Соленый хлеб и сладкое вино как знак печали и радости, которые мы поклялись делить поровну, хотя Эрик все же постарался откусить большую часть лепешки, чем вызвал во мне волну нежности к нему. Всеобщая молитва о мире, любви и гармонии, вознесенная Богам нами и нашими близкими в священный час заката, пока его багряные отблески подсвечивали темнеющий небосвод. Все это словно убаюкивало мою надколотую когда-то душу и успокаивало ее, собирая меня по осколкам. Эрик практически не сводил с меня влюбленного взгляда, и в его искрящихся нежностью и безмолвной лаской глазах было столько одухотворения и ликования, что я впервые за несколько недель ощутила, как меня отпускает внутреннее напряжение, что застыло во мне, словно сжатая ледяная спираль, не давая вздохнуть в полную силу. В перерывах между молитвами Эрик наклонил голову ко мне и прошептал:
– Ты в этих одеждах напоминаешь мне яблоневый цвет в северных краях Эсфира, на который по весне небо уронило снег. Такая нежная, благоухающая и цветущая под белым покровом. Я не устаю благодарить Священный Союз за этот шанс для нас двоих.
Я посмотрела в его глаза, похожие на серо-голубой лед озера, пронизанный солнечным светом, и от его обволакивающего взгляда к моим щекам прилил румянец. Улыбнувшись ему в ответ, я подняла глаза к стеклянному потолку, через который в храм заглядывало февральское вечернее небо, на котором загорались первые звезды. Последние звуки молитвенных напевов вознеслись ввысь, где им откликался нарастающий серебряный колокольный голос.
– Как насчет портального путешествия в город на Неве, где я провел сотни лет в ожидании нашей встречи? – предложил мне Эрик на выходе из храма Солнца и Луны. – Все равно в империи сейчас тихо, никаких праздников и представлений нет, толком никуда не сходишь, и неизвестно, когда это кончится. Тем более на эти выходные наконец-то нет никаких планов.
– Я только за, – мне хотелось надеяться, что он не услышал и не обратил внимания на то, как быстрее забилось мое сердце при упоминании Северной столицы далекой от нас страны другого мира.
Я так ему и не сказала. Мои подруги знали, но обещали хранить молчание. Теперь мне было любопытно – екнет ли мое сердце эхом далекого узнавания, едва уловимым дежавю сквозь туман десятилетий, как только я увижу Петербург?
Глава 23Поцелуев мост
Утром следующего дня мы с Гердой вошли в окно портала, и спустя пять минут я уже разжигал с помощью магии камин, а она с любопытством оглядывалась, рассматривая убранство моих петербургских апартаментов.
– Уютно, – коротко резюмировала она. – Узнаю интерьер своего мужчины – дорого, красиво, но сдержанно, со вкусом и ничего лишнего.
– Эх, надо было купить дворец в стиле барокко и с интерьером «дорого-богато» с позолотой и вензелями. И чтоб санузел золотой, – сказал я в шутку, обняв ее сзади.
Герда, смеясь, откинулась на меня, глядя в окно, за которым по заснеженным петербургским улицам шествовал февраль.
– А что это за красивое здание там вдали? – поинтересовалась моя невеста, указывая на Мариинский театр.
– А там твои коллеги служат, – ответил я в шутку, пояснив затем, что это за здание.
– Красиво. И какой у нас план на сегодняшний день? – полюбопытствовала она.
– Увы, февраль – не лучшее время в Петербурге для уличных экскурсий, ибо погода тут в этот период – отдельный вид экстрима для южных красавиц. Однако сегодня нам крупно повезло – нет сильного ветра или метели. Этот город просто дышит историей, и здесь, чтобы ее коснуться, не обязательно куда-то далеко ехать. Сначала сходим на Поцелуев мост. Это первым делом. Осуществим мою давнюю мечту. А потом я покажу тебе Дворцовую площадь, где каждый камень помнит целые эпохи в жизни этой страны, а я помню все так, словно это было только вчера. Ты увидишь прекрасный Зимний дворец, а потом предлагаю посетить Эрмитаж. Вечером можем сходить на каток или в Мариинский театр. Стефан покупал два билета, но у них там с Олей срочные семейные дела появились на ее исторической родине в Новгороде.
– О, Эрмитаж! – воскликнула Герда с воодушевлением. – Да, я хочу его увидеть! Эмилия с таким восторгом рассказывала о нем после их с Мариусом путешествия в этот город год назад. Ну и не только о нем.
– Да, чтобы обойти все самые красивые и интересные места в Петербурге, простой смертной жизни не хватит, – усмехнулся я. – А у нас с тобой всего два дня. Этого катастрофически мало. Но ничего, у нас вся жизнь впереди.
– Ты любишь Петербург, да? – вдруг спросила она притихшим голосом.
– Люблю. Северная столица занимает особое место в моем сердце, – ответил я.
– Тебе, наверное, было грустно покидать этот красивый город, овеянный таинственностью?
– Как сказать… Я ведь уезжал в Альтарру, понимая, ради кого и чего покидаю Петербург. Моя душа летела твоей навстречу, я уже знал, что ты жива. Как я мог грустить?
В изумрудных глазах Герды стремительно промелькнуло что-то необъяснимое и эфемерное, словно призрак. Легкая тень, будто на секунду ее посетила грусть и тут же оставила. Но не успел я спросить причины этой мимолетной тоски, как моя невеста уже вновь задавала вопросы:
– А что за Поцелуев мост, о котором ты упоминал? На нем целуются, что ли?
– Ты попала прямо в яблочко, свет мой, – ответил я. – Здесь есть примета, что нельзя целоваться на мостах, поскольку все они – разводные, а целоваться на разводном мосту – к скорому расставанию. Поцелуев мост не разводной, а значит, если я поцелую тебя на этом мосту, мы больше никогда не расстанемся.
