ник и две чайные чашки.
– Ох, все! Больше эклеров в меня уже не влезет, – шумно выдыхает Лида, в шутку похлопав себя по животу.
– А я, пожалуй, еще один съем, – и я потянулась за очередным эклером с моим любимым заварным кремом.
– Тебе можно, ты вон какая высокая и стройная, как настоящая артистка, – парировала Лида. – Кстати, как отец отреагировал на новость, что ты не в его родной институт поступаешь, а в институт культуры? Не ругался?
– Нет, – я отрицательно покачала головой. – Он никогда меня не ругал. Сказал, что если я готова идти к своей мечте, то стоит попробовать. Лид, а представляешь, если у меня действительно получится? Вот выучусь, соберу ансамбль и буду колесить по стране с гастролями, как Клавдия Шульженко!
Резво вскочив из-за стола, я подбежала к открытому пианино и, смеясь, заиграла вступление к одной из песен любимой артистки нашей семьи. Пока я пела, аккомпанируя самой себе, Лида танцевала, изящно раскинув руки, и наш смех, наверное, был слышен из открытого окна на весь двор. Мы наслаждались весельем, предвкушая скорую свадьбу Лиды и Коли.
– Мама сошьет тебе самое красивое платье во всем Ленинграде! – заверила я будущую невестку. – Ни у одной невесты такого не будет, вот увидишь! С кружевом!
– И фату обязательно! Длинную, – мечтательно вздохнула Лидия.
– Вот такую, – заявила я и в шутку приложила к Лидиной прическе длинный кусок белого тюля, отложенного мамой на шторы.
Лида деловито посмотрела на себя в зеркало. Открылась входная дверь, впуская маму с папой.
– О, Лида, здравствуй, дорогая! Шурочка, включи, пожалуйста, скорее радио, – попросил отец прямо с порога. – Там сейчас какое-то важное сообщение объявлять будут. На улице люди уже собираются около репродукторов.
Я подошла к радиоприемнику и включила его в розетку. Тревога, все это время молчавшая в груди, вновь напомнила о себе, сжав сердце холодными тисками. Из приемника раздалось характерное шипение. Папа стал искать нужную радиоволну.
– А про что сообщение-то? Что случилось? – спросила Лида, обращаясь к маме.
– Кто ж его знает, Лидочка, сейчас услышим, – пожала мама плечами.
– Душно как-то, – промолвила Лида и подошла к окну.
Тут же раздался ее тихий вскрик – на подоконник со стороны улицы сел большой угольно-черный ворон.
Мне показалось, что я забыла, как дышать. Кровь гулко стучала в висках.
– А ну, кыш отсюда! – прикрикнула на него Лида, на что ворон только громко каркнул, не спеша никуда улетать, и мне почудился в этом карканье злорадный смех. – Кыш отсюда, я сказала! – снова шикнула на него девушка.
– Ты посмотри, какая наглая птица! – воскликнула мама. – Не прогонишь прям. Голодный он, что ли?
– Ага. Эклеры наши на столе увидел и понял, что проголодался, – пошутил папа.
Из радиоприемника послышался сигнал. Я ощутила, как по телу разливается необъяснимый страх, вытесняя собой надежду и ликование, что переполняли меня еще минуту назад. Папа сделал громче звук и прикрыл окно, за которым так и сидел ворон, пугая меня одним своим видом. Или меня пугал не ворон, а смутное предчувствие, что надвигается нечто страшное, а ворон – это всего лишь мрачное предвестие? Мама что-то тихо сказала папе, и он коротко хохотнул.
В тот миг нам всем казалось, что впереди целое лето. Да что там лето! Целая жизнь! А сколько было планов и ожиданий! Мое поступление, свадьба старшего брата, мамин юбилей! И лишь какие-то секунды отделяли нас от страшного известия. От горького и подчас невыносимого знания, что прежняя наша жизнь теперь безвозвратно рухнула. Навсегда… Все самое светлое, что ожидало нашу семью впереди, как свет маяка, навеки погасло.
«Внимание, говорит Москва. Передаем важное правительственное сообщение…»
– А ну-ка, цыц, сороки! – шикнул папа на маму с Лидой. – Слушайте, что говорят!
«Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление: сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территорий.
Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством…»
Дыхание застыло на полпути в сдавленном спазмом горле, и внутри меня все словно оборвалось. Я переглянулась с мамой, увидев в ее глазах безбрежный ужас. Лида, онемев, смотрела на радио, не моргая. Нет, нет, нет, пожалуйста, пусть это окажется страшным сном!
А радио продолжало упрямо вещать, вбивая в землю неотвратимой реальностью: «Началась Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков…»
Мама сдавленно всхлипнула. Я же еле дышала, будучи не в силах даже слово вымолвить, слушая радио и все еще не веря до конца… Пожалуйста, разбудите меня, разбудите, разбудите!
