Мы прибыли на место.
Остановка «Тот берег», просьба всем освободить вагоны.
Глава 22 Приближение
Час назад нас задел краешек грозового фронта, берег немного смочило дождем. Затем из дальней лощины, что выше по течению, потянуло дымком далёкого пожара. Это никого не удивляет, пожары случаются и без всякого участия людей.
Упаковкой лодки в походное положение я занимался один, отправив парней в ближнюю береговую разведку. Одного направо, другого налево, отмерив полкилометра каждому. Задача — найти признаки высадки и присутствия людей непосредственно на побережье.
Слил воду из лодки, поднятой на семь метров откоса за речной прибой. Снял с транца «Эвинруд», уложив его на брезент, отсоединил баки, спустил борта и пайолы, разобрал днище и остальное по мелочам, смотал концы. Рым-ручки при буксировке показали себя хорошо, ничего не отскочило. Лодку на берегу оставлять не будем ни в коем случае — факторы риска при возвращении следует если не исключить, то свести к минимуму. Пусть себе лежит в крепком сундуке, это позволит группе быстро организовать переправу в любом месте реки.
Я уже сбегал наверх, немного посмотрел на здешнюю саванну в степном варианте. На кромке обрыва по всему правому берегу растет какой-то кустарник с довольно крупной оранжево-красной ягодой с зелёными волосками. Никогда такую не видел. Пробовать не рискнул, страшновато. Хотя запах от ягод исходит хороший, витаминный.
Первым с разведки вернулся улыбающийся Пикачёв, хотя Мустафа отстал ненамного, шагов на сорок.
— Докладываю! Товарищ командир, в ходе осмотра береговой полосы мной обнаружены отчётливые следы причаливания большой деревянной лодки типа «байда»! — браво доложил Семён.
— Ух, ты! Давай подробности. Почему ты решил, что лодка деревянная и большая? — спросил я. — Простыми словами, без солдафонства.
— Чё там решать… Килеватость конкретная, мощный нижний брус, канава достаточно глубокая, заметная. Вытаскивали высоко, за максимальный урез. Думаю, метров на восемь-десять посудина. Четыре весла, а то и парус. Примерно такая же, как у мастеров из Передела.
— Давно дело было? — это, конечно, сейчас главный вопрос, если не задавать ему глупого «Кто это был?».
— Однозначно в этом году, — уверенно ответил Спика.
— Поясни.
— Лодку они протянули через всю полосу нанесённого мусора, веток там всяких, деревяшек… А новый мусор в борозде ещё не появился, его в зимние шторма нанесёт и весной в разливы.
— Логично, хвалю, молодец! Что ещё?
— Голяк, рядом ничего нет. Лодку позже стащили в воду и ушли.
— А если унесли?
— Глайдером, что ли? — хмыкнул Семён.— Тогда они не бурлачили бы, да ещё и в горку. Дура тяжёлая, какой смысл, День?
— Опять логично! Принимается. Так, что у тебя? — повернулся я Хайдарову, который всё время доклада товарища молчал с хитрым видом.
— У меня тоже причаливание!
— Да иди ты…
— Что б я лопнул! — традиционно ответил Мустафа. — И не просто причаливание, там плот лежит.
— Где? — спросили мы одновременно.
— В кустах, отсюда метров триста. Покажу.
— Командир, пошли! — сразу загорелся Спика.
Кивнув, я сделал несколько торопливых шагов за Мустафой, но тут же оглянулся, с некоторым сомнением глядя на гравилёт.
— Да ничего с ним не будет! Всё простреливается. Никто не подлезет и плиту не угонит, не в Москве! — умеет Пикачёв убеждать.
Кусты оказались группой невысоких деревьях, растущих в молодом, лишь недавно начавшем свой путь к воде овражке.
Находкой оказался не плот, а лишь половинка плота, шаткая конструкция, собранная из грубо обтёсанных от сучьев брёвен диаметром сантиметров двадцать. Перед нами на откосе лежало всё оставшееся, что смогло дотянуть до спасительного берега.
— Пипец… На нём двое-то поместятся? — спросил Спика.
— Я бы не рискнул, — покачал головой Мустафа.
— На полном плоту умещались легко, а потом начался шторм. Или был хороший удар по отмели… Но хотя бы один человек всё-таки доплыл, выжил, кто-то же вытащил брёвна на берег, — задумчиво сказал я.
— Зачем так высоко?
— Прятал от чужих глаз, Мустафа, — ответил Пикачёв. — Очередные герои, такую реку форсировать на этой вязанке? Как они им управляли?
— Да чёрт их знает, Спика, проверять не будем, — я толкнул ногой узкий прямоугольник, стянутый алюминиевой проволокой. Болтается.
Глупость и безрассудство. Очевидно, что выбранное неизвестными смельчаками плавсредство не соответствует поставленной цели, оно непригодно для форсирования Большой. А значит, это грубое нарушение Законов Реки. Река всегда будет резко против плавания по ней на таком суррогате, с такой самоуверенностью, с не уважающим её экипажем, да с самодельными вёслами, кои в самый ответственный момент сломались и исчезли.
— Наказала, — выдавил я всего одно слово, но меня поняли.
— Что будем с ним делать? — спросил Спика, которому просто необходимо что-то сделать с находкой, если её нельзя подрезать.
