Мне доставалась третья роль, таков порядок инициативного разбора.
— Веду круговое наблюдение, прикрываю, тайминг.
Азимут сейчас главное. И конечный пеленг после приземления. Пеленг — это частный случай азимута, направление на объект относительно наблюдателя в градусах. Азимут — это определяемый по компасу угол между направлением на север и направлением на объект.
Для наблюдателя азимут в подавляющем большинстве случаев будет меняться. Допустим, я смотрю на север, как сейчас, и вижу, что прямо на меня под куполом прёт баррель… И пока он не долетит, так и буду смотреть на север, не поворачивая головы. Угол поворота головы в моей системе и есть азимут. Когда баррель пролетит точно над башкой, прежде чем шмякнуться о землю, я резко развернусь на юг, и азимут опять не будет меняться. А теперь представим, что баррель летит не на меня, а как сейчас, далековато и мимо, то бинокль постоянно будет за ним поворачиваться, а азимут — меняться…
— Людской! Люк боковой вижу! — крикнул Спика.
Так это что же получается, друзья мои?
Людские баррели абы где не валятся, это вам не грузовики-ресурсники, тут у ЦУПа регламент жёсткий.
Получается, что это…
— Это Полигон! — заорал я. — Боевое поле!
Вот что за долина раскинулась к северу от нас и от магистрали!
— Полиго-он… — эхом повторил Мустафа.
Вот для чего отсыпан грёбаный тёщин язык! Это подход к месту спасработ!
— Ну, хенки-пенки, это же грёбаный полигонический гон! Как можно было не догадаться?! Или не можно? Охо-хо! — бушевал Пикачёв.
Мы не ошиблись в расчётах, не заблудились на незнакомой местности и не запутались в соплях сомнений. Здесь, здесь жирный крестик! Карта не врала, здесь точка рандеву!
Сюрпризы не заканчивались.
— Он зелёный! Купол зелёный! Бли-ин… Зелёный шёлк! — раненым пещерником взревел Пикачёв.
Сложно передать, какая буря гениальных озарений и разгадок пронеслась в наших головах, какое просветление началось в нейронном облаке у каждого. Тут бы, по-хорошему, остановиться, спокойно обсудить внезапно возникшую ситуацию, поделиться ценными мыслями и догадками, подбить бабки.
Нет. Некогда. Купол висит в небе, и баррель скоро коснётся земли. А там в ложементах скованы ремнями люди. Вот только это не наши люди, есть такой нюанс.
— Снос приличный, плохо, — доложил Спика.
Я во все глаза высматривал на изгибах магистрали мобильный объект, приближающуюся точку глайдера или машины. Ничего не видно.
Где они, черти?
— Какой у здешних норматив? — через плечо бросил мне Спика.
— От удаления зависит… — неопределённо пожал я плечами. — Где база спасателей? Скорее всего, примерно как у нас. Смотрящие наверняка полигоны по матрице клепают.
— Вы что, издеваетесь? — Хайдаров оторвался от компаса и записной книжки. — Не видите, что ли, у нас тут сто процентов третья категория! Если не четвёртая…
Категории условий сброса баррелей определяются погодными и астрономическими условиями. Ночью ЦУП сбрасывает баррели крайне редко, и только грузовые. Хотя бывали дикие случаи.
Первая категория — это солнечный день, ясное небо и отсутствие ветра наверху и у поверхности. Идеал, мечта спасателя, такие купола сменные наблюдатели засекают сразу, помощь приходит с максимальной быстротой. А вот третья категория, это проблемы с первых минут. Небо затянуто, облачность низкая, наблюдателям крайне трудно своевременно заметить объект. Общее правило, увы, пассажиров не обрадовало бы, знай они его до посадки в железяку: вовремя не замечен — не спасён. То есть, почти всегда умер.
Четвёртая категория — режим ЧП на полигоне. К низкой облачности добавляется сильный ветер или густой туман, песчаная буря, степной пожар, наводнение и вообще любой катаклизм, когда купол технически невозможно обнаружить, хоть сотню наблюдателей выставляй. В ветреную погоду баррели не сбрасывают, а вот в туман — запросто могут. ЦУП просто не знает, какие условия на рельефе. В такие дни на боевое поле отправляются кочующие патрули-двойки, что несколько увеличивает шансы на благоприятный исход поисково-спасательных работ.
Если есть кадры. Свободные глаза и уши. Чтобы все группы сразу, начальство ещё и с вышек может бойцов снять. Только у нас всегда не хватает людей. Их не хватает физически и системно! А те, что есть, постоянно отвлечены непрерывно возникающими важными задачами, вот как сейчас! Несколько раз в такие патрули мы даже двенадцатилетних подростков отправляли… Ещё и поэтому я тороплюсь закончить миссию.
— Согласен, тройка, — кивнул я, забираясь на плиту. — Группа, принимаю решение: выдвигаемся на поиск места приземления, действуем по протоколу-три. Погнали, Спика, азимут держим!
— А местные? — бросил он, натягивая очки.
— С аборигенами потом будем разбираться, мы их паксов точно не украдём… Полным ходом, родной!
Вот опять следы, отпечатки всё тех же резиновых гусениц. Интересная техника у них в отряде. А это отметина былого приземления, сам баррель зацепили глайдером и утащили на разделку. Как же всё знакомо…
— Уже близко, — предупредил Пикачёв.
