– Вот как? Не знал, не знал. Наверное, для молодой женщины это действительно серьёзная проблема.
– Что вы… – махнул я ладонью. – И почему только для молодой?
Минут десять мы молча ехали. В себя приходили. Пикачёв, чуть повернув голову, тупо смотрел на панель приборов, пытаясь осмыслить, что же всё-таки только что произошло. О том, что группа в очередной раз забыла сдёрнуть тросом проклятые чёрные стены, я вспомнил, когда конвой отъехал от Горелого на два километра.
А возвращаться – плохая примета.
Глава 9Здравствуй, Переделкино
К Переделкино группа подходила уже настоящим большим конвоем о трёх транспортных единицах – по пути в двух небольших хуторках взяли заказы, не забесплатно, конечно. Затем к нам присоединился известный на всю округу фермер Константин Фролов с необычным прозвищем Мордовский Папа. Почему мордовский? Непонятно. С виду непохож, вроде, надо будет как-то аккуратно расспросить.
Я его давно знаю. Каждый раз прихватываем Костю с собой. Приближающийся конвой многочисленные дети Фролова видят издалека, а большая и богатая усадьба стоит рядом с дорогой. Крепкий мужик, крепкое хозяйство. Живёт фермер зажиточно. К категориям самых дорогих и дефицитных товаров на Жестянке относится огнестрельное оружие, портативные электрогенераторы, солнечные панели и любой колёсный транспорт. Всё это у Фролова имеется. Вот она, панелька, светится пятном на крыше.
Он уже опытно пристегнул свою самокатную тележку к гравилёту, забросил наверх карабин «Сайга-МК», а сам сел в кресло рядом с Ириной, предварительно вручив ей корзинку с пирожками из разряда «расти, жопа». О том, что нужно бы поделиться вкусненьким с личным составом, группер и не подумал. Завтра Кретова будет переживать и выносить мне мозг неотвратимыми диетами.
Лихо обогнали медленно бредущего ишака с арбой, гружёной зеленью и овощами, флегматичное животное даже не посмотрело в нашу сторону, как и человек в повозке. Затем успешно справились с одиноким велосипедистом, у которого багажник был забит мешками выше головы седока. К велику был приторочен длинный лук и колчан с десятком стрел, такое оружие увидишь редко. Стрельба из лука требует длительных тренировок и практики.
Чуть позже к конвою присоединились два невзрачных пассажира с небольшими, на один мешок, тачками. Это новенькие, на воле они обосновались недавно. Начинающие фермеры, для них это проба сил, товара для торговли ещё мало. До города оставалось всего километров пять, но я их хорошо понимаю, по грунтовке толкать перед собой тачки – сомнительное удовольствие. Груз лёгкий.
Тачки забросили на прицеп, пассажиров – в салон. Эти тоже без огнестрела, вооружены арбалетом работы оружейника из Передела. Будь я без сопровождающего, довёз бы попутчиков безвозмездно, однако присутствие интенданта сгубило благие намерения. Троцкий решительно заявил, что отправиться на торговлю и не зарабатывать при каждом удобном случае есть глупость и разврат, избалуем. Пришлось взять копеечку малую.
Услышать свежие сплетни и городские новости не вышло, не в курсе, не интересуются. Скучные пассажиры, без огонька. С такими уснёшь. Что-то интересное может рассказать только Мордовский Папа, но и его весёлый трёп сводится, в основном, к перемыванию косточек соседям-хуторянам… Зато Ирке, наверняка, с Константином не скучно.
Здесь никто ничем не интересуется, происходящее за пределами привычного круга общения хуторян не колышет. Да и горожане в массе своей такие же инертные. Разобщенность царит чудовищная, ненормальная какая-то… Им бы, фермерам и хуторянам-промысловикам, давно пора организовать свою Аграрно-Промысловую партию, которая помогала бы им в коллективном отстаивании своих интересов, в защите от хулиганских набегов с целью грабежа плантаций, вырабатывала бы единую ценовую политику на рынке, а в городском Совете занималась бы нормальным лоббированием.
Но нет, каждый сам по себе, нет солидарности с коллегами, а взаимопомощь минимальна. Весь Передел до сих пор живёт без общественной инициативы и гражданского любопытства. Да ладно, чего тут ворчать… Пятисотка точно так же обособлена. Завал, в общем, никакого народного единства. Оно, единство, проявляется только в кабаках после третьего стакана.
Северный, главный въезд в Переделкино украшают – и это так, – полосатая сторожевая будка с двускатной крышей и постоянно поднятый облезлый шлагбаум. От будки в обе стороны тянется неровная защитная изгородь городского периметра, за неимением такого количества колючей проволоки и жести сделанная из местного колючего кустарника. Высота заграждения небольшая – мне по грудь, теоретически можно перелезть, но на эти колючки даже смотреть страшно. Всем хорош такой периметр, вот только после каждого сильного ветра его приходится латать. Кретова рассказывала, что в своё время легко нашла три места, где через периметр можно перелезть.
Ни разу не видел, чтобы кто-нибудь здесь стоял на фишке, в отличие от въезда южного, где никто не ездит и не ходит. Там, на юге, начинается магистральная грунтовка к немецкому сектору, и поэтому её охраняют, хотя до немцев километров триста. На такое расстояние на велике не махнёшь, да и ослик не поможет.
