Низкий гул раскатами растекался по улицам предрассветного города. Тревожный вой сирен, казалось, пробирался в самую душу, сея в ней безотчетный страх. Черные кресты самолетов смотрелись чуждо и жутко на фоне светлеющего предрассветного неба. Они появились со стороны моря и принесли на своих железных крыльях смерть и страх… Я все еще пыталась от них сбежать, не разбирая дороги, вцепившись в белую изорванную юбку детского платья, обагренного моей кровью. Или папиной? Не чувствуя ночной прохлады, саднящей боли от разбитых колен и посеченных стеклом рук, я пыталась убежать от смерти. Страх гнал меня вперед, он лишил меня рассудка, выбил все мысли из головы. Там осталась лишь невыносимо жуткая картина – я выбираюсь из-под лежащего бездыханного тела папы, тошнотворный ужас сдавливает горло, и я оглядываюсь вокруг себя, понимая, что все мертвы. Я осталась одна. Все погибли.
Новый взрыв где-то совсем рядом оглушил меня новым приливом страха и паники, и я побежала, сама не ведая куда.
До меня доносились испуганные крики и плач. Или это я кричала от испуга? Совсем рядом набережная, и я торопливо сбегаю по лестнице. Оглушительный грохот… Вой сирены… Взрывная волна опрокинула меня с лестницы, и я покатилась кубарем. Темнота. Меня обступила темнота… Я не смогла убежать, не смогла…
Кто-то настойчиво щекотал меня и пыхтел на ухо. Ой-ой, опять щекотно. Открыв глаза, я увидела мордочку Никари, которая пыталась меня разбудить.
– Доброе утро, моя курочка, – пропела она. – А если бы ты продолжила дрыхнуть, солнышко поднялось бы еще выше, добралось бы до тебя, и проснулась бы ты курочкой-гриль. Разве тебе не говорили, что солнечные ожоги у вампиров появляются быстрее и исцеляются дольше обычных?
– Говорили, – ответила я собаке, сонно потирая глаза и все еще находясь под впечатлением от сна.
– Ну а чего же ты здесь тогда разлеглась, как цыпленок табака на сковородочке? – задала вопрос Никари, забравшись ко мне на колени.
– Я читала книгу, сидя под деревом, и уснула. Вообще странно, мне вроде бы не хотелось спать.
– В следующий раз, если возникнет желание почитать на свежем воздухе, выйди на террасу, – дала совет Никари. – А если захочется в сад, то хотя бы покрывало на ветки накинь, чтобы от солнца прикрыться. Ладно, – спустившись с моих рук, животное смешно потянулось, – пойдем завтракать, спящая красавица. Ариадна уже успела пирог с сыром испечь. Ее пироги – это шедевр, пойдем скорей.
И я, подняв книгу, за чтением которой меня настиг сон, направилась вслед за Никари, на ходу обдумывая, что бы этот самый сон мог значить.
За завтраком мы обсудили планы на день, которых снова был вагон и маленькая тележка: заехать за паспортом, потом на примерку первой партии готовых платьев и затем вместе с мамой посетить храм Луны и Солнца. Мне было безумно интересно увидеть воочию храм, о котором я читала вчера вечером. Особенно мне запомнилась красивая и романтичная легенда о любви богов Ар-Лиинн и Аш-Таара.
– Мне очень хочется сегодня вечером устроить праздничный ужин в честь воссоединения нашей семьи, – завела мама разговор, разрезая пирог на равные кусочки. – Мы с Ардом планируем пригласить его братьев и самых близких друзей. Если у тебя есть желание, можешь позвать своих подруг с родителями.
– Конечно, я хочу!
Идея провести очередной вечер в приятной компании с подругами привела меня в восторг. А вот о своем жутком сновидении я решила промолчать. Совсем не хотелось портить такое прекрасное, уютное утро воспоминаниями об увиденном во сне. Но Мариусу, наверное, все же стоит рассказать.
– Нужно написать им письма. Пап, поможешь? – обратилась я к нему, на что он согласно кивнул.
Ох, я сказала слово «папа» вслух! Даже самой в это не верится! Судя по довольному виду Ардайла, такое обращение ему нравилось. Все эти годы, помимо отсутствия мамы в моей жизни, мне очень не хватало рядом человека, который действительно мог бы не только называться папой, но и быть им на деле. Пока что я называла Ардайла папой скорее из чувства благодарности за его доброту. Само осознание и глубинное принятие того смысла, что вкладывается в это слово, до меня еще не доходило. Трудно ведь за такой короткий промежуток времени привыкнуть к тому, от чего когда-то болезненно отвыкала. В отличие от кровного отца, приемный оказался совсем другим в обращении со мной – чутким, внимательным, заботливым, но при этом ненавязчивым. После холодного равнодушия и отчуждения это действовало на меня, как целебный бальзам на застарелые раны.
Кое-что я вчера запомнила из того, что успела изучить, включая местный алфавит, слова и даже некоторые фразы. Отменная память вампира и долгое отсутствие усталости весьма помогали в учебе. До недавних пор я практически все свободное время посвящала урокам и самообразованию, заполняя знаниями пустоту в душе и одиночество. Сейчас мне просто необходимо было выжать из себя максимум, чтобы как можно скорее и органичнее влиться в эсфирское общество.