— Оставим для прощального костра? — предложил я. — Место гостеприимное, на безлюдной полосе в один километр обнаружено три высадки, включая нашу.
— Нет, четыре, — возразил Мустафа. — Ты немцев не посчитал, Денис, а они были на надувнухе, ремни на гравике установлены под неё. И здесь мы их лодку, как и на нашем берегу, вряд ли найдём. Эти опытные.
Что-то я туплю сегодня… А Хайдаров прав. Разве что волны прибьют ниже по течению ошмётки, и кто-то их заметит. В песке. Когда-нибудь.
Чем дольше я живу на Жестянке, накапливая весьма специфический опыт поисковика-спасателя, тем лучше понимаю, что многие загадочные истории, а тем более трагические, уже никогда не дождутся своего продолжения и разгадки. Люди, события и обстоятельства чаще всего просто растворяются в пространстве и времени. Случайная запоздалая находка следов или артефакта становится большой поисковой удачей, позволяющей близким хоть примерно представить последние дни и часы жизни пропавшего.
Лодку и прочую поклажу уложили быстро, закрепили, захлопнули, можно отправляться дальше.
— Ребята, осталось совсем немного — пройти вглубь от силы километров сорок. Я уже говорил, что очень хочется завершить эту историю побыстрей, чтобы вернуться к нашим делам и загадкам. Но! Поторапливаться нужно, торопиться нельзя. Давайте всё сделаем без пропусков важного и с первого раза, — сказал я перед стартом.
По берегу опять потянуло дымком, а с реки свежей рыбой. Здесь много рыбы, причём хорошей, благородной. Что в Большой реке, что в притоках. Она постоянно играет, часто выпрыгивает, а на берегу попадаются склёванные птицами кости и чешуя. Вечером я всего полчаса постоял на берегу со спиннингом, и уже наскучило, что ни заброс, то крупная рыбина. А уже если сетку поставить…
— Накоптить бы белой мелочи по горячему, да заточить с пивком из «Мёртвой петли», в «Экспрессе» хуже и дороже, — неожиданно размечтался Семён. — В ремзоне один мужик недавно начал своё пиво варить. Пока на пробу. Я заценил по знакомству.
— Ну и как? — спросил я, рукой смахивая с уголка рта выступившую слюнку.
— Супер!
Зар-раза. Пива захотелось до злости, вот ведь подлость какая!
— А вы знаете, что самый древний из известных человечеству письменных документов это глиняная табличка с клинописными знаками из города-государства Киш в Древней Месопотамии? — поведал нам Мустафа. — Датируется она примерно 3500 г. до н. э. и содержит список работников, получающих порцию пива.
— Во! — поднял указательный палец Спика. — У древних месопотамов было пиво, а у нас только эксперименты среди старых железок.
Пиво не пиво, а укромное местечко, где можно вскипятить воду для чая с сухарями, найти не помешает. Тем более, что скоро опять пойдёт дождь.
Километр за километром уходит под плиту. Природа меняется на глазах, степная саванна с низенькими кустиками быстро сменяется лесными островками, а то и нормальными рощами. Но местность по-прежнему равнинная. В далёких низких тучах на северо-востоке могут прятаться вершины гор, но для проверки нужно подойти поближе… Нет, и ещё раз нет, не в этот раз.
Очень много той самой ягоды. Огромные поляны, настоящие плантации! Да её здесь тонны, сотни тонн! Манит, конечно, ждём диагностики со стороны склёвывающих её птиц, но они в испуге разлетаются при виде чёрного чудовища. А вот копытных в степи явно меньше, чем у нас, пока что не заметил ни одного стада сайгаков.
Показались небольшие холмики.
— Командир, может, всё-таки поднимем глайдер? — спросил Мустафа после очередной паузы для наблюдения.
На этот раз я согласился.
— Давай, выводи на двадцать метров.
— Это несерьёзно-о… — разочарованно протянул Спика. — Давай хоть на без пяти полстарика?
— Чего-о? — нахмурился я. — Инструкцию забыл? Сниму с управления гравилётом, прямо в рейде экзамен пересдавать будешь!
Штатной печатной инструкции к глайдеру, которая шла с аппаратом в стоке, не существует. Скорей всего, она когда-то существовала, ведь первые поселенцы Жестянки откуда-то узнали нормы и правила. Но уже Казанников проходил только устный инструктаж. Кстати, он же воссоздал письменный, вернее, отпечатанный машинисткой на старом «Ундервуде» расширенный вариант, существенно обогатив текст на основе накопленного опыта. В том числе и печального.
Согласно действующей инструкции, оператору категорически запрещено поднимать гравилёт выше пятидесяти метров над линией заземления. Набрав сорок метров, летательный аппарат уже начинает вести себя очень странно. Может произвольно менять высоту и горизонтальную скорость, частично терять управляемость и постоянно издавать тихий, но очень неприятный тревожный писк. Его начинает «колбасить», такой термин наиболее подходит для описания поведения глайдера в этой ситуации.
На тридцати метрах ты уже начинаешь чувствовать лёгкую вибрацию, как в легковушке с работающим на холостых дизелем, и боковое скольжение на несколько сантиметров в разные стороны, которое до набора отметки сорок метров автокомпенсирует