Картинку вмиг заволокло черным вязким туманом. До меня лишь словно издалека доносился приглушенный отчаянный плач, больше похожий на вой, и чьи-то слова, которых я уже не разобрала. Очнулась я, все так же глядя на себя в отражении воды в чаше и тяжело дыша.
– Ну что, что вы там увидели? – нетерпеливо переминаясь около меня с лапки на лапку, спросила Лорин.
– Давайте, девочки, не томите! – поддержала ее Сандра.
А я даже не знала, что мне сказать. В голове звенела пустота, которая сразу начала заполняться миллионом вопросов. А мы надеялись получить ответы…
– С ума сойти! Вы поняли, что это сейчас было? – пораженно промолвила Марьяна, заторможенно посмотрев на нас.
– Видение из прошлого это было, судя по всему, – пояснила я. – И весьма тяжелого прошлого.
– Только вот чье это прошлое? – задалась вопросом Марьяна.
Повисло тягостное молчание. Наш зоопарк, проникнувшись напряженной обстановкой, тоже молчал.
– Но это же не ты была в видении, так ведь? – спросила у меня Эми. – Или кто это был…
– Если только в прошлой жизни, – подумала я вслух. – Но мы не помним своих прошлых жизней, не можем их увидеть. Значит, это все-таки не я.
– А выглядела эта Шурочка, как ты. Просто один в один. Одежда и прическа не в счет, – заметила Эмилия. – Слушай, а у тебя точно нет родственниц на Земле? Быть может, ты видишь прошлое кого-то из них? У меня такое было, когда я узрела знакомство мамы с моим кровным папашей, и тогда, только это было во сне, я все видела от лица мамы.
– А это разумная мысль, – заметила Бастет.
Я принялась рассуждать вслух. Это всегда помогало мне привести мысли в порядок.
– Моя прапрабабушка родом из Норвегии, и вполне возможно, что какая-то дальняя неизвестная нам родня осталась там. И те видения с пристанью и кораблем-драккаром подходят под это место. И, честно говоря, мне казалось, что сейчас мы снова увидим какой-то эпизод оттуда. А увидели начало войны, которую демон этот проклятый на Земле развязал в земном сорок первом году. Я не знаю, почему вижу все это, но уверена, что видения связаны между собой. Только вот остается открытым вопрос, почему я все это вижу. Мы ведь с вами понимаем, что это неспроста.
– Неспроста, – согласились со мной подруги.
– Милые леди, – вкрадчиво заговорила Сандра. – Я дико извиняюсь, что прерываю вашу любопытнейшую дискуссию, но вы уже должны садиться в экипаж до театра.
– Ой, мамочки! Точно! – спохватились мы, и уже через минуту бежали к повозке, которая ждала нас.
Пока экипаж мчал по улицам Альтарры на пути в театр, мне то и дело попадались на глаза ярко-красные листовки, с которых смотрела знакомая мне шатенка с серо-карими глазами. Латиара. При воспоминании о ней сердце затягивала тоска и страх перед неизвестностью. Куда она пропала и почему? Эти вопросы так и остались неразгаданными. Ни улик. Ни зацепок. Ничего. И никого.
– Она ведь очень сильный маг и оракул, – произнесла Марьяна, будто отвечая на мои мысли. – А что, если это и стало причиной ее исчезновения? Честно говоря, я в шоке. Нечасто на Эсфире такое случается. Кому она понадобилась и зачем…
– Как это странно, – подумала я вслух.
– Ты права, и меня это очень беспокоит, – тихо промолвила Эмилия.
– Главное в этой ситуации – сохранять ясность ума и не поддаваться паническим настроениям, – изрекла Марьяна, и мы с ней согласились.
Паника никогда еще не была полезной. В театре мы едва успели выйти на сцену для репетиции, как нас завертело в урагане танцев и песен, где за легкостью, изяществом и беспечной улыбкой скрывалась упорная работа и отточенное мастерство. Все посторонние мысли тут же вылетели из головы. Одна из главных заповедей успешного артиста – единение таланта и трудолюбия. Вот он – ключ к покорению театральной сцены, о которой я грезила с детства.
Когда мы вернулись в гримерную, мой кристаллофон, лежавший в сумочке, заливался на все лады. На экране светились координаты Эрика и значок сообщения.
«Привет! Я буду ждать тебя у главных ворот театра. А потом… Как ты относишься к морским прогулкам?» – гласило сообщение.
«Скоро освобожусь. Морские прогулки – моя любовь», – ответила я.
Почему-то я была уверена, что сейчас, читая мое сообщение, он улыбается своей особенной, загадочной и чуть нахальной улыбкой.
– Ты что, и впрямь собралась губы красить? – изумленно прошептала Эмилия, глядя на тюбик с яркой помадой в моей руке.
– Нет, просто в сумочку вещи складываю.
– Вот и правильно! – подмигнула мне Марьяна. – Кто ж на свидание губы-то красит?