Невинность Герды склонила чашу весов ко второму варианту. Я постоянно напоминаю себе, что первая близость – не лучшее время для несдержанной страсти. У нас еще будет время для нее. Но как же сложно сдерживать себя, я словно горю в огне!
Миниатюрный диванчик нам показался мал. Мы окончательно избавились от оставшейся одежды и переместились на мягкий, пушистый ковер. Из-за нависших туч в городе царила пасмурная погода, отчего гостиную с задернутыми шторами окутал таинственный полумрак. Блики огня из камина рисуют тени на ее обнаженном теле, подчеркивают и обостряют его плавные, волнующие изгибы. Весь огромный мир для меня сжался до пределов гостиной, где мы самозабвенно и пылко предавались любви в объятиях друг друга. Позабыв обо всем, что происходит вокруг нас, мы погрузились с головой в пучину наслаждения, поправ все барьеры и смущение. Герда позабыла о стеснении и, оказавшись сверху, смело познавала мое тело, доводя меня своими прикосновениями до исступления. Мягкие девичьи губы и язык порхают по мне – по груди, плечам, шее… Она прикусывает кожу, проводит языком мучительно-медленно, и острое наслаждение пронзает тело насквозь. Судорожно дышу, вдыхаю воздух со свистом, еле удерживаю себя на краю бездны.
Нежные холеные руки гладят меня по груди, по напряженному животу и ниже. И еще ниже. Хочу! Невыносимо хочу ее! До спертого дыхания, до звездочек в глазах, до сладкой боли внизу живота! Она смотрит мне в глаза и осторожно касается своей мягкой ладонью моего напряженного естества. Вверх и вниз. Вверх и вниз. Ее дыхание касается моих губ. У меня темнеет в глазах, вместо крови в венах – огонь желания. Я так долго ждал ее, и вот она… Жива! Моя! Всецело моя и душой и телом! Таким соблазнительным телом! Сознание заволокло чувственным дурманом. Горящие страстью зеленые глаза, ее бесстыдные касания, сводящие меня с ума. Я выдыхаю:
– Герда… Не могу больше…
И переворачиваюсь, накрываю ее своим телом. Ее ладони на моей спине… Безумие, чистое безумие. Как же хорошо от простого прикосновения! Прижался ртом к ее шее, лизнул ямку у горла, потом ключицу. Обхватил губами твердую вершинку груди. Герда выгнулась подо мной. Демоны! Ее сладкие стоны безжалостно выжигают до тла мой самоконтроль, но я еще держусь. Хочу дарить ей наслаждение. Немыслимое! Видеть его в глазах Герды! С упоением исследую каждый сантиметр ее шелкового тела. Словно заново открываю ее для себя, вспоминаю, как же она великолепна! И в моей памяти наше короткое, но такое счастливое прошлое переплетается с чувственным и жарким настоящим. Снова ее ласкаю. Языком, губами. Не хочу упустить ни кусочка ее сладко пахнущего тела. Мне нужно все. Мне нужна вся она. Упругие полные грудки, сладкая ложбинка между ними, ребра, живот, белые бедра, изящные икры и жаркое лоно. Герда стонет, я крепко держу ее бедра. И мне нравится, до безумия нравится пытать ее удовольствием!
– Эрик! Забери мою невинность! Я хочу этого! Эрик! – прошептала она, глядя на меня с мольбой в затуманенных наслаждением глазах. – Давай убьем эти столетия между нами…
Я лизнул ее живот, розовое навершие груди. Наши тела так близки, между нами больше не осталось ни одежды, ни свободного пространства, ни даже воздуха! Только безграничное влечение и безумное вожделение. Герда, готовая меня принять, подалась вперед бедрами, крепко обнимая ногами мой торс.
«Нужно быть осторожным», – напомнил сам себе в сотый раз. Потому что боялся не сдержать себя, боялся слететь с катушек и причинить ей сильную боль. Прижался губами к ее шее, а потом поцеловал Герду, посасывая ее сладкие губы, втягивая то верхнюю, то нижнюю. Потянулся рукой к ее лону, гладя и лаская. Моя невеста застонала мне в губы и подалась вперед, желая углубить ласку. А я понял, что уже не могу. Хочу. Сейчас. Мы оба хотим.
Я устроился между ее бедер, нависая над ней. Моя плоть прижалась к ее плоти. Герда судорожно вздохнула. Стиснул зубы от острого желания, что уже разрывает меня на части. Рывком подался вперед, преодолев сопротивление девственной плоти, и проник в ее тело.
– Ай! – вскрикнула моя невеста, широко открыв удивленные глаза.
Ее пальцы вцепились в мои плечи.
В глазах потемнело, и я не сдержал хриплый стон. Это не передать словами! Во мне словно вспыхнула сверхновая звезда, и такая пьяная нега разлилась по телу от ощущения, как тесно и горячо в ней.
– Вот и все, моя услада. Самое болезненное осталось позади, – постарался я ее успокоить, осыпая поцелуями ее лицо, подсвеченное ярким румянцем, припухшие влажные губы, нежную шейку и постепенно спускаясь к груди.
Стоило мне вновь коснуться языком ее упругого навершия, как Герда судорожно вздохнула, кусая губы, заерзала подо мной.
– Тебе это нравится, не так ли? – спросил я.
– Да, – ответила она, прерывисто дыша.
Я вновь припал к ее груди и плавно, не торопясь, начал двигаться в ней, позволяя привыкнуть к новым, не изведанным ранее ощущениям.