— Командир, я смогу сделать только десяток фоток, заряд в одну полосочку, смартфон вот-вот отключится, — сообщил Мустафа.
— У нас же одинаковые кирпичи, мой аккум возьмешь, камера-то всё равно не работает, — сразу нашёл решение Спика.
У меня вообще нет смартфона. Рабочие БУ-девайсы стоят адских денег, а чинить их некому и нечем. Молодежь в основном музон гоняет.
Отличная скорость, соскучился!
Лишь бы вольные сталкеры не полезли в зону приземления. Баррели это ценнейший ресурс, а где ресурс, там и охотники за ним. Если у нас есть вольняшки, то и тут наверняка существуют степные банды и бандочки со своими наблюдателями и даже транспортом. Просто у них возможностей гораздо меньше, чем у системных товарищей, госов, поставленных на тему решением ЦУП.
Если человеку с первых же часов не помогать, то он с катушек спрыгнет, бывали случаи сумасшествия. Так что сталкеры-вольняшки нам сейчас совсем без надобности. Лежащий рядом немецкий пулемёт я лично проверил короткой очередью, можно применять. Лучше просто отвалите в сторону.
Позже могут ещё и степные койоты подтянуться, но это уже по барабану, баррель сам по себе не распахнётся.
— Вроде бы без шухера, День, никого вокруг не вижу. Пока, — объявил Спика с уточняющей добавкой.
— Хорошо, если так, — пробурчала я.
Баррель уже приземлился, тормозная система спускаемого аппарата отработала штатно, капсула села на грунт без сильного удара. По крайней мере, позвоночники у пассажиров, если они там есть и живы, не повреждены.
Небо опустело, непривычно зелёный щёлк огромной парашютной системы как-то нереально медленно опадал по бокам от барреля причудливыми складками. Тем временем плита заходила в плавный вираж над размытыми дождями йконтурами старых глинистых кратеров, торопясь к огромному бесформенному пятну цвета весенней зелени.
Что-то зло рявкнув, Спика быстро отвернул, оставляя слева большую глыбу песчаника, и уже медленнее поплыл к капсуле.
— На десять поднимись! — приказал я, вставая.
Спаскоманды всё ещё не было видно.
— Что-то мне не по себе, мы же на чужой земле, — признался Мустафа.
Корпус какой-то странный…
— О, как! Ты это серьёзно? — прищурив нахальные глаза, несколько фальшиво усмехнулся Пикачёв. И ведь он тоже нервничает. А корпус всё-таки странный.
— Не знаю, Спика, почувствовал. Стрёмно как-то. Мы же в чужое лезем без спроса. Кажется, что сейчас здесь будут танцы.
— Ох ты! Сглазишь… Ёлки, смотрите, здесь люк другой формы!
Ну вот. Вот в чём странность, люк у этого варианта капсулы более вытянут и чуть заужен. Новая модификация спускаемого аппарата? Зачем? Чтобы с большей высоты несчастных швырять?
Ох, и не люблю я с некоторых пор новости, как объявят сейчас про новые порядки! Ведь позвали же! Бр-р…
Плохие мысли уже сами собой полезли в голову. Мистика, казалось бы… Но и я что-то почувствовал!
Особенное.
Разумеется, многое из непонятного, прикасающегося к нам своими иррациональными сторонами, традиционно объясняется неправильной работой мозга. Так гораздо проще. Что-то можно с лёгкостью списать в категорию «показалось», «почудилось дураку с пьяных глаз» или пустить по ведомству «игры нашего воображения». Но не всё.
— Пикачёв, начинай процедуру! — отдал я команду.
— Открываю, — сухо предупредил тот.
Мы быстро отошли подальше. Процедура открывания любого люка у любого из модулей предусматривает обязательный отход остальных бойцов на безопасное расстояние. Во избежание группового несчастного случая. Мало ли.
Подняв тугую гашетку-предохранитель оранжевого, а не красного, как у нас на полигоне, цвета, Спика с постоянным усилием, без пауз и рывков решительно потянул из паза на себя и вниз блестящий хромом длинный рычаг-рукоять. Через образовавшуюся щель тяжёлым выхлопом рванулся наружу очень неприятный запах, смесь едкой химии, испражнений и ещё чего-то непривычного.
— Что-то тяжело идёт…
— Дальше тяни!
Хлоп! Чпок! Ну же, давай!
Большой люк в форме вытянутого овала с характерным звуком отлип от ленты чёрного уплотнителя полностью и плавно откинулся в сторону. Согласно той же процедуре я подскочил сбоку и тут же закрепил его на прочную защёлку-стопор.
Пикачёв несколько раз с шумом вдохнул свежий воздух и перегнулся в сумрак мрачного провала, опытно нашаривая руками место для постановки ног.
И через несколько секунд выпрямился, поворачиваясь к нам неестественно медленно.
Лицо его было белым.
Совсем белым, кровь отхлынула.
Чистый лист бумаги.
— Спика, ты чего? — прошептал Хайдаров.
Но спасатель его не слышал. Не моргая и не двигая зрачками, Семён как-то разом обмяк, подгибая ноги, и, потеряв сознание, мешком осел на землю.
— Бля-яха… — я рывком развернулся, выхватывая кольт в поисках стрелявшего, хотя ни звука обычного выстрела, ни хлопка «бесшумки» не услышал.