомат.
«Никто не успеет перезарядиться! Никто!» — электрическим разрядом мелькнула в голове очень плохая мысль, не успевшая, впрочем, вызвать эмоций. Слишком уж быстро всё происходило. Я поднял «укорот» каменной рукой, почти не чувствуя его веса, и отправил по цели длинную, в половину сорокапятиместного магазина очередь.
«Румпель не бросай» — подсказал внутренний голос.
«А стрелять?!»
«Румпель не бросай!»
Огромный водяной пузырь раздулся до предела и с громким шипением опадающей воды лопнул, выпуская на свет божий кошмарную, похожую на гладкую акулью башку с узкой смеющейся пастью и маленькими глазками по краям адской рожи.
Тра-та-та-та! — Мустафа добивал магазин, сверху захлопали частые выстрелы из парабеллума Пикачева. Как я и подумал, никто из нас не успевал перезарядиться, руки просто хватали вторые стволы.
В этой твари было метров десять длины, не меньше! По крайней мере, так отпечаталось в голове.
«Теперь добивай магазин! — приказал внутренний голос, и я послушался, бросив на несколько секунд румпель и сжимая оружие уже двумя руками. Пули из „калаша“ кучно зашли в плоть чудовища, которое вильнуло, чтобы принять справа быструю очередь из „стечкина“.
Я снова схватил румпель, понимая, что кольт из кобуры даже не успею выхватить.
Но тварь уже не могла держать множество очень неприятных ударов горячим металлом. С впечатляющим выходом из воды на полтора метра чудовище с шумом завалилось набок всего в десятке метров от лодки, резко отворачивая с набором глубины.
Жуткая смеющаяся пасть с усами показалась во всей красе, затем в воздухе мелькнули монструозные усищи толщиной в мою ногу. Один ус хлестнул по воде совсем рядом с лодкой, и нас с Хайдаровым окатило с ног до головы.
Этот нарушающий все законы Реки маневр вызвал фонтан брызг, обвалившийся в стороне от моторки. Автомата у меня в руках уже не было, поэтому я успел развернуться на поднятую ударом большой массы высокую волну. Жалобно скрипнули крепления глайдера. Сверху что-то тревожно вскрикнул Спика.
— Сом! — услышал я крик Хайдарова.
Тряхнуло изрядно! Очень изрядно! А ведь могло и накрыть, а то и перевернуть с обрывом тросов, если бы я остался стоять лагом.
— Сомище, сучара! — срывающимся голосом повторил мой вперёдсмотрящий.
Пойду-ка я поближе к берегу. Но сил куда-то там идти во мне решительно не находилось. Мотор-молодец самостоятельно рокотал на малых оборотах, неторопливо толкая насмерть перепуганную лодку к песчаной отмели. Ты ж мой зайчик… А ведь это действительно был гигантский сом! Значит, усы при наблюдении с берега мне тогда не примерещились… И бинокль молодец!
Я опустошённо посмотрел на друзей. Обычно бледное лицо Мустафы порозовело, причём пятнами. Сжимающие пустой «стечкин» руки слегка вздрагивали. Потом мы почти синхронно поменяли в оружии магазины и повернулись на спину, глядя на свесившегося с плиты Пикачёва. Тот молчал и глядел не на нас, а на кильватерный след за кормой. В отличие от обычного в таких случаях, вид у него после скоротечной схватки на водах был не очень победный.
— Ушёл, гад…
В глазах Спики медленно, как белые облачка в пасмурных небесах Жестянки, растворялось выражение охотничьей досады и злого нетерпения, в которое погружается матёрый охотник, в силу обстоятельств лишённый возможности добрать — повторно напасть на намеченную добычу.
— Я его сфотать не успел… — неожиданно заявил Хайдаров и после паузы добавил: — А ещё от нас гусь ушёл. Обосрался и ушёл.
И тут все начали ржать, как подорванные!
Казалось бы, что после столь экстремального испытания всем нужно просто расслабиться, отдохнуть, лежа без движения, глядя в преддождевое небо и тем успокаивая нервы, натянутые как гитарная струна. Надо дать возбужденному организму возможность неторопливо растворить накопившийся в крови адреналин…
Но так думают дилетанты. На самом же деле сразу после крайнего напряжения организму требуется вовсе не полное расслабление, а хорошая разрядка. С осмыслением того, насколько близко ты совсем недавно находился от смерти, но благодаря слаженности, умению или просто слепому случаю всё-таки остался жив. Именно в этот момент, когда всё уже позади, к людям приходит «отходняк», как называют это полезное состояние. Часто переживших испытание людей пробивает на «хи-хи», безудержный истероидный смех до слёз, ну а кому-то нужно просто выговориться.
Весь экипаж орал, перекрикивая друг друга, смеялся, вспоминая детали и радуясь тому, что все остались живы.
— Два раза хапал кобуру, а застежки не ловлю!
— Хотел уже весло хватать!
— Гусь ушёл!
— Да я бы тоже ушёл!
— Рогов-то и нет!
— А чё, это были не рога?!
— Казанников оценит, мы ему нарисуем!
Пологий берег без единого кустика подтягивался всё ближе, и лишь метрах в сорока справа были видны невысокие ивы. Даже не за что привязаться. Но это и не важно, здесь нам не стоять.
Я поддал газку, чтобы лодка подальше выскочила на берег, и в последний момент поднял сапог. Мы с Хайдаровым быстро спрыгнули на песок, придерживая ослабленные крепления гравилёта. Плита по инерции чёрной тенью проплыла над нами и остановилась.
— Есть заземление! — обрадовано доложил Спика.
После пролетевшей мимо грозы, громкой, с красивыми молниями над акваторией, поднялся ровный, почти без провалов ветер — тягун под 12 м/c. Гравилёт висел низко, чтобы без лишней мороки загрузить плавсредство в сундук, но это лучше делать уже совместно.
Спрятаться от дождя под плитой можно и при такой высоте «крыши», а вот тент набрасывать и укреплять не стали, не та локация, поищем другую. Правый берег в зоне высадки какой-то неуютный, наш гораздо лучше. Особенно в непогоду. Или это уже патриотизм? Нет, просто тут разгонное местечко, и течение вваливает, и ветер. В случае затяжных штормов, которые здесь наверняка частенько случаются по осени и зимой, можно оказаться надолго прикованным к берегу, все планы сорвутся.
Хорошо бы, конечно, хоть разок с высоты на Большую посмотреть… Как она меандрирует, где находятся рукава-обманщики и крупные притоки, курьи или старицы, если по-другому, большие острова и мигрирующие отмели. Не стоят ли поблизости крупные и мелкие поселения? А грунтовая магистраль на левом берегу существует? Как идет вдоль Большой наша магистраль, и где она оборвётся, уперевшись в первый серьезный приток? А вдруг не оборвется, если Смотрящие любезно поставили там каменный мост, как у нас на Дуромое? Голова пухнет от этих мыслей.