– Кстати говоря, ругательства у нас тут в ходу русские, – заметил папа, когда мы писали пригласительные записки на ужин. Но не современные, а с оттенком ретро. Кроме «трэйш деррахт». Это уже местное наречие и приравнивается к матерным выражениям. Ну это так, информация для общего развития, – делано равнодушным тоном произнес он, пытаясь скрыть улыбку.
– Спасибо, запомнила.
– Ты достаточно быстро запоминаешь язык и произношение.
– Наверное, мне помогает знание итальянского, которому меня обучила бабушка.
– Или у тебя просто большие способности в области изучения языков.
– Может быть, – пожала я плечами. – А что насчет троллей и драконов? Они что, здесь действительно обитают? Ты как-то пару раз упоминал какую-то драконову тучу и посылал кого-то в утреннем письме к троллям.
Папа хохотнул в кулак.
– Это все устойчивые выражения. Когда-то очень давно небольшая драконья диаспора жила на Эсфире, но это было еще до очередного возрождения Адаила. А потом, увы, он начисто вырезал всю эту расу на нашей планете. Никто так и не понял, отчего демон питал к драконам особую неприязнь, но факт остается фактом – с тех пор на Эсфир драконы ни ногой. Видимо, страх остался у них на генетическом уровне. Но драконы прекрасно живут в других мирах. А что до троллей, так это мифические маленькие такие зеленые человекоподобные существа, якобы живущие в отдаленных от людей местах. Считается, что они очень вредные и пакостные, и, если забрести нечаянно на их территорию, могут подстроить так, что путник заблудится.
– А животные здесь такие же, как на Земле? – уточнила я.
– Да, – коротко ответил папа. – Только некоторые ее представители еще и болтливы, но это уже по нашей воле.
– Кстати, я тут проштудировала учебник по истории Эсфира. Бегло, конечно, может, что-то пропустила, но у меня вопрос – а что насчет войн? Кроме тех, что были развязаны демоном? Что-то я не нашла упоминаний ни о каких вооруженных конфликтах.
– Их и не было, – прозвучал ответ совершенно будничным тоном.
– Как не было? – удивилась я совершенно искренне. – За всю историю существования цивилизации магов на этой планете? Да как такое может быть!
– Может, – с улыбкой заверил меня папа.
– Божественный уровень пацифизма, – заметила я.
– Все дело в представлении эсфирян об устройстве мира, – пустился папа в объяснения. – Начнем с того, что в нашей главной религиозной книге «Священные послания богов» говорится о том, что земли каждой из империй были в равной степени поделены еще на заре создания миров самим Демиургом. Он же определил границы государств. Воля самого создателя этого мира незыблема. Покуситься на нее – значит вступить с ним в спор и накликать на себя его гнев. Кто знает, чем может обернуться гнев высшей божественной сущности? Проверять это на своей шкуре никому не хочется, мы, эсфиряне, очень религиозны, и спорить с волей Демиурга в голову никому не придет. И наконец, главный момент в нашем мышлении состоит в том, что мы воспринимаем эту планету как свой дом, у которого есть душа и память. Эта душа видит нас – наши помыслы, эмоции, поступки – насквозь и, получая все это от нас, запоминает, возвращая затем бумерангом ровно то, что получила. Задумайся, что же ты получишь от души этой планеты, оскверняя ее убийствами и чьей-то безвинно пролитой кровью?
– Эми, Ард, поторапливайтесь, нам еще нужно время на сборы, а дел у нас невпроворот, – сообщила мама, молниеносно пролетев мимо нас с ворохом шляпок.
– Ну неужели за все годы не нашлось ни одного среди эсфирян, который поступился бы этими принципами? – не унималась я.
– Да было несколько случаев, – ответил папа. – Но этих зачинщиков неизбежно ждала виселица, затем обезглавливание и всеобщий позор. Есть у нас в Уголовном уложении статья такая – за покушение на гармонию души мира. И наказание за ее нарушение – смертная казнь. Для тебя, выросшей на Земле, это все звучит как небылицы, а мы здесь всерьез верим в то, что, позволив однажды случиться войне, мы запустим на собственной планете программу самоуничтожения. Душа планеты просто сойдет с ума и пожелает избавиться от тех, кто погрузил ее в пучину страданий. Неужели война стоит этого?
В ответ я лишь молча помотала головой.
– Порой, когда до меня доходят новости с Земли, где одни люди, взяв в руки оружие, убивают других, причем мирных и безоружных, я задаюсь вопросом – как эти убийцы спокойно ходят потом по родной планете? Как земляне не боятся того, что однажды Земля просто сойдет с ума и сбросит весь род человеческий с себя как паразитов? Неужели природные катаклизмы, влекущие многочисленные смерти, ни о чем им не говорят? Это же боль Земли, ее плач, ее крик… Неужели там люди настолько глухи к сигналам и мольбам души своей планеты?
– Выходит, что глухи, – ответила я.
– Ты даже не представляешь, с каким ужасом не так уж и много лет назад эсфиряне наблюдали за тем, как зарождался и рос фашизм в земной Европе! Нам казалось немыслимым, что группа людей может взять на себя роль вершителей судеб всего человечества и решать, кому жить, а кому умереть. Это же дикость! Черт с ним, с Адаилом, в этом и есть вся его гнилая суть, но сколько у его идей оказалось сторонников! Если когда-нибудь это снова повторится и не найдется ни одного человека, который бы этому воспротивился… Тогда я точно решу, что Земля катится в пропасть…