А здесь обычно пусто. Зато это яркая достопримечательность и обязательный атрибут. Часть городских понтов. Переделкинцы очень трепетно относятся к статусу города и горожан, постоянно подчёркивая свою цивилизованность. Как сказал мне здешний бармен из «Мёртвой Петли», для абсолютных понтов городку катастрофически не хватает стильных городских часов на фасаде административного здания. И взять их негде, невозможно представить, что ЦУП с какого-то перепугу проникнется нуждами горожан и запихнёт такие часы в малую бочку или баррель. Если Левашов вдруг сподобится сконструировать подобное культовое устройство, переделкинцы ему ростовой памятник на площади поставят.
Сегодня же нашему с Кретовой удивлению не было предела, возле будки стоял караульный, шлагбаум был заново окрашен и опущен! Высокий мужик был вооружён мосинской винтовкой с примкнутым четырёхгранным штыком – классический образ часового. Возле будки – скамейка, на которой лежит амбарная книга, на поясе грозного мужчины висит мобильная радиостанция. В двух метрах от «фишки» установлена половинка стандартной железной бочки из-под топлива. Торчащие из неё сухие ветки местного саксаула недвусмысленно определяли назначение бочки – свет от костра и средство обогрева. Ночами чаще всего тепло, так что эта бочка стоит в качестве психологической поддержки караульного. Жутковато одному в темноте.
Пост был оснащён тремя жидкотопливными светильниками: под крышей будки, на шлагбауме и на столбе у обочины, вынесенном вперёд на двадцать метров. Значит, служба здесь и сейчас идёт посменно и круглосуточно. Интересно, с чего бы такие перемены?
Конвой встал. Кретова ловко спрыгнула с опустившегося на минимум высоты гравилёта, я тоже выбрался из-за руля. Хранитель периметра сдержанно кивнул Константину, молча обошел нас слева, показывая, что представители Пятисотки его не интересуют, однако всё-таки сунул голову в салон, начав пытать пассажиров.
– По какому шухеру кипеш? – молвила Ирина.
Я пожал плечами, наблюдая, как человек с винтовкой неторопливо прокачивает незнакомых ему людей. Наконец он вернулся и сразу хрипловато молвил с выраженным южнорусским акцентом:
– Откель будете?
– Оттель, из Пятисотки, что ж тут думать.
– Происшествия в пути, что-то необычное, дамочка?
– В Горелом дым, конвой опять обстреляли. Стрелок уничтожен, нужно сообщить его знакомым или родне. А вам пора бы начать контролировать ближнюю часть магистрали, – со сдержанным недовольством сообщила Ирина.
– Хорошо, доложу по команде. Пройдите к будке, уважаемая, надо зарегистрировать ЧП в журнале.
– А что, собственно, в городе произошло? – встрял я.
– Вам, значится, это знать не положено, – сухо ответил караульный.
– Как так не положено? Хочется быть готовым к возможным неприятностям! – возмутился я. – Крокодилы из реки вылезли или немцы напали?
– Не положено! – прорычал он уже громче. – Гражданским опасаться не следует, что бы ни случилось, вы будете в безопасности.
Кретова потянула меня за рукав. Я понял, что группер права – эмоции тут неуместны, а нервы, судя по всему, нам ещё понадобятся. Действительно, лучше не нарываться, служивый может разозлиться и упечь до выяснения в кутузку. Махнул рукой и пошёл к машине. Пассажирам караульный тоже ничего не стал объяснять. Через несколько минут вернулась и сердитая Кретова.
– И что? – спросил я у группера.
– Да ну его! В прятки играет, секретчик хренов. В городе разузнаем. Поехали уже, – отрывисто бросила Ирина.
– Хорошо, что этот фраер хотя бы винтовку не выбрасывал штыком вперёд, – съязвил Спика.
– И не говори. А мог и заколоть, – сказав это, Кретова первой полезла на глайдер.
Слышавший обмен мнениями долговязый бирюк без комментариев и напутствий освободил верёвку, противовес высоко поднял шлагбаум.
Как-то тревожно начинается визит.
Первыми отвалили унылые пассажиры «уазика». Стянув на землю свои тачки, они медленно потянулись по улице Центральной. Не буду их больше подбирать, тоску нагоняют. Мордовский Папа сердечно попрощался со всеми, рассказал очередной анекдот, над которым смеялся больше всех, и потащил свою телегу на улицу Овражную. Там у него друг живёт, у которого Фролов всегда и останавливается по приезду в город. Контактный человек, везде у него друзья-приятели, все ему помогают, да и он всегда готов выручить.
В Переделкино всего три улицы. Кроме упомянутых, есть Речная, она, как и улица Овражная, ближе к северному въезду пересекает Центральную, а дальше уже только главная улица формирует структуру поселения, вытягивая дома к югу. Речная расположена ближе к главной площади с административными зданиями, что нам подходит. Не хочется светиться перед окнами важных людей, сперва нужно осмотреться. И без того почти каждый горожанин останавливался, а затем долго смотрел на внедорожник и гравилёт. Люди возились возле домов с ящиками, досками и жердями. У одного из мужчин за плечами я увидел ружьё, а у стены стоял арбалёт его напарника. Ещё один тревожный знак.