– Мариус, он кого-то ранил?
Мне было даже подумать страшно, что мой кровный отец мог кого-то покалечить. О том, что огнестрельные раны не могут убить таких, как мы, в этот момент забылось.
– Ранил, конечно, – ответил Мариус. – Но что для вампира или оборотня пули? Так. Временное неудобство. Я уловил момент, пока он перестал палить по нам, и сказал, что его драгоценная супруга убита. Мне казалось, что это его огорошит, собьет с него желание сопротивляться, и мы тогда его схватим без борьбы. А он взял и выстрелил себе в голову.
– Что-о?
Меня словно ударили, и я не в силах была даже сделать вдох, потрясенная услышанным. Я ожидала чего угодно, но только не того, что мой кровный отец, узнав о смерти Антарес, решит уйти следом. Это что же, такая сильная любовь?
Оказалось, последний вопрос был произнесен мной вслух.
– Или больная зависимость от человека, – ответил Мариус на мой вопрос, не переставая гладить меня по руке. – А может быть, и любовь. Она ведь разная бывает. Не только чистая и светлая. Может, ты удивишься, но моральные уроды тоже любят. По-своему, но любят. Так же уродливо и извращенно, ибо любовь – она как отражение той души, в которой живет. В этом смысле Роберт и Анна – идеальная пара. Они нашли друг друга – два внутренне уродливых человека. Теперь ясно, почему он так быстро разочаровался в твоей матери. Она для него была слишком правильной. То ли дело твоя мачеха…
Кстати. Ее сестру, Лэссиль Шеари, удалось задержать пару часов спустя после смерти Роберта. Ее под стражей доставили прямо во дворец императора. Она, конечно, отпиралась до последнего, но зелье правды и маги-менталисты сделали свое дело. Лэссиль действительно помогала Анне. Такие дела на Эсфире правосудие решает скоро. На следующий день ее казнили на закате. Тела сестер предали огню без поминальной службы, а пепел развеяли. Таков в этих землях последний путь преступников…
Воцарилась пауза, пока я пыталась осмыслить сказанное.
– Алиора знала? Знала, что ее мать…
Я не договорила, замолчав, но Мариус меня понял.
– Ее вместе с матерью доставили во дворец. Там и проверили, так же как и Лэссиль. Обошлось только без зелья. Алиора заявила о готовности сотрудничать со следствием. Выяснилось, что она вообще не имела понятия о том, что натворила ее мать, и даже не знала, что сестра Лэссиль не кто иная, как дочь Адаила. Девушка была, мягко говоря, в ужасе. Кричала на нее: «Как ты могла пойти на такое! Откуда в тебе эта жестокость? Как можно желать смерти беззащитному ребенку!» Звучит, может быть, невероятно, но Алиора, несмотря на свой характер, оказалась лучше своей матери.
– Если б эта мать ее не унижала, Алиора выросла бы нормальной, – пробормотала я, но Мариус меня услышал.
– Эми, ребенок должен расти в любви. Ты ведь сама это знаешь. Нам всем нужна любовь. У Алиоры ее не было. Даже в лице бабушек и дедушек по той причине, что их нет. Может быть, это ее окончательно и навсегда сломало. А может быть, и нет, и еще есть шанс на то, что она сможет оправиться от потрясений и изменить свою жизнь к лучшему, как и свое поведение.
– Теперь, когда мне известно, почему она вредная, я не так уже и злюсь на нее. Мне даже ее жаль, – призналась я жениху.
– Просто у тебя очень добрая и чуткая душа, любовь моя, – сказал Мариус тихо, почти перейдя на шепот, и потянулся к моим губам.
Лизнул верхнюю, нежно потянул нижнюю… От его неторопливого поцелуя по телу прокатилась волна тепла и на сердце стало чуточку спокойней.
– Со мной тут все время кто-то дежурил, что ли? – спросила я у него.
– Да. Постоянно. Этого не требовалось по факту, но мы не хотели оставлять тебя одну.
От этих слов в душе распускались цветы.
– Мариус! Я вас всех так люблю! Каждого по-своему. Вы – вся моя жизнь.
– Твои чувства взаимны, душа моя. Давай-ка собираться. Пойдем знакомиться с твоими родными. Они сейчас твою маму из объятий не выпускают.
Молниеносно вскочив с кровати, я направилась в ванную.
– Какое платье ты желаешь надеть сейчас? – послышался голос моего жениха из спальни.
– Достань, пожалуйста, винное с кружевным корсажем.
Когда я вышла из ванной, платье уже ждало меня на спинке кресла, где сидел Мариус.
– Тебе помочь одеться? – спросил он таким тоном, словно мечтал меня вовсе не одеть.
Мое тело мгновенно откликнулось на этот особый тон голоса, от которого у меня всегда возникали мурашки. Огонек возбуждения вспыхнул и согрел низ живота, но я старательно делала вид, что ничего не происходит.
– Спасибо, справлюсь сама. Здесь застежки по бокам.
Мой голос при этом прозвучал крайне неубедительно.
– Ну, тогда я с превеликим удовольствием понаблюдаю, – вкрадчиво промолвил Мариус своим фирменным бархатным баритоном, что всегда приводил меня в трепет. – Не забудь про чулки…
– Обязательно. Благодарю, что напомнил о них.
Я старалась сдерживать улыбку и гнать от себя соблазнительные и греховные мысли, сохраняя предельно невозмутимое лицо.