Моя осторожность к невесте сыграла нам двоим на руку. Постепенно ее тело забыло о боли первого соития, Герда окончательно расслабилась. Теперь каждое мое движение вызывало в нас обоюдное томление и сладостный трепет. Время потеряло для нас значение, мы забыли обо всем, слившись воедино в древнем, как мир, танце двух сплетенных тел.
Темперамент девочки-зимы жаркий, как пламя огня. Она со стоном выгибается мне навстречу, умоляя не останавливаться, кусает губы, тянется ко мне за поцелуями, мечется в неистовом удовольствии, а ее руки хаотично бродят по моему телу, лаская обнаженную кожу – с плеч на спину и вниз, вдоль позвоночника до поясницы и ниже. Герда сжала пальцы на моих ягодицах, слегка царапнув ноготками, вырывая из меня хриплый возглас, и тело окатило огненной волной удовольствия. Я сильнее толкнулся в ее тело, резче, яростей! Удары в ее бедра, снова и снова, ее громкие стоны, наше шумное дыхание, мои хриплые частые вздохи и стоны, больше похожие на звериный рык. И время, будто застывшее для нас двоих.
И снова удар в ее бедра, и снова до упора, шальной бесстыдный поцелуй и сплетение языков, пьянящий аромат ее разгоряченной кожи. Удовольствие нарастает, выворачивает наизнанку, плавит разум. Тишину гостиной нарушил ее громкий, судорожный вздох, переходящий в стон. Ноги Герды еще крепче обхватили меня, пока ее тело сотрясала мелкая дрожь экстаза. Я прижал ее к себе, замедлился. Герда затихла, обмякла в моих объятиях, и я вновь задвигался в ней. Сильно, еще сильней, резче! Так сладко! Так хорошо! Только с ней так хорошо, что просто невыносимо!
– Герда! – выдохнул около ее виска, и тело скрутило волнами сладких спазмов.
Мир лопнул, как стекло. Меня окатило жаром, затопило негой, за которой немедленно пришла разрядка. Сумасшедшая, всепоглощающая, невероятно сильная, до исступления и звездочек в глазах. Я все еще двигался в ее теле, умирая от взорвавшегося во мне наслаждения, расплескиваясь внутри нее.
Я улегся рядом с Гердой, все еще ощущая в теле отголоски нашей обоюдной страсти. Она тут же прильнула ко мне, закинув на меня ногу. Ласково огладив ее бедро, я потянулся к ее лицу и убрал с влажного лба платиновую прядку.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил я у нее.
– Словно парю в облаках. Мне так хорошо! – ответила она мурлыкающим голосом и тут же, слегка нахмурив брови, посмотрела на меня: – Эрик, только скажи честно, тебе понравилось со мной?
– Что за вопросы, Герда? – удивился я. – Это было прекрасно! Даже не думай ничего дурного! Я самый счастливый бессмертный в обоих мирах! Но нам, пожалуй, стоит выбраться на прогулку, иначе застрянем дома на весь день, – шутливо поддразнил я Герду.
На подходе к Поцелуеву мосту я ощутил прилив небывалого волнения и эйфорию. Совсем недавно, всего лишь несколько месяцев назад, я стоял на нем во власти черной тоски и безбрежной скорби, втайне ото всех теша себя мечтой, что когда-нибудь окажусь здесь вместе со своей возлюбленной ради того самого поцелуя, за которым сюда приходят все влюбленные пары.
– Этот мост так назван, потому что здесь обязательно нужно было целоваться? – спросила у меня Герда.
– Не совсем. Его изначальная история с поцелуями не связана, – принялся я за рассказ. – Изначально никакого моста не было, а на его месте находилась самая обычная переправа через реку Мойку. Потом, в начале восемнадцатого века, здесь появился подъемный деревянный мост, который называли Цветным, потому что его время от времени приходилось красить. И только с тысяча восемьсот шестнадцатого года здесь появился арочный однопролетный чугунный мост, к которому вскоре пристало название Поцелуев.
– А почему? – заинтересованно спросила Герда.
– А тут уже несколько версий, – ответил я. – Самая прозаичная гласит, что мост получил свое название по фамилии купца Никифора Поцелуева, державшего питейное заведение «Поцелуй» на углу Никольской улицы, по которой мы с тобой сейчас идем. Только теперь эта улица носит название Глинки, в честь русского композитора. Другая же версия предполагает, что раньше, когда граница города проходила в районе Мойки, на этом месте прощались с теми, кто покидал Санкт-Петербург. А еще этот мост ведет прямо к воротам Гвардейского Флотского экипажа, и некоторые считают, что Поцелуевым мост назвали потому, что здесь моряки целовали на прощание своих возлюбленных. Здесь же целовались с родными арестанты перед отправкой в тюрьму, которая располагалась у пересечения Крюкова канала и реки Мойки во-он там, – я показал ей рукой в сторону расположения бывшей тюрьмы. – Потом появилось поверье, что если влюбленные поцелуются при переходе через этот мост, то никогда не расстанутся. И еще одна городская легенда утверждает, что Поцелуев мост издавна был местом встреч влюбленных, вынужденных скрывать свои чувства.
– И в какую из этих версий веришь ты? – поинтересовалась она.
Я коротко хохотнул:
– Во все. Как и в то, что, поцеловав тебя на этом мосту, уже никогда не потеряю. Знаешь, что есть общего у смертных и бессмертных?
– Что же? – с любопытством спросила она, внимательно глядя на меня.