В ее глазах вспыхнули изумрудные искорки.
– Даже не представляла, что ты веришь в такие вещи, – улыбнулась Герда, задумчиво глядя на меня.
– В общем, я не могу назвать себя суеверным. Но если речь идет о самом дорогом для меня, то я начинаю верить во все.
– Эрик… Почему ты никому не рассказывал обо мне? Все эти годы.
– Некоторые все же знали кое-что, но без подробностей, – признался я.
– И почему же?
– Этот вопрос мне уже задавали. Я боялся, что если рассказать о своем заветном желании, то оно не сбудется.
– Значит, я была твоим заветным желанием? – она окинула меня взглядом. Что-то такое таилось в ее глазах, невысказанное и необъяснимое.
– Была и остаешься по сей день.
Не отрывая от меня взгляда, Герда обвила руками мою шею, потянувшись к губам. Ощутив совсем близко ее дыхание, я поймал ее выдох, и чуть не застонал от прилива возбуждения, когда теплый язычок Герды скользнул по моим губам. Руки Герды легко соскользнули мне на плечи, а сама она крепче прижалась ко мне, позволив в полной мере ощутить волнующую близость женственного, стройного тела, ставшего в моих объятиях податливым. Внутри меня разгорался пожар, грозивший сжечь к демоновой матери мой самоконтроль. Тело горит огнем, и сладостная тяжесть внизу живота становится настойчивой.
Ее проворные пальчики расстегнули две верхние пуговицы сначала на моем колете, а затем на рубашке. Не прекращая поцелуя, Герда легким прикосновением принялась выводить на моей коже невидимые узоры, запуская стайки мурашек, мигом пробудив трепетную дрожь в теле от обуявшего меня желания. Я оторвался от ее сладких губ и припал к нежной благоухающей коже в изгибе шеи, покрывая ее мелкими поцелуями, и тронул языком мочку ее ушка.
– Ты играешь с огнем, девочка моя. Ходишь по краю бездны, – прошептал ей.
Я зарылся лицом в ее распущенные волосы, хранящие аромат ее любимых цветов. Герда тихо хихикнула и судорожно вздохнула, когда я, расстегнув ворот платья, вновь принялся ласкать ее шею, спускаясь к ключицам.
– А мне нечего бояться, – сказала она тихо, охваченная сладостной дрожью от прикосновений моих губ. – Обряд совершен. Мы жених и невеста. Запретов больше нет.
Прекратив ее целовать, я посмотрел ей в глаза, в которых читались смелый призыв и чувственное томление.
– Говоришь, я хожу по краю бездны? – промолвила моя невеста с шальной улыбкой. – Тогда покажи мне, что там находится за этим краем! В самой пучине.
Больше слов мне не требовалось. Я и так уже сдерживал себя с огромным трудом, и сейчас можно было наконец-то дать волю желаниям, еще совсем недавно скованным запретом. Долгие годы, казавшиеся мне порой бесконечными, я считал себя вдовцом, коим и являлся, иногда довольствуясь случайными связями с женщинами. Я не запоминал их имен, представляя на их месте ту единственную, никогда не целовал, их лица рассыпались в моей памяти прахом уже на следующий день. Душа любимой крепко держала мое сердце в своих нежных руках, и даже спустя сотни лет я не познал ни толики любви или хотя бы симпатии к другой женщине. Такая привязанность могла бы показаться сумасшествием, но ни тогда, ни тем более сейчас я не пожалел о своей непоколебимой любви. Ведь кто знает, откажись я от нее, встретились бы мы теперь, спустя восемь столетий?
Вновь овладев ее губами, я обнял Герду и, найдя на ощупь шнуровку корсажа, наскоро принялся ее распускать. Мои движения нервные, дерганные. Мне не терпится коснуться обнаженной кожи и ощутить прикосновения Герды на себе, уничтожить те века, что, однажды разлучив, пролегли меж нами. Ослабив шнуровку, ловко расстегнул молнию на платье, и, когда оно упало на пол, моя невеста предстала передо мной в одном лишь тонком, словно паутина, нежно-розовом кружевном белье и чулках на поясе, едва не лишив меня дара речи своей ослепляющей красотой. На минуту я просто обомлел, жадно созерцая полную высокую грудь, узкий стан, округлые женственные бедра и длинные стройные ноги.
– Герда, ты просто божественно прекрасна! Я как будто соблазнил богиню!
Она же, загадочно улыбаясь в ответ, принялась торопливо избавлять меня от колета с рубашкой.
Слегка укусив кожу чуть пониже ключицы, она тут же провела по месту укуса кончиком языка, а внутри меня, разливаясь по венам жидким огнем, уже неистово горел пожар, совладать с которым в силах только она. Мы стояли около небольшого диванчика перед камином, и в следующую секунду, поняв друг друга без слов, уже оказались на нем. Я усадил Герду на колени лицом к себе. От невыносимого желания меня потряхивало, как в лихорадке. Лаская нежными прикосновениями ее спину, я нащупал застежку бюстгальтера и, обнажив Герду по пояс, обхватил губами нежную розовую вершину, потянул, облизал. Комнату огласил протяжный стон моей невесты. Мои руки сжали ее бедра. Наши губы вновь встретились в глубоком, порочном поцелуе. Ее руки то обвивали мою шею, то блуждали по плечам и груди, посылая по телу импульсы вожделения. Я с упоением вдыхал аромат ее кожи и разрывался между двумя противоречивыми чувствами: с одной стороны, меня распирало дикое, необузданное желание овладеть ею прямо сейчас, а с другой – я хотел растянуть этот момент, как особый сорт удовольствия, прочувствовать его всей душой и каждой клеточкой тела.