В глубине его глаз полыхнул огонь:
– Тебе точно не нужна моя помощь?
– В надевании чулок? Не-ет. Если я ее попрошу, то мы точно здесь задержимся. И надолго. А нас уже ждут.
– Поверь, там есть о чем поговорить. Лишних полчаса никто не заметит. И долгие сборы с утра для леди вполне простительны, – заметил Мариус, окинув меня голодным взглядом, пока я осторожно надевала чулки, попутно ища пояс от них.
– Ты что-то потеряла? – спросил он, хитро прищурившись.
– Да. Пояс от чулок.
– Этот, что ли? – тоном святой невинности уточнил он, и, обернувшись, я увидела в его пальцах тот самый кружевной кусочек ткани, служивший поясом к чулкам.
– Именно, он самый, – подтвердила я и подошла забрать пояс, да не тут-то было!
Мариус резко убрал руку в сторону и другой притянул меня к себе.
Я упала в его объятия, не особо этому сопротивляясь. За двое суток, что находилась во сне, я безумно по нему истосковалась. Его руки жадно блуждали по моему телу, разжигали мою страсть, вызывая самые бесстыдные мысли и заставляя меня сгорать от порочного желания. Мариус был тем самым огнем, зажигающим меня. Он сгреб мои волосы в кулак и слегка потянул вниз, побуждая открыть ему шею для ласк.
– Эмилия, я не могу! Не могу на тебя спокойно смотреть, – горячо шептал Мариус, отчаянно целуя мое лицо, губы, шею и спускаясь к ключицам. – Ты сводишь меня с ума! Ты такая ароматная, такая манящая, сладкая… Хочу тебя, хочу!
– Честное слово, я не специально! – шепотом оправдывалась я, охотно принимая его ласки. – Оно само как-то получается. Я просто одевалась!
Его рука, скользя по моей ноге от лодыжки до бедра, собрала складками ткань юбки и проникла под белье между бедер.
– Ох, Мариус! – выдохнула ему в губы.
В один миг мы оказались на кровати и тут же принялись наскоро избавлять друг друга от одежды. Его можжевеловый аромат сладко кружил голову. Меня вновь обуревало желание касаться его обнаженной кожи и восторженно замирать от его ответных прикосновений. Сейчас Мариус не сдерживал своих эмоций, поддавшись им. Такой желанный и такой близкий. Его ласки и касания были рваными, хаотичными и властными, словно сейчас он потерял контроль, и от этого еще более будоражащими. Мариус накрыл меня своим телом, и я, ощутив эту вожделенную тяжесть, испытала ни с чем не сравнимое блаженство. Вдох и выдох. Плавный толчок. Мой стон. И новый сильный толчок в моем теле. Я выгнулась ему навстречу, закинув ноги ему на бедра и подставляя себя под его жадные ласки.
Горячие влажные губы Мариуса сомкнулись вокруг навершия моей груди, и я вскрикнула от острого, невыносимого наслаждения. Он овладел мной с каким-то невероятным исступлением, граничащим с безумным отчаянием, двигался резко и жестко, облизывая и покусывая мою кожу, осыпая поцелуями, на которые я с наслаждением отвечала. Я страстно желала отдать ему в ответ такую же бездну любви, какую получала от него каждый раз, когда мы занимались любовью. Наши сердца бились в унисон. Движения, чувства, дыхание были едины для нас двоих. Жаркие, тесные объятия, томительные ласки, доводящие до умопомрачения, его горящие желанием глаза и откровенные признания, идущие из самого сердца…
– Я никогда тебя не предам, – сказал Мариус, застегивая на мне другое платье и прижавшись губами к плечу.
Теперь цвета ультрамарин, потому что винное, как выяснилось, пострадало от нашей безудержной страсти – корсаж оказался разорван. Мы даже не помнили, в какой момент это случилось, будучи слишком поглощенными друг другом.
– Это серьезное обещание, Мариус, учитывая наше бессмертие.
– Я не даю пустых обещаний и не бросаю слов на ветер. Никогда, – последовал его ответ. – Или ты сомневаешься во мне?
Он развернул меня лицом к себе, держа за плечи и внимательно глядя прямо в глаза.
– Нет, не сомневаюсь. Я тебе верю, – промолвила я, и на его лице появилась улыбка.
Мне захотелось его обнять, вновь окунувшись в облако можжевелового аромата, и я не стала отказывать себе в этом удовольствии.
– Ну что, пойдем знакомиться с твоими новоприобретенными родственниками?
Я радостно кивнула. Он подал мне руку, и вместе мы направились в гостиную, где меня ожидали родные объятия, способные залечить даже самые старые душевные раны.
Йоль был единственным сезонным праздником, который длился в империи целых две недели. Погостив у Альрика еще пару дней, мы отправились в поместье дедушки и бабушки в княжество Ларинтейль. Визит Вальгарду пообещали нанести в ближайшие свободные выходные после Йоля. Услышав всю нашу историю от начала и до конца, мужчина остался под впечатлением. А спустя всего сутки после происшествия по всей империи, а затем и во всем Эсфире газеты взорвались заголовками о разоблаченной и убитой темной колдунье, на поверку оказавшейся дочерью демона войны. Не обошли вниманием газетчики и ее сестрицу – Лэссиль Шеари, не забыв при этом заметить, что ее дочь Алиора не имеет никакого отношения к преступлениям матери. Стоило отдать должное чувству гуманности эсфирян.